- Обратного пути у вас нет! – сухо и равнодушно отрезал бородатый, полный болгарин, похожий на Хэмингуэя. Лицо американца в память Маруси врезалось с детства. Портрет висел в большой комнате на самом почетном месте, рядом со свадебной фотографией родителей. Папа любил читать его книги. Только на фото бородач был добродушен и располагающ, а грубой вязки свитер добавлял ему домашности. Болгарский же Хемингуэй был суров и угрюм. Черты лица, словно высеченные из камня, сочились презрением. Его медлительные, но неотвратимые движения несли угрозу. Он как бы случайно, ложно-заторможенно распахнул полу черной, отороченной мехом, кожаной куртки, и Маруся ясно увидела пригревшуюся на поясе рукоятку пистолета. – Ако не пойдете, вас ждет пуля.

Мария оглядела случайных попутчиков, теперь, однако, ставших ей такими родными и близкими. Лиля плакала с протяжным всхлипом, у Иона тряслись губы. Совсем молодые ребята: обоим не больше двадцати пяти лет. Проводники смотрели на них все так же отстранено. Этих забитых молдаван уже не существовало. Для них. Как и не было. Болгары взяли все, что могли. Даже больше. Мария посмотрела сквозь тяжелую вьюжную крупу вдаль - туда, где безразличным отливом чернели горы. Там была Греция. Такая теплая, желанная и далекая. Хэм, уловив ее взгляд, обнадеживающе произнес:

- Идти мало. Километров пятнадцать. Там вас встретят…

Поземка заметала еле видную тропку, исхоженную мягкими следами контрабандистов и робкими шагами гастарбайтеров. Мария, как забрало, подняла повыше, налепив на нос, длинный отворот свитера и плотнее закуталась в спортивную курточку.

- Пошли, - решительно кивнула она попутчикам. – Не плачь, - дотронулась рукой до плеча девушки. – Быстро дойдем!

Троица, взвалив на плечи дешевые дерматиновые сумки, пошла вперед, в пургу.

 

ХХХХХХХ

 

- В Италию? В Италию теперь так просто не попадешь, - развел руками сидящий напротив Маруси, плешивый, лет сорока, мужчина, с обаятельной, располагающей к себе улыбкой. – Наших там не люююбят! О-ох, не любят! Совсем! Совсем!

Маруся тоже раздвинула губы - в виноватой заискивающей улыбке, как будто, именно она была виновна в том, что в стране футбола, макарон и языка, схожего с молдавским, к ее землякам относятся с презрением.

- Трудно стало делать визы! Трудно! – продолжал частить бизнесмен. У него была такая манера - разговаривать, часто повторяя слова. Взъерошив редкие волосы, он вздохнул. – А люди все едут, едут! Поэтому так дорого виза стоит, дорого стоит!

- Сколько? – робко спросила Мария. Хотя знала приблизительную цену.

- Для вас сделаю подешевле, - Соломон широко улыбнулся. – Думаю, - он поднял глаза к потолку, пошевелил беззвучно губами, затем громко выдохнул. – Думаю, за четыре «штуки» смогу вам организовать визу и проезд!

Хоть и ожидала услышать Мария примерно такую цифру, ей стало не по себе.

- Долларов? – попыталась она сказать утвердительно, но не получилось.

- Евро, милочка, - хозяин офиса опять развел руками. – Евро, только евро!

 

ХХХХХХХХХ

 

Дрокия – типичный молдавский городок с 12-тысячным населением. Маленький, миниатюрный, как и все в этой крошечной республике. Не лучше и не хуже других. Такой же тихий и пыльный. С деревенским укладом жизни, задиристыми петухами на балконах пятиэтажек и сонными козами у покосившихся плетней в центре города. С разбитыми дорогами, развалившимся городским стадионом и преобладающим количеством стариков на улицах, рынках и в магазинах. Хотя нет, все же получше будет. Здесь сахарозавод и железнодорожный вокзал еще работают. Если повезет, можно рабочим устроиться или объездчиком. Правда, платят копейки. Самые предприимчивые давно уже за границей. Горбатятся в Италии, Португалии или Греции. Там от нелегальной молдавской рабочей силы, готовой работать за гроши, давно стонут. Высылают, депортируют, а что толку-то? Гастарбайтеров еще больше становится. А еще говорят, что Молдавия маленькая…

Маруся раньше в магазине работала. Продовольственном. Небольшой такой, - скорее, - ларек. Но он закрылся, и она осталась без работы. Зато с двумя детьми. Муж умер лет пять назад. От инфаркта. Маруся сама поднимала детей. Старшей Юлечке – стукнуло четырнадцать, младшему Димочке, любимому, – всего семь. Ткнулась, было, туда-сюда. Ничего. Или платят мало, или не устроиться. Решила она тогда за границу податься - на заработки. «Ничего, - успокаивала себя Мария. – Пару лет погорбачусь, зато деньги будут, образование лучшее Юлечке и Димуле дам. В институты поступят». В мечтах она уже видела себя постаревшей, но еще бодрой старушкой. Дети хорошо устроены, на солидных должностях, при деньгах. Давно уехали из провинциальной Дрокии. А она потихонечку копается в огороде, судачит с соседскими кумушками. Жить она будет в своем частном доме, а не в страхолюдной пятиэтажке.

Летом ей привозят внуков, они лепечут, хватают бабулю за юбку. Маруся вытирает им сопли и слезы, лечит разбитые коленки…Приезжает Димочка, взрослый, сильный, красивый. Дарит маме орхидеи, знает, что она их любит. Цветы страшно дорогие, но сын только довольно смеется и целует мамочку. Почему именно эти цветы больше всего нравятся ей? Андрей, муж покойный, раз всего их и подарил, на годовщину свадьбы. Они тогда в лучший ресторан Дрокии отправились праздновать. Это был счастливейший день в жизни Маруси. Она запомнила. Орхидеи…И счастье…Она была полна, беременна им. Несла вперед, напоказ. Все ей завидовали. А потом…Потом оно, счастье, постепенно уменьшалось и уменьшалось, пока не съежилось до микроскопических размеров, до горошинки, до точки. Если бы не дети…Только они не давали исчезнуть навсегда чему-то теплому и радостному в душе. Масенькому комочку. Тому, чего раньше было так много…

 

ХХХХХХХХХ

 

Фирма «Соломон-Тур» давала твердую гарантию трудоустройства в Италии. Обещала визу, проезд в Италию, правда, почему-то через Болгарию и Грецию.

- А что, чего вы хотите? – снова разводил руками хозяин фирмы Соломон. – Любой молдаванин для них – потенциальный нелегал! Нелегал!

Для них, для иностранцев. Бизнесмен жаловался, как трудно стало выбить визу, шенген – вообще нереально…

- Езжайте в Кишинев и стойте сами, сами стойте в очередях у посольств! – говорил Соломон. – Потом сами, сами ко мне прибежите! – И заключал: Через Болгарию и Грецию попасть в Италию проще всего! Проще и безопаснее!

Четыре тысячи евро – сумма гигантская для Дрокии. Маруся кинулась по друзьям-знакомым одолживать в расчете отдать с будущего прибытка. Но все только разводили руками. Тогда Мария стала узнавать о ценах на недвижимость. Она с детьми жила в двухкомнатной квартире, на первом этаже панельной пятиэтажки. Дом был маленьким, тесным, с загаженными подъездами и крохотными балкончиками. Зимой нередко отключали свет и отопление, летом в квартирах царили духота и зной. Конечно, лучше было купить частный дом, но Маруся не хотела, чтобы дети росли в деревенском быте. «Только по-городскому», - решила она. В таких городках, как Дрокия, откуда народ ломанулся на заработки, а оставшееся население кормится большей частью со своего огорода, да на вспомоществование от родственников, калымивших за границей, квартиры стоят смехотворных денег. Она ужаснулась, узнав, что за свою «двушку» в центре, в лучшем случае, выручит семь тысяч евро. Но делать было нечего. Мария стала искать покупателя. Нашла быстро, тот согласился купить квартиру за пять с половиной тысяч. Впрочем, сроки поездки приближались, надо было торопиться. Торговаться не приходилось. Мария согласилась.

Так за хлопотами незаметно встретила с детьми Новый Год. Ей не хотелось с ними расставаться, но счастливое будущее Юлечки и Димочки стояло перед глазами - такое близкое, такое настоящее! Оно снилось Марусе по ночам, она плакала, но слезы были легкими и быстро высыхали.

Наконец, все документы были подписаны, квартира – продана, деньги – получены. Мария перевезла вещи и детей к сестре на третий этаж того же дома. Людмила, родная сестра, легко согласилась приютить на два года пребывания Марии в Италии ее детей. Хотя у нее и своих было трое.

- Не переживай! – шептала она на кухне сестричке. – Старшие-то в институтах в Кишиневе учатся, дома бывают редко. В этих трехкомнатных хоромах, - она обводила рукой тесную кухню. – Мы все поместимся. Я же твоих детей, как родных, люблю! Выделю им отдельную комнату.

В семье чувствовался достаток. Иван, муж Людмилы, всю жизнь был шофером-дальнобойщиком. У него имелась своя фура-двадцатитонник, контрабандой он возил летом в Москву фрукты и овощи, зимой – вино. Прибыльный бизнес, зато рисковый. Прошлым летом фуру Вани с товаром тормознули в Одессе хохлы. Он потерял пятнадцать «штук» «баксов». Хорошо хоть машину вернули.

- Ниче, Марусь! – говорил он с добродушным сочным хохотком, обхватив ее плечо своей лапищей. Излучавший силу увалень, был малообразованным, зато умудрен большим житейским опытом. За его немногословностью и словами, произносившимися, как бы с трудом, с подбором, ощущались надежность и преданность. – Вырастим детишек! Ты там только не пропадай-то надолго! А то усыновим Юльку и Димку!

Маруся лишь улыбалась и кивала головой. Да не нужны ей эти заграницы, будь они все прокляты! Да, разве ж она уехала бы когда-нибудь из своей Дрокии, в которой родилась, где прошла вся ее жизнь, молодость, любовь, где растут дети…А ехать в неизвестность боязно и страшно. Хотя она и созвонилась с давней приятельницей, работающей в Ливорно няней в богатой семье. Галя дала ей свой адрес, номер мобильника, пообещала встретить и обрадовала: она уже кое - с кем поговорила, ей пообещали, что Марии гарантировано место нянечки в частном Доме для престарелых. Зарплата – 600 евро! После услышанного все сомнения отпали. Ехать! Она отдала Ивану тысячу иностранных дензнаков, чтобы тратил на хозяйство, а пятьсот взяла с собой на первое время. Но тратить их не собиралась. Так, на всякий случай. Остальные пришлось отдать Соломону.

 

ХХХХХХХХХ

 

- Значит, так! – наставлял ее Соломон. – Значит, так. Теплых вещей с собой не бери, не бери! Они не нужны. – Он важно ходил по офису, изредка останавливаясь, что-то припоминая. – Вы едете на юг, а там шубы не нужны, не нужны! Сначала автобусом – до Болгарии, там вас встретят, затем, затем до Греции тоже на транспорте, - он опять приостановился и зачастил дальше. – А оттуда, оттуда уже на машине до Италии, Италии! И везде, - он многозначительно поднял вверх указательный палец, строго глянув при этом на Марию. – Везде вас будут хорошо встречать, кормить, будете спать в мягких теплых постелях, постелях! Да, еще!

Он наклонился над столом, со стуком выдернул верхний ящик, достал бумажный прямоугольник и кинул Марии через стол.

- Вот возьмите!

Маруся осторожно взяла зеленый картон и вопросительно посмотрела на Соломона.

- Это литовский паспорт! – сказал тот, кивнув головой. – Откройте, откройте!

Мария открыла и первым делом увидела свое лицо. Она узнала фотографию, которую две недели назад сделала в экспресс-фото за пять минут.

- Знаете, как трудно было сделать эти паспорта, - сокрушался бизнесмен. – Я столько заплатил, заплатил! С этим паспортом вы можете путешествовать по всей Европе, Европе! Ведь Литва – давно в Евросоюзе!

Он явно гордился собой. Мария рассмотрела документ. Правда, этот могущественный паспорт почему-то был блеклым, фото – неровно приклеено, а печать и иностранные буквы смазаны, темны и небрежны. Соломон уловил сомнение в ее глазах и вновь зачастил:

- Вам теперь не нужны, не нужны визы! Никуда, никуда! И в Италии вы сможете работать, сколько хотите, хотите! Все! Никаких проблем! Никаких! Только…- он замялся, а Мария встревожилась. – Только на румынской и болгарской границах придется показывать именно свои, молдавские паспорта, паспорта! Понятно!

- Почему? – спросила Мария.

- А потому, - покровительственно улыбнулся Соломон. – Потому, что вы едете в Болгарию со стороны Молдовы, Молдовы! Возникнут вопросы, вопросы: почему граждане Литвы едут в Румынию и Болгарию через Молдову? Понятно, понятно? А вы ведь литовского не знаете, не знаете?

Мария отрицательно покачала головой.

- Ну вот! – обрадовался Соломон. – Спрячьте этот паспорт подальше, подальше. Достанете его уже в Греции. Ясно, ясно? А в ваши молдавские паспорта я болгарские визы уже сделал, сделал! Вот ваш паспорт.

Мария взяла свой родной синий паспорт. Собеседник улыбнулся.

- Славно, славно! Зато дальше все будет без проблем! Без проблем!

 

ХХХХХХХХХХ

 

Их было человек тридцать. Почти все женщины. Всего пять мужиков – хмурых и неразговорчивых. Как оказалось, на заработки ехали не только из Дрокии, но и из соседних городков, сел и районов. Автобус попался вполне комфортабельный - «Мерседес», а два водителя – солидные мужчины, всю дорогу крутившие музыку на магнитоле. Все пассажиры ехали на заработки. Большинство – в Италию, некоторые - в Португалию, Испанию и даже в Германию -транзитом через Грецию. Пару человек оставались на земле Эллады. Румынскую таможню проскочили быстро, братья – румыны особо не придираются к молдаванам. Тем более, что багажа у всех было немного – один, максимум, два баула. Теплых вещей, похоже, никто не взял. В дороге быстро перезнакомились, мужики пили водку, женщины – тоже, изредка вино. Щедро делились съестным, взятым в дорогу. Рассказывали друг другу о семьях, показывали фотографии, строили планы насчет будущих зарплат. У всех было много - этих самых планов. Вот тогда-то Мария и познакомилась с Лилей и Ионом. Лиля была симпатичной, резвой хохотушкой из городка Рышканы. Закончила медицинский техникум, но работать не пошла. Какой нормальный человек пойдет ухаживать за больными за 50 долларов? И вот, едет в Италию, надеется за каждый всаженный в жирные ягодицы макаронников укол получать минимум по 10 «баксов». Ион – другой. Скромный, даже забитый парень из села Лядовены. По-русски говорит плохо. В отдаленных глухих деревнях жители стали забывать русский язык.

- Аич ну сунт оферте де лукру(с молд. – здесь нет никакой работы) – увидев, что его плохо понимают, перевел. – Никакой работы в селе. Еу ын сатул меу (я в моем селе) только на коте (кота – с молд. - выделенный крестьянину кусок бывшей колхозной земли) работал. Пару свиней, овец, корова, огород. Мама пенсию получает триста леев (23 доллара) ши гата (и все)! Решил уезжать за границу. Жениться хочу! – Он мечтательно посмотрел в потолок. – Пора! Свиней продали, три тысячи одолжил. Вот!

На него было жалко смотреть. Худенький, квелый, смешной, когда говорит по-русски.

На болгарской таможне их не шмонали, так, для порядку осмотрели поверхностно пару сумок, и все. Люди едут в Болгарию по туристической визе, что здесь странного-то? А что зимой, да потому что - в горы! Куда еще ехать в конце февраля?

Маруся впервые была за границей. Ездила в Кишинев, на Украину к родственникам. Но, чтобы уехать в такую даль, это было для нее впервые. На сердце - тревожно, но Маруся отгоняла от себя плохие мысли.

Проехали Русе, а вечером оказались в Пловдиве. Их действительно ждали и встречали. Полный бородатый болгарин средних лет назвался Младеном. Он сразу показался Марусе очень похожим на старину Хэма. Прямо вылитый американский писатель! По-русски говорил чисто, с изящным мягким акцентом. Указал водителю, куда ехать. Еще полчаса кружили по городу, оказались где-то на окраине, в частном секторе, - у приземистого покосившегося двухэтажного дома.

- Гостиница, - произнес Младен. – Пару дней здесь поживете, пока мы договоримся с греческой стороной. Молдовские паспорта придется сдать на регистрацию. Перед отъездом я вам их верну.

Он подождал, пока все не начнут суетливо доставать свои документы, взял всю стопку, пересчитал, затем небрежно сунул в боковые карманы своей кожаной куртки. Они зашли в дом - запущенный и нежилой. Младен показал комнаты, затем буркнул:

- До завтра!

И исчез. В доме оказалось три небольших комнаты. В каждой - по рассохшейся скрипучей кровати, на полу – тюфяки. Кое-как разместились, втянули сумки, стали обустраиваться. Раздавались возбужденные голоса, двухдневная дорога осталась позади. Самое страшное уже пройдено, Запад – все ближе. Марии досталось пятеро соседок. Она сразу позвонила с недавно купленного подержанного мобильного домой, поинтересовалась у Люды - как дети? Сообщила, что добралась нормально до Болгарии. Затем с пятидесятилетней Домной улеглись на кровати, более молодые соседки – на полу. Есть не хотелось. Долго шептались, вспоминая детей, семью. Незаметно уснули.

 

ХХХХХХХХХХ

 

- Не хотите, как хотите! – Младен раздражено повернулся, собираясь уходить из дома. Развернулись и два хмурых молчаливых болгарина, которые пришли вместе с ним. Потянул на себя дверь.

- Но вы и так у нас уже почти все деньги отобрали! – вперед выступил автослесарь Костя. Мария знала его по Дрокии, он часто заходил в ее магазинчик, покупал продукты.

Младен опять повернулся. То же движение синхронно сделали и его приятели.

- Я же продукты вам покупал? Так? За гостиницу вы должны платить? Так?

Он уже не был похож на Хэмингуэя. Маруся заметила в уголках его ледяных глаз жесткие морщины. Женщины запричитали:

- Да что это за еда! По два бутерброда в день, яблоки, да бутылка воды?! Когда вы нас, наконец, отвезете в Грецию?! Что же делается?! Сволочи! Вы же обещали!

Гастарбайтеры уже почти неделю жили в этом странном доме. Младен каждый день брал деньги за проживание и еду. С каждым днем становился все грубее, наглее и настойчивее. Требовал все больше и больше денег. Платили все, и много, но им привозили в день только несколько булок хлеба, батон колбасы, брынзу и воду в пластиковых бутылках. Жили впроголодь. На улицу не выходили. Боялись полиции. И вот, сегодня Младен пришел сообщить, что ментам болгарским стало известно о том, что по этому адресу скрываются нелегалы. Запросил три тысячи евро, чтобы дать взятку - кому надо.

Он равнодушно слушал.

- Все? – наконец спросил. – Ждите полицию!

И опять развернулся. Двое его попутчиков, как по команде, тоже показали спины. Стало страшно. Сейчас он уйдет, а им то, что делать. Денег почти не осталось. А сколько было потрачено, чтобы оказаться здесь! Сколько пришлось копить эти несчастные евро, одалживать, собирать по копейке! И что, это финал?! Нет, назад возвращаться таким образом никто не собирался. Да и как вернуться, если денег почти не осталось?

- Подождите! – обречено бросил болгарам в спины Костя. – Сейчас соберем деньги!

Собирали долго. У кого-то их вообще уже не было, кто-то пытался заначить. Марусе пришлось отдать сто пятьдесят евро. Остальные пятьдесят одной бумажкой, скатав трубочкой, сунула глубоко в лифчик.

Младен равнодушно пересчитал деньги, сунул их в карман куртки.

- Завтра едем, в восемь утра, - наконец сказал он и ударом ноги открыл дверь. Его молчаливые приятели последний раз презрительно окинули взглядом комнату и тоже вышли на воздух.

- Бляди! – Костя в отчаянии молотил мощным волосатым кулаком по столу. Женщины молчали. -–Суки! Сколько можно издеваться?! Если завтра не уедем, я этому Младену башку оторву, бля буду!

Вечером легли пораньше, но никому не спалось. Маруся позвонила домой. Она каждый вечер звонила Людмиле:

- Завтра, слава Богу, едем в Грецию, - сказала она сестре. – Дорога будет трудная, дай Бог, чтобы все обошлось. Помолитесь там за меня!

- Счастья тебе! Бог тебя не оставит.

- Позови детей, поговорю с ними, - попросила она Людмилу.

- Димочка уже спит, счас Юлю позову, - в трубке Мария услышала удалявшиеся грузные шаги, затем быстро приближавшиеся молодые, вприпрыжку.

- Да, мамочка! – услышала такой звонкий родной голос дочери.

- Завтра, рыбка моя, мы едем! Скоро мама заработает много денег и мы опять будем вместе!

- Мы скучаем, – зашуршал сквозь треск помех далекий девичий голосок.

- Я тоже, родная моя! Поцелуй Димочку за меня и скажи, что я его и тебя очень люблю! Будем закругляться. Приеду в Грецию, обязательно позвоню.

Мария с сожалением нажала пальцем на крохотную кнопочку отбоя. По лицу текли слезы. Она их вытерла, поставила телефон на подзарядку и легла спать.

 

ХХХХХХХХХХХ

 

Их было двадцать пять человек в стареньком автобусе. Рядом с водителем устроился Младен. На креслах позади него - двое его неразговорчивых приятеля. Все были хмурые, смотрели только на дорогу, перекидываясь изредка отрывистыми фразами. Ехали по Пловдиву. Маруся устроилась в конце салона на последнем ряду. Рядом с ней сидели Лиля и Ион. Молчали, думая о своем. Внезапно автобус остановился. Дверь со стоном открылась, и в салоне показался полицейский в надвинутой на глаза фуражке. Он долгим сумрачным взглядом осмотрел всех сидящих и стал быстро и громко говорить с Младеном по-болгарски. Тот тоже отвечал ему громко. Все пытались вжаться в жесткие кресла, но это плохо удавалось.

«Отпусти нас! Отпусти! – шептала про себя Маруся. – Господи, помоги нам. Пусть он уйдет отсюда!» Полицейский вышел, вслед за ним – Младен. Через пять минут он появился в автобусе. Быстро вбежал по ступенькам, мимолетно что-то сказал своим спутникам, повернулся лицом к пассажирам и сказал:

- Быстро все из автобуса! Через минуту здесь будет полиция! Всех арестуют! Быстро, быстро!

Началась суматоха. Все ринулись по узкому проходу, крича и отталкивая друг друга. Пулей вылетали из автобуса.

- Быстро! Быстро! – распалял их криком Младен. – Бегите, куда хотите!

Подскочила и Мария, но ноги ее подкосились. «Куда бежать? – думала она. – Зачем?» – ее охватила решимость идти до конца. – «Не выйду! Пусть делают со мной все, что хотят! Не выйду! Пусть арестовывают, пусть сажают в тюрьму, выдворяют из страны!» В голове пронеслось: негде жить, дети будут голодать, работы в это гребаной стране нет!

«Не выйду! – шептала она – Не выйду!» Лиля и Ион тоже вскочили и бросились к проходу, но, увидев, что Мария не двинулась с места, остановились.

- Доамна (по молд. – обращение к замужней женщине - госпожа) Мария, - произнес Ион. – А вы?

- Не выйду! – ответила та. – Пусть везут, куда обещали! Буду здесь до конца.

Ребята помялись, глядя с сожалением на почти пустой салон и тоже сели рядом. В проходах валялись вещи, на креслах – кульки. Сумки остались в багажном отделении автобуса. Смотрели в запотевшие окна. Было видно, как люди быстро удалялись, исчезая в молочном тумане. Послышались веселые голоса «их» болгар. Двое молчунов появились в салоне и стали методично потрошить вещи, сумочки, кульки. Оставшихся людей болгары не замечали. Один из них достал из женской сумочки кошелек. Открыл его, достал оттуда деньги и, радостно смеясь, показал напарнику. В этот момент их и увидели. Улыбки сползли с лиц болгар. Они кинулись на улицу. Маруся выглянула в окно. Там Младен с водителем, открыв багажное отделение, вытаскивали сумки, открывая на месте и осматривая их. Молчуны подбежали к Хэму и стали кричать что-то неслышное, показывая рукой на автобус. Младен вошел в салон, поднялся по ступенькам, медленно поплыл по проходу в их сторону. Глядел грозно, исподлобья на троицу, вжавшуюся в креслах. Подошел.

- А вы почему не убежали?

Маруся, сжав руки Лили и Иона, смело, глядя ему в лицо, крикнула:

- А нам некуда бежать! Или зовите полицию или везите, куда обещали! Нам уже все равно!

Младен долго, изучающе смотрел на эту рано состарившуюся сорокалетнюю женщину. Видел, что она от своего не отступит. А лишний шум в их бизнесе никому не нужен. Бывает, что фокус с полицией не проходит. Не всегда все молдаване бегут из автобуса. Кое-то и остается. Что ж, это издержки. И за это надо платить. Тем более, что сегодня они, кажется, неплохо наварились. «Ладно!» - решил Младен.

- Тихо! – почти прошептал он. – Поедем! Только сменим машину.

 

ХХХХХХХХХХХ

 

 

- Обратного пути у вас нет! – сухо и равнодушно отрезал бородатый, полный болгарин, похожий на Хэмингуэя. Только всамделишный Хэм был добродушен и располагающ. Болгарский же Хемингуэй был суров и угрюм. Черты лица, словно высеченные из камня, сочились презрением. Его медлительные, но неотвратимые движения несли угрозу. Он как бы случайно, ложно-заторможенно распахнул полу черной, отороченной мехом, кожаной куртки, и Маруся ясно увидела пригревшуюся на поясе рукоятку пистолета. – Ако не пойдете, вас ждет пуля.

Мария оглядела случайных попутчиков, теперь, однако, ставших для нее родными и близкими. Лиля плакала с протяжным всхлипом, у Иона тряслись губы. Мария поняла, что если они сейчас не пойдут туда - в неизвестность - сквозь тяжелую вьюжную крупу, туда, где безразличным отливом чернели горы, их убьют. По-настоящему. Кто их искать здесь будет?! У этих, Мария посмотрела на троих болгар, их терпение небеспредельно. Из-за них у Младена все пошло не по плану. Пришлось везти сюда, на край земли, в горы.

Тогда утром они дождались заезженного микроавтобуса, мигом сели внутрь, крепко прижимая к груди и ни на миг не отпуская, дешевые сумки со всем своим скарбом. Пока ждали машину поменьше, видели, как молчуны, нисколько их не стесняясь, потрошат сумки их недавних попутчиков, весело при этом скаля зубы. Маруся долго не могла смотреть на это, закрыла глаза. Отвернулись Лиля с Ионом. Парень достал сигарету и прикурил ее на промозглом ветру. Мария представила, как в этом большом муравейном городе где-то бредут ее соотечественники. Бредут, не зная, куда. Голодные, без вещей и денег. Ей было жаль их до слез. Жалко и автослесаря Костю с большими надежными рабочими руками, и бывшую учительницу Домну - с тремя детьми и спившимся мужем. Жалко всех! «Но плакать нельзя, - приказала она себе. – Нельзя показывать слабину перед этими!» Она вновь с ненавистью посмотрела на мародеров.

Теперь перед ними были горы. Горы, которых никто из них никогда не видел. В Молдавии гор нет, только холмы, такие сейчас родные красивые и маленькие. Зато за горами была Греция. Та самая Греция, куда они так стремились. Такая теплая, желанная и далекая. Хэм, уловив ее взгляд, обнадеживающе произнес:

- Идти мало. Километров пятнадцать. Я позвонил. Там вас встретят…

Мария, как забрало, подняла повыше, налепив на нос, длинный отворот свитера и плотнее закуталась в спортивную курточку. Первой ступила на еле заметную тропку, исхоженную мягкими следами контрабандистов и робкими шагами гастарбайтеров. Поземка заметала ее следы.

- Пошли, - решительно кивнула она попутчикам. – Не плачь, Лиля! - дотронулась рукой до плеча девушки. – Быстро дойдем!

Троица, взвалив на плечи дешевые дерматиновые сумки, пошла вперед, в пургу.

 

ХХХХХХХХХХХХ

 

Сначала идти было легко, холода не замечалось. Было ощущение свободы. Избавились. От этих подонков, от жестокого Младена! Мария - в черных осенних туфлях на невысокой платформе. Лиля и Ион тоже легко одеты. Лиля в модной замшевой курточке и джинсах, Ион – в демисезонном, наверняка, купленном еще в советское время, порыжевшем пальто.

- Не вешайте нос, - весело подбадривала спутников Мария. Хотя с каждой минутой ей становилось все холоднее, а сердце будто сжали мощной рукой и не отпускали. Еще и колоть стало в межреберье. Так шли около часа. Внезапно остановились. Перед ними текла река. Вернее, речушка. Зато – быстрая, бурлящая. Метров тридцать в ширину. Никто из болгар им об этом препятствии не говорил. «Скажут они!» – усмехнулась Маруся.

- Что будем делать, - с ужасом спросила Лиля. Вместо ответа Ион нашел у ближнего дерева палку, шагнул к реке. Женщины ждали. Он осторожно обмакнул палку в воду. Ее чуть не унесло течением. Ион ткнул вниз. Она быстро уперлась в дно. Он поднял ее и посмотрел на мокрое основание.

- Здесь - всего-то по пояс! – весело крикнул он. – Разденемся и переберемся на тот берег! Вещи понесем в руках!

Марусе стало страшно. Страшно не потому, что придется переходить через эту кипучую реку вброд. Она не могла раздеться и ходить нагишом перед незнакомыми людьми. Пусть это бред, блажь, но ее так воспитали. Даже с Андреем они занимались любовью только в темноте. Маруся заходила в спальню в длинной до пят ночнушке, отталкивала к стенке мужа, ложилась на согретое его телом место, и лишь после этого приподнимала белье.

Она в нерешительности постояла, глядя, как ребята, дрожа от холода, быстро раздеваются. Молодая кожа стала синей и пупырчатой. «У меня же есть сухое в сумке!» - вспомнила.

- Я так пойду, - сказал она. – В одежде. На том берегу переоденусь!

На нее лишь удивленно посмотрели, но ничего не сказали. Первым в воду вошел Ион. Он сразу заухал, но смело пошел вперед, неся, как индианки, над головой свое добро. Действительно было по пояс. Потом в воду шагнула Лиля. Как кошечка, грациозно, кокетливо, будто на пляже Черного моря перед глазами множества загорающих мужчин. Мария сняла куртку, сунула в сумку, подняла ее над головой и, зажмурив глаза, смело шагнула вперед, прямо в обуви.

Сначала она ничего не почувствовала. Спустя пару секунд одежда потяжелела, а в тело вонзились тысячу пираний. Об этих хищниках ей рассказывала Юля. Но Маруся пошла вперед. У нее была цель. В обуви идти было тяжело и неудобно. На середине реки она чуть не упала, но, присев, смогла удержаться и спасти вещи. Намочила только свитер и грудь. На берегу ее ждали Ион и Лиля - уже одетые. Она знаками показала, что отойдет переодеться. Тело бил озноб, Одежда задубела. Мария грустно вспомнила смешной эпизод из своего любимого фильма «Джентльмены удачи», когда Доцент и компания сбежали из тюрьмы в бетономешалке…Ее мутило, щеки пылали, сердце тяжело бухало в груди. Она попросила спутников отвернуться, стянула с себя всю одежду, достала полотенце и быстро растерлась. Затем натянула еще один свитер, найденный на дне сумки, сверху курточку, старые домашние «треники» и кроссовки.

- Можем идти, - вышла она из-за деревьев. Ей хотелось сказать это весело, бодро, но не получилось. Ион внимательно посмотрел на Марию.

- Пошли, - только и ответил он. И они опять потянулись по тропе. Снегопад превратился в метель, ветер крепчал с каждой минутой. Идти было тяжело.

Через час Марии стало совсем худо, губы запеклись, она почти теряла сознание. Ноги стали чужими, ватными. Она смотрела в землю, считая шаги и сбиваясь со счета. «Пятьсот тридцать один, пятьсот тридцать два, пятьсот тридцать один…» Шла, словно зомби, будто лунатик. Ион первым заметил состояние женщины. Он подхватил ее с одной стороны, Лиля с другой. Так и шли, как идут подвыпившие приятели со свадьбы. Только один перебрал больше остальных. Идти стало тяжело, ноги Марии в игриво-разрисованных кроссовках волочились по земле.

- Давай передохнем, - предложил он Лиле. Она только кивнула, дальше идти у обоих просто не было сил. Свалились у ближайшего дерева. Ион собрал веток, вытащил из сумки бумагу и раздул костер. Пока он этим занимался, Маруся лежала, уже почти ничего не чувствуя. Ее охватила сладкая дремота. Казалось, что она дома, на диване, перед телевизором. Идут мультики. Рядом, как ласковый котенок, о чем-то журчит Димочка…Она втянула ноздрями запах дыма и почувствовала тепло. Не открывая глаз, потянулась вперед, к теплу, к дому. Потом вспомнила Андрея. Ей стало так хорошо! Озябшими руками она тянулась к солнцу, свету и теплу. Сладко, как в детстве на карусели, засосало под ложечкой. Сердце подпрыгнуло куда-то вверх, к горлу, будто хотело освободиться от всего плохого, грязного и ненужного. Потому что грязи больше не будет.

Ион и Лиля испугались. Они видели, как Мария тянется к огню, парень даже привстал, чтобы помочь ей. Но не успел. Женщина вдруг завалилась набок, несколько раз дернулась. Затихла. Лежала, а на лицо тихо, как под Новый Год, падали снежинки. Они не таяли. Живые долго стояли рядом, не двигаясь.

- Что с ней – прошептала Лиля.

- Не знаю! – так же шепотом ответил Ион. Он наклонился над лицом Марии. Она не дышала. Стал, сначала мягко, а затем все сильнее бить ее по лицу. Не помогало. Лиля стояла в сторонке, сунув лицо в кулачки, с ужасом глядя на происходящее. Ион, вспомнив отрывок из когда-то виденного в сельском Доме культуры кино, зажал Марии нос одной рукой, набрал в легкие побольше стылого, морозного воздуха, и со свистом выдохнул его в губы женщины. Так - много раз. Он двигался, как заведенный поршневой механизм. До тех пор, пока Лиля не коснулась его спины.

- Хватит! Она умерла…

Они стояли над Марией, двое в огромном затерянном мире. Кроме них, больше никого не было на этой ущербной, но такой красивой земле. Не было ни Младена, ни подлости, ни предательства, ни денег, ни выгоды, ни сиюминутности. Перед ними лежала Вечность. А их ждала жизнь.

- Что будем делать? – спросила Лиля. Вместо ответа Ион наклонился над Марией и стал шарить по одежде.

- Я видел у нее телефон, - отрывисто бросил. Теперь он нес ответственность за них двоих. – Мы сами не выберемся. Замерзнем. Надо позвонить, позвать на помощь.

Но сначала Ион стал снимать кроссовки с Марии.

- Обувь моя совсем износилась. А это мой размер, похоже, - извиняющимся тоном произнес он, глядя на Лилю. Действительно, на изношенные туфли Иона больно было смотреть. – Не снимаются, - в сердцах сплюнул он через пару минут. – Совсем к ногам примерзли…Ладно, найду телефон…

Лилю била крупная дрожь, в нереальной тишине стучали ее зубы.

- Вот он! – озябшими руками достал Ион мобильник. Залез в адресную книжку и стал лихорадочно тыкать кнопки.

- Подожди! – крикнула Лиля. – А с ней, что будем делать? Что скажем о ней, когда дозвонимся?

- Что? – задумался Ион. – Надо самим спасаться. Ей, - он кивнул на тело, лежащее у потухшего костра. – Уже никто не поможет. Скажем, что она случайно забыла у нас телефон, когда уезжала в Италию. А мы попали в беду и просим помощи.

Он набрал номер и стал ждать. Гудки тянулись долго. Лиля не отрываясь, смотрела на него.

- Алло! – произнес Ион.

 

ХХХХХХХХХХ

 

Их вытащили. Спасли. Мобильный телефон – величайшее благо цивилизации. Из Италии позвонили в Грецию спасателям. Через час над ними завис вертолет, спустились трое крепких ребят в ярких форменных комбинезонах. О Марии никто не сказал ни слова. Ее тело лежало метрах в десяти от костра, тщательно засыпанное снегом.

Ион долго лежал в больнице. Потом оказался в лагере для эмигрантов. Оттуда бежал. Встретил в Салониках односельчан, одолжил у них еще тысячу евро, чтобы попасть в Италию. До Аппеннин он все же добрался, но работать нигде не мог. Ноги отказывали. Слишком сильно обморозил в горах. Вернулся в родное село, еще год провалялся в больнице. Вышел оттуда со второй группой инвалидности и непомерным долгом.

Лиле повезло больше. Она попала на Кипр и стала работать в борделе в Фамагусте. Вышла замуж за зажиточного киприота. Они любят жениться на наших шлюхах. Тот ее крепко бьет и не выпускает из дому. Стала сильно выпивать. Скоро муж выгонит ее из дома. Опять придется идти на панель.

О судьбе Марии все же стало известно родным. Начальник транспортной полиции Дрокии подполковник Валерий Рогожин живет на одной лестничной площадке с Людмилой и Ваней. Ваня как-то пожаловался ему, что Маруся до сих пор ни разу не позвонила и не дала о себе знать. А Соломон утверждает, что она уже в Италии. Единственное, о чем, он не сказал Валерию Ильичу, это о том, что спустя месяц после отъезда Марии по тому же маршруту отправилась его родная сестра Наталья.

Подполковник был волкодавом, опером, настоящим бульдогом. Волосы бобриком, тяжелая челюсть, сломанные уши и перекошенный нос придавали сходства с бойцовой собакой. Он вызвал Иона к себе в кабинет и «расколол» его. Парень, ставший инвалидом, плакал. Просил его не «закрывать».

- Не закроем, - пообещал Рогожин. Заставил Иона подписать бумагу и поехал за Соломоном.

- Даю тебе тачку, - сходу предложил тот в своем кабинете. – Видишь, видишь, под окнами стоит.

Валерий Ильич встал и подошел к окну. Под жаркими лучами июньского солнца черными боками отливал «Бумер».

- Она твоя, твоя! Вот ключи, - звякнул металл и перед глазами мента качнулся игривый брелок. – И никто не узнает. Все шито-крыто, шито-крыто…

Подполковник сжал кулаки до хруста и сладко потянулся. Именно в этот момент этому крепкому молодому, но уже седому мужику, легко поднимающему в жиме лежа сто тридцать кэгэ, хотелось размозжить о стену эту плешивую голову. Обманчивое потягивание спасло Соломона.

- Собирайся! – бросил Рогожин.

- Ты пожалеешь, мент! – спокойно ответил тот. – У меня такие связи, связи! Считай, что в «ментуре» ты больше не работаешь. В крайнем случае постовым пойдешь, постовым!

- Не сомневаюсь! – подполковник достал тяжело звякнувшие «браслеты».

Наталья, сестра Вани, переходила горы в марте. Снега почти не было, солнце жарило, как летом. Их было восемь. Вышли к той самой реке. Но это была уже не та речушка. Грозный поток. В самом глубоком месте высота воды достигала подбородка. Хорошо, что Младен дал с собой крепкую веревку. Наталья перебралась на тот берег. А четверым не повезло. Их унесло вниз, увлекли грязные сучья, ветки и бревна. В Грецию или Болгарию – неизвестно.

Сейчас Людмила и Ваня собирают нужные бумаги, чтобы оформить опекунство над детьми Марии. Дело движется медленно, везде требуют взятку.

В тот вечер, когда Дима узнал, что случилось с его мамой, и кто виноват в ее смерти, он пришел на кухню, взял тяжелый столовый нож. Стал со всей своей детской силой втыкать острие в полированную поверхность стола.

- Я убью его! – исступленно кричал маленький мужчина. – Убью! Как вырасту – убью!

 

ХХХХХХХХХХХ

 

А Мария умерла легко. Не мучилась. В последний момент она открыла глаза. Снежные пушинки, падавшие на лицо, напомнили ей сотни, сотни орхидей, которые Андрей только раз, единственный успел подарить ей при жизни. Она плыла среди белоснежных цветов. Собирала орхидеи в охапку. Жаль, что внутри белого бутона так много черных точек. Но все равно это выглядело очень красиво.