Первое мероприятие, которое закрутило меня по приезде на работу в Сеул, было «Компетишен» - соревнование. Не успел я перешагнуть порог помещения, в котором, казалось, мне предстоит провести месяцы, а может, годы, как второй человек в компании, мистер Ли, стал спрашивать меня, почему у них в выпускаемом приборе возникает «Феномена», или, как оказалось, паразитная модуляция.

 

Что это за прибор, и что он делает, я ещё не знал, но почему возникает «Феномена», нужно было ответить. Я бегал глазами по железке, которой тыкал в меня мистер Ли и пытался сообразить хотя бы, что это - передатчик или приёмник, чтобы использовать эти термины в разговоре, который шёл между нами на языке «ду ю спик инглиш», похожем на последовательность слов, понятных только говорящему собеседнику.

 

О том, что эту Феномену нужно хотя бы изучить, речи не шло.

 

- Покажите, какое сопротивление нужно изменить, чтобы Феномена исчезла! – сказал мистер Ли, смотря мне в глаза.

 

- Надо менять многие элементы… может, и весь проект… это может быть неустойчивость работы при большой мощности, - попробовал прошептать я.

 

- Нет, можно менять только один элемент! – сказал мистер Ли, стукая указательным пальцем по прибору. - А самое лучшее – что-нибудь отрезать или перерезать, потому что сопротивление перепаивать тоже дорого. Вы должны нам разработать самые дешёвые и самые лучшие в мире изделия. Так сказал наш Президент, мистер Скотт. Феномена мешает нам выиграть компетишен!

 

К концу этого дня искоренения феномены я уже знал, что через две недели предстоит соревнование между разными компаниями Кореи, изготовляющими прибор, аналогичный тому, в котором возникает Феномена, и в этом соревновании мы должны занять первое место. Наш «дружный коллектив», сказал Ли, вполне готов, чтобы соревноваться даже с «Самсунгом» и «ЭльДжи».

 

- Мы имеем один секрет, но об этом после, когда вы внесёте вклад и что-то сделаете для компании. Я пи-эйч-ди, и нашей компании нужен лучший ридер!

 

Мистер Ли был самым вальяжным сотрудником дружного коллектива и ходил в галстуке. Бывший банковский работник, он каким-то случаем защитил диссертацию по стиральным машинам, стал доктором философии, или пи-эйч-ди по-научному, потом его занесло в радиотехнику, и к моему появлению в Сеуле он узнал, что в ней бывает Феномена. Он пояснил мне, что они уже достигли рекорда в семь метров, а нужно увеличить это расстояние до двенадцати. Так решил мистер Скотт, а вслед за ним и мистер Ли. И сделать это надо за ближайшие до Компетишена дни и ночи.

 

Я попросил у пи-эйч-ди Ли литературу или какие-нибудь отчёты о выпускаемом изделии, но он недовольно поморщился, продолжая стукать по клавишам компьютера.

 

- Потом! Мы с вами - лицо компании! Показывайте пример молодым инженерам усердием! Скажите лучше, где отрезать, чтобы получить двенадцать метров!

 

Правда, на столах валялись какие-то ксероксы недописанных отчётов, на обратной стороне которых мистер Ли излагал мне суть феномены, и из этих обрывков я узнал кое-что об этой системе, которую выпускают в этой компании с названием «Кредикард», что напоминает «Кредитная карточка».

 

Сотрудников этой компании - в большой комнате, больше похожей на барак или цех из-за стеллажей вдоль всех стен, было немного – несколько тихих корейцев, недавно окончивших колледжи. Три мистера Ли. Один – пи-эйч-ди в галстуке, другой мистер Ли – бухгалтер, грузчик, надсмотрщик в одном лице, третий – молодой мистер Ли, желавший жениться. Молодой Ли часто шептал что-то в свой сотовый телефон, иногда приносил и сосал мороженое, а поздно вечером, когда никто не видит, любил играть на компьютере. Другой молодой – мистер Пак очень мечтал заговорить по-английски. Поэтому он подходил ко мне с написанной на бумажке фразой, например: «Do You want to eat?» (хотите ли вы есть?) и повторял за мной «Yes» или «No». Главной же достопримечательностью был сам Хозяин, мистер Скотт, кореец с плоской красной физиономией и горящими глазами. Хозяин, впрочем, имел отдельный кабинет на нижнем этаже с кожаным диваном и комнату для приёма важных посетителей, поэтому появлялся на своей производственной базе неожиданно и непредсказуемо.

 

В первый рабочий день, когда я с ходу был включён в процесс искоренения Феномены, часов в десять вечера мы возвращались домой по улице Дорим-дон. Тут в кармане моего напарника Николая, который как раз наутро улетал в Москву, запищал сотовый телефон, и мистер Ли сообщил мне: «К нам идёт Сергей».

 

- Я очень рад, - слегка покачиваясь, говорил я в трубку, шарахаясь от автобусов, идущих по узкой улице Дорим-Дон. – И что?

- Вы должны вместе с ним протестировать и настроить с ним лучшую антенну, которая позволит нам выиграть компетишен.

 

Я, надеявшийся получить хоть запоздалый ужин, чуть не поперхнулся от этого предложения. Значит, придётся возвращаться и сидеть, глядя на ночные окна. И не бессмысленное ли это занятие, когда голова не остыла от Феномены. А что делать – до первой получки оставался один месяц, и, похоже, нужно поворачивать в сторону «Кредикарда».

Легендарный Сергей, разработавший когда-то этот самый Феноменальный прибор, а затем удачно перебежавший в другую компанию, приходил в «Кредикард» только после работы. Хозяин «Кредикарда» не заплатил ему за полгода, и теперь Сергей выкручивал хоть частичную компенсацию. В далёком Таганроге у него подрастали двое внуков, и кроме них с ложками сидело человек девять.

 

В телефонных разговорах корейцев слово «Сергей» звучало часто. Они понимали, что им нужен разработчик и хотели второго Сергея, но не просящего долги и работающего ночью без писка. Через несколько дней я понял, что работать вечером и ночью особо приветствуется. То есть в то время, которое не считается рабочим. В рабочее время все и так работают, а вот хочешь показать свою преданность Скотту – работай как можно позже.

 

Наутро после ночи бдения с Сергеем я стал осматриваться, чтобы попытаться понять, куда я попал и что происходит в нашей компании. Окна нашего цеха выходили на железную дорогу «Сеул-Пусан» и под стук колёс можно было обдумать своё положение. С утра все ходили по комнате, что-то носили и толкали на тележках, но понять, чем занимаются, было трудно. Постепенно прояснилось, что для компетишина нужно подготовить четыре ридера – небольшие ящички с антенной с одного боку и ещё массу маленьких антенн, называемых «Тэгами». Мистер Ли, который ещё месяц назад работал в бане, стал главным организатором и зажигал процесс с утра до вечера, а то и ночью. Молодые сотрудники, пацаны, тоже работавшие в радиотехнике от силы месяц, паяли кабели, откручивали и прикручивали гайки, а по вечерам с горящими глазами играли на компьютере, так, что из них неслись выстрелы, ели квашеную перчёную капусту кимчу, запивая иногда местной 20-градусной тёплой соджей. Всех подогревала не столько красная кимча, сколько наш

 

Президент Скотт, которого наши убежавшие русские спецы назвали Полковником, чтобы при разговоре при корейцах не было понятно, о ком идёт речь. Правда, он больше тянул на прапорщика, трясущего столб, чтобы достать яблоко. Обычно Президент крутил своей башкой и на всех гудел, а в его речи в основном шли «ду-а, му-а-а».

 

Всем было понятно, что Полковник хочет не ударить в грязь лицом и выбить какой-нибудь заказ, лучше покрупнее. У него был опыт по распространению то ли носков, то ли трусов в Армии Кореи, но три года назад кто-то ему подсказал, что арэфайди – очень перспективный прибор. Сам прибор стоит три тысячи, а за каждый Тэг можно заработать десять баксов. Тэг – это на первый взгляд маленькая картонка, поэтому таких Тэгов в большую коробку из-под носков можно поместить тысяч сто. Расчёт, который был ещё доступен Полковнику, давал круглую цифру. О том, что эту картонку надо ещё спроектировать и сделать, Полковник догадывался, но надеялся, что это будет выполнено тем же способом, как и всё благосостояние Кореи – копированием уже существующего где-нибудь решения.

 

Как раз к тому времени в Россию отбыл главный разработчик этих картонок, просидевший над ними три года, и Полковник веровал, что любой русский радиоинженер разбирается только в Тэгах, и вся радиотехника создана для их копирования. Так что клонирование нового спеца выпало на меня, меня взяли на работу, сразу с аэропорта привезли в захламлённый барак, где я начал лихорадочно думать, что же это за десятибаксовое устройство и что у него внутри.

 

Сами картонки, оставшиеся от отбывшего на Родину Николая, в огромном количестве, что-то около 200 тысяч, были, на первый взгляд, просты. Но их надо было настроить и главное – отобрать из них самые-самые и выиграть компетишен. Тогда можно будет все остальные всучить заказчику из Корейской Армии, которому раньше сбывали китайские носки на вес. Так что я начал исследовать эти самые Тэги и вздумал их рассчитать, или хотя бы понять, от чего зависят их параметры, чтобы научиться настраивать. Мне казалось это доступным, поскольку в этих Тэгах главным была антенна, а я когда-то работал на кафедре антенных устройств в московском вузе и даже пил коньяк с известными антенщиками, например, с профессором Е. В. Гениным, с которым мы даже осмелились написать маленький учебничек.

 

Я сел за компьютер, оставшийся от Николая, но по настороженным взглядам выпускников колледжей вокруг тут же понял, что это здесь не поощряется, и не дай Бог лезть в Интернет за информацией. А поощряется крутить ручки прибора (который был один), смотреть на Тэги с разных сторон, с видимой радостью отвечать на вопросы мистера Ли, а также есть перчёную корейскую пищу и причмокивать языком, говоря «Делишес» («прекрасно»). Можно рассказать, как ловят рыбу в России, и даже сделать сравнительный анализ водки и соджи – корейской двадцатиградусной тёплой водки, от которой корейцы утром долго не вылазят из их хвалёных туалетов. Я пытался что-то сказать о согласовании антенны с чипом, и что для этого нужно рассчитать согласующие цепи, но в ответ слышал только: нет, можно всё настроить, отрезая кусочки металла.

 

- Нам некогда рассчитывать, надо настраивать, – гудел Полковник, – и селектировать. Фаст, фаст!

 

Демонстрация покорности, преданности компании, то есть Президенту, и послушность – это было главное достоинство сотрудника. Надо помнить, что начальник всегда умнее. А корейский начальник ещё умнее.

 

Году на третьем учёбы в Московском Энергетическом институте мне пришлось поверить в силу науки. А дело было так. Мы с моим другом Колей пошли вечером делать лабу. Коля по какой-то причине пропустил её, а я пошёл за компанию. Кафедра Антенных устройств находилась в Бастилии – так называли мы лабораторный корпус, построенный по проекту французского архитектора Ле Корбюзье.

 

Аппаратура на кафедре антенн была ещё времён Пистолькорса, с которым дружил наш живой классик профессор Марков, спроектировавший и даже припаявший антенну на Первый Спутник Земли. Если кто помнит, это были четыре блестящих никелированных уса, отходящих от шара с надписью «СССР». Так что в Бастилии были ещё отголоски эпохи Александра Сергеевича Попова, все шарниры крутились на медных колёсиках и даже сдвигать шлейфы было приятно.

 

Лабораторная работа была по курсу антенн и, собственно, заключалась в том, что с помощью двух шлейфов нужно было согласовать два комплексных сопротивления. Коля взялся всё сделать за пять минут и быстро набросал отчёт. Осталось найти только два значения размеров шлейфов, чтобы коэффициент стоячей волны стал бы близок к единице. Коля установил одно значение, которое давало максимальное отклонение прибора и стал подбирать другое значение. Но нужного оптимума не достигалось, как он не менял оба шлейфа.

 

Я взялся читать какую-ту книжонку и ждал, когда будущий директор института настроит шлейфы. Однако у Коли всё никак не получалось. Две степени свободы - это тоже немало! Наконец я полез в руководство по проведению лабораторных работ, лежащее на столе и, полистав его, нашёл формулы, в которых как раз и рассчитывались эти два расстояния. Пока Коля пыхтел, подбирая шлейфы, я рассчитал две цифры и сказал Коле: ставь 12 сантиметров на одном, и 27 сантиметров на втором шлейфе. Коля с недоверием поставил – и тут же мы увидели, что антенна согласована! Так нам пришлось поверить в силу формул и науки.

 

Мистер Ли, взявший на себя научное руководство «Кредикарда» тоже хотел верить, что наука может увеличить выпуск хороших Тэгов. Раньше он сбывал через банк стиральные машины для носков, поэтому решил пополнить свои знания в радиотехнике. Он купил толстенную английскую книгу «Основы радиотехники» и начал её изучать, бережно закрашивая жёлтым маркером уже прочтённые слова, считая, что их он уже изучил. Первое, что он зачеркнул, это название книги. Затем он потребовал, чтобы на его компьютере поставили сразу все программы, на которых лихо считали давшие дёру русские спецы. Мистер Ли сказал, что через месяц он тоже должен считать лихо. Ответственным за это будет новый специалист из России. На осторожный намёк, что какую-нибудь Эй-Ди-Эс нужно изучать два года, он в ответ только скруглил косые глаза. Тогда я сказал, что есть такой инструмент, как диаграмма Смита, которая помогает радиоинженеру и может заменить Эй-Ди-Эс на первых порах.

 

Услышав слово «Диаграмма Смита», с помощью которой можно увеличить дальность работы системы, мистер Ли недоверчиво задумался и надул губы. Потом он позвонил какому-то корейскому профессору в Инчоне, и тот подтвердил, что таковая есть. Я решил не говорить мистеру Ли, что когда-то даже держался за руку с этим самым Смитом.

 

Так, в дружном толкании тележек и перцевом мазохизме пролетела первая неделя работы в Корее. В конце недели был праздник Чусок. Это было как нельзя кстати. Главное – не предполагаемый подарок, а три дня отдыха, не видеть эти горы Тэгов и ручки прибора, от которого рябит в глазах. Но чёрта с два. Для нас, сотрудников «Кредикарда» Полковник подарил только один день, и то субботнего, то есть банно-коллективного типа.

 

Уже после праздника подарков - Чусока, в один день я не успел к девяти часам прийти на работу из-за того, что мастер, обещавший установить телефон не мог понять, в какую дырку вставлять телефонную вилку. С ним пришёл специалист по установке Интернета, который долго смотрел как на новые ворота в мой ноутбук с русской версией Windows. Только спец по телефонам нашёл дырку и воткнул в неё телефонную розетку, как раздался звонок и мистер Ли начал выяснять, почему я ещё не на работе, когда всё горит, и у нас через пять дней компетишен. За нарушение дисциплины мистер Ли провёл со мной двухчасовую беседу, тренируясь в английском языке.

 

В этот день вечером мы поехали с ним в командировку, в тот самый цех, где нам должны сделать самые лучшие Тэги, которые выиграют соревнование. Цехом на краю Сеула руководил узкоглазый симпатичный китаец с фиолетовыми, чётко очерченными губами и в френче типа «а ля Мао Цзе Дун». Он постоянно кланялся, скалил зубы и предлагал мне кофе в картонном стаканчике. Потом он долго гладил бруски золота, из которых будут напылять антенны. Заказ Полковника был по душе и китайцу в золотых очках. Надо сказать, что порядок в их цехе был китайский. Заехав на своей машине на десятый этаж (в здании был такой лифт), на входе в цех мы разулись и далее ходили в носках, потому что тапочки по моему размеру не нашлись. Девочки, как клонированные, сидели и непрерывно делали одинаковые движения по пайке плат, так что даже смотреть на них было утомительно.

 

Вместо того, чтобы заказать 100 штук антенн и измерить их параметры, а затем подстроить, Полковник заказал сразу 200 тысяч, потому что Полковник умеет только умножать на 10. Чтобы показать техническую оснащённость «Кредикарда», мы привезли с собой и наш прибор «Спектрум-Аналайзер». Прихлёбывая кофе из деревянного стакана, я для начала проселектировал 100 будущих Тэгов. Китайский товарищ светился от умиления. Таскание русским спецом «Спектрум-Аналайзера», надо думать, подняли уверенность и китайского начальника.

 

По приезде в наш небоскрёб «Сентера-Палюс» я оттащил «Спектрум-Аналайзер» на восьмой этаж и продолжал селектировать Тэги. Когда я засыпал последнюю банку своими картонками, то казалось, что можно и по домам. Оставаться до 10 и до 12 никто на первый взгляд не требовал, но когда я собрался, потирая нос, улепетнуть домой, Полковник посмотрел на меня так, что у него из глаз искры сыпались от ненависти. Хотя уже тогда я знал, что можно, можно работать по контракту и до 12 (хотя в контракте написано до шести вечера), но только за плату, и если тебя попросят. Но на самом деле, пока всё было с точностью наоборот: никаких компенсаций не предлагалось, а предлагался только переперчённый Динер (ужин).

 

Деньги на развитие фирмы «Кредикард», как стало ясно, появились от того, что они сумели выписать иностранного спеца, и под это дело правительство дало аванс. Вот этот аванс, полученный как раз под меня, и пошёл на эти 200 тысяч неиспытанных Тэгов. Заодно Полковник купил чёрный лимузин, чтобы выглядеть представительнее. В лимузине стоял электронный спутниковый навигатор, чтобы пьяный полковник мог двигаться куда нужно и после соджи.

 

Наутро после заказа антенн, Полковник поручил мне срочно измерить ещё одну антенну. Они откопали какую-то старую, неимоверных размеров антенну, которая, как казалось Полковнику, в силу своей величины даст большую эффективность и поможет им одолеть любого конкурента. По какому параметру измерять эти тазики, правда, он не указал, но я догадался, что по диаграмме направленности. Заодно я измерил и линейные размеры и написал ему «Репот». Единственная оплошность – что в этом докладе, или Репоте по-английски, я написал, что теоретический предел работы системы RFID всё равно остаётся 8 метров, независимо от размеров антенны.

 

Через день после возни с уникальной антенной, собранной из четырёх медных тазиков, я приступил к окончательному искоренению Феномены. Под руководством одноглазого Пака, который пользовался своим одним глазом, как микроскопом, был и паяльщиком, и программистом, и главным инициатором выпить соджи в отсутствии Полкана, коэффициент усиления было решено довести до максимума. Усиление регулировалось одной ручкой, которая находилась в схеме, но где – знал только посвящённый Пак. У Пака, как оказалось, был ещё один секрет: перед ловлей писка нужно плюнуть на карточку.

Он был заядлым рыбаком, и любимая заставка его компьютера была – шевелящиеся перед ошпариванием раки.

 

Иногда рано утром, приходя на работу, я видел мистера Пака спящим на своём стуле перед экраном с раками. Это значит, что он ловил писки всю ночь и не ходил домой. Спать у компьютера ему позволялось и днём, потому что он был программистом, и, видимо, единственным корейцем, кто хоть что-то понимал в радиотехнической стороне дела. Корейцам в принципе не свойственно уклонение от естественных извержений. Тем более, во время сна мистера Пака в половине нашего цеха пахло, как от ста нестиранных носков.

 

В этот день, после вечерней соджи, консилиум «Кредикарда» решил довести расстояние срабатывания до 12 и 16 метров при теоретическом пределе 8.4 метра.

- Будем работать и каждую ночь и каждый день добавлять по 20 сантиметров! – приказал мистер Скотт.

 

Был выбран основной метод – отбор, а по-научному, селектирование.

Полковник знал, что в 100 парах носков всегда можно найти одну пару с дырками. А бывает даже попадаются использованные. Так и Тэг. Например, где-нибудь в углу ридер пищит на 6 метров. Но обязательно можно найти другой угол или ещё лучший Тэг, который даст 6 метров 10 сантиметров. Значит, нужно эти Тэги все отобрать. А завтра из этих уже отобранных отобрать те, которые дают ещё на 10 сантиметров больше.

 

Все Паки и Ли, как очумелые, махали Тэгами, которые в случае появления связи издавали писк и искали точку, которая больше шести метров хотя бы на 5 сантиметров. Сам Скотт бегал с гаечным ключом, крутил кронштейны и монтировал лестницы, которые становились всё выше, чтобы расстояние было наверняка больше восьми метров.

 

Иногда Полкан приходил на работу часов в восемь хмурый, непротрезвевший и начинал злобно клеить картонки, чтобы все видели, что даже он, Великий Президент, работает на благо компании. Это самая квалифицированная работа, которую он освоил. Через какое-то время привезли чудо автоматики: маленький конвейер, на который с одной стороны кладут Тэг, а с другой стороны он сам падает в мешок. Самая сильная сторона этого конвейера заключалась в том, что он подсчитывал количество положенных Тэгов, и в конце рабочего дня Полковник слюнявым карандашом списывал эту цифру, тайно умножая её на 10. Потом притащили ещё один автомат, похожий на маленький пресс, но стучал он как большой. Под этот пресс клали картонку, и на ней отпечатывалось личное клеймо Полковника.

 

Однажды, после двух или трёх часов непрерывного тестирования и поиска лучших Тэгов, под стук печатного пресса, я пошёл, качаясь, к перевёрнутой стеклянной банке с дармовым кофе. Но полупьяный Полковник, который как раз ставил личное клеймо на пятую тысячу картонок, очнулся и начал мычать «Фаст, фаст», показывая на моё опустевшее место у прибора. Конечно, мычал он это не от природной дури или злобы, просто это слово было одно из того небольшого запаса, который он знал. Другое английское слово, которое он знал было «Мэ-нэ». Иногда, когда мистер Ли, который пи-эйч-ди, оставлял меня после одиннадцати вечера одного (это называлось показать лицо компании), он говорил: «Вы должны отселектировать как можно больше (As mutch as possible)». И ласково ставил передо мной две пластмассовые коробки из-под носков.

 

В последние дни перед компетишеном в лаборатории стали красить и наклеивать большие иероглифы на всё, что, как предполагалось, будет выставлено на соревновании. Включая алюминиевые раздвижные лестницы. Время от времени одноглазый Пак становился на раздвижную лестницу и балансировал на ней, чтобы видеть, наверное, перспективы роста славной компании после победы.

Приближался день соревнования. Последний день все, сопя носами, клеили, красили и даже шили какие-то мешки. Для шитья и клеяния была приглашена кореянка лет двадцати. Обычно корейцы худенькие, а эта девушка была весом килограмм 120. Но что поделаешь. Как раз такие нестандартные люди самые работоспособные.

 

Утром я поздоровался с ней по-корейски, что звучит примерно: «Ань ен ха сею», на что девушка переломилась в кресле и, испуганно глядя на меня снизу, продолжала наклеивать этикетки. Я прошёл в угол, который условно можно назвать моим рабочим местом, повесил видавший виды Москвы пиджачок на спинку стула и, подойдя к девушке, спросил: «Э… What is your name?», чётко произнося по слогам в общем-то самому малопонятные слова и улыбаясь беззубой улыбкой. Она произнесла что-то по-корейски, и после нескольких повторений я понял, что девушку зовут мисс Кал Дык А. Мисс Кал до обеда сидела на одном месте, вжавшись в кресло и мужественно приклеивала этикетки. Наконец прозвучала команда на ланч. Мы вышли из своей комнаты-склада, прошли по коридору мимо железных и пластмассовых дверей цехов с работающими фрезерными станками и на лифте спустились на первый этаж.

 

Войдя в кафе с названием таким же, как здание - «Center Plus», нужно снять обувь и пройти к низеньким столам, у которых все усаживаются в позе лотоса.

 

Наш Президент, полулёжа за столиком, махнул нам рукой и подозвал официанта, щёлкая пальцем. Офистель услужливо принёс банки с водой, и все по очереди налили друг другу в пластмассовые стаканы тёплой рисовой воды. Мисс Кал села в самом углу стола. Но сделала она это привычно ловко, несмотря на свои 150 килограмм.

 

Далее на стол поставили самые разнообразные корейские блюда, в основном красного цвета от перца, и перед каждым - горшки с кипящим без огня варевом, в котором плавали белые кубики клейстера и скорлупки от улиток. В чашках на столе в изобилии также была поставлена кимча - капуста, квашеная в перчёном соусе. В железных чашечках дымился рис, лежали проросшие плоские зерна, которые прорастали, видимо, в темноте, и поэтому сами зёрна белые, а ростки жёлтые.

 

На тарелке лежали также лапки раков. Если их нажать зубами, то они захрустят, и из них польётся вода, похоже, Жёлтого моря, в котором они живут, а далее потечёт красный перечный замес. Лапки почему-то мохнатые.

 

Обязательно также тарелки с красными кусочками репы, промоченные всё в том же соке, и варианты её - жёлтые полукружочки, дополнительно вываленные в сахаре, и поэтому их вкус более приемлемый для избалованного европейского желудка.

 

Палочки в Корее, в отличие от китайских, деревянных, чаще всего металлические. И вот этими палочками, с учётом хватки и аппетита, мы подцепляли длинные зелёные водоросли, лапшу и кусочки сыра, похожего на клейстер. Говорят, что традиция перчить пищу пошла у корейцев из-за климата. Чтобы сохранить еду без холодильника её сдабривали перцем. А теперь этот перец вошёл в генетическое поклонение. Корейцы любят показать, как они с удовольствием вкушают родную пищу, поэтому за столом они говорят мало, во всяком случае в обед, и с чувством вбирают в себя лапшу. Лапша эта несколько нетрадиционная, но любимая еда корейцев, она обильно вываливается в чёрном соусе и при всасывании в себя этот соус разбрызгивается.

 

После первого шумного всасывания лапши Президент промямлил, непонятно кому:

 

-Шершишь? Поблююм?

 

Разговор поддерживает второй по иерархии мистер Ли.

 

-Чегулим?

 

-Э...э...э...

 

- А нэ..э..ээ.

 

- Кондо пчи карим, – услужливо подхватил разговор мистер Ли - бухгалтер. Его обязанностью была в том числе и защита секретов фирмы, и он поэтому, видимо, доложил хозяину, что все схемы под замком.

 

- Негурим пчи сурим.

 

-А казла мэ...нэ...э...

 

Это Полковник вспомнил свои вчерашние ночные приключения. Ведь после 11 начинается вторая жизнь в Корее, все заваливаются в полиэтиленовые домики, которыми уставлен весь Сеул, и шумно пьют соджу. Соджу пьют даже гимназистки, и даже мисс Кал, если не видит Полковник. Но за столом она молчит и только тыкает палочками в свои тарелки, которые ей принесли в последнюю очередь.

 

-А ем как га ба рит гурим? – говорит раскрасневшийся Полкан и, показывая своё расположение, откидывает большую рыбью кость в мою тарелку.

 

-Thank You very match, – шепчу я.

 

- Наибон чукчу слида, – соглашается Полковник, оглядывая всех.

-Манда уидэ...бэ...э, – восхищается мистер Ли.

 

Застольному порядку у корейцев тысячелетия. Когда они пришли на этот тёплый полуостров с нашей Чукчилии, был строгий. Когда он облагородился, то остались, например, такие приёмы, что ты всем наливаешь (воды и соджи, например), а потом ждёшь, когда нальют тебе. Когда выпиваешь содержимое, то нужно отворачиваться. Когда берёшь деньги, надо стеснительно кланяться и держаться за локоть, а вторую руку прижимать к сердцу.

 

После последнего всхлипывания лапшой наш Полковник начал вставать, вытирая по ходу салфеткой верхнее проходное отверстие, и уже устремился к выходу кафеюшки.

 

Вслед за ним повскакивали все его сотрудники, и мисс Кал, не успев доесть и половину лапши и кимчи, тоже вспрыгнула с позы лотоса и поплелась за Председателем и его командой. Вся героическая компания «Кредикард» после такого ланча тут же ползёт на рабочее место, к своим столам и бесконечным карточкам, которые нужно перекладывать с одной кучки на другие.

 

В этот день после двенадцати ночи, может, от прорастающих зёрен, мне стало несколько не по себе, и я, качаясь, вышел на балкон, откуда были видны окна моей квартиры. Они не горели, но манили к себе чёрным светом.

 

На следующий день Полковник с утра командовал, что брать и в какой последовательности следовать на Компетишен. Первым поехал он сам в чёрном лимузине, купленном на деньги, выданные на развитие интеллектуальных ресурсов компании. За ним шёл грузовичок, за рулём которого сидел одноглазый Пак и из которого торчали лестницы. По прибытии, лимузин полковника начал кругами разъезжать возле поставленной лестницы с мистером Паком. На стекло лимузина мистер Ли приклеил лучшие отселектированные Тэги. Это было и первое, и завершающее испытание на скорость. Набирать скорость Полковник, оказывается, умеет и лихо крутить баранку тоже. Ведь как раз и смысл соревнования был в том, чтобы зафиксировать и записать проезжающие машины, которые с разной скоростью мотались для этого под воротами с ридерами.

 

Из картонных ящиков грузовичка поддержки, на котором везли канаты, лестницы и даже телевизор, вытащили куртки Посконки и раздали всем участникам компетишена, отчего все стали похожи друг на друга как родные братья. На куртках крупно было написано слово «Poscon» и была масса молний, кармашков и лэйблов на английском языке. Какие-то пишущие ручки, карточки с телефонами и женскими фигурами были вставлены в карманы Посконки – но эти подарки Полковник раздавал только приближённым.

 

Были и батареи связанных бутылок с минеральной водой, едой, закуской, а также два запакованных ящика соджи, которую предполагалось открыть в завершающий момент и отметить победу. Предполагалось, что брейк-таймы будут проходить каждые полчаса, знаменуя успехи на очередном этапе. А этапы заключались в повышении скорости машин, которые гуськом друг за другом ехали через трое ворот с ридерами, закреплёнными на разной высоте от 3 до 7 метров. Ридеры и должны отгадать, какие номера машины, на стёклах которых были закреплены лучшие Тэги, прошли сквозь ворота. Ясно, что если не отгадано, то ридеры плохие, и их ждёт участь носков.

 

Место для компетишена было выбрано у горы, возле которой после войны 1953 года оборвалась железная дорога между Северной и Южной Кореей. Поэтому здесь была шикарная мусорка, почти супермаркет, и наш скульптор Церетели точно создал бы из неё шедевр. Гора металла и пластмассы соперничала с находящимися рядом каменными горами и состояла из электронных магнитол, телевизоров, велосипедов и прочего. От неё исходил насыщенный комиссионный запах и шёл дымок. Именно из-за радиотехнической природы свалки было выбрано, видно, это место для соревнования RFID.

 

Небольшой отрезок шоссе, идущего наискосок от горы Церетели, был перекрыт несколькими воротами, украшен знамёнами, приветствиями и корейскими иероглифами. Параллельно этому отрезку дороги стоял навес, под которым сидело, как стало понятно, жюри или бюро.

 

В двух метрах от перегородки стоял движок и рычал, вырабатывая электричество. А возле него валялись горы палочек от очередного приёма кимчи. Над нами летал радиоуправляемый самолёт. Все члены жюри сидели под навесом в белых намордничках. Эти наморднички, жёлтые, голубые и белые одевают и стар, и млад в Корее. Говорят, оно укрепляет здоровье и духовную уверенность. Перед каждым членом жюри стоял ноутбук, в который он время от времени заглядывал. Один, видимо, ведущий, время от времени ругался по матюгальнику на корейском языке. Эти его команды разлетались далеко к мусорной радиотехнической горе.

 

И вот мы с помпой подъехали к месту проведения соревнования. Хотя почему-то Полковника не встречали с оркестром, а его чёрный лимузин даже не пустили на стоянку для жюри. Тогда мистер Пак привязал радиолокаторы на лестницу, и Полковник начал с рёвом гонять машину вокруг радиотехнической горы, показывая, как все они готовы ринуться в бой. О том, что ридеры, которые в коридорах пищали, здесь, на воздухе, без стен, не пищат, задумался только банковский деятель Ли. Сам Полковник приказал Ли исправить такое положение, спутав его, наверное, с Максвеллом. Поездив кругами вокруг лестницы он посчитал, что рекогносцировка прошла. И вот нас допустили готовить и развёртывать своё имущество.

 

Вдоль дороги стояли трое П-образных ворот, облепленных приветствиями, высотой 3 метра, 5 и 7 метров. Подвесив на эти ворота свои приёмопередатчики, участники, соответственно, далее подсчитывают, какие более удалённые или приближенные ридеры видят проезжающие снизу машины. Машин было несколько, включая похожую на «Запорожец» с передним мотором и дымом, вылетающим вперёд.

 

Как раз перед нами заканчивала участие компания из двух пацанов, которые подвесили какие-то несерьёзные пластмассовые тарелки, и тем не менее при прохождении через ворота машин, дружно раздавался пищащий звук.

 

Нашим же «Кредикардом» для полного антуражу был прихвачен белый специалист – и им оказался я. Белый иностранец, кстати, в дословном переводе с корейского означает «Белая обезьяна с красным носом». Своим насупленным носом и умным видом я должен быть показать, какая концентрация мысли сосредоточена в компании «Кредикард», что всё разработано на высшем мировом уровне, и поэтому мы точно занимаем первое место и меняем носки на трусы.

 

То, что я вынимал записную книжку и время от времени в неё что-то записывал, шокировало всех, особенно своих же – Полковника и других Паков и Кимов. Но это ещё больше придавало значимость. Полковник важно шагал руки в штаны, показывая, что первое место нам обеспечено.

 

Мы распаковали ящики с надписями «Будущее за Кредикардом!» и – как ни корчил удивлённую морду Полковник, но нас пригласили к стенду измерить какие то параметры, кажется частоту и мощность. Это поразило Полковника, ему – и не доверяют, что все параметры у него такие, как нужно Великой Корее! Однако приборы показали, что наши ящики не проходят ни по какому показателю.

 

Важный, профессорского вида кореец измерил спектр и мощность на выходе нашей коробки, пригласил Полковника убедиться в этом, но тот не увидел там ничего, что бы не позволяло допустить нас к соревнованиям – одни мирно пляшущие палки. Закурив корейскую сигару «Наша Марка», Полковник стал откусывать её конец и плевать в профессора, показывая, что это временные трудности. Пока он качался, держа достоинство, в стороне гайки откручивали и закручивали дрожащими руками одноглазый Пак и белый спец, Пак лез и что-то подкручивал в ящиках. Это пришлось делать несколько раз, с разборками и пояснением Полковнику, что есть правила и есть инструкции.

 

В конце концов Пак всё перестроил так, как надо, уменьшил, как требовали, усиление и мощность. Но будет ли работать система в таком перестроенном состоянии, не мог сказать никто, даже банковский пи-эйч-ди Ли. Потом Пак вытащил свой ноутбук и начал судорожно что-то перепрограммировать. Все остальные во главе с Полковником смотрели на это как на новые ворота. Солнце клонилось к закату, и в России, наверное, все бы послали таких участников подальше и разбежались, но это Корея, и всё жюри в белых и голубых намордничках ждало, когда откуда-то привезут особо точный прибор, который докажет, что аппаратура Полкана не проходит ни в какие ворота.

 

Когда белые и другие обезьяны вскрывали трясущими руками коробки, Полковник подходил к одному или другому члену комиссии и что-то ласково говорил. От того, вставлял ли он в свой золотой рот сигару или нет, были понятны результаты локальных переговоров. Отовсюду неслись возгласы, кончавшиеся одинаково: «О смида!», а японская бензодинама мирно рычала, выплёвывая запахи бензина и кимчи.

 

Наконец в наших ящиках всё было разболтано как только можно, мощность уменьшена до нормы, тазики с антеннами перестроены, поскольку, как оказалось, их коэффициент усиления тоже надо тестировать, и Полковнику разрешили вешать свои тяжёлые четырёхтазиковые тарелки. Это он изъявил желание сделать самолично. Отряхнувшись и отбросив сигару, он надел каску и полез на подъёмник. На большом экскаваторе Полковник встал на огороженный мост и с верёвками в горизонтальном положении поплыл над Компетишеном, лёжа горизонтально в люльке с воздетыми к небу руками. Потом он бросал Паку верёвки, вытаскивал свои тазики и привязывал их к столбам. Пот лил с него так же, как и с его подручных одноглазых и двухглазых. Казалось, что вот-вот подъёмники рухнут под его весом. Руки Шефа тряслись, и завершил привязку тазиков он как в горячке.

 

Наконец ведущий прокричал что-то в микрофон и машины поехали. На наши тазики никто из них почти не отреагировал, только иногда вдруг раздавался писк, и то либо от содрогания земли, либо из живота какого-нибудь пи-эйч-ди Ли. Все смотрели на Полковника и его помощников, наряженных в «Посконки», как на дураков, но Полковник, не отрываясь, прижимал к единственному уху телефон и орал как бы куда-то наверх, что его здесь притесняют, и его писки не слышны. И вот всё закончилось, пронеслась последняя машина, конечно, не обнаруженная аппаратурой «Кредикарда», больше годящейся для стирки носков, и все корейцы в белых и синих намордниках побежали к своим машинам.

 

Через полчала и мы, отвязав от столбов свою провальную аппаратуру, побрели к своим лимузинам. Мистер Ли кричал в сердцах: «Они все используют компоненты из Америки, и только наша фирма делает всё сама!» После этого, несмотря на явный провал, вереница машин во главе с лимузином Полковника поехала на ужин, отметить это событие. Между нами, одно то, что нас допустили к соревнованию, было достижением.

 

Полковник выбрал из массы кафе в Сеуле одно, на котором были нарисованы толстые свиньи. Заходя в кафе, в Корее положено снять обувь и разместиться на корточках у длинного стола. Я сел с краю в окружении мистеров Ли, которые хоть немного говорили «по-англицки», и значит, какой-то разговор можно было поддержать. Поначалу все сидели на корточках хмуро, цокая губами, но потом горечь поражения забылась, и начались разговоры типа, что главное участие, и уж на следующий компетишен все они будут знаешь где.

 

- А «Самсунг»–то пластмассовые антенны выставили, ха-ха-ха! И пацаны какие хилые - представители называется, без галстуков.

- Мы – единственная компания в Корее, которая сама всё разработала. И сделала.

- Будущее за «Кредикардом»! – переводил мне пи-эйч-ди Ли.

 

Рядом с нашим Полковником примостился на корточках какой-то брат мистера Скотта, с такой же наглой мордой. Изголодавшийся начальник тут же начал хлебать соджу из зелёных бутылок.

На низенькие столы поставили газовые плиты и на горячую сковородку можно было бросать грибы и сырое мясо.

 

Мистер Ли, размягчившись от соджи, вытер своим галстуком нос и начал:

 

- Мистер Президент дал мне большой кредит, я купил машину. Теперь мне отсюда уже не отвалить, придётся быть зеркалом великого мистера Скотта.

 

- За нашего великого мастера, с кем неразрывно связаны наши успехи, за мистера Скотта! – прокричал уже тёпленький мистер Ли.

 

Началось чинопоклонение. В Корее первому себе наливать нельзя, налей другим и поставь зелёную бутылку, или даже бутылку с пивом. Жди, когда нальют тебе другие, например, сосед. Но если начальнику налить – то пожалуйста. Наливание выполняется с придерживанием за локоть, а пить можно только отвернувшись от начальника, показывая, что ты даже недостоин глядеть на Полковника, но выпить выпью, мол, столько, сколько ему нальют.

 

Соджу, которая стоит по цене зажигалки, все пили до зелёного цвета. В сковородки сами едоки бросали куски сырого мяса, проворачивали их палочками, смачивали в перцовом красном соусе и с прихлипыванием несли в рот.

 

После ужина раскрасневшийся Полковник стал ещё больше размахивать руками и всё говорил мне, что ты не пожалеешь, мол, если будешь у нас работать, количество трусов будет расти всё больше и больше. Я не понял, чего это он показывает ниже пояса, и всё махал головой. Оказывается, Полковник собрался всех вести в Ночной клуб. Таких клубов в Сеуле на каждом углу, но это был особый, и, похоже, Полковника там знали.

 

- Там будет не только соджа! – шепнул мне мистер Ли.

 

Мы пошли по ночным, сплошь уставленным машинами, улицам Сеула. Они были не только не заперты, но иногда и со вставленными ключами, чтобы удобнее отогнать, если мешает. Подошли ко входу, разукрашенному молодками и скульптурами ковбоев на лошадях. На хвостах лошадей и в глубине туннельчика мелькали лампочки, а из кнутов ковбоев вылетали искры. В длинном голубом коридоре нас благожелательно осмотрели охранники - секьюрити, и вот впереди мы услышали музыку и звуки барабанов. Рядами стояли мягкие диваны, а впереди на подиуме качалась толпа счастливых разнообразно одетых корейцев от 16 до 60 лет. И, видимо, довольных жизнью.

 

Наша группа расселась вокруг стола, и к Полковнику тут же подбежал чернорубашечник. Полковник что-то шепнул ему, и тут же нам подвезли две тележки, из которых чуть не выпрыгивали живые лягушки. Неспешно и с достоинством корейцы, в соответствии с положением и заслугами, наливали в рюмки, отрывали ножки этих лягушечек и причмокивали, припивая виски. Здесь был настоящий невосточный капитализм, и капитализм этот требовал капитала.

А вот, в окружении женщин, какой-то 60-летний кореец отвалился и неспешно пошёл в туалет. Стайкой возле туалета стояли девочки с расщелинами на пупах, по европейской моде. Корейские туалеты, как известно, музеи искусства. Но этот был с ещё большими примочками. Напротив каждого унитаза и писсуара стоял, как на посту, отдельный кореец и подавал сырое полотенце отработавшему посетителю, а потом сбрызгивал его одеколоном. Для того, чтобы журчание было более благородным, в унитазы были насыпаны ледяные кубики. В туалете стояли крем для рук, духи, бутылочки с ананасовым соком, а также автоматы с защитой от СПИДа на любой вкус, причём внутри этого ящика время от времени загорался свет и раздавался голос, призывающий, пока не поздно, что-нибудь купить.

 

Побрызгавшись духами и пройдя сквозь колонны мальчиков в галстуках, мы возвратились в сверкающий зал. Там всё ещё продолжалось действо.

 

Мальчики в чёрных амбарцуцках носили подносы с ананасами, полуживыми крабами, манго и лимонами.

Цыгане, русские стриптизёрши с бусами на срамном месте меняли поочерёдно друг друга на подиуме и менялись сами. Пляски шли в стиле папуасов или чукчей, из которых и вышли, говорят, корейцы, с устрашением друг друга. Там, в Чучконии, как считают корейцы, ещё в 17 веке ходили мамонты. Потом чукчи их всех съели и вышли на корейский полуостров в поисках пищи. Поскольку не было холодильников, они стали делать кимчи и пить соджу. Потом научились копировать телевизоры и кондиционеры. Так родилась Великая Корея…

 

Вдруг у насодженного Полковника запел сотовый телефон, он, протерев жирные руки галстуком, нажал на кнопку и, слушая речь из телефона, начал подниматься над горой фруктов, лежащих на подносе перед ним. Лицо его повлажнело и стало перламутровым с зеленоватым отливом.

-

Кам за хамнида! – прокричал он в зал так, и даже стриптизёрша остановилась на самом важном месте.

 

- Кам са хумнида! – вытянулся как по струнке Полковник и объявил всему залу новость, которую подполковник тут же перевёл на английский:

 

- «Кредикард» занял первое место в Компетишене! Слава мистеру Скотту!

 

- Чота! – крикнул Скотт в зал.

 

- Ди-ве-да! – хором провозгласили пляшущие, и стриптизёрша продолжила свой показ.

 

А сверху крутились зеркальные плафоны с неестественно белым светом, и одинаковые чёрные мальчики с бабочками промеж горла продолжали ловко растаскивать подносы с ананасами и виски… Мистер Скотт совсем по-хозяйски осмелел и, держа свои жирные лапы на горле бутылки с изображением лошади, что-то выкрикивал в сторону, видимо, судей, которые поначалу неверно оценили заслуги самой прекрасной компании с кредиспособным Полковником во главе.

 

Когда, покачиваясь, пи-эйч-ди Ли вывел меня из Ночного клуба, то он взял с первой попавшей машины какой-то листок и стал тут же звонить по телефону.

 

Я ещё подумал, как это он будет вести машину в таком состоянии. Но это, оказывается, сервис такой, и когда мы дошли до его машины, в неё уже прыгнул молодой пацан с чёрными мохнатыми нашлёпками на ушах, вставил ключ и повёз нас, ориентируясь по экрану спутникового навигатора. Это был один из чудес трудолюбивой Кореи, наряду с соджей и бесплатными туалетами, в которых плавают черепахи и благоухают пальмы.

 

|2005.12.2001|