Дорогой мой Кеплер, что нам делать со всем этим? Смеяться или плакать?

Галилео Галилей.

 

Не сказать, что тот день был один из лучших. Согласитесь, сессия - время не располагающее к подобным настроениям. Близилось к полуночи. Который раз я вчитывалась в одну и ту же фразу, что характерно, с отсутствием какой бы то ни было лёгкости в голове. Не спорю, мелочи жизни, когда у тебя уйма времени, но факт, с которым трудно не считаться, если экзамен уже…

Я отбросила учебник и подошла к окну. Из приоткрытой форточки сочилась лёгкая летняя прохлада. Полная, слегка покусанная луна светилась в обволакивающем её одиночестве. “Что ни говори, - философски подумала я, - это время суток располагает либо к нездоровым размышлениям, либо ко сну. Причём последнее предпочтительнее”. Я зевнула и с наслаждением потянулась. Часы безразлично тикали, отмеряя ускользающие секунды, и я, вцепившись в спинку стула, странно следила за вздрагивающей, но чёткой поступью нового дня.

Резкий пронзительный звонок в дверь ударил, отзываясь почти зубной болью. Я скривилась. Прервавшись, звонок затрезвонил опять. Всуе припоминая бога, а также некоторые слова, никоим образом с ним не связанные, я подошла к двери.

- Кто там?

- Это я, - раздался знакомый голос соседки. Щёлкнув замком, я безрассудно распахнула дверь. Шаблонный вопрос “Что случилось?” буквально застыл на моих устах. Вместе со мной. Передо мной стояла женщина, её огненно рыжие волосы странно топорщились, одета она была в красное вызывающего фасона платье. Пикантная особенность - ни малейшего сходства с соседкой.

- И долго мне тут торчать? - осведомилась она.

- Вы, наверное, ошиблись дверью?

- Мадам Смерть. Меня так зовут - Мадам Смерть, - дама обворожительно улыбнулась. - Я редко ошибаюсь. В смысле - никогда, - бесцеремонно отпихнув меня в сторону, она вошла внутрь. Я ошарашено смотрела ей вслед.

- А у тебя тут довольно мило, - отозвалась Смерть, уютно устраиваясь на моем диване. Её пышные габариты менее всего напоминали скелет. “Глюки!”, - догадалась я, глядя как Мадам, нагло попирая всем своим существом законы физики (или, быть может, подчиняясь ещё неизвестным), поднялась в воздух, напомнив мне левитацию сверхпроводника в магнитном поле. “Видимо, - я вздохнула, - изучение квантовой физики не всегда приносит пользу человечеству, в частности мне”.

Мадам хихикнула, глядя на меня глазами, накрашенными а ля утопленница.

- Несколько нетрадиционно, - она плавно опустилась на диван и с явным удовольствием оглядела себя, - Не правда ли я просто душка!

- Да, конечно, - с глубоким сомнением в голосе ответила я, подчиняясь приобретённому инстинкту вежливости.

Гармоничным движением Мадам выхватила из воздуха сигарету, кончик которой тут же заискрился огнём. Смерть выдохнула на меня грибок белого густого дыма. Я поморщилась.

- Не куришь? - на её лице заиграла плотоядная улыбка, - Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт. - Она поскучнела. С силой раздавила о невидимую стену окурок так, что от него не осталось и следа. Стала вдруг худеть, стареть чертами лица, в мгновение ока превратившись в маленькую сухонькую старушку.

- Странные вы люди, - непреклонно заявила та. - Давеча с одним разговор вела - так мило и славно беседовали, умный оказался, интелехент. А он при всём честном народе хамить! Смерти, говорит, нету, поскольку для него, видите ли, я не существую. Выпил, сердешный, чашу с ядом, - старушка перекрестилась и с укором посмотрела на меня, - Вот и разговаривай с такими после этого!

“Я не Сократ, - с нехорошим смешком подумала я, - я только учусь. На физфаке”. Смерть чему-то улыбнулась, обнажив крупные жёлтые клыки. Ни хрена себе! Я испуганно отпрянула. Не ощущение, скорее предчувствие чего-то неправильного неприятно растекалось по телу. Мы молча смотрели друг на друга - я и Смерть.

 

Однажды мне приснился сон - будто я дома и смотрю телевизор. Журналист с застывшим интересом на лице беседовал с седеющим профессором. Помнится, у последнего была бородка клинышком; когда профессор говорил, бородка покачивалась, то ли соглашаясь, то ли нет со своим хозяином. Речь шла о суициде.

- Болезнь привела Хемингуэя к творческому тупику. Существенно, что для самоубийства писатель использовал то же самое оружие, из которого застрелился его отец. Психологи называют это “реакцией отрицательного баланса”, - немного волнуясь, говорил профессор.

Вдруг, как часто бывает во снах, лица исказились, поплыли, словно отражение в реке, и исчезли. Вместо них откуда-то возникло бешено вращающееся колесо, вкрадчивый голос профессора зловеще вещал за “кадром”.

- Чтобы расстаться с жизнью, - наставительно шелестел голос, - мужчины выбирают огнестрельное оружие, повешенье, выбрасывание с высоты. А женщины… женщины чаще кидаются под колёса и травятся.

Я заметила, что огромное колесо катится на меня. Меня обуял дикий, почти животный ужас. Я бросилась бежать, но ноги с каждым шагом становились тяжёлыми и ватными, а колесо катилось всё быстрее и быстрее…

У моей подружки есть восхитительная особенность: когда нам выпадал случай пробежаться мимо идущего трамвая, она весело спрашивала: “Ну что, поиграем в Анну Каренину?”. На этот раз играть в эту жизнерадостную игру мне не хотелось. И я проснулась. В холодном вязком поту.

 

- Ну ладно, милая, - Смерть тяжело поднялась с дивана, - покалякали, да пошла я, - внезапно она превратилась в ту смерть с косой, совсем такую, как её любят изображать художники; перехватив мой взгляд, добавила, - Дела, знаешь ли. Что ж, до встречи, - она уверенной поступью зашагала к двери.

- Да, зачем я к тебе пришла, чуть не забыла, - Смерть обернулась, коса ярко блеснула в свете электрической лампы. У меня ощутимо засосало под ложечкой. Череп в капюшоне неприятно скалил зубы, - Впрочем, не буду говорить, лучше меня знаешь, - она погрозила мне длинным костлявым пальцем. Мгновение спустя, дверь бесшумно захлопнулась. Лучше меня знаешь! – ватным эхом прошелестело в воздухе. Трудно сказать, когда впервые и по каким причинам мысль о собственной смерти показалась мне манящей. Но не думаю, что это мечта всей моей жизни! Дрожь, охватившая меня, медленно сходила как вода после наводнения.

Пытаясь стряхнуть наваждение, я потянулась к учебнику. В конце концов, сессия – время не располагающее к праздным настроениям, а мадам Смерть – не экзамен, подождет. Терпеливо и долго-долго. Надеюсь, у неё нет серьёзных возражений по данному вопросу.