- Здравствуй… Это я, - ослепил Михаила Николаевича уверенной улыбкой, молодой человек в элегантном пальто, под которым перевернутым восклицательным знаком, на фоне белоснежной рубашки, ярко выделялся эффектный галстук.

- А?.. Ты?.. – пробормотал хозяин маленькой квартирки. – Проходи…

И сам отступил во внутрь своего скромного пенсионерского жилища, пропуская пришельца к себе.

Михаил Николаевич, по стариковски сутулясь, тут же начал что-то искать в своей прихожей.

- Чего-то тапочек тебе не нахожу… Да и ладно. Так проходи. Не разувайся.

Молодой человек, казалось, даже обрадовался такому предложению. Он посмотрел мельком на свою сверкающую обувь и походкой веселого собственника жизни проследовал в комнату.

- Да-а, - протянул он, деловито осмотрев небогатый интерьер. – Раньше-то квартирка поболе была.

- Да… побольше была… побольше…

Михаил Николаевич нервно поглядывал на своего гостя, с каким-то отстраненным любопытством и затаенным страхом или может быть – замешательством... Он осматривал молодого человека с ног до головы, но всегда старательно отводил глаза с бегающими или, скорее – дрожащими зрачками, как только тот пытался встретиться с ним взглядом.

- Чаю… Чаю хочешь? – предложил растерянно Михаил Николаевич.

- Чаю – так чаю. Давай! – и гость снова самодовольно улыбнулся.

Они прошли на кухню.

Пожилой мужчина, шаркая ногами, принялся топтаться по более чем скромному пространству блеклой неуютной кухоньки. Шаг к водопроводному крану, два к плите, еще полтора к шкафчику, где лежат сушки, да варенье… Молодой человек, не снимая своего шикарного пальто, уселся на явно хозяйское место в уголке, между столом и окном, на табурет, к поверхности которого была прикреплена плоская самодельная подушечка. Михаил Николаевич достал чашки, потом выдвинул из-под стола еще одну, давно не использовавшуюся, табуретку и, кряхтя, сел на нее.

 

- Ну, как живешь, сынок? – спросил он, и слово «сынок» отозвалось осиновым колом в его груди.

- Да нормально, батя, - превосходно ухмыляясь, бодро ответил Дима чужим, незнакомым «батя». – Уж получше тебя-то… Я смотрю квартирку поменяли. Из-за доплаты, что ль? Что пенсии не хватает?

- Почему не хватает? Хватает… Иногда даже, как ни странно за переиздание моих старых работ гонорар присылают. Опять же - гараж сдаю соседу, у него «Мерседес», а моему «Жигуленку» и на улице уютно.

- Гонорары, говоришь, тебе за переводы переводят. Интересно, как они тебя разыскивают… Вы же уже третью квартиру меняете! Причем, как я понял с каждым разом они у вас все меньше и меньше.

- Что ж… Так получилось, - кол в сердце Михаила Николаевича повернулся вокруг своей оси. Разговор становился немыслимо тяжел и бесполезен.

Дмитрий смотрел с любопытством на отца и продолжал улыбаться неизвестной мимикой, словно и не было никогда у него радостного о-беспечного детства в благополучной семье.

- Да, нормально живу, нормально… поначалу было трудно – он пристально с издевкой поглядел на отца. – Когда ты меня из дому выгнал… Ну ничего, ничего. Как-то устроился. Всяко в жизни было, но теперь всё нормально. Квартира, машина, деньги – всё путём!

Дима смачно отхлебнул чай из чашки, с хрустом откусил от черствой сушки кусочек, просыпав крошки на свое безупречное пальто и добавил, картавя шепеляво из-за наполненного рта:

- Хочефш, мою мафшину пофсмотрлеть?.. Фвон… под окном фстоит…

Михаил Николаевич как-то стеснительно или непонимающе пожал плечами и тяжело приподнявшись, равнодушно выглянул в окно.

- Да она там, чуть правее стоит, - подсказал Дима, видя что отец смотрит совсем в другую сторону. – У нее фары должны гореть… Я с водителем…

Михаил Николаевич осторожно, будто неуверенно, сел на свое место и прищурившись непроизвольно, сделал глоток горячего чая. Потом он тихо спросил:

- Ты учился где-нибудь?

- Да! – громко, словно собирался захохотать, гаркнул Дима. – Учился!.. На улице я учился!.. Где мне было учиться?.. Ну ты знаешь, я не жалею… Если бы ты меня тогда не выгнал, неизвестно кем бы я еще стал!.. Может быть как ты, переводчиком каким-нибудь!.. А так – я уважаемый человек, и всё у меня в порядке!

Он еще раз отпил чайку. Углядел крошки на пальто, стряхнул их на пол и продолжил:

- Мать-то где?.. Работает небось… Вот не сидится вам, пенсионерам дома! Вам бы отдыхать, а вы всё себе какие-то дела-заботы ненужные ищите!.. Не-ет, я когда доживу до заслуженного отдыха – работать не стану. Я как иностранцы - мир поеду смотреть. Буду путешествовать. А то, что же это?! – детство беспризорное… трудное детство; юность боевая, опасная, и опять же – трудная; в зрелом возрасте чую – тоже не покладая рук трудиться придется! Когда и отдохнуть-то? Только на пенсии… Но пенсионный возраст я себе конечно же сам определю. Я же от государства нашего подачек нищенских не собираюсь дожидаться! Лет в сорок, наверное, закончу эту бадягу и на покой… В смысле- на отдых!

Его отец сидел тихо, глядя в темный омут крепкого чая. События последних лет скомкались в мятый клубок и прокатились перед его глазами…

 

Зачем он тогда выгнал сына? На этот вопрос не было ответа в отличие от другого: Почему? Да и это объясняющее «Почему?» по прошествии времени казалось глупым, глупым недоразумением. Ох каким глупым…

Да ведь и не выгонял он в тот злосчастный вечер своего сына всерьёз из дому!.. Это был только выплеск эмоций. Родительское возмущение! Этакая угроза подразумевающая лишь воспитательную ненастоящесть. Ну а получилось…Кто ж знал, что так далеко всё зайдет…

Глупо…

Бремя родительской ответственности! Основополагающая роль в становлении личности! Юношеское всезнайство и упрямство! Привычное родительское всевластие! Извечная проблема отцов и детей! Все в общем-то проходят через это… но все проходят по-разному.

 

Дима украл деньги… Украл из дома, у своего отца.

Нет, конечно, многие в детстве тайно заглядывают в карман родительский и выуживают какую-то мелочь оттуда на свои детские забавы. Но Диме было пятнадцать и украл он не пятнадцать копеек, не пятнадцать рублей, а гораздо больше! Гораздо… На что ему понадобилась такая сумма (карманными деньгами он никогда обделен не был) – Михаил Николаевич так и не смог выяснить. Разговор на повышенных тонах, его отцовское: «Как же я могу теперь тебе! сыну! доверять?!» и еще много чего нравоучительного и правильного, выплеснувшись на подростка Диму, не возымели действия. Он что-то дерзко отвечал в свое оправдание или просто молчал с мальчишеской и какой-то наивно-недружелюбной ухмылочкой. Тогда Михаил Николаевич в порыве накрывшей его, такого мудрого и уважаемого человека, слепой, но неопасной - интеллигентной ярости, вскричал:

- Я не желаю жить с вором под одной крышей! Коли ты не понимаешь, ЧТО ты натворил, то убирайся вон!!! Прочь! Живи сам, как хочешь, и где хочешь, раз ты такой самостоятельный!

Дима рявкнул что-то от подросткового упрямства в сторону родителей и, повернувшись совсем в другую сторону, хлопнул дверью…

Отец и мать надеялись, что мальчик сейчас же, маленько остынув, вернётся.

Потом они думали, что он, переночевав у какого-то своего приятеля, придет домой на следующий день.

Затем выяснилось – никто из его друзей-товарищей не знал где Дима. В школе он также не появился больше ни разу.

Еще через пару дней они подали его в розыск. Но и милиция ничем не помогла…

Дима пропал…

Сколько после этого Михаилу Николаевичу пришлось выслушать от жены справедливых слов о его вечной несдержанности и абсолютной бездарности как педагога!.. Зачем он сделал это?! Зачем крикнул то самое слово?!

Теперь старый отец понимал, наверное… Но опять же только «Почему», а не «Зачем».

Да. Наверное это был акт отчаянья. Распад родительского авторитета. Капитуляция воспитательного процесса и показательное выступление ошибки этого самого процесса.

Через год пришла весточка о том, что сынок жив!.. слава богу…

Позвонили из милиции. Диму задержали в числе других, гораздо старше его, парней, то ли за вымогательство, то ли за разбойное нападение. За что же конкретно, так и осталось до конца невыясненным. Пока жена Михаила Николаевича, в спешке собрав какую-то еду и забрав все деньги, что были в доме, мчалась на другой конец города в отделение, где в камере предварительного заключения сидел Дима, всех задержанных, всю их шайку чудесным образом освободили и он опять растворился… в своей собственной, самостоятельной и, видимо преступной, жизни.

Как сообщил ей дежурный в том отделении – потерпевший отказался писать заявление, давать показания, сам пришел хлопотать за своих недавних обидчиков и поэтому милиционерам ничего не оставалось, как отпустить "невинных", сурового вида парней… В том числе и их сына.

Что ж, зато теперь родителей "непутёвого сына", радовало, вернее - слабо утешало то, что тот жив! Жив... А это уже само по себе всегда хорошая новость.

А потом заболела жена…

«Пришла беда – отворяй ворота», «Беда одна не приходит», - народные мудрости. Да… Всё вот так банально, как часто, как у многих. Банально и глупо. Почему-то кажется, что обязательно: глупо…

На первую операцию деньги получили путем обмена жилплощади на меньшую с доплатой. Но денег не хватило. То есть хватило на одну операцию, а понадобилась и вторая. Опять пришлось продавать квартиру и переезжать сюда в эту маленькую однокомнатную, на окраине.

Но и на этот раз ничего не помогло. И опять, наверное – всё это так банально!.. так банально… и глупо.

 

Вдруг образовавшийся в горле Михаил Николаевича огромный глухой тромб, не позволил сказать ему о смерти жены. Он посмотрел иссушенными, поблекшими, какими-то пустыми глазами на сына, продолжающего рассказывать о великих свершениях в своей независимой жизни, и на лице его появилась добрая, нет, вернее – блаженная улыбка.

Пожилой человек Михаил Николаевич, неожиданно почувствовал себя бесконечно старым, почувствовал себя удивительно мёртвым. Мёртвым внутри, в душе. Ничего в ней не теплилось. Холодно… В душе было безнадежно холодно. Как ни странно – не грело свидание с потерянным когда-то сыном. Не хотелось рассказывать ему, единственному родному… по крови… человеку, чтобы то ни было. Не хотелось слышать его хвастливые речи. Не хотелось даже смотреть на него! Хотелось покоя, хотелось лечь и не думать ни о чём…

Ему почему-то именно сейчас стало понятно внутреннее состояние, владевшее им в течении всех тех провлаченных лет, что он прожил сначала без сына, а потом и без жены. Он умер!

Да, он как-то еще существовал в этом мире: передвигался по нему, ел, пил, воспринимал информацию из телевизора и книг, но делал всё это по привычке. Вот ведь как получается!.. Оказывается: привычка жить - самая привязчивая привычка! От которой, как выясняется, трудно отучиться!..

Теперь он точно знал, что его самого уже давно нет!

Он слишком долго и много казнил себя. Казненный, осужденный собой и, так и не простившей его, женою, он, конечно же, давно уже умер! Как только ему раньше не пришла в голову эта простая мысль?! Это же так очевидно!..

 

Дима засобирался. Он говорил еще напоследок о том, что если им - Михаилу Николаевичу, «бате», и его жене, Диминой «мамке», чего-то надо, «ну денег, там… или еще чего», то они могут запросто ему звонить.

Дима оставил свой телефон. Номер своего телефона. Он положил на стол визитную карточку, которую Михаил Николаевич, машинально, не читая изложенную в ней информацию, взял своими сухонькими пальцами и положил в нагрудный карман рубашки. Потом эти пальцы пожали твердую, удивительно большую, взрослую сыновью пятерню и Дима ушел… не хлопая дверью…

А Михаил Николаевич остался в своей маленькой квартирке… доживать.

 

Дима вышел из подъезда и предполагая, что отец может смотреть на него сейчас из своего окна (откуда-нибудь, возможно украдкой, из-за занавески), подошел уверенной, чересчур уверенной, походкой к темной большой автомашине (явно ожидавшей его) и небрежно открыв дверцу, вальяжно ввалился во внутрь.

- Шеф не звонил? – спросил он, сразу изменившись, сразу сбросив всю важность и напускную самоуверенность.

- Не-ет… - полусонно ответил человек за рулем. - Мы же договорились, если он вдруг позвонит – я тебя наберу. Он сегодня уже всё… Отдыхает наверное… Никуда больше не поедем.

Сделав короткую паузу, водитель этой замечательной автомашины спросил, скорее из вежливости, нежели его действительно интересовал ответ на заданный с зевком, вопрос:

- Ну, как прошло?..

- Нормально, - улыбнулся Дима. – Батя скрипит себе помаленьку. Мать где-то шляется на ночь глядя… Наверное подрабатывает на какой-нибудь непыльной работе… Странный народ пенсионеры! На фига им деньги?! Жили бы себе спокойно. Нет! Им все не сидится на месте. Работают, работают… не понимаю…

- Может они тебе наследство копят, - хмыкнул Димин собеседник и, усевшись поровнее, завел двигатель. – Может, они тебе хотят миллионы оставить после смерти.

- Может, - смущенно и как-то бессмысленно улыбнувшись, ответил Дима.

- Слушай, - вдруг деловито сказал водитель этого замечательного автомобиля представительского класса. – Я машину сейчас на диагностику отвезу. Так что завтра тебя подхватить не смогу. Ты уж своим ходом подъезжай к дому шефа. Встречаемся там.

- Идёт, - отозвался Дима…