А когда, захмелев без закуски – А уже он зело выпивал -- Он любил свою Зину по-русски: Поколачивал и ревновал, Вспоминала она, вспоминала, Как в семнадцатом шалом году В Петрограде его повстречала, Полюбила – себе на беду... А была она редкой красоткой, Увивался за ней Петроград... А Сережа, повязанный с водкой, Сам себе был порою не рад... Но когда выходил из запоя, Был он сказочно нежен и мил... И терпела – прощала побои, Умоляла, чтоб больше не пил... Вспоминала она, вспоминала... Гимназисточкою из Орла За мечтой в Петроград улетала, Неосознанно чуда ждала... И стуча на своем «ундервуде» В окруженье газетных писак Все мечтала о сцене – о чуде, Но втянуло в любовный зигзаг... Белобрыс, а она – как цыганка. Он – поэт, но пока – для себя... Чем завлек – неизвестна изнанка, Что дарил – неизвестно... Судьба... Он позвал – и на север помчались, А четвертого августа вдруг В Волологодском краю обвенчались... Просто друг был, а ныне – супруг... Он над нею куражился пьяно И – беременную – побивал... Появилась дочурка – Татьяна... Вновь побил – и сильней выпивал... А когда она – снова на сносях – Поколочена им «по любви» -- Рвет их связь, что казалась – на тросах -- Не вернется, зови – не зови... Он в зените таланта и славы, Дети с нею растут в нищете... Он поет про луга и дубравы – Зина бьется с нуждой во тщете... Из Есенинской выпав орбиты, Потерялась в огромной стране... Им и дети по пьянке забыты: -- Ребятишки? На что они мне? Только раз на ростовском вокзале С ним свела Зинаиду стезя... -- Здесь и сын твой... Посмотришь? -- Едва ли... Ну, давай, коль иначе нельзя... Ошарашенно выкликнул: -- Черный? Не Есенин! Таких у нас нет... Будто Костенька был прокаженный – Так брезгливо скривился поэт... У него почитателей масса, Издают и читают взахлеб... И скандальные – в «Стойле Пегаса» Вечера... Да, не жизнь, а вертеп... Знаменитый в стране и окрестно, Публикуем и славою горд... А ее – (как и что – неизвестно) – В музы выбрал себе Мейерхольд. И она, что считалась бездарной, Вдруг явила чудесный талант... Он – на западе в гонке угарной... А ее театральный гигант Воспитал – (и теперь она – прима) -- И поэта детей – как родных... Но сквозь сон – незабытое имя На устах – и не только на них... И в душе ее образ поэта Не угас, не взирая на боль... Он вернулся, объездив полсвета, И в крови у него – алкоголь... Вновь возник в ее жизни Есенин... Взлетом бывшей жены удивлен, Он привычно упал на колени, Мол, прости – и, конечно, прощен... И детей, позабытых им, фото – (Пусть черны – но есенинский вгляд) – Режиссеру оставив заботы, Он в кармане носил, как мандат... Были тайные страстные встречи, Но от них – снова горечь и боль. И себя до конца искалечив, Мстил и ей за былую любовь. Он являлся и трезвым и пьяным: Мол, пришел, чтоб увидеть детей... А потом – «Англетер»... -- Валерьяны!... Череду непонятных смертей Начал он, озорной «подмастерье». Он ушел, не снеся бытие... А у смертной прощальной постели Мать поэта винила ее... Из есенинской горькой орбиты Не дано на свободу уйти... И она – по приказу – убита – Все страданья ей, Боже, зачти... | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
