РЫБАК И ПОЭТ

 

Судно было уже в море, когда капитан Север получил радиограмму: «Срочно требуется вьюга тчк изловите зпт доставьте целости зпт сохранности берег зпт шеф тчк»

«Повторите буквами третье слово» - запросил капитан Север.

«Ватерлиния мягкий знак ют гак ахтерштевень тчк в ь ю г а тчк желаем удачи зпт конец тчк», - ответили ему.

-Ватерлиния! – в сердцах сказал капитан. – Мягкий знак, ют, гак, ахтерштевень! Конец света! Всю жизнь я ловил рыбу, а сейчас должен поймать вьюгу! А завтра, возможно, я получу приказ изловить вчерашний день! Интересно, кому она понадобилась! А еще интереснее, что из нее собираются делать?

Капитан Север вызвал по радио старшего помощника.

-Потрогайте мой лоб, - предложил он старпому. – А теперь посчитайте пульс. Гляньте на мой язык... Все в порядке? Дважды два – четыре, девятью восемь – семьдесят два. Все это для того, чтобы вы не подумали, что у меня из под ног ушла палуба... Вам приходилось когда-нибудь ловить вьюгу?

-Нет, - признался старпом и посмотрел на капитана более чем внимательно, - пока еще нет.

-А у вас в роду все были здоровы? – спросил Север. – Тогда читайте радиограмму.

-Ну, - сказал капитан, когда старпом вернул ему бумагу, - что будем делать?

-Ловить, - отвтил старпом, ни секунды не помедлив, – мелкоячеистой сетью. Той, что на кильку. – Старпом всегда считал, что начальству виднее, и над приказами не задумывался.

-Кхм! Умница! – похвалил Север. – Давай. Ты будешь с людьми ловить, а я останусь на мостике. Мало ли чего... Пошли подвахтенного на марс – пусть высматривает вьюгу... Но мне все-таки любопытно знать – кому она понадобилась?

-У нас на севере – никому. Это, видать, кто-то с юга просит.

-Юга – вьюга, - сказал капитан. – Хоть стихи сочиняй. Вот что: наш поэт не на вахте? Пришлите-ка его ко мне. А сами идите подготовьте людей. Объясните дело попонятнее. Главное, скажите, чтоб не доверяли ей, вьюге то есть...

Поэт (а некоторые поэты ради остроты впечатлений идут в моряки) был в каюте капитана через пять минут.

-Кэп, - сказал он, - в чем дело? – Поэты зовут капитанов кэпами и никогда не робеют перед ними. А те от такой вольности только покряхтывают.

-Ты там все пишешь... – сказал капитан. – Я читал: рифмуешь «вьюгу» с «подругой». «Снежноволосая», говоришь. Ну, бог, как говорится, тебе судья. Ловить мы будем твою подружку...

-Как ловить? – удивился поэт.

-Сетью, - сказал капитан Север, - мелкоячеистой. Той, что на кильку. На, читай радиограмму.

Поэт прочитал раз и другой.

-Ничего себе, - сказал он. – Она что, русалка, что ли? Она ж просто ветер со снегом, вьюга-то!

-Смотри, как заговорил! Тебя, наверно, там начитались – вот и приказ. Сознавайся, посылал стихи в центр?

-Посылал, - сознался поэт.

-Про вьюгу, конечно. В центре начитались, думают: дай-ка изловим хоть одну – рыбакам слава, нам – почет...

Поэт переминался ноги на ногу.

-Ладно, шутки шутками, а у меня к тебе задание. Надо это событие отразить в стенной печати. На нашей то есть доске объявлений и приказов. На всякий случай. Вот тебе рифма, пока не забыл: «юга - вьюга» Это получше «подруги». Опиши событие в стихах.

-Годится! – Поэт повеселел. – Отражу. Такое начало подойдет?

«Было: радирует Северу юг: срочно нуждаемся партии вьюг. Станцию шлем специальный вагон» И три восклицательных знака вдогон. «Вьюшек»? – летит телеграмма на юг. «Вьюг, -отвечают ему. – В-Ь-Ю-Г».

-Уже успел? Про меня там не забудь, - посоветовал капитан.

-«Север фуражкою хлопнул об пол», - продекламировал поэт.

-Не об пол, а об палубу, - поправил его Север. – Ты ж не на берегу, не огурцы солишь, а рыбу в море ловишь!

-Об стол, - переиначил строчку поэт.

-Это уже получше, - сказал капитан. – И по-морскому, и фуражка у меня чище будет, хотя палуба, понятно, драена... Давай! – распорядился он. – Действуй!

Поэт пошел на бак и стал сочинять стихотворение для доски приказов и объявлений, какая есть на любом корабле:

«Ходит сердитая в море волна, скалится будто, дымится она. Встанет над палубой шаткой стеной, пала – и стелется гладью речной. Бросит – поймает – швырнет – зашумит – вдруг оплеухою ошеломит. Кошка, похоже, играет в мячом... Сейнеру кошка-волна нипочем. Вахтенный – коваль парнягу ковал – держит стальными руками штурвал. Травят матросы, собравшись в кружок, жарит котлеты на камбузе кок...».

Вдруг марсовый заорал наверху:

-По правому курсу, курсовой 15, вижу вьюгу! Дистанция – три мили. Крутится!

-Все наверх! – скомандовал капитан. – Сеть к выброске приготовить! Старпом – шлюпку! Рулевой – курс на вьюгу!

Матросы попрыгали в шлюпку, шлюпку спустили, она развернулась и пошла к льдине, на которой крутилась и танцевала вьюга.

Шлюпка приткнулась к льдине. Матросы - поэт был среди них – стали вьюгу окружать. Они шли по белой от снега льдине черной цепочкой, заводя сеть с флангов.

Вьюга вдруг затрубила, как слон, и кинулась на охотников. Те уперлись кто во что и выдержали удар. Сеть затрещала, надулась.

Капитан, держа мегафон у рта, командовал:

-Молодцы, ребята! Ишь, негодница! Так и норовит сбежать!

Вьюга заржала и встала на дыбы. Но матросы сомкнулись в кольцо и удержали сеть. Вьюга билась в ней белым конем.

-Держи ее! – неслось с мостика. Капитан топал ногами. – Поэта, поэта мне отпустите! – вдруг закричал он. – Пусть посмотрит со стороны! Пусть отразит!

Поэт отбежал в сторону.

Зрелище было невиданное.

«Вьюга. Она нам не сразу далась. Сеть наша, как паутина, рвалась. Крепко стояли на льду рыбаки – черными буквами длинной строки. Было нетрудно строку прочитать: ВЬЮГУ, ХОТЬ ТРЕСНИ, ДОЛЖНЫ МЫ ПОЙМАТЬ!»

Вьюга стала колесом. Громадным белым колесом. Оно, свистя, шипя и завывая, покатилось на охотников. Но не успело колесо набрать скорость, как его перехватили, подняв сеть повыше.

Колесо упало и тут же превратилось в карусель. Брызжа колючим снегом, как точильный круг искрами и визжа, она раскручивалась все сильнее. Всякий, кто попал бы в ее круг, отлетел бы. Охотники окружили карусель и, отворачивая лица от колючего снега, опять сомкнули цепь. Они стояли твердо как вкопанные. Снег облепил их с одной стороны так, что они стали похожи на бутерброды.

Карусель вдруг замедлила ход, зашуршала и опала на лед простым сухим снегом.

«Неужели все?» - подумал поэт.

Снег вдруг собрался и взвился вверх стаей белых птиц. Стаей белых голубей, невесть как оказавшихся на севере. Но рыбаки все равно их перехватили. Они чуть не взлетели вслед за стаей – так рванулась их сеть вверх.

Голуби упали на лед... Мгновение – и вот уже огромная белая анаконда пытается вырваться из окружения. Она пробует проползти под сетью то тут, то там – но матросы прижимают сеть ко льду ногами.

Долго билась в сети и неистово бушевала вьюга, превращаясь то в белого медведя, то в моржа, но тщетно. Охотники одолели ее. Вьюга обессилела, рыбаки скрутили сеть и, крича «ура!», потащили ее к шлюпке.

Поэт сел в шлюпку последним. Он был грустен и часто оглядывался.

Вьюгу смайнали в трюм, заперли, так и не выпустив из сети.

Капитан скомандовал:

-Малый назад! – И передал по трансляции:

-Команде – чай пить! Третьей смене приготовиться на вахту. Старпому прибыть в каюту капитана!

Северу не терпелоь поговорить о событии.

Судно легло уже на прежний курс, и капитан отправился в свою каюту. У дверей его ожидал старший помощник.

-Ну, - начал капитан, - что ты обо всем этом думаешь? Поймали ведь! Не что-нибудь – вьюгу! А?

-Поймали, - ответил старпом. – Нам приказали – мы и поймали. – Он только это и сказал и больше ничего интересного о приключении не придумал. Им приказано было – вот они и поймали. А что тут такого...

-Ты пойми, - вознегодовал капитан, - я не хочу всяких там «ах-ах-ах». Но ведь не каждый же день мы ловим вьюгу! Поговорить-то об этом можно? Эх, что с тобой толковать! Давай ко мне поэта. Он хоть и не моряк, а кое-что смекает.

Поэт с порога закричал:

-«Трудно поверить, но в трюме у нас, синий ворочая гибельный глаз, крылья не в силах свои развернуть, вьюга! – вы можете сами взглянуть. Белое чудище, тысяча лиц, спутает сто мореходных таблиц, сто заглушит пароходных гудков, вот она... боцман, проверьте найтов...»

-Во дает! – одобрил капитан, - Понял, как надо травить о вьюге? – обратился он к старпому. – С ним не сокучишься. Молодец! Только ты мне скажи, - говорил он поэту, - может, хоть ты догадался, на что она кому-то понадобилась? Наука сейчас такова, что из камня тянут нить и ткут платья... Почему бы, предположим, из вьюги не связать носки? За этим, должно быть, мы ее и ловили. А? Ты как считаешь?

-Не знаю, - сознался поэт, - я в науке как раз не силен.

-Жаль, - вздохнул капитан. – Ну, домой придем, скажут. А ты свое «не знаю» в стихах можешь выразить? Конец поэме требуется.

-Смогу, наверно, - сказал поэт.

-Так сделай, - распорядился капитан.

Поэт вышел из каюты капитана и направился на бак (так моряки назвают палубу на носу корабля), бормоча про себя:

«Можно ль пушистую снежную нить в дело полезное употребить? Вихорь за вихор поймать я бы смог и вихорок завязать в узелок? Знать – я не знаю, но хочется знать: можно ль из вьюги хоть шарфик связать? Шарфик на шею... но только кому?..»

Море было темное и холодное. Нос сейнера раскачивался, как качели, то ухая в воду, то высоко над нею подымаясь, словно собираясь нырнуть. Волны догоняли друг дружку, скалили белые зубы, а не догнав, шипели и обессиленно распластывались на воде.

-Да-а... – вздохнул поэт. – Ну ладно... – И вдруг вскочил.

-«Вьюга, красавица, дурня прости! – выкрикнул он. – Надо же мне заблудиться в пути! Я поступал, извини, как простак, - вел я поэму и этак, и так, всяко волною валяло ее, стрелки компаса дрожит остриё...».

Поэт пробежал по палубе, открыл люк и скрылся в трюме.

А через несколько минут на палубе раздался свист, и из трюма вырвалась белая стремительная струя. Она взлетела над сейнером фонтаном, ракетой, достигла какой-то точки наверху – и опала, осыпав поэта сверкающим снегом. Потом снова взмыла вверх и давай кружить над сейнером!

Все выскочили на палубу.

Вьюга свистела на тысячу ладов, пела, гудела пароходами.

Можно, конечно, не верить, но многие после говорили, что в тот день вдруг запахло сиренью, как в мае.

Вьюга подлетела к поэту, прикоснулась к нему, словно прощаясь, и улетела стаей белых птиц – все услышали хлопанье сотен крыльев.

Капитан подскочил к поэту.

-Ты что натворил? Как я отчитаюсь теперь в порту? Чем? Твоими стихами? – кричал он.

-А что, - дерзко ответил поэт, - стихи и стихия – разве они не схожи? Разве они не от одного корня? Подождите – вот что пришло мне в голову только что::

«Стихиен стих, как дождь, как снег. Стихийна, как метель, поэма. Но запланирован разбег, и строчка снега – вдохновенна! Копись, мой стих, и зрей, как гром. Потом пади! И сыпь дождем! И лейся, звонкая строка, в грозу рожденного стиха!»

-Черти бы тебя взяли! – вскричал капитан. – Мне от твоего стихотворения ни холодно, ни жарко. Ты мне про вьюгу ответь – где мне еще одну взять?

-Капитан, - раздался голос из радиорубки. – Радиограмма!

-Читай оттуда, - распорядился Север.

-Третье слово предыдущей радиограммы следует читать: «сейнер есть ватерлиния реверс ют гак ахтерштевень».

-Уф! – вырвалось у капитана.

-Ну вот, - сказал поэт, - теперь совсем другое дело. Уж севрюгу-то я никогда не спутаю со стихами.

-Ты вот что, - посоветовал капитан, - спрячь свою поэму подальше. Оставь ее для маленьких как сказку. А то кто-то узнает, что я ловил вьюгу...

-И поймал, - вставил поэт.

-... и до конца жизни будут у меня спрашивать, как да как это было. Слава богу, что хоть выпустил ее... – И капитан пошел к себе в каюту.

-Я просто не хотел, чтобы из стихии вязали носки! – крикнул поэт вдогонку капитану.

-Тебя бы не спросили! – буркнул Север, захлопывая за собой дверь.