Хоть на календаре конец ноября, днем еще жарко… Однако солнце, как и положено солнцу, настроено на жизнь, а не на уничтожение всего живого. Да и близкая зима дает о себе знать то в ярких островках молодой зелени, неудержимо рвущейся из – под грязно – желтых остатков ушедшего лета, то в благодатных теплых дождях, которые становятся все продолжительней и обильней, то пустыми пляжами ( это при двадцати-

градусном море!)

Вдоль пенной кромки, белые на желтом , разгуливают чайки, что-то высматривают

в следах, оставленных на песке набегающими вонами, да еще две собаки со щенячьим восторгом носятся между дюнами…

Самое восхитительное время года! И все же есть некоторая нарочитость в этой красоте поздней осени: мы словно на плакате, рекламирующем зимний отдых у теплого моря. И красные , желтые, и в бело-черную полоску паруса, скользящие по ярко- голубой глади залива, и охотники за здоровьем, медленно бегущие мимо ( все ли видят как грациозны!) и редкие купальщики, окликающие друг друга на русском - все это только усиливает чувство иллюзорности последнего дня осени.

Мы сидим за столиком пляжного кафе со странным названием «Паланга»..

-Ты из Прибалтики? - спрашиваю хозяина, когда он ставит на стол поднос с сырами.

-Нет. Из Греции.

-Почему же «Паланга»?

- А, это? Так хозяин бывший даже цену снизил, просил, чтобы имя кафе не меняли. А мне что? «Паланга» и «Паланга» , жалко что ли? Музыку хотите?

-Да, конечно. Только негромкое что-то…

Вот и первые аккорды незнакомой мелодии. Мягкий и вкрадчиво мужской голос неназой-

Ливо рассказывает о море, дальних странах, неразделенной любви и томительной тоске по Эрэц

Я где-то уже слышал и этот голос, и это мотив.

-Кто поет? - спрашиваю хозяина.

Он хитро улыбается и достает из-под прилавка несколько дисков. Они разные, но на лицевой стороне каждого медальный мужской профиль с косичкой на затылке.

-Это ты? - хозяин улавливает в моем голосе удивление и самодовольно смеется

- Не похож? Можешь купить..

Незаметно щипаю себя: не сон ли это? Ну, музыка, ну, море, ну, хозяин с косичкой, поющий свои прекрасные меланхолические песни...

Но друзья, которых я не видел столько лет… они – то реальны!

В обычную жизнь меня возвращает звук, похожий на пушечный выстрел. Яркий матерчатый навес, тоже остаток ушедшего лета, взмывает под напором неведомо откуда сорвавшегося ветра и хлопает со всей силой по деревяому каркасу.

Все, что случилось от той далекой ноябрьской ночи, когда в последний раз (так я думал. И так думали все, кто провожал на промерзшей станции Чоп ночной поезд «Москва- Будапешт», и из-за чугунных спин пограничников в окне проплывавшего мимо вагона я пытался разглядеть приплюснутые к стеклу лица моих друзей), и до сегодняшнего рассвета, разорванного резким телефонным звонком, было уже рассказано.

И вот мы на берегу Хайфского залива , вслушиваемся в слова песни о вечных изгнанниках , едим великолепные , остро пахнущие сыры, черные греческие маслины, вдыхаем прохладный морской воздух, любуемся видом красивейшего города и запиваем все это сухим кармельским вином… И отчаянно острим. Наши остроты и подтрунивание – не только дань прошлому, когда принимать что-то всерьез считалось дурным тоном. Это еще и попытка не замечать разрушительные следы, которые оставило неумолимое время на наших лицах и фигурах.

Постепенно река острот и анекдотов мелеет, вот и последняя шутка , не вызвав реакции, повисла в воздухе…

Солнце оторвало пылающий край от горы Кармель и покатилось по ее склону в залив . Сумерки стали стремительно сгущаться (ноябрь все-таки!), на кораблях и в порту вспыхнули разноцветные гирлянды.

Тяжесть в желудках, легкость в голове ( коварное кармельское красное!) располагали к философствованию... о море…о человечестве… о вечности. Или о душе, например.

-Ой, кто бы говорил о душе! Ты же среди нас был самым что ни на есть атеистом.

Бог мой, как же безжалостно время расправилось с Аллой, женой Игоря! Миниатюрная брюнетка превратилась в кургузую молодящуюся толстушку с отвисшими щеками и беспомощными заплывшими глазками. И язвила она теперь словно по бязанности, будто играла кем-то давно навязанную и надоевшую ей самой роль.

-Тогда все хотели быть святее Папы Римского. – примирительно сказал я. Я –то хоть верил в то, чему студентов учил..

-Скажите, какой идейный был! И что, в это можно было верить? - Алла всеми силами старалась походить на ту, прежнюю, из-за которой страдал бессонницей не один наш однокурсник

Игорь выбил трубку. В отличие от нас, пепребивашихся в студенческие годы сигаретами популярной в нашей среде маркой «Чу-жи-е», или взрывоопасным «Памиром» местной фабрики, он всю жизнь был верен трубке и хорошему табаку. Может, поэтому пользовался таким успехом у девушек?

-Ну-ну,- не отрываясь от созерцания величественной картины заката, бросил он, – интересная мысль. Главное, свежая. Мои дорогие, спору о душе – не одно тысячелетие. И те, кто отрицает

ее наличие, и те, кто утверждает ее присутствие- правы. Поскольку ни у одних, ни у других нет доказательств..

- Твои утверждения так же же бездоказательны, как то, что ты отрицал тогда, - с непонят-

ной горячностью выпалила Алла.

-Вы забываете, друзья мои, что между «тогда», и «сейчас», как совершенно правильно классифицировала эти временные категории уважаемая Алла Анатольевна, лежит полтора десятилетия! Государства исчезли с карты мира. И мы уходим... тоже.

- Ну, в этой очереди я никому не скажу : «Вас здесь не стояло!» Готов уступить в ней место.

-Имею ввиду не человеческую душу- оставил я без внимания шутку Игоря.- Я хочу сказать, что душа есть у любого предмета.. У того парусника, например, у сухогруза на рейде, у автомобиля... У автомобиля - это уж точно!

- Коварное у вас здесь вино. Трезвый, как будто, а несешь чушь. – Это, конечно, снова Алла.

-Вам хочется доказательств? Их есть у меня!

Супруги повернули головы и я обратил внимание на то, как при всей несхожести, они удивительно стали походить друг на друга..

- Ну, и…?

-Вы, конечно, помните мой автомобиль?

-Тот, который ты выкрасил...? – Алла замялась в нерешительности.

-Да-да! Тот, который я выкрасил, как вы язвили за моей спиной, в цвет «детской неожиданности».

-Ну, что ты, Старик! Разве мы язвили? Мы завидовали! – Игорь бросил взгляд на серебристую «мазду», одиноко скучавшую на пустой пляжной стоянке.

-Не обижайся, морда! Мы же любя. Для нас, безлошадных, твой рыжий раритет был верхом роскоши! - И он снова посмотрел в сторону стоянки. Так смотрят на красивую женщину, которая, к твоему собственному изумлению, оказывается, принадлежит тебе.

... - Есть покупатель на нашу машину, - я, старался не смотреть в сторону жены..

- Может, еще подождем? - Так я и знал! В ее голосе зазвенели слезы.

-Ты забыла, сколько лет этой груде крашенного железа. Если кто-то хочет взять, надо торопи-

ться.

-Да-да, конечно - Ира отвернулась.

Перекресток, на котором мы остановились, был достатоточно оживленным. Впереди выстроилась длинная очередь «запорожцев», «жигулей», между двумя иномарками пыхтела послевоенная «Победа». Бесшумно работал мотор нашего «жигуля»

За окнами пролетали первые снежинки, в салоне было тепло и уютно. Из магнитофона

лилась незнакомая песня, мягкий баритон пел о белом приморском городе, синем - синем море, о вечных скитаниях и неразделенной любви…Сладкая восточная мелодия рождала грусть, предчувствие близкой утраты, сожаление о чем-то, что же никогда не случится

Наконец светофор мигнул желтым цветом, затем зажегся зеленый, стоявший перед нами «запорожец» выплюнул струю черного дыма и унесся вперед.

Я перевел ручку сцепления - мотор молчал. Нажал на «газ»- никакого эффекта. Заводная ручка

тоже не помогла.

Нависший над нами «дальнобойщик» утробно ревел, водители стоявших в очереди машин орали и грозили кулаками - я метался из салона наружу, затем снова в салон. Смысла в этих телодвиженияя не было.

К нам подскочил какой-то разъяренный шоферюга, я поднял монтировку, он плечом отодвинул меня: «Посунься!»- -и повернул ключ зажигания.

Мотор заработал !

Поинтересовавшись, где таким идиотам «продают» права и во сколько это обходится, он отогнал машину на обочину, выключил газ , и победоносный посмотрев на мою Ирину, выбрался из салона.

-Черт знает что! - перехватив ее ехидный взгляд, сказал я .

Примерно через час, когда я уже совсем обалдел от советов собравшихся зевак, пытаясь завести «жигуль», замерзшая в выстуженном салоне Ира, не сказав ни слова, куда-то ушла. Вскоре она вернулась с плотным, одетым в потертую кожанку, мужиком.

-Ну, шо там в тебе?-1- снисходительно спросил он.

-Не знаю

-То чого за руль сидаешь?-2

Он по хозяйски примостился на водительском месте, повернул ключ в замке зажигания… мотор, как ни в чем ни бывало, заурчал.

-Пожалуйста, довезите нас домой. Я заплачу.- Ира старательно отводила от меня глаза.

-Та чого там… Я бесплатно… - и мы поехали.

-Что с машиной? – задала нашему спасителю риторический вопрос жена.

-Та в порядке. Автомобиль - зверь!. Та як жiнцi мужчина, так машинi шофэр до серця мае

бути-3

-Мало ли что может произойти с этой рухлядью,- в сердцах добавил я

Как скоро пришлось пожалеть об этих словах!

Утром на таможню я успел к назначенному времени только потому, что таксист- вчерашний наш спаситель, с которым Ира предусмотрительно договорилась после хорошего « магарыча», летел

-------------

1-Ну, что там у тебя (укр)

2-Зачем за руль садишься? (укр,)

3 Как женщине мужчина, так автомобилю шофер по сердцу быть дол-

жен (укр.)

с превышением скорости. А вернувшись домой, я без особого труда загнал машину в гараж. И хотя целый день этот рыжий бездельник простоял на морозе, он завелся с полуоборота. И вид у него был такой, будто честно отработал две смены.

Сколько лет этот желтооранжевый дьявол вытаскивал меня из всяческих передряг, и

неприятностей! Еще недавно, заглушив после дальней поездки мотор, я хлопал старого друга по багажнику, как хлопают лошадь по крупу, и говорил благодарно:

- Спасибо, приятель! Ты хорошо потрудился,- и казалось мне, что в ответ слышу вздох облегчения. Или воздух выходил из перегретых шин? Кто знает…

Этот «жигуль» был у меня первый и единственный. Как первая женщина, память о близости с которой остается на всю жизнь.

А теперь я испытывал какой-то мистический ужас перед своим любимцем. Мотор замолкал в самых неудачных местах. На трассе автомобиль вдруг вылетал на встречную полосу, хотя причин для этого не было. Создавал угрозу столкновения на таких тихих улочках, где за день вообще , быть может, три авто встречаются. . Несколько раз вскрывали машину, обворовывали салон, хотя точно помню: оставлял двери запертыми.. Удививительное дело! Его ни разу не пытались угнать!.

Если сегодня вечером мне казалось, что день прошел так, что хуже быть не может, утром убеждался: то были только цветочки. Иногда мне думалось, что за мной следит одушевленное ,

хитрое, злое, коварное существо. Стоило допустить маленькую оплошность, она тут же

превращалась в большую неприятность.

Он знал мои слабые места, я же до сих пор видел в нем одни достоинства! Однажды эта доверчивость едва не стоила мне жизни.

Было это вначае января , во время одного из весьма кратких перемирий, которые в теперь между нами случались все реже и реже. Мой рыжий дьявол вел себя достойно, не ввязывался в ДДТ, не

пытался проломить стену в чужом заборе или снести металлическую дверь своего же гаража.

И я решился в одиночку двинуться в по делам в соседний город.

Я любил ночные поездки, когда на пустой трассе чувствуешь себя хозяином- ни ты не пытаешься совершить обгон, ни тебя никто не обгоняет. После полуночи пошел легкий снег, белый пух припорошил дорожное полотно. Только за мной тянулись две черные извилистые полосы - след колес моего « жигуля». Печка работала хорошо, приятная музыка делала ограниченное пространство делали салон уютным и теплым...

Часа через полтора вдруг почувствовал странное беспокойство. Будто предчувствие чего-то... хотя причин не было. Мотор работал ровно, трасса еще не была скользкой... Но эта музыка...

Как и в прошлый раз, она вызвала тревогу и какую-то странную тоску. Та же мелодия, тот же

голос.

И вдруг я увидел в нескольких десятках метров несущийся на меня громадный «камаз» . Он неумолимо вырастал, увеличивался ... и вот уже эта гора вздыбилась надо мной. Столкновение с ней было неизбежно.

Я в ужасе закрыл глаза и втиснулся в сиденье... Еще мгновение, и я , и мой «жигуль» превратимся в расплющенную консервную банку , наполненную свежим фаршем, т.е мной.

Когда я открыл глаза, то увидел впереди девственную белизну нетронутого снега на дорожном полотне, в зеркале заднего вида отражалась полоса камазовского торможения, и сам « камаз», удивленно помигивающий стоп – сигналами.

Мы выскочили одновременно: я и вооруженный монтировкой водитель грузовика , встреча с которым на пустой трассе ничего хорошего не сулила. Он побежал навстречу мне, что-то грозно выкрикивая, оглушенный всем происшедшим, я скорее догадался, чем услышал, что, потом вдруг резко остановился, постоял мгновение, и , развернувшись , помчался к кабине своего автомобиля

с такой скоростью, которой ожидать в это время года, при наличии надетых одна на другую телогреек, ожидать был торудно.

Резко сорвавшись с места, тяжелый « камаз» через несколько мгновений скрылся на

Спуске.

Я двинулся к тому месту, где остановился мой незадачливый соперник, и почувствовал как под

дубленкой стала холодеть спина. Тормозной путь « камаза» был разорван на две части. Между ними сиял белизной кусок дороги, на котором четко были видны только следы протекоторов мое-

го жигуля. Ровные, как на полигоне… И ничего более. Будто многотонный грузовик пронесся над нами по воздуху, опустился на бетон, отчаянно продолжая тормозить...

- Уснул, наверно за рулем...- Алла сказала это только для того, чтобы не молчать...

- Ничего не исключаю. И я мог уснуть... И водитель встречного... И на пустой трассе мог оказаться на полосе встречного движения... Все возможно. Кроме одного. Как мы разминулись? На свжевы-

павшем снегу других следов не было.

- Мистика ...

Я впервые не возразил своему другу.

-Больше за руль я не сел. Ни разу.

Покупатель требовал автомобиль хотя бы в таком состоянии, каким тот был в момент купли-продажи. Как я мог посадить его за руль этого помятого, с треснутым лобовым стеклом, лопнувшей ступицей, разбитыми фарами произведения волжского автогиганта , да еще такой футуристической окраски! Ремонты, устранение поломок, диагностика, консилиумы- все это давно превысило сумму , полученную при продаже автомобиля.

Если предстояла неотложная поездка, я звал кого ни будь из приятелей или нанимал водителя на свою машину. Кто бы не сел за руль, он слушался беспрекословно.

-На водительских курсах надо было прилежней учиться,- если Алла долго молчала, это ее угнетало.

-Или в музей передать…Все таки одна из первых моделей!. А музею пофигу : на ходу машина,

или нет - подхватил Игорь. И заинтересованно добавил: - Ну, и…?

-Или с врачами проконсультироваться. Ты у психиатра был? - это опять не удержалась Алла.

-Я везде был. Как-то мы заглохли у станции техобслуживания. Мастера на руках втащили моего потрепанного мучителя на подъемник, даже совет созвали. Так гоняли, и этак - мотор работал, как часы. Я бы даже сказал: лучше чем часы! Ни разу не чихнул.

Покупатель был из другого города. Приехал он в сопровождении целой кавалькады-

я честно предупредил , что может понадобиться буксир.

Правду говоря, я не связывался с ним ни в этот день, ни на следующий. Через неделю, он позвонил сам.

- Представляю, что он тебе сказал!

-Благодарил. Сказал, что великолепная машина. И мотор отличный. Я ведь мотор новый установил незадолго до этих событий.

-А сейчас на чем ездишь?

-На автобусах. И еще в поезде. И на такси. Я себе зарок дал: никогда больше не садиться за руль Пляж опустел. Хозяин выключил музыку, пригасил свет, несколько раз он многозначительно протер шваброй мраморные плитки пола у нашего стола.

Пришло время прощаться.

Красавица «мазда», мигнув малиновыми глазками стоп-сигналов, влилась в поток огней, текущих наверх, в Хайфу.

Оно было как-то очень к лицу, это серебристое чудо с немецкими номерными знаками, и праздничному городу, спускавшемуся к морю яркоосвещенными улицами, и кораблям на рейде, и сытому снобизму моих прошлых друзей…

Покачиваясь на мягком сиденье полупустого автобуса, я думал не о них. Я думал о том, что за тысячи километров от этого яркого ночного балагана бегает по слякотным ноябрьским улицам старинного города потрепанный «жигуль» с кузовом, окрашенным в цвет «детской неожиданности»

Мой самый ненавистный друг. Мой самый преданный враг.