У многих соседей уже появились утки во дворах. То ли это стало выгодно - уток заводить, то ли это оказалось просто модным, но так вот повелось. Чтобы не отставать от времени, еще один житель поселка решил приобщиться к прекрасному начинанию и тоже обзавестись утками. Покупать утят выходило дороже, поэтому он купил у соседа свежих утиных яиц и подложил их курице-наседке, а её собственные яйца подсунул другой наседке, благо у него их было как раз две.

В положенный срок утята вылупились и вскоре признали безоговорочно материнский статус высидевшей их курицы. Они радостно следовали за ней куда бы она ни шла. Однажды курица решила познакомить своих подопечных с опасными местами и прогуляться мимо водоема, расположенного на краю двора. Но утят водоем не смутил, даже, наоборот, радостно возбудил. К неописуемому ужасу курицы утята все попрыгали в водоем и стали в нем плавать, при этом радостно попискивая. Курица разразилась призывными кудахтаньями, но утята не откликались на ее призывы. Услыхав столько тревоги в голосе курицы, хозяин с хозяйкой вышли во двор, чтобы вместе посмотреть на происходящее и, если нужно, то принять неотложные меры.

Когда они поняли в чем дело, им стало забавно. Хозяйка, было, пошла обратно в дом, но хозяин ее остановил. Ему, почему-то, уже не было смешно. "Ты понимаешь," - сказал он ей (а, надо сказать, что разговаривали они на "ты"), - "это же и нам знак".

- Какой еще знак? - спросила хозяйка.

- Ну, посмотри! Не так ли и мы над своими детьми хлопочем, когда они что-то не так делают. Как нам кажется. А они, может, все правильно делают. Мы же их из среды выдергиваем, в которой им, в отличие от нас, очень даже хорошо.

- Если так думать, то и пьянице, по-твоему, мешать пить не надо, ведь ему там, в пьянстве своем, уж как хорошо!

- Так ведь то - болезнь! А ты тут посмотри что творится! Это ж их среда, это ж их стихия! А курица с ума сходит, наподобие тебя.

- Не долго ж ты продержался, чтоб меня не зацепить, - ответила с досадой хозяйка.

- Не сердись. Это я по привычке на старую колею съехал. Такую важную мысль забалтывать нельзя. Так что все свои образные сравненья беру обратно. Ну, так вот, утята ей кричат, что им в воде нравится, что это их природная среда, а она не понимает, вон как орет.

- Так и они ее тоже не шибко понимают. Им хорошо - и ладно.

- А ведь она, наверно, готова их за непослушание наказать, удовольствий лишить. Для их же блага, как она искренне думает, к воде не подпускать, чтоб не утонули. Она им устроит уродливую жизнь и будет искренне думать, что делает всё для их счастья. А когда они подрастут и все в воду от нее уйдут, будет считать их неблагодарными. Это же надо сообразить, что если другие на нас не похожи, то они совсем не обязательно хуже нас. Что их за эту непохожесть переделывать под свой собственный образец не надо.

- Это страшно, - сказала хозяйка. Она теперь сделалась задумчивой и молча глядела на беснующуюся курицу у водоема с бултыхающимися утятами. Ей представилось как люди, возлюбив какие-то представления о правильной жизни, начинают насильно насаждать свои собственные привычки и заблуждения среди соседей, друзей, сотрудников, а потом и среди всех прочих. Какая это страшная сила - уверенность в своей безоговорочной правоте. Несогласие окружающих уже не вызывает сомнений в своей правоте, а только раздражение их непонятливостью и неподатливостью. В конце концов весь мир кажется неправильно устроенным и его непременно и немедленно хочется переделать по своему образцу. Человек такой превращается в сосуд ядовитой ненависти и ничего, кроме бедствий, принести не может. Наконец, она заговорила, - "но как же отличить правильное от неправильного?"

- Посмотри, утята не причиняют вреда курице. Они заняли место, на которое никто во дворе не претендует. Они у нее ничего не отняли. А ей плохо. Она беспокоится напрасно, но этого не понимает. У меня, например, наибольшая бодрость достигается вечером, а у тебя - в середине дня. И ты ворчишь на меня, когда я делами занимаюсь в то время, когда тебе уже спать хочется. Если кто-нибудь из нас решит узаконить свой распорядок дня и сделать его обязательным для всех, то он вынудит кого-то жить вопреки своей природе. Речь идет именно об искреннем желании для всех устроить хорошую жизнь. Тот, кто стремится к этому искренне, вскоре окажется в затруднительном положении, поскольку ему придется найти самые общие, самые первичные, правила взаимоотношений. Если он захочет взять за основу то, что ему привычно, то другие ему тут же возразят и предложат взять за основу то, что привычно и кажется правильным им. Как же обосновать эти правила?

- Ну да. Это только если он искренне стремится. Если он просто хочет все себе загрести и всем править, то ничего обосновывать не станет, а просто возьмет, что сможет взять. Но, все же, как отличить правильное от неправильного?

- Наверно, надо хорошенько вникнуть в устройство этих других, понять как они устроены и чего хотят. Если вреда окружающим от их действий нет, то пусть будет. Например, нож, обыкновенный кухонный нож, часто оказывается орудием убийства на бытовой почве. А бытовая почва - это же прежде всего пьянка. Представь себе, что ножи из хозяйства будут изъяты. Многого полезного мы лишимся. Придется картошку ногтями чистить и на части камнями разбивать. Это к примеру. Но ведь и камни тоже опасны. Камнями тоже убить можно. И убивают. Изымем камни из обихода. Конечно, трудно вообразить как это может быть сделано, но мир без камней представить, все-таки, можно. Но и палкой можно хорошенько стукнуть. И, в конце концов, можно же голыми руками и задушить, и шею свернуть. Что, всем руки поотламывать? Дело-то не в инструментах, а в тех, кто ими пользуется. Так что вред причиняют не сами палки, ножи, стальные прутья, а люди.

- Что-то ты все вокруг да около. Наверно да возможно. Мысли у тебя как-то расползаются. Сам-то ты как отличаешь правильное от неправильного?

- Так и отличаю. Пытаюсь выяснить будет ли от действия вред окружающим или нет. Если прихожу к выводу, что вред будет, то считаю такое действие неправильным. Ну, а правильное, наоборот, вреда не приносит.

- Значит, всю ответственность берешь на себя?

- Значит, беру.

- А, вот, то, что утята так долго в луже бултыхаются - это, по-твоему, правильно? Может им уже вылезать пора? Да и курицу жалко - уж очень надрывается. Ты со своими умствованиями про все вокруг забыл.

- Это для нее впервые, вот и надрывается. А еще через три-четыре раза она совсем перестанет беспокоится. А утята как проголодаются, так сами из воды вылезут.

Утята и впрямь вскоре вылезли из водоема и гурьбой подбежали к охрипшей хлопотунье. Она еще немного поворчала и стремительно повела утят в курятник, подальше от воды.

- Корм у них есть? Надо корму добавить, - сказал хозяин и пошел в кладовку.

А хозяйка так и осталась стоять озадаченная своей мыслью: как отличить правильное от неправильного? Она не была уверена в правильности многих своих действий. Теперь, после случая с утятами, уверенности стало катастрофически мало. Она увидела у курицы хоть искреннюю, но какую-то механическую заботу о потомстве. Эта механическая забота была рассчитана только на цыплят, не умеющих плавать. И своя собственная забота о потомстве показалась хозяйке столь же механической, не учитывающей особенности ее детей.

Получалось, что своих детей надо исследовать как новые страны, как неких загадочных существ из неведомых стран. Получалось, что выношенные, рождённые и выпестованные ею дети только кажутся понятными. И их надо исследовать и открывать. Они – другие. Если этого не допустить, можно их всех сделать несчастными, искренне желая им счастья по своему образцу, который тоже может оказаться уродливым. И она подумала: "А в чём же моё счастье?"

Неужели только в том, чтобы рано вставать, готовить корм для живности, кормить её, готовить еду для себя и мужа, потом ковыряться на грядках, в перерыве обедать и отдыхать. Потом готовить ужин, кормить дворовую живность, спать. Утром снова рано вставать и по тому же кругу ковылять пока не умрёшь. К этим заботам добавляются ещё заботы о детях, споры с мужем и болтовня с соседями – всё. И это – жизнь? "И чего мне неймётся?" - подумала женщина.

Она не заметила как муж, раздав птицам корм, давно уже наблюдает за ней, прислонившись к стене дома. Ему хотелось опять сказать по привычке что-нибудь задиристое и в то же время он понимал, что делать этого нельзя, чтобы не прервать, не унизить, не опошлить шуточками, ту великую работу, которая происходила теперь в его жене. Он подошёл сзади и обнял её за плечи.

- Что, мысль застряла, – сказал он с нежностью, какую уже давно в себе не наблюдал, и почти не верил, что способен на подобные чувства.

- Может, она и подсказывает нам правильный выбор? – прошептала жена, слегка повернув голову в его сторону.

- Кто?

- Нежность.

Ему хотелось, чтобы эти мгновения не проходили. Пусть тонут материки, пусть гаснут звёзды, но они по-прежнему будут вечно стоять обнявшись и смотреть в одну сторону.

- Двадцать шесть лет назад я сделал правильный выбор, - прошептал он.

- Ради этой минуты стоило прожить вместе двадцать шесть лет, - тихо ответила она.

- Спасибо утятам.

- Спасибо курице.