Что хочет автор. Литературные конкурсы

Венди лишь пожала плечами. Что сказать в ответ? Устроить скандал? Раскричаться или расплакаться? На Рому женские слёзы не действуют. Он только глянет холодновато да поморщится, а вся его виноватость улетучится. То было вчера...

А сегодня, сидя над грязным бельём, она уговаривала себя не сходить с ума от беспочвенной ревности, не выискивать следы мужниного преступления - всё это ниже её достоинства. Она уже хотела, было, решительно встать, когда, вдруг нашла их, знаки измены. На воротничке, да, да, ошибки быть не может, Венди заметила еле заметное, розовое пятно. Помада? Она наклонилась ещё ниже. И обостренным обонянием уловила ещё кое-что, тонкий, очень приятный, запах духов. Последний кусочек мозаики встал на свое место в сложившейся картине подозрений. До сих пор Венди лишь чуяла ускользающую недосказанность в их отношениях. Теперь она была убеждена.

...Трещина в отношениях возникла вскоре после того, как они переехали в новый район, а Рома, в связи с переездом, поменял работу. Раньше всё без исключения в ней было хорошо. Всё то же теперь стало плохо: как готовила, как любила, ходила, одевалась, красилась и воспитывала детей... Всегда неожиданная, какая-то виноватая, но и кратковременная мягкость мужа пугала не меньше, чем отчуждённый, оценивающий взгляд - будто изучал он её, измерял линейкой, размеченной на придирчивый лад, сравнивая... с кем? Роман стал чужим.

Переезд. Да, все началось с него. Дело в том, что суммой, дающей право на свой домик в городе, они не располагали, и так пришлось влезть в долги. А жить красиво хотелось сейчас. Вот и решились на переезд в застраивающийся отдаленный район. Да, далеко от родителей и больничной кассы, далеко от ресторанов и супермаркетов, кинотеатров и ночных клубов, но зато теперь у них есть свой дом с двориком, садом и зеленой травкой. За ту же цену в городе они бы приобрели, разве что, трехкомнатный скворечник на последнем этаже, в самом не престижном районе...

Здесь ещё не было ничего: ни школы, ни банка, ни магазинов, ни почты. Зато рядом начинался настоящий лес, и район обещал быть респектабельным. Дома — аккуратные двухэтажные коттеджики, и лишь кое-где башни многоэтажек — росли быстро.

Детей по утрам забирал автобус, чтобы увезти в школу. Муж уезжал на работу на старенькой, повидавшей все дороги "субару". Венди каждый день оставалась дома. Здесь негде было работать. В местном заповеднике были своя гостиница, несколько ресторанчиков, куча мелких лавчонок и зоопарк. Но люди нигде не требовались. А на автобусе до ближайшего городка добираться минут сорок. В час пик и того больше. Работать ей хотелось. Да и с деньгами было туговато, хотя Рома зарабатывал совсем неплохо для начинающего специалиста и скоро ожидал повышения...

Запах духов... Венди знала запахи почти всех их, поименно. До рождения второго ребёнка она работала в парфюмерном магазине. Но этот, чертовски притягательный, дорогой и опасный, ей был не знаком, и на мгновение повис над ней в воздухе удручающе яркий образ молодой, самоуверенной женщины в деловом черном костюме.

...Венди закинула бельё в стиральную машину и запустила её по полной программе. Прыгая поочерёдно то на одной, то на другой ноге, натянула джинсы. Застряла в лифчике, опрометчиво застегнув вначале пряжку и пытаясь натянуть его через голову. Майка, впопыхах схваченная с детской полки, скаталась на спине... Справившись с одеждой, она метнулась к зеркалу, подмазала небрежно губы, провела пару раз расчёской по светлым прядям волос и бросилась на кухню. Постояв в задумчивости секунду, перекрыла газ. Сорвала с вешалки сумочку и, с грохотом захлопнув за собой входную дверь, помчалась на автобусную остановку. У неё было 3 часа свободного времени до того, как вернутся дети...

...Венди ждала автобуса. 12 часов дня. Солнце. Незамутнённое облаками, раскаленное небо. Жара усиливала чувство одиночества, разрастающееся в душе быстро, как дурная трава. Венди казалось, что она одна не только на остановке или на этой шоссейной дороге, по которой проносятся пустые безликие автомобили, а ветер гонит брошенную кем-то и когда-то старую газету, казалось, что она одна на всей планете. Прошло всего-то пять-десять минут строго по часам, но минуты тянулись, как вечность. Венди уже подумывала о том, что затеяла напрасное дело. Никак, теперь уж никак, ей не обернуться вовремя.

В этот момент и показался фургон. Он вынырнул откуда-то из-за дальнего поворота дороги и когда приблизился, стало отчётливо слышно, как скрипят деревянные колёса по выложенной желтым, щербатым камнем мостовой. Тент, натянутый на каркас фургона, был сшит из множества разноцветных потёртых лоскутков. Пряничная на вид, будто посыпанная корицей, лошадка аккуратно цокала копытами, поднимая вверх столбики тонкой золотистой пыли. Свесив понуро длинную, рыжеватую челку, она жевала мягкими губами, будто нашептывала что-то. Следом за фургоном неслась нежной фатой пыль, брызжа во все стороны разлитым и запаянным в драгоценные капсулы-пылинки солнцем. Потом долго не оседала, так и висела в воздухе эта солнечная патока. От фургона и лошадки запахло персиками, инжиром, повеяло прохладой, морем и детством. Разноцветный, странный, как волшебный фонарь, фургон быстро приближался….

— Садись, деточка, подвезу, — старик, слегка приостановил ход лошадки, — Автобус не так давно ушёл. А следующий еще, когда будет. Так ты никуда не успеешь.

Венди вгляделась в лицо без возраста, тёмное от въевшегося загара и глубоких морщин. Обежала быстрым взглядом жилистую, облачённую в незатейливый лапсердак, фигуру.

— На "ты"? Разве мы с вами знакомы?- огрызнулась, на всякий случай.

— Да ты садись, садись. По дороге поговорим. Тебе, наверняка, хочется поговорить, не так ли?

— Я спешу, — насупилась в ответ, — У кого сейчас, скажите, есть время на разговоры?

— Со мною ты куда хочешь, успеешь, Венди.

И она вдруг поверила.

В детстве она обижалась на маму, которая убеждала её: "Волшебники, и феи, и сказки — всё придумано людьми". "Что значит придумано? Даже ни одного, ни одного волшебника?". "Ни одного!", — маму тревожила впечатлительность дочки. Но дочка ей не верила – разве мама знает всё?- и неосознанно пронесла то внутреннее убеждение уже во взрослое состояние.

А поэтому сейчас – он назвал её имя, старик знает про неё, это точно - она решила, что, конечно, уже видела точь-в-точь такие же выразительные фиалковые глаза когда-то в детстве...

Венди подошла поближе, потрогала лошадку и... не заметила сама, как очутилась на сиденье рядом с возницей.

— Кто ты? — спросила взрослая девочка Венди. — Куда едешь?

— Я покупаю потерянные вещи. Мне всё равно куда ехать. Ведь люди, что-то потерявшие, найдутся на любой дороге.

— Что ты у меня собираешься купить? И что продать?

— Если ты только этого хочешь...

— Сколько вещей потеряно! Всего не упомнишь! Золотая серёжка. Вторую за копейки сдали на лом. Кошелёк с полученной стипендией, у меня его украли. Часы... я столько раз теряла их, что и не перечесть.

— Ты об этих вещах жалела?

— Не очень. Золотые серёжки — единственные — мне надоели, а часы... я так люблю покупать новые!

— Назови что-то такое, по чему ты до сих пор тоскуешь. И не пытайся хитрить, иначе сделка не имеет ни силы, ни смысла.

— Вот как? Тогда... Может быть, тебя заинтересует потерянная школьная подруга? Мы не переписываемся, не приезжаем друг к другу в гости. Хотелось бы знать, она хоть иногда вспоминает обо мне? А ведь потеряли мы друг друга из-за ерунды, глупой ссоры.

Венди подумала, что, возможно, она для Гули настолько затерялась во времени детства, так ушла в прошлое, что давно кажется ей чем-то нереальным.

— Твою подругу звали Гульнара. У неё были длинные чёрные косы и по щекам рассыпаны веснушки. Вы в классе звали её Гулей. Но на самом деле она была Гульнара... Ты бы хотела её вернуть?

— Да, очень!

— Не знаю, вернёшь ли ты именно её, — сухо заметил старик. - Но то, что ты приобретёшь сейчас, тебе понадобится в ближайшее же время.

Старик молча передал ей вожжи и, кряхтя, покашливая, бормоча непонятное под нос, полез в фургон. Венди заикнулась, было, что никогда не правила раньше, но… кому? Не пряничной ли лошадке с лакричной вкусной челкой? Старик исчез вдруг. Все звуки оборвались, будто он ушёл куда-то далеко-далеко. Венди с перепугу дернула за вожжи, и лошадка тут же свернула с дороги в высокую траву на обочине.

Старик вынырнул из-за потрепанной цветастой занавески, принеся с собой вьюгу и тонкий слой снега на плечах, словно побывал в холодильнике или на севере.

— Вот твоя удача, — и протянул ей потрепанную тряпичную куклу с пуговицами вместо глаз, улыбающуюся нарисованным ртом.

— Кукла? — недоверчиво хихикнула Венди. — Ты большой шутник, Продавец. Мастер розыгрыша! Какую удачу может принести старая кукла?

Продавец всё так же, молча, улыбался.

— Ну, ладно, будем считать, что всё всерьёз, давай куклу. Как её назвать? Может быть, Гулей? Она пожалуй, похожа на мою подружку. И веснушки на щёчках точь-в-точь... Согласна, ты умеешь шутить, старик...

Тут Венди надумала, было сойти на землю, вернуться домой, теперь ведь точно никуда не успеть... но обнаружила, что летит вместе с лошадкой и фургоном над землёй. И дороги под ногами не видно, а есть бесконечным плащом обернувшаяся вокруг ночь. Звёзды мерцают, кое-где срываясь с насиженных мест, и летят путешествовать. А она мчится всё быстрей, быстрей. Пряничная лошадка цокает копытцами по воздуху, высекая искры. Искры улетают далеко, превращаясь в звёзды. Дождь и снег накрапывают мелко, покалывая открытые плечи. Ветер плачет, дребезжа и играя электрическими проводами, словно гитарными струнами...

Венди подняла глаза на возницу и встретилась с всезнающим, насмешливым взглядом. Очень знакомое лицо: то ли отца её, то ли брата, то ли мужа... Кто же сидел с ней рядом? Молодой ли старый, знакомый, незнакомый, волшебник или нет, но что точно, похожий на всех ею любимых сразу... Кто же это был? Продавец потерянных сказок?..

...Венди стояла в большом парфюмерном магазине напротив полок с духами.

Быстро доехала. Всего за полчаса. Ей повезло, автобус пришёл вовремя, и водитель попался лихой. Несся, как угорелый. Она даже не успела завершить сочиняемую сказку...

...Интересно, много ли времени займёт перенюхать все духи? Впрочем, зачем все? Нюхать она будет только незнакомые ей, новые.

Подошла продавщица:

— Вам помочь?

— Да. Покажите мне духи... поступавшие в последние шесть лет.

— ???

— Ну, я хочу подобрать себе что-то новенькое.

Продавщица пожала плечами.

— Какие запахи предпочитаете?

— Запахи? — оживилась Венди. — Запах, знаете ли, такой терпкий, густой, жаркий и в то же время холодный... Да, скорее, холодный, чем жаркий... Это запах то ли табака... то ли полыни... то ли другой какой травы. Он даже слегка дурманит, как вода в пустыне. Его хочется нюхать и нюхать, без конца. И ещё, он очень-очень, самый-самый дорогой...

Венди замерла в нетерпении, ожидая ответа.

Лицо продавщицы сделалось на миг сонным, но приторная маска услужливости тут же сменила это выражение. Зато в глазах так и плясали искорки презрения.

— Вы знаете, как эти духи называются? — спросила продавщица после минуты молчания.

— Нет! — порывисто ответила Венди. — Но запах узнаю обязательно!..

После часа бесплодных поисков того самого запаха она предположила, вымученно улыбаясь:

— Наверное, этих духов здесь нет! Вы уж извините, я поищу в другом месте. У вас тут все-все фирмы, да? Ох, а может быть, ОНА вообще их купила за границей? Вы не посоветуете какой-нибудь другой магазин?

Переполненная возмущением продавщица дернула плечиком. Очевидно, её терпение иссякло. Но в то же время она, не понимая ясно почему, прониклась снисходительным сочувствием к странной покупательнице, лихорадочно перенюхавшей весь товар. Поэтому она проронила сквозь зубы:

— Поезжай в Шекем Галлери или в Машбир... Там, возможно, найдешь то, что ищешь.

— А как вы думаете, я за час успею?

— На машине?

— На автобусе!

— Ну... не знаю, уж извини, я автобусами не езжу...

..."И зачем мне знать, какими духами пользуется его любовница? — думала Венди, сидя в такси по дороге в Шекем Галлери и удивляясь сама себе, — Ну не сумасшедшая ли я? И во что мне такси обойдётся? Успеть бы домой, пока дети не вернулись!"

...Она влетела в магазин красная, запыхавшись.

— Покажите мне... Да, покажите мне самые дорогие духи, какие только есть!

— Eau du Soir! — сказала продавщица гордо. — Мечта всех женщин! — и брызнула из бутылочки Венди на запястье.

— Они! — потрясенно воскликнула Венди. — Я их узнала! Они! Сколько стоят?

— 850 шекелей.

— Что???

— Ты же сама просила самые дорогие!

— Ужас!

— А что ты хотела, детка? Это фирма! Sisley! Слышала о такой? Eau du Soir — духи для королев! Ну что, покупаем?

— Нет, — приуныла Венди.

— Что-нибудь подешевле?

— Нет...

И Венди, вмиг устав, поплелась к автобусной остановке...

...Она успела почти вовремя: желтый школьный автобус пылил вдали задом, а дети толклись у входной двери...

...Венди расслабленно сидела у окна в кресле и пришивала оторванные пуговицы к рубашке сына. Опять подрался в школе. Зато дочь принесла похвалы и отличные отметки.

Накормленные и умытые, дети посапывали в детской. Обед был сварен, постиранное белье развешано на веревках во дворе. Посуда вымыта.

Покончив с пуговицами, наклонилась и подобрала с пола старую тряпичную куклу Гулю, брошенную сыном у кресла. Она сама смастерила её для дочки, пришила глазки, нарисовала ротик и длинные реснички, приклеила черные коски из настоящего волоса и разбросала по щёчкам веснушки. Дочь часто играла с Гулей, берегла и целовала. Сын не пожалел Гулю: голубые глазки-бусины висели на ниточках, из-под разорванного платьица выбилась жёлтая вата.

"Приведу её в порядок и тоже немного посплю, — решила Венди, позёвывая и вновь берясь за иглу. — Кто же, всё-таки, эта Ромина пассия? Чем приворожила? Неужто такая красавица? Подумать только, мой муж мне изменяет! Действительно изменяет? Рома там с утра до ночи пропадает, он уже не со мной... Знакомый запах у этих духов. Где я его встречала? То ли на дне рождения у кого-то с Роминой работы, то ли на чьей-то свадьбе... Давно это было. Месяца три как никуда не выходим... Да, да, определенно, кто-то с Ромкиной новой работы пахнет этими духами.".

Свежевыстиранное белье на пустом дворе деревянно постукивало в оконную раму.

"Странный звук!" — Венди прислушалась,— Будто бельё заледенело. Можно подумать, что на улице трескучий мороз".

Она лениво привстала с кресла, выглянула в окно, протирая глаза. Не выпал ли снег? Но нет, было лето в разгаре и во дворе, как и положено, хозяйничали солнце да ветер с пустыни.

Бельё волновалось на ветру, живое. Рубашка мужа, хлопчатосинтетическая душа, уже не подозрительная, а родная до потёртостей под мышками, взмахнула рукавами, призывая хозяйку к тотальной бдительности по всем направлениям ветра...

В тот момент что-то и блеснуло... блеснуло в мозгу у Венди... Она принюхалась...

И дальше действовала по наитию, пошатываясь на ходу, но держась на ногах, будто плывя, безвольная, захваченная в плен течением зовущего, как смерть, за-па-ха....

"Я не знаю, кто она такая, но я знаю, как её найти! — поняла вдруг Венди. Ветер не случайно принес едва уловимый запах тех самых духов из глубин леса прямо к её носу...

Она бесшумно затворила дверь и вышла в тихий двор. Венди пойдёт вслед за запахом, натянутым в воздухе, как бельевая верёвка. Если за запах держаться, он приведёт куда надо... Венди вошла в кусты...

...Она не думала, что идти будет трудно, а лес станет до такой степени непроходимым. Как-то они гуляли с мужем и детьми у заповедника в чаще леса, было веселее, а вокруг больше воздуха и пространства.

Сейчас Венди трепыхалась, как муха, пойманная в ловушку. Колючие кусты цеплялись за джинсы и руки, царапали лицо. Таявшие в воздухе паучки бросали в глаза паутину и ускользали молниеносно ей за пазуху. В лесу, дремучем и насупленном остро пахло землей и грибами. Венди смотрела под ноги и спотыкалась. Она пробиралась с предельной осторожностью и всё же наступила на что-то скользкое и, кажется, живое. ЗМЕЯ?! Венди резво подпрыгнула. Змеи со всего леса, разом зашипели, клубясь пятнистыми клубками под ногами. Но нет, всего лишь коряга, сырая от долгого лежания в земле.

Ни проблеска солнца, ни намека на замершую в недосягаемой дали цивилизацию. Тело чесалось, саднили царапины на руках и лице. Венди упорно шла. Шла как смелая, но глупая собака на запах крупной, но коварной дичи…

Но вот лес, минуту назад казавшийся бесконечным, оборвался. За последними деревьями открылся взгляду старинный дом из черного, потрескавшегося дерева, со скрипучими воротцами и узорчатым крыльцом, огороженный ржавой, ощетинившейся проволокой. Местность вокруг заросла диким виноградом, орешником и высокой травой. Поскрипывали на ветру старые дубы. Вдали рыжели, зеленели холмы, заросшие полевыми цветами. Буйная, сочно-зелёная трава убегала из-под ног, стелилась до самого горизонта. Незабудки с ромашками поблескивая росой, дрожали у самой земли вместе с воздухом. Зато неказистые головки-зонтики, несомые длинными, нагими стеблями - гордые носители семейства зонтичных – расщетинились, щеголяя ежиками мелких белесых цветков.

Земля, черная и влажная, возвращая воздуху соки, почерпнутые из ночной прохлады, опьяняла сыроватым духом. Всё вокруг имело полусонный вид. И казалось, что вдали, в густой траве среди ядовитых маков спит мёртвым сном крепкий богатырь в тяжёлом шлеме и железных доспехах. Тихо пасётся конь рядом...

А из-за колючей проволоки выбивался неухоженный сад, виден был пруд с пожелтелой водой. По его поверхности плавали пожухлые листья и легкие запутанные веточки...

Нечаянно глянув на ноги, Венди обнаружила, что потеряла туфли и теперь стоит незащищено босая.

Что странно, и платье на ней изменилось. Была ли она в нём, когда выходила из дома? Ну, ладно, порвать его по дороге запросто могла... Но ткань полинялая и ветхая, будто носилась годами. Да и покрой платья не тот. И зачем она сюда пришла?

Запах! Запах духов упрямо висел в воздухе. Тяжелым, густым киселём, желтоватым обличающим облачком он тянулся к дому. Значит, она не зря пришла.

Венди подошла к постанывающим воротцам и робко постучала. Во дворе, как водится, заворчала собака.

Тихо вздохнув, отворилась дверь. На крыльцо вышла баба в желтом неряшливом платье и надвинутом по самые брови платке.

— Наконец-то! Явилась! — злорадно заметила баба, громыхая пустыми вёдрами. — Долгонько пришлось ждать! Ступай к барыне! Она уж тебе задаст!..

...Чернобровая, статная красавица, нарумяненная и набеленная, встретила её. В руке, свободно висящей вдоль бедра, забыто зеркальце из слоновой кости. Черный шелк зауженного книзу платья покрыт блестящим бисером, а по подолу расписан ещё и белыми лилиями. В черных живых глазах играло по-детски жестокое любопытство, смешанное с легкой брезгливостью. Приподняв брови в комическом недоумении, она оделила Венди тем презрительным видом внимания, каким оделило бы букашку существо высшего порядка.

Венди не отличалась статным телосложением, она растерянно озиралась. Споткнувшись при входе о высокий порог, чуть не растянулась.

Женщину это позабавило, она расхохоталась. И будто ещё выросла.

В горнице, пахнущей травами, было светло, как днем. Венди присмотрелась, протёрла глаза, не веря. Почти белый свет лился из глазниц черепов, висящих обыденно, словно фонари, вдоль бревенчатых стен...

— Знаю, зачем пришла, — недобро усмехнулась красавица. — Удивляюсь твоей наглости. А если заколдую?

— Кто ты такая? — спросила Венди.

— И ты ещё спрашиваешь! Кто к кому явился в дом? Представься. Да ты, видать, и сама не знаешь своё имя!

Венди открыла, было, рот... но к ужасу своему почувствовала, как некое важное слово, вертевшееся секунду назад на языке, напрочь выскочило из головы.

— Ха-ха!.. И что он в тебе нашёл, не представляю!

— Кто?

— А муж твой... бывший.

— Почему "бывший"?

— А потому что, он теперь мой! Хочется-то на бывшего муженька взглянуть? Он там, наверху, спит, мой миленький, — красавица вновь развеселилась, явно наслаждаясь собственной властью.

— Покажи, — прошептала босая, в порванном платье женщина, не знающая собственного имени.

— Ну что ж, можно, — барыня, гибко спружинив, повернулась и, цокнув каблучками, сорвала со стены светящийся череп.

Они поднялись по скрипучей лестнице вверх...

Распахнулись двери опочивальни. Там, на широкой кровати крепко спал Рома, узнаваемый, но неестественно бледный. Как мертвый. Прозрачная кожа слегка светилась голубизной.

— Разреши мне переночевать с ним, — попросила женщина без имени.

— Так я и думала! — прыснула барыня, — Каждое твое слово наперед знаю, замечаешь? – затем выдержала торжествующе паузу и… - Послужи мне три дня и три ночи, тогда разрешу! А если не согласишься...

— А если не соглашусь... — эхом откликнулась женщина без имени. — Но как я могу не согласиться?

— Так ты согласна? Ну что ж, раз ты теперь моя служанка... спать тебе — в золе на кухне. Там, у очага. Отправляйся в людскую. Чернавка тебе работу покажет. - Барыня позвонила в крохотный колокольчик, невесть откуда взявшийся в холеной белой руке.

На зов примчалась знакомая «желтая» баба и без лишних слов потащила упирающуюся работницу на кухню.

...А барыня, оставшись в спальне одна, протерла роскошным рукавом зеркальце, плюнула на него, дыхнула, ещё раз протерла и поднесла к самому лицу. Налюбовалась собою вдоволь, поиграла бровями и, кокетливо щурясь, спросила:

— Свет мой, Зеркальце, скажи...

— ...Видишь три мешка? Отдели зерна от плевел. Медные котлы, что стоят на печке, ой-ой, какие черные! Отскреби, да отмой до блеска. Печь прибери. Перемой посуду. Лавки и пол на кухне да в людской не забудь. Вишь, какую грязь челядь развела? По углам да на потолке паутина, стены грязные, аж серые. Безобразие, да и только. Как закончишь, можешь идти наверх, хоть всю ночь любуйся на своего прынца, — Чернавка хихикнула, — Приду, проверю... не сносить тебе головушки, если забудешь что или не успеешь...

— Как успеть-то? — потрясенно воскликнула работница.

— Как успеть, меня не касается. Я своё дело сделала, фронт работ определила. Остальное — твоя забота...

Оставшись одна, женщина высыпала на пол содержимое мешка, села рядом и заплакала...

— Эй! Чего ревёшь? Последнее дело — нюни распускать! — услышала чей-то писк.

— Кто это? — она огляделась вокруг в поисках обладателя писклявого голоса.

— Не там ищешь, — и что-то заворочалось в кармане её платья, — Вытащи меня! Ну!

Она запустила в карман руку. Нащупав чьё-то мягкое и тёплое тельце, сжала его крепко в руке.

— Эй, поосторожнее, задушишь!

Стараясь не повредить ничего, женщина выудила на свет Божий... тряпичную куклу.

— Я ещё не видела, чтобы кукла разговаривала! Ты кто? Откуда?

— Всё забыла! — проворчала тряпичная кукла, — Я — твоя удача. Ну, не вспомнила? Старик, фургон... У-у! Сама же меня купила за ГРОШИ, за потерянные воспоминания, и забыла. Глупая девчонка! Меня зовут Гуля, — кукла протянула ей пухленькую розовую ладошку.

— Неужели?

— Надо же! — кукла укоризненно покачала головкой. — Ты хоть помнишь, как тебя зовут?

— Не-ет…

— Горе ты моё, — всплеснула ручками Гуля. — Ну, ничего, вспомнишь. Надо нам выбираться отсюда. Не бойся, я тебе помогу... Только вначале покорми меня... Что у тебя там, на печке? Умру, если не поем!..

Кукла уплетала хлеб и соленые огурцы, запивала квасом — всё, что удалось найти на кухне.

Женщина молча дивилась Гулиному богатырскому аппетиту. Самой ей в рот ничего не полезло бы...

...Через час вся работа была сделана. Отобранное зерно возвращено в стерильные на вид мешки. Котлы, полы, печь, посуда, стены выдраены до блеска. Все вокруг чисто — не придерёшься!..

Чернавка явилась аж через три часа. Оглядела кухню недоверчивыми злыми глазами, но промолчала.

— Могу ли я теперь провести ночь со своим мужем?...

...Разбудить мужа ей не удалось ни в первую, ни во вторую, ни в третью ночь. Она тормошила его, била по щекам, умоляла, плакала и слезы на него роняла. К утру, выбившись из сил, засыпала... Чернавка, приходившая за ней по утрам, глядя на почерневшую, высохшую служанку, потирала довольно руки.

На второй день, в середине бела дня - она стояла вся в саже на кухне с тряпкой в руках - на кухню заглянул свеженький и бодрый Ромка. Он весело улыбался всему вокруг, щурясь от яркого дневного света. Видно, только что проснулся, хорошо выспался и в добром расположении духа.

— Служанка, — добродушно попросил он, — достань-ка мне стакан холодного кваску из погреба. Как тебя зовут? Запамятовал. Или ты у нас новенькая?

— Рома, — вздохнула она. — Неужели ты меня не узнаешь? Я твоя жена!

Рома в ответ воззрился на неё:

— Моя жена?! Ну, ты даёшь! Милая девушка! — расхохотался он, — Ты, конечно, очень милая! Но всё же, немножко больна. Посмотрись-ка лучше в зеркало, у тебя всё лицо в саже! — Рома сложился вдвое от хохота, а служанке захотелось плакать.

В тот же день, вечером, остановившись на минутку под лестницей, она увидела, как Рома с барыней спускаются вниз, они отправлялись на бал. Рома, утончённый, рассеянный, бледный, нервно мял сигаретку в руках. Невысокого роста, внешне почти мальчик, с круглыми невинными, но хитроватыми глазками и немного оттопыренными ушами — типичный Иванушка-дурачок. Не красавец, но весьма обаятелен и женщинам нравится. Черный фрак и кокетливая бабочка-галстук смотрелись на нём, как предметы чужеродные. Только дома, в джинсах и свитере он был самим собой. А сейчас, явно чувствуя театральность ситуации, он тем не менее согласен был послушно играть роль идиота-любовника. Барыня, накрашенная и яркая, выше его ростом, была одета в змеящееся пурпурное платье с открытой спиной. Спускаясь по лестнице, они продолжали рассуждать об очень умных вещах: политике, музыке, поэзии и философии. Очевидно, дискуссия, начатая ими в спальне, запрограммировано катилась к подведению итогов и суммированию результатов. Чувствовалось, он восхищён её эрудицией и умом, заворожен красотой и статью... Но дискуссия не была завершена. Неожиданно, на второй ступеньке снизу, Рома встал на колено и с возгласом "О, моя госпожа!" стал лихорадочно лобызать барыне руки. Беспрерывно целуя, он рывком перешёл на ноги и туфли. Барыня томно отбрыкивалась: " Ромик, ну что же ты? Мы, всё-таки, спешим на бал к самой королеве". Но на Рому её замечание не подействовало. По-видимому, он уже не мог остановиться. Продолжая облизывать туфли, он в то же время тянул за подол платья, стаскивая его постепенно вниз. Ткань скользила в руках, барыня хихикала, извиваясь. Наконец, платье, торжественно шурша, упало на лестницу, точно сброшенная змеиная шкура. Любовники, шумно вздыхая и восторженно урча, в экстазе опустились следом...

Служанке опять хотелось плакать.

Она и плакала горько, той же ночью, в то время, как кукла Гуля, поев предварительно огурцов с хлебом и попив квасу, сердито делала за неё всю работу и настойчиво вещала:

— Горе ты моё! Не реви, не рви сердце! Вспомни про свои возможности, дурочка! Стоит тебе только по-настоящему захотеть, и всё будет, как ты хочешь! Растеряха, разиня, вот ты кто! Забыть такую важную вещь… Пойми, тебе никак нельзя проиграть свою семью! Ты должна защитить свой род, детей и своего глупого, попавшего, как мышь в мышеловку, мужа!

В ответ служанка жаловалась:

— Ничего не понимаю! Почему он не проснулся? Он должен был, должен на третью ночь - так во всех сказках написано! Мои слезы должны до самого сердца дойти и его разбудить. А у меня они, наверное, сла-а-абые.

— Не в том дело, милая. Просто, все те сказки не про тебя, про других девочек. Ты должна вспомнить свою сказку.

— Какую ещё, свою сказку?

— Ту, что тебе в детстве папа рассказывал: "Жила-была девочка. Звали её…"

— Нет, не помню-ю-ю!

Служанка всё плакала и плакала, пока не уснула тихо в своём углу. И кукла Гуля, тяжело вздохнув, прислонилась рядом...

Утром Чернавка сказала:

— Ступай в горницу! Тебя госпожа требует. Сердится, не сказать как!

Служанка понуро отправилась на расправу.

Там, по просторной горнице, носилась из угла в угол разъяренная барыня.

— Ах ты, негодная! Как тебе удалось меня провести? — вопила она, — Тебе отсюда всё равно не выбраться! Останешься навсегда спать в золе у печки! Признавайся! Кто за тебя всю работу делает?

Служанка, замерев от страха, смешанного с чувством необъяснимой вины, молчала.

— Люди всё позабыли, — фыркнула презрительно барыня, — Но ты всегда витала в облаках. До сих пор веришь в фей и собственные несбыточные фантазии. Мечтательная ты наша! Тебя в мир сказок легче лёгкого было заманить, дурочка. Кстати, мужа я тебе ни за что не отдам. Ты что, надеялась его разбудить своими слезами? Ха-ха, не тут-то было! Он мой! Я его все три ночи подряд волшебным зельем поила...

— Знаю, в сказке она его от твоего зелья слезами разбудила...

— Кто она?

— Василиса Премудрая...

— Так то ж волшебница, а ты кто? Сравнила!

— Ну что ж! Ты тоже, наверное, сказки не хуже меня знаешь. Так что сама должна сообразить, кто мне помогал, — заметила служанка не без доли логики. В тот же миг она почувствовала, как кукла сквозь ткань платья ущипнула её за ногу.

"Не может она это знать", — пояснил голос, похоже, куклы Гули, где-то у неё внутри, — "Это не по правилам Сказки".

"Гуля? Как ты со мной разговариваешь? Телепатия, что ли?"

"Вроде того..."

Барыня в ярости затопала ногами:

— Не рассуждать!

— Орёшь, право, как какой-то сержант. Что значит, не рассуждать? Мы не в армии, — заметила осмелевшая служанка.

— Заколдую! — пообещала барыня. — Распустилась у меня! Превращу... Во что тебя превратить, а?

— А ни во что!

— Ах, ни во что? — прогремела колдунья, — я тебя в "ни во что" и превращу!

И служанка вдруг почувствовала, что при этих словах грозной госпожи, она вся задрожала, побледнела и, задыхаясь, хватаясь за горло, медленно начала таять в воздухе. Вот-вот исчезнет совсем. С минуту её мотало во все стороны, трясло и выкручивало, словно стираемое бельё...

— Фи!.. — заметила брезгливо барыня, когда служанку вырвало на дощатый пол. — Какая же ты неженка, право. Но знай, скоро будет ещё хуже!

"Решись же, дай ей сдачи!", — пропищал в недрах души голос Гули.

— Вспомни свою сказку, - услышала она многоголосый шепот, идущий со всех сторон…

В этот миг барыня потускнела и замерла на месте, казалось, превратившись в восковую куклу. В горнице потемнело, будто её накрыло тенью от крыла гигантской птицы, все звуки пропали, огонь в светильниках не дрожал.

Стена за барыней стала прозрачной. И увидела служанка, как по узкой бесконечной дороге, идущей от далекого зеленого холма к самому горизонту, катится в золотистой пыли разноцветный фургон, пряничная на вид лошадка цокает впереди копытцами, цок, цок. Правит лошадкой старик, а рядом с ним сидит девочка в ситцевом платьице, лет шести, не старше, косицы в стороны. И слышно как старик голосом с легким акцентом, неправильно расставляя ударения, рассказывает дочке сказку:

— "Жила-была девочка. И звали её…"

— Папа! – нетерпеливо перебивает отца дочка, у неё накопилось много вопросов, - Почему я живу в этом Мире? Он мне совсем не нравится! И зачем нам нужны эти звезды? И почему люди так одиноки?

Отец говорит-говорит в ответ, привык отвечать на дочкины вопросы.

Он рассказывает ей о том, как возник Мир, откуда взялись в нем люди, и почему Добро обязательно должно победить Зло.

— А я когда-нибудь вырасту, папа? И буду такая же взрослая, как ты?

Отец улыбается, гладит непослушные дочкины волосы.

— Конечно! – отвечает он…

Женщина, не знающая своего имени, сорвалась в крик. Она торопилась. Ведь сейчас старик с чудным фургоном скроется за горизонтом, и будет поздно.

- Забери ме-е-еня отсюда! – разрыдалась в голос, - Спаси! Мне больно! Мне страшно! Меня здесь не любят и обижают! Эй! Старик! Ты слышишь? Слышишь, черт побери?! Мне так плохо, папа!

О, кажется, она услышана: старик повернул голову в её сторону.

- Соверши чудо, ты ведь можешь! – взмолилась она, обнадеженная, - Выпусти меня из этой проклятой ловушки! Помоги, Отец!

Но старик покачал головой.

- Да, я могу совершить чудо, доченька. И я их совершал, когда не было иного выхода. Но если я это сделаю сейчас, ты опять не повзрослеешь. Все штука в том, что в тебе заложено всё, чтобы ты победила. Ты умеешь сама, знаешь сама. Преодолей свою боль, детка. Больно? Пусть будет больно! Не трусь! Ты - Здесь, чтоб преодолеть и найти…

-Что найти? Что я должна найти? – возопила она сердито.

- Следующее эволюционное преимущество. Знаешь, почему Злу запугать тебя легче, чем Добру вдохнуть в тебя хоть толику уверенности?

-Почему?

- Потому что на стороне Зла стоит лютый страж – твой Страх. Твой, слышишь? Понимаешь о чем я?

-Да.

- А теперь подумай, должно ли что-то быть на стороне Добра?

- Нет… Да… Должно быть. Обязано. Ведь иначе нет баланса. Нет справедливости.

-Ты права. Должно быть. На стороне Добра стоит твое Знание о себе, детка.

-Знание? Ты смеешься! Я невежественна, потому что ты такой придумал меня, Отец! Я не могу быть другой. Сколько бы я не узнала о себе, все будет мало, мало, мало, потому что Знание обо мне бесконечно!

- Верно. Но тебе и не надо Всё знать. Когда-то в будущем, когда ты станешь взрослой, а значит, равной Мне, ты сможешь видеть Всё, так как я его вижу. Но сейчас, детка, тебе достаточно подняться на следующий виток эволюции, чтобы прозреть и увидеть то, чего ты сейчас не способна понять.

-Что же я должна сделать, чтобы подняться на следующий виток, как ты говоришь?

- Отмени свой Страх и ты познаешь одно из своих Имен. Тогда ты победишь!

С этими словами старик отвернулся, тронул вожжей лошадку и фургон быстро покатил прочь…

Стену затянуло. Барыня ожила, такая же грозная и страшная, как и раньше. В горнице посветлело.

— Фи!.. — заметила брезгливо барыня, — Какая же ты неженка, право. Знай, скоро будет ещё хуже!

Но из последних сил выпрямилась Она, Забывшая-Своё-Имя. Усилием воли собрала всю тревогу в тугой грозный ком и мысленно швырнула его в ненавистное лицо. Боль стучала в висках, принуждая к поиску. Обида не давала забыть пережитое унижение. Страх обратила в злость, бессловестность в ненависть к Врагине.

"Если не сейчас, то никогда", — решила, сжав зубы. Прикусила губу, так что почувствовала вкус крови.

Глянула барыне в глаза.

Сказала, даже голос собственный не узнала, играя еле сдерживаемым предупреждением в набирающих силу интонациях:

— Оставь в покое мужа, я его люблю. И ты ничего не сделаешь нам!

— Это ещё почему? — опешила Ворожея.

— Потому что так в СКАЗКЕ сказано! Ты - Зло. А мне помогает Отцовское Благословение! — произнесла жестко нужные слова. И с ними же к ней вернулись память и Имя. Правда имени больше самого слова, способного его выразить.

Она узнала Имя, как узнавала раньше ненавистный запах духов, как открыла сейчас, сию минуту, что пришла сюда воевать, а не трястись от страха и умирать. И Имя ей не Мышь, и не Служанка, и даже не Венди. Она всегда подозревала в себе талант: тонкое обоняние. Но величины собственной силы не ведала. Она почувствовала, как прибывает пьянящим вином жизненная сила, как пришпоривает звенящим весельем самый её стержень души. Оглядела себя и подивилась превращениям. Осанка изменилась самым волшебным образом, опущенные плечи расправились, согнутая в напряжении фигурка приобрела естественность, горделиво изменились линии и контуры. Она была теперь свободна: гибкая, легкая, упругая! Василиса Премудрая гордо подняла голову, засмеялась: как же она, Такая, могла в себя не верить? Дурочка!

А та, другая, тоже всё поняла. Лицо её исказили страх и бессильная злоба. Как отзыв на пароль прозвучали слова:

— Иди отсюда, Благословенная! И забирай мужа. Он твой. Но на прощание... и в благодарность за службу... возьми-ка вот это...

Она протянула изящное колечко и произнесла теперь уже заискивающим тоном:

— Носи его на пальце правой руки вместо обручального и не снимай, знай, оно волшебное.

Но Василиса Премудрая ей не поверила ни на грош. Сделав вид, что надевает кольцо на палец, на самом деле, крепко сжала его в кулаке.

Дома ждут дети, пора идти. Надо идти. Но прежде... Нет, прежде она должна ещё кое-что здесь сделать. И Василиса Премудрая с воинственным видом отправилась на отдраенную до блеска, свежевыбеленную, сверкающую чистотой кухню. Мысленно представила себя умытой, в воздушном платье и хрустальных туфельках. Мысленно же представила, как спускается по лестнице вниз её Иванушка, как идёт на кухню, точь-в-точь, как это было в ту первую, такую неудачную с ним встречу. И кукла Гуля пропищала что-то одобрительное в кармане...

...Среди бела дня на кухню зашёл свеженький и бодрый... Иван-царевич. Он весело улыбался всему вокруг, щурясь от яркого дневного света. Видно было, что он только что проснулся, хорошо выспался и в прекрасном расположении духа.

— Иванушка, — сказала Василиса Премудрая. — Неужели ты меня не узнаешь? Я твоя жена!

Иван-царевич удивленно посмотрел на прекрасную волшебницу:

— Моя жена?! Василисушка! — вскричал он, узнавая обрадовано. — Что ты тут делаешь, родная? И что здесь делаю я, черт возьми!? — добавил он, озираясь.

— Знаешь, дорогой, раз уж на то пошло, давай немножко потанцуем на дорожку.

...По кухне таяла и рассыпалась серебристыми искрами тонкая, скрипичная мелодия. В такт ей кто-то перебирал струны гитары, а кто-то, мужчина и женщина, пели песню тихими голосами. Стены раздались в стороны, превратив кухню в залу без конца и края.

Иванушка-дурачок танцевал с бывшей служанкой, забыв всё на свете. Он был по уши влюблён в свою маленькую жену — волшебницу Василису Премудрую... А в коридоре, вдали, не допущенная к веселью, стояла Ведьма, как и в прошлый раз, как и много раз в прошлом, так и не сумевшая взять реванш над Добром. И злая, наведённая красота её стекала с лица грязными слезами...

...Василиса Премудрая аккуратно сложила мужа, предварительно завернутого в чистую тряпочку, в волшебный футляр.

...Василиса, сжимая в одной руке футляр, а в другой кольцо, сбежала с крыльца.

Солнце било в глаза, облачка, похожие на маленьких баранчиков и слоников бежали по небу, приветствуя.

Отойдя на порядочное расстояние от страшного дома, так что он теперь был как бы в дымке тумана, Василиса Премудрая разжала кулак. Кольцо лежало на левой ладошке, сверкая на ярком солнце, так и просясь на палец. Но Василиса Премудрая знала, что само Его Величество Коварство свернулось колечком на ладони, чтобы смертельно ранить. И она резко бросила кольцо в сторону дома, как можно дальше от себя, точь-в-точь как бросают гранату.

— Вернись к той, что желала мне зла и заверши ею задуманное, как приговор Ей! — торжественно произнесла заклинание.

Затем приподняла голову и, как в окошко, наметившееся в пространстве, увидела кольцо, плывущее по воздуху обратно к дому. Оно поднялось по крыльцу, прошло сквозь дверь и метко нанизалось Ведьме на палец. В тот же миг превратилось кольцо в юркую змейку. Змейка молниеносно куснула палец, вокруг которого нежно обвилась...

А затем маленькая юркая змейка, сожрала весь странный дом и растворилась в воздухе. Ни дома. Ни пруда. Ни колючей проволоки. Ни Ведьмы...

...Венди очнулась у себя в кресле с иглой в руках. На коленях лежала починенная тряпичная кукла Гуля. Ещё спали дети.

"Всё только приснилось, ничего не было! — Венди посмотрела на часы. — Ну и заспалась же я! Да и дети тоже. Семь часов вечера, а Ромы всё нет. Так поздно! Где же он опять пропадает? Неужели всё-таки любовница? Странный сон... Что бы он значил?.."

Она услышала, как поворачивается ключ в замке. Роман вошёл в детскую. От него на этот раз пахло не духами. Пахло лекарствами. И больницей.

— Где ты был? — спросила Венди.

— Понимаешь, какое дело, отвозил мать директора в больницу.

— А что случилось с мамой директора?

— Её укусила пчела. У неё, оказывается, к пчёлам аллергия. Раздуло бедную! — А сколько маме директора лет? — в внезапном прозрении поинтересовалась Венди.

— Наверное, лет семьдесят, если не больше. Но почему ты спрашиваешь?

Вместо ответа Венди воскликнула:

— Семьдесят?.. Не может быть!

— Почему не может быть? Её сыну, то есть нашему директору, уже за пятьдесят! А ты думала, ей больше?

— Ничего я не думала! — фыркнула Венди.

Рома вдруг с нескрываемым любопытством глянул на жену:

— Кстати, она тоже тобой интересовалась... Сказала мне, веришь ли, какую-то непонятную вещь про дремлющие в каждом человеке знания... или про что-то в этом роде... Про проснувшиеся в тебе способности. Про то, что тебе их надо развивать. Да она просто бредила... как ты думаешь, она бредила?

— Наверное, — рассеянно ответила жена.

— Знаешь, она всегда была так добра ко мне, говорила, что я ей напоминаю её первую любовь. Какой красавицей была в молодости, ты себе не представляешь!

— И ты в неё влюбился? — с нарастающим напряжением спросила Венди.

— Не то чтобы влюбился... — замялся Рома и добавил совершенно не к месту, явно избегая продолжения темы, — Кстати, я сейчас вспомнил кое-что забавное, настоящий анекдот про старуху. Однажды кто-то спросил её о возрасте. Точь-в-точь как ты меня сейчас. Знаешь, что она ответила? "Смотря, что брать за единицу отсчёта. Можно насчитать и все 25 тысяч лет. Но по самой древней системе летоисчисления мне всего лишь 18!.." Смешно, не правда ли?

— Ха-ха! Очень! — Венди даже не улыбнулась.

После этого саркастического "ха-ха" супруги неловко замолчали.

Нарушила паузу жена:

— Как её самочувствие? Она, надеюсь, не умерла от этого укуса?

— Ну, что ты! Нет, конечно! Слава богу, чувствует себя гораздо лучше, — оживился Рома и затем добавил с недоумением и даже долей обиды:

— Скажи, о каких твоих "неожиданных способностях" старуха говорила? Ты знаешь, что она имела в виду? Вы с нею знакомы?

— Нет, — лаконично ответила Венди.

Рома пожал плечами.

— Я уже уходил из палаты, когда она сказала, что на тебя не сердится и... что сложила оружие... Не правда ли странно? — Рома выжидающе глянул на жену.

— Действительно странно!

— Она просила передать тебе каждое её слово, не забыть ничего... старческая блажь, наверное?

Но не получив отклика, Рома нехотя докончил:

— Да... Чуть не забыл. Передала тебе какой-то пакет. Сказала, что ей известно точно, ты об этом давно мечтаешь.

Рома достал из кармана пиджака небольшой сверток и подал его жене.

Венди свёрток развернула.

— Что это? — поинтересовался Рома.

— Eau du Soir! Я терпеть не могу эти духи! — ответила Венди...

ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 09.10.2005 17:23

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.