* * * Дж. Гершвин "Рапсодия в стиле блюз" Полутёмная зала исчерчена струнами света, Тишина, звучащая арфой под взмахом ресниц... На возвращенье наложено тяжкое вето, И время течёт, ни тел не касаясь, ни лиц. Обнажённые тени в полупрозрачных мгновениях Упиваются струями ночи в муаровой тьме, И дремлет сознание на обветшалых ступенях Гобеленовых замков в небесно-лазурной тесьме. Мысль не тревожит сонных лощин кулуары, – Это впервые, и знаю, в последний раз – Стук сердца не смеет спугнуть торжества фанфары: Дебют тишины – "Рапсодия в стиле экстаз"! * * * Солисту камерного оркестра Юрия Башмета "Московские Солисты" - Юрию Голубеву и его контрабасу. Поздний час, – порог отвесный, Месяц, любодей известный Вышел нынче прогуляться, Скрипнув дверцею небесной. До утра погасли звуки, Время скорчилось в гримасе, Вдалеке играет ветер Чью-то грусть на контрабасе. В сердце сладко и тревожно, В мыслях тишина курится, Не пытаются сегодня С духом плоть договориться; В этот час со мною только Месяц грешный, да в углу, В ожидании участном Молчаливый мой «гурУ»… * * * Касаются клавиш пальцы, Волнуясь, смыкаются связки, Втиснув душу в стальные пяльцы, Вдеваю сознанье в иглу развязки; По струнам скользят молоточки, А звуки под сердцем режут… Расставив по строчкам точки, Я знаю: конец неизбежен; Колеблет струна пространство, Пустота – эха след изувечит, И бессердечно слукавит, Кто скажет, что время лечит. * * * Тишина, босыми ногами Наступив на половицу скрипучую, Замерла посредине комнаты… – Знаю, знаю, тебя я мучаю. Стебель лунный в паутину липкую Угодил в темноте – незадачливый, – Для кого-то добыча сладкая, Для кого-то гибель невзрачная. Ночь занавешена шторой тёмною, Ниткой серебряной звёзды вышиты, А на полу валяется Сердце, до капли выжато… Истина в вине Звук зацепился в глубине, И не желает на поверхность... Играешь «истину в вине» – Не проверяй ее на верность. Вот пустота открыла рот, – Сейчас она тебя проглотит, ... А кто-то правду-мать колотит, И попадает между нот. Ты раздевалась натощак, – Нет, здесь не та аппликатура, – Сказал какой-то лысый фрак, И ты осталась дурой дура. Не страшно, – опадают перья?, В чернила будет что мочить.., Вчерашний день бы заточить, Да написать два – три неверья. При свете – крошечном клочке, Что пал на краешек стола, Как тощий волос на смычке Редеют скудные слова. Все оттого, что мысли – ноль, Как флажолет в пустом кармане.., ..Как бы порадоваться манне, Как бы вкусить земную соль... Так до минор звучит фальшиво, Что мы от ужаса запили, А вы, «пока танцует Шива», Нас так изящно перебили. ...Звук зацепился в глубине, И не желает на поверхность... «Она» и «мы» - не помним ценность, И ищем истину в вине... «Зелёные рукава», «стойкий оловянный», «лев, колдунья и платяной шкаф» Пасмурно. Небо свернулось в ракушку. Тонкие струйки Из ноздрей тёплых окон, Босоногий асфальт Шлёпает звонко по лужам; Каждый спешит В свой заточиться кокон. Время лист за листом Вырывает из книги, И хочется очень Оспорить его права, И, пока кто-то спорит О смокве и фиге, Средь жёлтой листвы Зеленеет нахально трава. Оловянным солдатом Мнит себя столб бетонный, Объявленье «куплю – продам», Как бумажная брошь, И до самого до Арбата Под мотив монотонный Танцовщица прозрачная Исполняет дрожь. Сквозь дверь приоткрытого шкафа – Фонарь одноглазый, Мир безрадостный В белый укутан саван, – По эту сторону Дождь подбирает стразы, По ту – на флейте Мелодию грустную фавн. По эту сторону Всё вполне привычно, Не в первый раз Встречает октябрь Москва, И не впервой У семи холмов столичных Стали желтеть Зелёные рукава… Вечер прикрыл макушку Шляпой из фетра, На зависть продрогшего, Полуплывущего люда, И осень вплела В роскошную гриву ветра Запах костра И ожидание чуда. * * * Лапы дождя топчут бордюры, Горсть фонарей светотенит асфальт, Из предночной сон-увертюры Грезит по струнам призрачный альт. Грезит по струнам высоковольтным, Из-за зановесья пегой луны, И на дорожки цветом фривольным Сыплет кокосовой стружкою сны. На пять (Paul Desmond «Take five» – джазовый стандарт) В подёрнутых истомой небесах Размыта акварель, И осень в ожидании гонца – Расстелена постель; Воссела, как столичный олигарх, Укуталась в вуаль, И вторглась в осенённый златом парк Лесная пастораль; В ветвях дразнится солнца скорлупы Не колотый орех, И рядом, будто в предвкушеньи мзды, Лукавый бродит грех, И бьётся опьянение в висках, И тленьем веет дол; Шальной разгульной осени дитя Завёрнуто в подол, И выкормлено грудию земли, Омыто влагой туч, И бдит его седоволосый ветр – Несдержан и летуч; И до утра постится тишина Среди смиренных ив, И месяц зародился дотемна, И голос птиц пуглив; Вибрирует проросшей высоты Ионовый стрел-звук, Один из купидончиков смешных Свой поднимает лук… Пульсирует кленового листа Пятиконечный драйв, И облетает с каждого куста По ноте для «Take five» . В поезде Мы по очереди в сон бросались, И выныривали с разбегу; Что до нас молодому веку? – Мы навечно, каждый в своём времени остались. Те же люди, только, чуть с другими лицами, Мы в дороги ночные кучимся, Те же боли, надежды, молитвы По слогам читать заново учимся. …И, вагонов стареньких качающийся скрип, И света «фонариного» в окно за всхлипом всхлип, И нежный детский шелест на ушко: «Мама, спи… »; – Так много чьих-то взглядов рассыпано в степи… Колёсный стук проходит лейтмотивом; Врывающимся в ночь локомотивам, На мысли, на пугливые мои, Вестимо, наплевать… А я, как нерадивый и неопытный охотник Сижу на них в засаде, Подкрасться, что ли, сзади, Или вперёд них забежать? – Они, ещё непойманными – слаще, А если их приправить вдохновеньем… Поистине, с завидным же терпеньем По капельке рассвет издалека, Неосязаемая верная рука Мне размыкает вежды, Ни призрака крадущейся надежды На то, чтобы заснуть. …И тянутся до края ночи, Чернея, провода, И правда в том, что я хочу не очень Туда… туда… Так вот и лежу, и вслушиваюсь чутко Во всю эту симфонию, тональную и – без, И не известно, кто из нас друг в друга Сегодня ночью влез. * * * Кто мы такие?, – Вытянулись, но не повзрослели... – Цветы!, да-да, вон те, что в саду «поспели». ... Нет. Не в саду, – полевые побеги воли, Неба ростки, земли горчинки и соли. У нас «бабочки в животе», а в голове – эльфы, У нас мысли все не те от Омеги до Альфы, Наших волос касаются пальцами ветры, И они на солнце звучат, словно струны арфы. Мы жизни и смерти златые бубен и лира, Мы тихие, незаметные тельца эфира, Мы тонкие нити полотен многореальности, Не лишены ни злодейства, ни гениальности; Мы – аромат испеченного пОутру хлеба, Шоколад, что спрятан на дальней полке буфета, В старом горшке букетик львиного зева, Полоса горизонта на той стороне света. У себя за спиной мы оставляем время, Входим по локоть в прохладную вечность, И, снимая с себя покров за покровом, Обнажаем (чуть-чуть стыдливо) свою человечность. 2000 - 2004гг. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
