Я хочу донести Вам на Вас. Слушайте.

Отчего-то так повелось, что с тех пор, как мы с Вами знакомы, Вы, Цемент Бетонович, пребываете в завидной уверенности, что поэт - очень смелый, безрассудно смелый человек, ибо выносит на суд почтеннейшей публики «свои интимные переживания по поводу своих не менее интимных фактов биографии». И отчасти Вы правы, Синекдох Синекдохович, точнее - не виноваты, потому что уверенность Ваша выпестована еще школьными уроками литературы (когда стихотворение подавалось в качестве необязательного приложения - этакой пикантной иллюстрации - к отношениям, скажем, Пушкина, скажем, с Анной Керн. «Детям так понятней» (с чего они взяли?)), а бороться с таким мощным авторитетом, разумеется, Архаизм Вульгаризмович, бессмысленно. Дети выросли, установка осталась. Милейшая установка, так прочно зацепившаяся в сознании за врожденную любовь к сплетням и интерес к чужому «грязному белью». А ведь если дать труд себе подумать, то, Инфинитив Оборотович, можно прийти сразу к двум несложным логическим умозаключениям. Первое из которых касается Вашего хорошего, либо дурного воспитания. Где-то бестактность, согласитесь, Орфоэпий Аллегориевич, подойти к случайному прохожему с вопросом: «С кем ты, братец, спишь?». Вы тут же рискуете нарваться на ответную грубость самым искренним образом. Так что даже в том случае, если Вы, Сюжет Фабулович, так скучны и бездарны, что Вам, Какограф Эвфемизмович, это интересно, вам не позволяет сделать сие Ваша интеллигентность вкупе с инстинктом самосохранения .Кроме того, Инверсий Хиазмович, Вы все перепутали относительно смелости поэта, который, да, как и все, не лишен своей жизни и ее событий, ему как и, вероятно, Вам, суждено принадлежать к одному из двух полов и как ни крути черты местного колорита его сознания скажутся на всем, что он пишет, но - совсем не этим он собирается делиться с читателем (для этого у него есть друзья и это он сделает в прозе), а тем, Междометий Герундиевич, о чем себе кричат: «Ай да Пушкин!..», тем, что представляет - пусть весьма скромную - художественную ценность. Ведь читать стихи, с мавританской и необузданной фантазией сочиняя «мыльные оперы», из которых они якобы выросли, так же наивно, как отождествлять актера, сыгравшего преступника, - с преступником, а от актера, сыгравшего супергероя, - ждать тех же подвигов в жизни. Так же наивно и так же раздражающе. Чудовищно нелепо выводить биографию из стихов, всегда ошибешься. Еще нелепей, чем наоборот… Такой расплывшийся, потерявший всякие очертания, бытовой фрейдизм (кстати, как Ваша, Карл Марксович, голова?). Впрочем, Юнг уже, кажется, весьма исчерпывающей метафорой (о заложенных в почве качествах растения, на ней вырастающего - на все попытки подменять существо искусства, изучая вещи ему сопутствующие и прямого отношения к нему не имеющие, - ответил. Вот и я Вам говорю - оставьте Вы Ваши, Эпифор Флексиевич, задние мысли, забудьте наконец все, чему Вас учили в школе. Стихи не рассчитаны на бесцеремонные вопросы, они - незнакомцы (и тем сильнее, чем ближе Вы знаете их автора).

Второе умозаключение связано исключительно с Вашим, Картин Эстетович, эгоистическим желанием насладиться произведением искусства как таковым. Талант, как справедливо кем-то было подмечено, подобно прыщу может вскочить на носу и у порядочного человека и у подлеца, но мы с Вами, Развязк Завязкович, так устроены, что, располагая какой-либо информацией об авторе стихотворения (картины, скульптуры), мы уже должны приложить достаточные сознательные усилия для того, чтобы отделить ее в своем восприятии и оценке от этого стихотворения (картины, скульптуры), которое тем сложнее будет любить, чем негативнее эта информация, чем больше идет она вразрез с нашими представлениями о прекрасном и достойном. Так что, дабы не затруднять себе жизнь, давайте забудем об авторе. Наполните стихи своим содержанием, я дарю их Вам, Финал Трагедиевич, они - Ваши. Не думайте об мне, о том, почему и как я их писала, это неинтересно. Попробуйте хоть раз, Аорист Модальнивич, уверяю Вас, Вы не пожалеете.