2. СЛАВИК

 

Рядом, со скучающей на автобусной остановке Викой, деликатно присел, одетый со вкусом, худощавый человек среднего роста неопределённого возраста, из местных.

- Здравствуйте. Добрый день, Виктория Викторовна! Не помешаю? Разрешите, пожалуйста, присесть?

Вика равнодушно кивнула.

Заметив, что Виктория его не узнала, смутился и покраснел.

- Прошу прощения за беспокойство!- пролепетал он и сел с краюшка скамейки. Одет он был в модные тогда фирменные джинсы и такую же рубашку, светлые волосы были элегантно пострижены, на ногах красовалась дорогая заморская обувь, что машинально отметила Вика. Держал он себя подчёркнуто деликатно!

- Жарко, однако, - подосадовала она и с надеждой взглянула на свои часы. Думать ни о чём не хотелось. Донимала жажда, хотелось есть.

Время тянулось невыносимо медленно, а магазин, напротив которого она сидела, и не собирался открываться. Всё ещё был перерыв.

- Перекусить бы чего нибудь, - думала она, раздражаясь,- можно было - бы, не спеша, дойти до станции пешком.

Вдруг, сидевший рядом человек, заискивающе заглянул бесцветными глазами ей в лицо и, заикаясь, негромко виновато пожаловался:

- Винный отдел ограбили! Третий день Валька отдел не открывает! А мать с утра ждёт с выпивкой. Что делать, не знаю. Праздник, все-таки – какой никакой и, заметив недоумение Вики, печально добавил:

- :«Яблочный Спас» сегодня!

Тут Вика узнала его. Она вспомнила, как в прошлом году он с готовностью вызвался проводить её до местного пляжа, и понёс её сумку, на вопрос Вики о местонахождении оного и назвался Славиком. Потом всю дорогу рассказывал о Доме Творчества Писателей, привычках и нравах его именитых обитателях, где работал слесарем и со многими был накоротке знаком, даже неоднократно вместе «обмывал» гонорары новых книг, которые в те времена были довольно изрядными! Расстались они как давние знакомые, он приглашал её заходить к нему, обещал познакомить с Евтушенко и другими знаменитостямя – «его приятелями», и Виктория подумала, что, называя себя Славиком, он, видимо, получает некое наслаждение от состояния униженного человека, рабочего – рядом с известными Писателями и с Викой, в том числе? Ведь Славик - это СЛАВА, признания заслуг. Возможно, это метод достижения желаемого - возбуждением жалости к себе, «маленькому человеку»? Ведь на Руси женщины признавались в любви словами - жалею тебя? Либо он, таким образом, льстит собеседнику, ставя себя ниже него? – мудрствовала Вика.

- За выпивкой нужно ехать электричкой на следующую станцию после перерыва, ближе нигде не найдёшь! Может и не хватить, это точно! - прервал он раздумья Виктории, и лицо его страдальчески перекосилось. Славик непрестанно говорил ещё что – то тихим обиженным голосом, не претендуя на внимание, не мешая Вике думать о своём. Жара становилась невыносимой. Надоедливые мухи непрерывно садились на обнажённые плечи Вики, из под шляпки по спине стекал пот. Когда Славик пригласил её на свою дачу в гости на Яблочный Спас, обречённо подумала:

- А может пойти? – но промолчала.

- Заодно наберёте яблок, сколько захотите. Мать будет рада. Она любит гостей! Видя, что Вика ещё сомневается, добавил:

- Да это, совсем рядом! Идёмте! Не пожалеете, это точно!

Тропинка вилась по обочине дороги, то забегая в лес, то возвращаясь, между пышной зеленью. В сумраке деревьев огоньками мелькали цветы, над которыми вились нарядные бабочки и мохнатые озабоченные пчёлы. Опьяняющий букет лесных запахов, звуков и свежая прохлада заставили Вику вскоре забыть о неотложных делах и гнетущих проблемах. Славик разительно оживился и молча бежал впереди, не нарушая чудной гармонии леса. До дачи «рядом» оказалось трусцой минут 45, это, ещё изрядно срезая дорогу! Приходилось в бодром темпе переходить то на одну, то на другую сторону, карабкаться в проломы заборов; прорываться сквозь колючие заросли малины с крапивой в человеческий рост, по почти вертикальному откосу выбираться из оврага, внизу которого притаилась коварная речушка, под зарослями дикой растительности. Предварительно погрузившись несколько раз в ледяное месиво из глины, песка и битых бутылок, путешественники вскарабкались на другую сторону. Ноги и руки Вики горели от крапивы и ссадин. Сумка, одежда и волосы были густо облеплены круглыми колючками, обувь хлюпала от воды и ила. Вика не раз пожалела, что была в праздничной одежде, намереваясь отметить с друзьями диплом. Всё когда - нибудь кончается! Деревья враз неожиданно расступились, и перед изумлённой Викой открылась даль, где у зеркального озера белели тела купающихся, а рядом справа, среди зелени, в буйных зарослях цветов, высилась, как корабль, огромная белая дача, утопающая в яблонях, ветви которых гнулись до земли! Со временем Вика явственно вспомнит этот пейзаж: жгущее солнце, сверкающее озеро и купающихся в нём жителей…

3.РОДИТЕЛИ.

В глубине сада стыдливо притулился неприглядный кособокий сарайчик, под ветхой двухскатной крышей. Это и была фактическая обитель хозяина всех владений, которого с утра с нетерпением дожидались там родители, сидя на допотопной железной кровати, заваленной ворохом, почерневших от времени и грязи, одеял, сшитых некогда из ярких разноцветных лоскутков. Вид жилища внутри оказался ещё более убогим. В полутёмном сыром помещении со слепым оконцем, висел сизый табачный дым, отвратительный запах скверных папирос и винного перегара. По тёмным углам нахально зеленела плесень. Сквозь проломы полусгнивших досок пола проросла худосочная растительность. Живописную картину довершали мутные лучи света, в которых самозабвенно кружилась пыль, так – как потолка не было вовсе! Увидев нежданную гостью, родители тотчас поняли, что выпивки, за которой посылали сына, нет, но деликатно промолчали.

- Виктория Викторовна, прошу любить и жаловать! Моя давняя знакомая из Москвы. Журналистка. Художник. Дача её друзей рядом с магазином. Любезно согласилась посетить нас, - представил её Славик и, извинившись, вышел. Мать, осклабившись беззубым ртом на сером отёкшем лице алкоголика, живо подвинулась, освобождая место, стыдливо прикрыв его чистым полотенцем.

- Присаживайтесь, пожалуйста! Простите великодушно, что одеты по домашнему, хотя сегодня наш главный праздник - «Яблочный Спас»! Яблоки – наши кормильцы! Все деньги от дачников – сыну, а нам от яблок. Продаём фабрике на соки и вёдрами – проезжающим, да и дачники даром не берут. Покупают. Хватает! Живём в достатке! Будьте гостьей! Угощайтесь! – низким хриплым голосом приветствовала она Вику и радушно развела руками, как будто на столе красовалась ни пустая бутылка, с продавленной пробкой, окружённая остатками закуски и горкой окурков в замызганной тарелке, а настоящая скатерть самобранка, на которой тотчас появятся бесподобные яства и заморские вина!

Славик вскоре объявился разряженный в пух и прах, как жених на смотрины, в чём – то нежно – голубом, с напомаженными бриолином и затейливо уложенными, волосами, источающий запах дорогих духов, а мать многозначительно посмотрела на Вику и засветилась необъятной улыбкой.

- Кажется, я стала поводом неожиданной комедии сватовства? Чем ни Гоголевский сюжет!- подумала Вика, едва сдерживая смех.

Отец, не принимал участия в происходящем. В прошлом - первоклассный портной, обшивавший обитателей Дома Писателей, их жён, детей и любовниц, теперь – опустившийся старик, с незначительным лицом, покрытым седеющей щетиной. Он безуспешно пытался стряхнуть с себя хмельную дрёму, и удержаться за спинку кровати, чтобы ненароком не свалиться на пол и не опростоволоситься перед столичной гостьей.

Мать, не мигая, глядя в глаза Вики, простодушно запустила руку, с давно нестриженными, грязными ногтями, в некогда роскошную грудь, которая теперь колыхалась, как желе, внушительной дряблой массой за вылинявшей цветастой кофточкой. Бесцеремонно продолжая копаться за пазухой, и лицемерно улыбаясь, она извлекла скомканную купюру, и царственным жестом протянула сыну. Славик, потрясённый неслыханной щедростью, бросился на грудь матери и пылко облобызал её потное лицо, издавая громкие страстные звуки, и стремглав выбежал вон! У отца от изумления распахнулись глаза, и отвисла челюсть! Придя в себя, старики чинно поднялись и, отправив Вику осматривать сад, пошли собирать гостье яблоки, но тут же спохватились и окликнули её наперебой:

- Будьте осторожны, не упадите в бассейн! Его за деревьями не видно, да и земля нынче сырая – осыпается! Неделю назад туда свалился ёж, всё бегал по дну, да уж сдох, наверное, бедалага! Нетерпеливо дослушав напутствия, Вика поспешила спасать ежа, если он ещё жив. Прошло более часа, когда с грохотом, открыв пинком калитку, появился Славик, сияющий как медный начищенный самовар. Он дрожащими руками прижимал к тощей груди две бутылки.

- Достал! – в восторге прокричал он матери, завидев её на балконе. Потом все поднимались по скрипучей винтовой лестнице в «гостиную», которая занимала антресоли необъятной дачи. В двух огромных несуразных комнатах, обставленных всякой рухлядью, нанесённой с соседней свалку, разгуливал пронзительный сквозняк. Зато из окон и дверей открывался дивный вид на дачу и окрестности. К празднику всё оказалось готово. У балкона красовался стол, накрытый белоснежной скатертью, сервированный, с отменным вкусом и знанием дела. Не были забыты болгарские сигареты и хрустальная пепельница. Виктория восхитилась: «Такая красота, хоть пиши натюрморт «Дары природы»! Румяные яблоки, отменные груши и сливы; вишни и клубника; помидоры и огурцы; грибы и баклажаны печенные; селёдочка и салаты, и ещё многое, что бывает обычно в таких случаях на столе. Праздничную палитру дополняли домашнее варенье, и пирог к чаю. В центре поместили Посольскую водку, а Портвейн отложили «на похмелье. Славик незаметно отлучился. Едва все расселись вокруг стола, как в калитке, обозримой в открытую дверь балкона, появился участковый, которому энергично замахала руками мать и радостно закричала:

- Заходи, заходи, Володя! Какраз к столу! Поешь после дежурства!

Вскоре быстро проскрипела лестница, и пригожий ладный милиционер лёгким пружинистым походкой прошёл к столу. Не успел он толком поесть, как после очередного переодевания, объявился Славик. Теперь на нём была вечерняя светло – серая тройка, с дорогим серебристым галстуком и таким же шёлковым платком в кармашке. Вику потешило его наивное стремление покорить её и увлечь хорошим вкусом и изысканным гардеробом!

- Этот приём, видимо, имеет неотразимый успех у местных дам и девиц! – подумала Вика, отметив профессиональным взглядом художника, что костюм весьма идёт ему, делает стройным и элегантным, а бесцветные глаза приобрели глубину и стальной оттенок. Славик понял это и зардел от удовольствия. Однако пыл его скоропостижно угас, при виде участкового, который принёс ему повторную повестку в милицию, за пьяный дебош и тунеядство. Посему, слегка перекусив, они незаметно исчезли, а трапеза, как ни в чём не бывало, продолжалась втроём. Родители к столу принарядились в праздничные одежды и выглядели вполне пристойно. Отец надел шёлковую кремовую рубашку, коричневые отглаженные шерстяные брюки, новые туфли, побрился, причесался и с увлечением рассказывал о последней рыбалке. Звали его Пётр Ильич, её – Настасья Филипповна, которую теперь невозможно было узнать! Косметика, причёска и одежда преобразили её, проявили следы былой красоты, а ярко голубая кружевная кофточка делала глаза вальяжно - голубыми! Довершала её портрет ажурная французская соломенная шляпка Вики. Ранее висевшая на спинке стула, она так понравилась Настасье Филипповне, что, примерив оную, она не захотела до ухода Вики расставаться с роскошной шляпой, в которой полагала себя «дамой из Высшего Общества»! Настасья Филипповна, в далёкой молодости – звезда и первая красавица областного театра, после исполнения роли Настасьи Филипповны, присвоила её имя, и теперь решительно никто не помнил её настоящего имени. В то звёздное время, безумно влюбленный Илья Ильич, увёз её с малолетним сыном на тройке с бубенцами от мужа на свою дачу в Переделкино! Потом она работала официанткой в ресторане, где научилась всяким премудростям приготовления еды и сервировки стола.

Изрядно выпив, она нараспев, с трепетной дрожью, стала читать любимые стихи из Есенина и Рубцова и даже прослезилась, припомнив прошлое! Супруг смотрел на неё с пылким обожанием, не отрывая глаз! Вика молча с интересом наблюдала происходящее, попивая чай из облупленного чайника с вареньем и пирогом. Бутылка водки неотвратимо пустела. Пепельница заполнялась окурками, помещение дымом. Речи супругов становились всё громче и громче. Лишь только Настасья Филипповна и Пётр Ильич, обнявшись, самозабвенно заголосили:

- « Шумел камыш, деревья гнулись», Вика незаметно покинула застолье.