неизвестное высказывание в начале карьеры.

 

- Женя, чем вы там занимаетесь? – это голос матери. Она еще молода, красива и ждет второго ребенка. Я знаю, что у меня скоро появится сестренка Анжела. Она умрет раньше меня, в 1998 году.

- Уроками!

Мы переглянулись с Алиной и прыснули. А чем мы занимались? Я все рассказывал и рассказывал, каким вижу мир будущего.

- Ты бы девушку чаем угостил! Хорошо, я соберу здесь и позову вас.

Я знаю, что к приходу отца она накроет стол.

На кухне начнется воркотня, смех, даже повизгивание, когда отец попытается измерить талию матери. Она при Алине будет стесняться внимания к ней отца и, наверное, уже сейчас чувствует себя неловко. Мама у меня такая, особенная, очень совестливая. Иногда до неприличия совестливая! Как начнет перед кем-нибудь долго извиняться, я сразу вспоминаю чеховский рассказ «Смерть чиновника» и боюсь за маму.

- Мы сейчас!

Теперь я рассказываю Алине о принципе работы компьютера. Слово «компьютер» для нее новое. «Ну, ты и выдумщик», - говорит она.

 

Но вернемся к началу этого дня. Я снова сижу с ней за одной партой. И сегодня целый день в школе я употребил все свои знания и опыт человека, прожившего достаточно большую жизнь, чтобы вызвать интерес к себе, а не Малинину.

22 сентября учительница русского языка начнет читать лучшие сочинения о том, как мы провели лето. Так вот, Малинин напишет, что он познакомился с космонавтом Титовым на рыбалке в Подмосковье. И тогда Алина посмотрит на Малинина с обожанием. Это будет четвертый урок.

А после школы мы всем классом пойдем на новый кинофильм «Иван Васильевич меняет профессию». Ну не всем классом, а человек пятнадцать наберется. И места их окажутся рядом…

После сеанса мы выйдем всей гурьбой на улицу, и я увижу, что Алина для меня потеряна.

Свидетелями этого будут Димка Тополев (дым), Ирка Горбунова (Бушка), Владька Бергер (Длинный), Маринка Сазонова, Эдик Михайлов, Ленка Матросова, Ленька Костин (Костик), Вовка Заварыкин (Заварышка), Лариска Ташбаева (Ташка), Генка Колесов (Колесо)… Короче, все те, кто всегда составлял сердцевину наших классных заговоров.

В десятом классе в таком вот составе ввалили в кабинет директрисы, чтобы заступиться за Заварышку, которого собрались отчислять «за хулиганские выходки». Просто он вступился за Ленку Матросову, когда к ней начал приставать Зануда, парень с улицы, учившийся с нами до седьмого класса. Он поступил в пэтэу (техническое училище – убежище для дебилов и неудачников), но Ленку не забыл.

Ну, и закрутилась драка, как и предложил Зануда – один на один. Он-то был здоровый бугай! Но отдувается тот, кто претендует на рыцаря…

В этом составе мы будем собираться и после окончания школы. И уже на вторую встречу, в 1985 году, Алина появится среди нас с мужем. Но им станет не Юрка Малинин, а Семен Коптев, который учился годом позже. Из-за этого мне эти встречи станут неинтересными, однако, по возможности я участвовал в них до 2004 года. Уже 2006-й, и лишь идет вялый перезвон по телефону и переписка по Интернету. Предложений о встрече нет!

Наш класс, похоже, уже сдох! Сами понимаете, внуки, радикулиты, террористы в метро, да слишком наивные воспоминания…

 

Осенью 2006 года я поехал в Томск на три недели.

Город неплохой, чистенький, студенческий. А я скучал по своему юному соседу из квартиры по лестничной площадке. Он хороший смышленый парнишка, постоянно крутился в выходные дни или вечерами у меня. Жили они с матерью бедно. Я позволял сидеть за моим компьютером. Они, компьютер и Витька, так сдружились между собой, что не могли долго жить друг без друга. Но это уже я не мог жить без Витьки.

Детей у нас с Клавдией не было. То я учился в аспирантуре, то она защищала свои степени…

Когда я уезжал в Томск, мы договорились, что я буду поддерживать с Витькой электронную связь.

 

ПК в институте, куда я был командирован, были, но письма – это интимная вещь. Ну и, понятное дело, на Интернет неудобно было спрашивать разрешение. Для полной независимости я стал захаживать в Интернет-клуб на улице Ленина. В основном во время перерыва в мединституте. Три минуты ходьбы - и я в кафе. Барная стойка, веселая девушка-барменша, ряды компьютеров, на которых в это время работало два-три человека.

- Вам на свое место? – спросила барменша в тот день. Я кивнул головой.

Это место в самом углу. Все черное – и сам компьютер, и дисплей в черном оформлении, и клавиатура, и мышка из-за этого почти не видны на столе. Дикость, конечно, но барменша сказала, что так лучше – не пачкаются. Мол, садятся в основном мальчишки с грязными руками…

 

Уточняю, это было 21 сентября. Я включил компьютер, набрал свой адрес в Интернете, что бы проверить почту. Но перед входом взгляд зацепился за информацию в электронной газете «Взгляд». Какие-то шарлатаны вынесли заголовок статьи о необычайном лекарстве, излечивающем сахарный диабет. Сахарный диабет! Можно было плюнуть на эту глупость, но ведь…

Да, но ведь!

Я нажал на строчку про диабет, и тут же выскочило не относящееся к теме «окно».

Это называется СПАМ. И это порождение брешей в Интернете решило мою жизнь!

 

«Вы не удовлетворены собой? – вопрошало это «окно». - Вам хочется изменить некоторые события своего бытия? Вы желаете стать другим? Тогда, смелее, и смелее к нам!»

Это просто удав нашего электронного мира! Но когда решительно собираешься игнорировать такие призывы, то рефлекторно нажимаешь почему-то «Enter»!

И тотчас же выскочило следующее «окно» с текстом, набранным таким же крупным, наглым шрифтом:

«Приветствую тебя, мой дорогой клиент! Предупреждаю сразу, что от тебя ничего не потребуется взамен!»

И заплясала строчка, начинающаяся с $ и продолжающаяся нулями, уходящими в бесконечность.

«Идет эксперимент, - читаю, - в котором ты можешь принять участие. Компания «Росимиджэффэкт» предлагает тебе исправить собственную жизнь и прожить еще раз в любом выбранном отрезке собственной жизни!»

И наплывает агрессивно:

«Похоже на бред сумасшедшего? Да, это так, но подведи курсор к позиции «Далее» и нажми, чтобы избавиться от этой мысли. Перед тобой откроется таблица времени. Выбери один день, за который ты сумеешь решить то, что не успел это в свое время. В своей жизни! Не теряйся, так можно исправить то, что было решающим! Не захочешь, так это твоя проблема до гроба!

Жми!»

Я неверно оценил эту психологическую наглость и последовал за бредом сумасшедшего.

Почему? Ах, если бы мне кто-нибудь ответил на этот вопрос!

Но я сделал это!

 

Я выбрал 1982 год, тот же день - 22 сентября.

Но ничего не произошло.

И я так долго смеялся, что попросил барменшу коньяка. Его в ее запасах не оказалось, и за ним был послан охранник в ближайший магазин.

А пока я открыл свою почту. Писем от Витьки не было. Стало немного грустно. Кое-что просмотрев, выпив коньяка, я расплатился и вышел.

 

Гостиница мединститута, если можно назвать таковой кабинет на втором этаже анатомического корпуса, представляла собой помещение на два десятка квадратов с диваном, небольшой комнаткой для гигиены, и нечто типа кухни с электроплитой в закутке. Снизу, несло формалином. Там разделывали трупы. Не удивительно, что каким-то студентом, вероятно, бывшим, нацарапано перед входом в корпус под официальной табличкой: «Кто устоит перед этим запахом? Я не устоял…»

В моей «гостинице» висел портрет местного светила медицины, который стал после жить в Петербурге и преподавать в столичном университете. Он посмеивался над этим жилищем в большие, развесистые усы.

Вечером меня привела сюда достаточно молодая, но излишне полноватая профессор Ксения Кудрявцева. Мы немножко поспорили о природе грыж, отстаивая каждый свою точку зрения (моя, не скрою, была психотитопической теории их происхождения), выпили какой-то настойки на кедровых орехах, но во мне так и не проснулся мужчина, и мы мирно расстались.

Посидев с документами проверки института, я выключил свет, и заснул, а проснулся, Господи, в своей комнатке в доме, что на Вернадского. Москвичи знают, где это.

Проснулся в возрасте 16-ти лет. То, что я оказался на 34 года моложе, меня это не испугало и не удивило. Я же выбрал безумие! Но какая-то часть оставшихся в норме моих мозгов указывала на глубокий сон, очень похожий на реальность. Да и я душой не старел, а просто всю жизнь совершенствовался, оставаясь школьником, учеником одиннадцатого класса. Мне моя Клавдия так и говорила: «Дуралей, седина, как шапка, а ведешь себя, как мальчишка!»

Огляделся, с щемящим сердцем подошел к окну. За ним грохотали машины, трамвай разрезал утренний воздух грохотом колес и визгом тормозов. Шла поливалка, от которой было очень трудно увернуться. Но утро начиналось солнечно и прекрасно.

Мозги-то у меня остались от академика. Я обстоятельно все взвесил, но, так ничего не решив, собрался в школу, взял минимум – тетради и дневник. В карманах моих брюк оказался наладонник, не навороченный, но в нем было достаточно функций, информации и энергии. Я его оставил.

 

С Алиной я повстречался весело, будто только вчера подарил ей прекрасный букет.

- Что с тобой, Жека?

Жекой она меня звала с восьмого класса. После нее весь класс принял эту мою кликуху.

От ЖЭКа меня отличало «э».

- А мне сон приснился про тебя!

Я стал, как выражается нынешняя молодежь, «косить» под юнца.

- Правда? Расскажи!

- Это очень серьезный сон. Про всю твою жизнь, начиная с сегодняшнего дня!

- Не ври!

- Ах, не ври! Ты выйдешь замуж за Коптева!

- За Коптяшку с 10-го Б?

- Ага! У вас будет трое детей.

- Да что же, я дура какая! Я пойду в театральное училище! – Но Алина включилась в игру. - А ты-то, кем сам-то будешь?

- Я же про тебя сон смотрел!

- Смотрел, значит, как в кино?

- Ну, видел, когда спал!. Я стану академиком медицины. Таким скромным, с небольшой бородкой. Фото показать?

- А сможешь? Интересно, как ты будешь смотреться академиком?!

- Буду очень интересным мужчиной! Только очень грустным.

- Почему?

- У меня детей не будет.

- Жалко…

- Пожалей меня потом, - сказал я со взрослым умыслом, - когда уроки закончатся.

В класс вваливались наши. Первым вошел Владька Бергер. Он был высоким, слегка сутулым.

- Слушай, - зашептала Алина, - а Владька кем станет?

- Он-то? – я не стал врать. – Он с головой! Последнюю часть жизни проведет в Америке.

- Да кто его туда пустит?

- Не пускать будет некому, страна будет другая…

- Да ты что?

Алина посмотрела на меня со страхом и перевела взгляд на портрет Брежнева, что висел, чуть криво, над классной доской.

- Его уронят при похоронах, - шепнул я.

- Кого, портрет? - спросила Алина тоже шепотом.

- Да нет, гроб с телом…

Перед нами уже рассаживались Тополев и Горбунова. У них был роман. Сейчас весь урок начнут писать друг другу записки, на немецком. Типа майн либе, майн херц…

Но Горбунова повернулась:

- Чего это вы про гробы говорите?

Мы не успели ответить, вошла Вера Николаевна:

- Die Aufmerksamkeit! Wir werden von der Wiederholung des vorbeigekommenen Themas beginnen. Zawarikin, was vergingen wir in der vorigen Stunde? Steige, Zawarikin!

Заварышка нехотя встал…

Немка чуть позже спросила и меня.

Я с блеском привел пример постпрошедшего времени из «Фауста» Гете.

Мои шансы росли - у Алины округлились глаза. Чтобы я читал Гете на немецком?

Я посмотрел в дневник. Оставалась анатомия. Уж здесь я положу весь класс на лопатки! Да и по другим предметам я чувствую себя уверенно. Достаточно рассказать, как профессор Перельман решит в 2006 году гипотезу Пуанкаре и с какой гордостью откажется от приза в миллион долларов! Впрочем, не знаю, про доллары меня не поймут в этом советском мире.

Ну а на уроке литературы я выглядел гораздо интереснее, чем Малинин со своим звездным знакомством. Я рассказал о берестяных грамотах, на которых ученые обнаружили новые русские имена. Например, Шевко, что происходило от слова "швец", так мог в древности называться человек, занимавшийся любым шитьем, портняжным или обувным.

После уроков моя одноклассница согласилась с тем, чтобы я взял ее ранец. Мы долго гуляли с Алиной по нашим закоулкам, а затем зашли ко мне домой. Я показал ей свою комнату.

- Вот ты, какой интересный! – воскликнула Алина.

Дело в том, что всю мебель в комнате я сделал сам: и стол, и два стула, и кровать, и книжные полки. У меня и между оконными рамами было небольшое пространство. И форточки были особой конструкции. За счет придуманного мной пакетного окна, на подоконнике было много места, и Алина с удовольствием села, чтобы смотреть на улицу.

А потом она увидела наладонник.

- А это что такое? – спросила она.

Я сказал, что это карманный компьютер. Она пожала плечами:

- Странное название? Эта вещь похожа на мамину пудреницу. Открывается?

Я выдвинул крышку, она увидела аккумулятор, который предстал перед ней какой-то эбонитовой штуковиной. И потеряла, было, интерес к вещице, но, вдруг сказала:

- Здесь английские буквы. Неужели ты связался с иностранцами? Ты знаешь, где мой отец работает?

- Не знаю, - соврал я. Ее отец был капитаном милиции. Через семь лет его пошлют в Афганистан. Но погибнет он в Грозном через восемь лет.

- Он мне всегда говорит, чтобы я на пушечный выстрел не подходила к туристам.

- Кстати, ты будешь работать в туристической фирме.

- Это мне не нравится, а как же театральное училище?

Я прикусил язык. Надо держать его на коротком поводке. Но отвечать пришлось и по правде.

- Ты подвернешь ногу…

- Врун! Но мне твои фантазии нравятся! Наполовину. Про меня лучше не говори. А вот в целом, это интересно, но мне как-то не по себе. Про Брежнева я тебе верю, - она оглянулась, - так бывает, когда торопятся похоронить… А я знаю, кем ты будешь!

- Кем? – значит, она не верит моим рассказам?

- Писателем-фантастом!

Ну, это полная ерунда. Я улыбнулся.

- Чего ты улыбаешься?

- Евгений, Алина, - позвали нас с кухни.

Мы пошли.

 

Отец был предупрежден. Он высокий и немного горбится. Я его сравниваю с Владиком. Того видел еще задолго до отлета в США. И он был того же возраста, что и мой отец. Правда, лысину на затылке я тогда у Владика не разглядел. А у отца она очень красивая, хотя похожа на ту, что выстригают специально католические священники. Кажется тезура.

- Ну, что, молодежь, - спрашивает отец, конечно, он смотрит на Алину, - может налить вам легкого винца.

Она отрицательно машет головой и краснеет.

- Хорошо, тогда позвольте мы с мамой поднимем бокалы.

- Маме можно, - вырвалось у меня, - основные результаты изучения влияния факторов, связанных с фертильностью, беременностью и прогнозом гинекологического рака допускают применение легких виноградных вин…

- Что ты сказал?

Отец аж приподнялся со своего места.

- Да так, кое-где вычитал…

- Посмотрите на него? Да тебя как подменили, занимался черт знает чем, и на тебе!

Мама с улыбкой и гордостью смотрела на меня.

Алина – подозрительно.

Я, спасая положение, даже по столу двумя кулаками стукнул. Кстати, это движение я применял очень часто на лекциях.

- Ну, взялся я за ум! Взялся!

И двумя руками обхватил голову.

- Да, он лучше всех отвечает на уроках, - поддержала меня одноклассница, – сегодня он прочитал Гете на немецком. И еще Женя хочет стать академиком!

- Гете на немецком? Академиком?

Я скромно потупил взгляд и здесь, прямо на глазах родителей Алина чмокнула меня в щеку!

И сама тот час же покраснела и вскочила. Хорошо мама сидела с ее стороны. Она и ласково взяла ее за руку:

- Ничего не случилось.

Отец как-то понимающе оглядел нас и ухмыльнулся:

- Ах, вот оно что! Я пойду немного пощелкаю арифмометром.

Это он так. У отца феноменальная память и он считает всегда в уме.

 

Я пошел провожать Алину домой. Это не далеко, но мы шли медленно. Было уже около десяти вечера. В окнах домов отзвучали позывные программы «Время», затем началась трансляция какого-то спектакля. Да, вспомнил, «Бесприданница» Александра Островского. Стало немного прохладно. Мы сели на скамейку, и Алина прижалась ко мне:

- Согревай!

Я набросил ей на плечи свою куртку. И обхватил ее за талию. И тогда она повернула ко мне свое лицо:

- Жека, какой удивительный день ты мне подарил! Спасибо!

Я прикоснулся к ее губам. Но до поцелуя не дошло, потому что какая-то женщина, прогуливающая собачонку, прикрикнула на нас:

- Нечего здесь срам разводить! Еще комсомольцы!

- Идите своей дорогой Марья Трофимовна, - сказал я. Уж ее-то я помню, соседку из дома напротив. – Ваш Халёсик умрет от разрыва сердца. Но на самом деле, 14 декабря, от чумки.

Вот так и вырвалось, не знаю почему! Еще академик!

- Халёсик! Пошли домой быстро!

Ее болонка радостно взвизгнула и прыгнула хозяйке на руки.

- Шарлатан, я завтра в милицию подам на тебя заявление! За разврат!

- Почему ты так сказал ей? – осуждающе спросила Алина. Было ясно, что больше нам сегодня не целоваться.

- Чтобы отвязалась от нас.

- Это как-то жестоко. Да еще назвал день смерти собачки…

Она отодвинулась от меня, долго смотрела как-то исподлобья и медленно встала.

- Извини, - пробормотал я.

- За что? Ты сегодня какой-то очень необычный. Словно издалека.

И тогда я решился рассказать ей правду.

 

Мы шли к ее дому, она меня слушала в подъезде, затем у двери на лестничной площадке. И молчала. Тусклая лампочка, висящая на проводах почти над нами, освещала наши лица. Я говорил и чувствовал, что старею под ее взглядом. Я увлеченно рассказал о том, что будет со всеми нами в предстоящие 34 года.

Дверь ее квартиры приоткрывалась дважды, выглядывала ее мама.

- Я сейчас, – и еще через минут десять, - я скоро приду.

Наконец мне показалось, что рассказывать больше нечего, и я остановился.

Алина вздохнула:

- Жека, как ты рассказываешь интересно! Я понимаю, что в тебе проснулась фантазия. Но мне уже грустно от этого правдоподобия. Оно уже меняет мою жизнь. Теперь я ни за что не влюблюсь в Малинина, и не важно, что он станет капитаном дальнего плаванья. И от Коптева сохранюсь. Знаешь, что я сделаю?

Я вытаращил глаза, пытаясь телепатически понять, что же она завтра сделает? О многом подумал, но так и не отгадал ее простого решения.

- Завтра постараюсь влюбиться в Женьку Степова, моего соседа по парте. В того, что не знает Гете, не умеет говорить как академик, и не представляет, что такое компьютер…

Алина говорила спокойно, как мудрая женщина. А на меня накатывались волны тоски. С одной стороны кончались сутки, с другой - я обманул девушку, подменив себя. Как я мог в свое время упустить ее! Вот она, взволнованная поворотом судьбы, но как ответственно, беспокоясь за меня, она ведет себя! Моя Клавдия – это лишь живая библиотека…

- Я постараюсь найти в тебе то, - продолжала Алина, - что есть сейчас. Но что завтра будет у меня с тобой тридцатилетней давности, я не знаю! Если, конечно, все это правда. Но завтра все прояснит…

 

- Таня, ты идешь домой?

Это вышла мама. Мы посторонились. Она закрыла за собой дверь. Там был слышен звук работающего телевизора.

- Вы ругаетесь?

- Нет, мама, объясняемся… за наше будущее.

- Какие-то глупости, - сердито сказала ее мама, - как так можно? Зайдите домой, посидите, хотя уже двенадцатый час.

- Да, Женьке идти надо! Правда, Жека?

Я сглотнул ком в горле и кивнул головой. Академик во мне чувствовал, насколько Алина старше, мудрее и красивее душой, чем я! Она чудо.

- Ты чудо! – сказал я. – У Вас Елизавета Владимировна, прекрасная дочь!

Алина подошла ко мне вплотную и поцеловала меня в губы. Я побежал. Я слышал хлесткий удар ладони матери по щеке дочери…

Это было еще то время! Даже не помогла лестная оценка Алины, как дочери.

 

Проснулся я старым. Ну не совсем уж таким, у которого руки дрожат, ноги подламываются при ходьбе, а взгляд маетно мечется по окружающим вещам. Я чувствовал свои годы. Но я знаю каждой клеткой, что мне полвека.

Я не сразу определил место, где спал.

Это была веранда дачи. На окнах скакали блики отраженных от воды утренних солнечных лучей. Недалеко был шум, который давал понять – там море.

Я встал. Да, дом стоит на берегу моря. Я вглядывался в его горизонт, и ко мне постепенно приходило узнавание этого места. И узнавание самого себя. Я увидел в углу веранды ноутбук. Отчаянно мигало какое-то предупреждение.

Может, аккумулятор сел? Надо все-таки протянуть сюда провод, или купить удлинитель.

Но удлинитель у меня есть! Его мне давно приобрела Алина!

Вот и сейчас она смотрит на меня в открытую дверь, стройная, с закрашенными седину волосами. И улыбается:

- Вставай отсюда, разбойник! Марш в свою постель!

- Это ты?

- Ты удивляешься? Я, конечно, я! А ты, вероятно, рассматривал всю группу «ВИАгру» во сне.

- Блестящие сейчас лучше, - сказал я просто рефлекторно.

- Пойду, приготовлю тебе легкого кофе, Атлантис.

Кого она это так?

Я дотронулся до первой же кнопки ноутбука. Экран ожил. Появился какой-то текст. По всему видно, что это произведение, которое я дописал ночью.

Подпись стояла: «Атлантис».

Господи! Да это же мой псевдоним, который я выбрал еще двадцать лет назад, решив, что никто в мире не должен знать истинного имени автора будущих десяти романов, трех повестей и двух сотен рассказов! Никто!

На весь мир у меня была какая-то обида.

И это был рассказ, который я и пересказываю вам.

 

Но рассказ закончился, остался лишь я в своем недоумении. Это часто бывает у писателей, да и у читателей тоже, когда на одном дыхании напишут/прочтут увлекательное произведение.

Я, наверное, вчера уснул и забыл внести в память рассказ!

Я включил функцию запоминания. Нутро компьютера удовлетворенно крякнуло, и окно файла, придуманного Microsoft Word, свернулось.

Но тотчас же бешено замаячил беленький квадратик письма в правом углу дисплея. Это агент Mail.ru сигналил о прибытии почты. Я вошел в Интернет. Но мне на глаза упорно лезло спамовое письмо, требовавшее его открыть. Не обойти!

Открыл и, о боже, продолжение моего рассказа! На дисплее выскочило название придуманной мной компании!

«Компания «Росимиджэффэкт» приветствует своего клиента! Похоже, Вам удалось исправить собственную жизнь и прожить еще раз в выбранном отрезке собственной жизни! Так?»

И предложение набрать текст ответа.

«Я не помню этой жизни! - написал я. - Она пролетела как один миг!»

Это была правда. Ведь мы часто признаемся в старости, что жизнь-то и не заметили!

«Нет, уважаемый писатель, вы ее прожили полностью! День за днем, год за годом, поступок за поступком! Посмотрите, кто спит в гамаке Вашей великолепной дачи на Канарах?»

Это Канары? Не берег Черного моря!

Я посмотрел по-другому на голубеющий горизонт моря, а затем выглянул в открытые створки окна веранды. Там, между двумя пальмами был натянут гамак, а в нем лежал юноша. Он сладко спал. И был похож на меня.

«Кто он?» - хотел я спросить эту дурацкую компанию.

И вдруг рассмеялся.

Это же Игорек!

Внук!

Мой очень любимый и дорогой человек!

И я за него, за Алину, показавшуюся на веранде с чашкой кофе, за этот мир, созданный мной в каком-то безумстве, испугался. Мне показалось, что еще мгновение и все это исчезнет.

Охваченный животным страхом я поднял ноутбук высоко-высоко и вышвырнул его в окно, туда, где шла каменистая алея.

Он разлетелся на две половинки, но дисплей почему-то засветился огромной надписью: «Росимиджэффект».

А затем все погасло.