- Пусть говорит сам, - оборвал девушку господин Альвиер.

- Пусть говорит сам, - повторил он вежливо.

Девушка растерянно кивнула и неуверенно подтолкнула к господину мальчика.

- Тота, отвечай, на вопросы господина, - шепнула она. – И не бойся.

- Ну-с, как тебя зовут?

- Тоташ ми Крувин, господин. – Голос у мальчонки дрожал.

- Сколько тебе лет?

- Семь.

- Ты сирота?

- Нет, есть отец и мать.

Господин Альвиер приподнял темные брови и покосился на девушку, что представилась старшей сестрой. В объявлении четко указано по пунктам, какой мальчик будет куплен. Она, угадав вопрос, спрятанный в брошенном взгляде, сказала:

- Тота родился на девятый месяц после ночи золотых купальниц. Вы знаете, что это за праздник?

- Да, знаю. – Господин посмотрел на мальчика, который не доходил ему и до пупа. – На семь лет не тянешь, скажи правду, сколько тебе.

- Семь, - испуганно отозвался мальчик, вылупив круглые глаза.

- Ему действительно уже семь, - вступила в разговор девушка. – Тота девятый ребенок в семье, родился, когда мне было шестнадцать. – Она откинула со лба рыжую прядь и добавила. – Он не лжет.

Господин Альвиер внимательно следил за каждым движением молодой матери. Слухи о иренских невестах не подвели. Девушка, хоть и была неимоверно худа, но выглядела потрясающе. Высокая, подтянутая фигура, огненные волосы густыми волнами лежали на плечах, белая, как молоко первородки, кожа, точеные скулы, славные синие глаза поражали естественной красотой. И подобную можно встретить в любой местной семье. Не зря Кухул именовал в рассказах этот народ и злотовласым, и медногривым, и огненноцветным. Подумать только, единственное поселение иренцев и, то отсечено от мира проклятой рекой. Господин Альвиер с трудом припомнил хоть, сколько бы, достоверный источник, где бы говорилось о подлинном происхождении иренцев. Нет, ничего кроме бытующих в народе легендах о спустившемся на землю боге Цитасу плененному красотой одной иренки. За отказ стать влюбленному женой, все иренцы были прокляты и лишены родины - города Ире, дома которого были сотканы из золотых нитей. Медноволосый народ был выброшен на пустоши за рекой Генгор. Где расползлось серыми домами селение Иренцев. Позади темным пятном смотрелся хищный лес, абсолютно одичалые края, никому неизвестно, что за зверье бродит в мрачной глуши. Сотни лет иренцы пытались пробиться сквозь лесные дебри, но неизменно то оказывались съеденными неведомыми чудовищами, то утопали в болотах, которых и в пустоши было предостаточно. Достойная кара за самовлюбленность красавицы иренки, отринувшей ухаживания прекрасного бога.

«Хм, зато после того случая, иренцы стали продавать свою красоту направо и налево», - весело подумал господин Альвиер, вспомнив первое поступившее ему предложение, когда только прибыл сюда.

- Дочери уже восемнадцать, взгляните в эти прекрасные глаза, кто сможет похвастаться подобной женой! Я отдам вам ее всего лишь за…

Господин Альвиер усмехнулся, поправил на руках часы и сказал девушке:

- Сколько вы хотите за него?

На миг, услышав этот вопрос, мальчик обратил глаза на сестру, потом обреченно и как-то спокойно опустил взгляд. В глубокой сини глаз девушки ясно читались корыстные мысли, как бы не заломить цену больше, чем тот сможет заплатить, а с другой стороны, как бы не продешевить, не каждый год есть возможность продать незаконнорожденного сына, избавившись от которого, можно благополучно выйти замуж. Господин Альвиер отлично знал, что держал в невестах молодую мать только ребенок. Согласно поверью иренцев, если в ночь золотых купальниц у незамужней девушки был зачат ребенок, замуж молодую мать никто не возьмет, будь она трижды красавица, до тех пор, пока та не женит или не выдаст замуж ребенка, либо пока он не умрет. Ребенок считался отродьем лесных духов, которые по мифам иренцев участвуют в зачатии людей в эту ночь, избавившись от ребенка, девушка переставала считаться женой лесных духов, и могла преспокойно строить новую семью. Совершая продажу, молодая мать убивала двух зайцев сразу: получала деньги и освобождалась от безбрачия. Господин Альвиер давно искал подобный случай. Ведь в основном таких деток отдают реке Генгор. Глухое суеверие, темный, но красивый народ.

Наконец, девушка назвала цену.

«Недурно, - подумал он, - в торге толк знает»

- За такого недоростка, дам половину цены и не монетой больше!

Мальчик пришибленно глядел в пол, белый как снег на горах во время зимы в Коругасе.

Кажется, именно этого ответа и ждала девушка, поскольку она таинственно и кокетливо улыбнулась.

- Будет так.

Господин Альвиер отсчитал необходимую сумму, сложил в бархатный мешочек, по обряду иренцев, и протянул ей.

Молча, огненноволосая убрала деньги в холщовую сумку, что висела на плече, расшитую в красные и оранжевые цвета. Древний культ поклонения богу Цитасу, у которого все иренцы просили прощения. Девушка опустилась перед мальчиком на колени, и что-то нежно прошептала. Мягко прижала к себе, бегло провела по коротким рыжим волосам, скользнула таки в глазах тень печали по утраченному сыну.

- Теперь, То, всегда слушайся господина Альвиера, - произнесла молодая мама, поднимаясь.

- Да, - слезно выдавил он.

Когда она покинула комнату, мальчик по имени Тоташ ми Крувин медленно поднял влажные глаза на господина.

Тота, напуганный до смерти рассказами сестер о магах, превращающих маленьких мальчиков в бородавчатых лягушек или противных слизней, удивительно твердо стоял на ногах, полагая, что если двинется, тут же господин обратит его во что-нибудь мерзкое. Иначе, зачем мог бы понадобиться маленький Тота, как не для гнусных издевательств. Мысль о том, что станет с ним, ужасала до темных облаков в глазах. От невиданной доселе одежды - темно-синего сюртука, дорожных брюк и тяжелых сапог, подбитых железом, неизвестной мужской прически - волосы темнее цвета зрелой пшеницы гладко зачесаны и убраны в хвост, охватывало любопытство и тревога. Имя господина чуждое ушам, может, какое-то магическое, выговорить было страшно, лучше молчать. От незнакомца веяло новым, тревожным запахом перемен, с этим надо смириться. Понять сразу, что за человек стоит перед ним, невозможно. Лицо господина достаточно приятное, уважительно высокий рост, спокойный голос вызывали робкую симпатию, которая мигом могла улетучиться от первого сказанного слова.

- Ты знаешь, какие-нибудь языки, Тота? – спросил господин Альвиер после продолжительной паузы.

- Нет, господин, - съежившись, отозвался мальчик. – Только по-гарвиндски пару слов.

- Что это за слова?

Тота молчал, слова были бранными. За такие отец нещадно драл уши, а старшая сестра и мать запирали под замок в стойло к свиньям. Если он скажет, то, едва начавшаяся жизнь у господина, могла бы закончиться не лучшим образом.

- Все ясно. – Господин Альвиер прошелся к окну, тоскливо поглядел на убогий двор. Красное солнце красило зубастые верхушки елей западного леса. Дело, ради которого он совершил весь путь, завершено. Его охватило легкое томление по дороге, перед глазами проплыли знакомые шпили башен Кливена, каменная ограда дома, где остался уютный зал, спальня, старушка Белл, домоуправка. Подгоняли опостылевшие за последние полгода северные ветра и сырость иренского лета.

«Если отправиться с утра, в полдень окажемся в Залежьи, - думал про себя он. – Оттуда до переправы два часа ходу, чтобы не привлекать внимания, придется тащить мальчишку в сундуке, - он обернулся, оценивающе поглядел на мальчика, - влезет. Как раз то, что надо»!

- Ты голоден?

Вместо ответа Тоташ ми Крувин охотно закивал. Мысли о еде, заставили господина Альвиера вспомнить нечто очень важное, потому что он насторожился и спросил:

- Когда в последний раз ты ел мясо?

- Три дня назад, - секунду помолчав, ответил Тота. – Это была свинина.

- Точно? Ни грамма мяса не съел ни вчера, ни сегодня?

- Да.

- Если ты лжешь, Тоташ ми Крувин, предупреждаю сразу, я узнаю об этом! – Тяжело посмотрел на мальчика господин. – И не прощу.

Тота еще усерднее закивал, старясь показать как можно лучше, что понял все из слов господина и повторять дважды ни в коем случае не надо.

- Хорошо, - удостоверившись, что мальчик послушен, он добавил. – Можешь звать меня хозяином или господином Альвиером.

- Да, хозяин.