Две главы из романа-пасквиля "Инферно"

 

полный текст: http://zhurnal.lib.ru/s/shuljak_stanislaw_iwanowich/inferno.shtml

 

20.

Визитеры

 

Быть может, это звонок в дверь вывел Злату Аркадьевны из ее задумчивости; впрочем, может быть, вовсе и не звонок, а какая-нибудь новая идея, случайная и будоражащая, какое-нибудь внезапное воспоминание. Что вообще старухам звонки? Да ничего вовсе! Тогда как собственные их воспоминания, жаркие, постыдные, назойливые, способны встряхнуть их дряблые души, способны вывести их из привычного дневного оцепенения, из их летаргического бодрствования. Но ведь и звонок-то в дверь был точно!

– Только не делайте вид, будто вы не можете пройти сквозь запертую дверь или пролезть через замочную скважину, – спокойно сказала Злата Аркадьевна, откинувшись на спинку кресла.

Ответа не было. Ждала Злата Аркадьевна, ждали также и там, за дверью. Но ведь ей же не померещился звонок в дверь, и ничто никому не померещилось, разумеется.

– Вы можете пройти и сквозь стену и вынырнуть из отверстий в розетке, – тихо сказала еще старуха.

И снова прозвонил звонок.

– Ведь я же позволила вам войти любым из нестандартных способов! – снова повысила голос старуха. – А я здесь все-таки пока еще хозяйка.

Проходило время, оно стрекотало кузнечиком, оно шипело, как змея. Злата Аркадьевна начала даже немного нервничать. Может, она ошиблась в сих пришельцах? Могла ли она в них ошибиться?

– Вы вынуждаете меня затрачивать столько усилий! – крикнула старуха. И крик ее был не громче шепота или сипенья.

Злата Аркадьевна, елозя ножками кресла по старому паркету, поехала прочь из комнаты. В прихожей она решила немножко передохнуть, и тут снова раздался звонок, от которого старуха даже вздрогнула.

– Иду-иду! – сказала она, но не двинулась с места.

И снова время шипело змеей, оно выло хищником, напуганным полной луной. Злата Аркадьевна клюкой сняла цепочку с двери и в ознаменование сего подвига наградила себя новым минутным отдыхом. Потом она долго-долго тянулась к замку, а встать с кресла уже не могла, она не чувствовала в себе силы, чтобы встать с кресла, зато само кресло стало наклоняться вместе со Златой Аркадьевной. Кое-как старуха все же отодвинула засов, и вот уж она откинулась в кресле, вконец обессиленная.

Дверь скрипнула и приоткрылась. Потом она распахнулась настежь. Шибанул в ноздри запах какого-то старомодного одеколона, и запах этот был далеко впереди от нового пришельца, но вот уж на пороге появился и сам пришелец, худощавый, морщинистый, с черными кругами около глаз, с выразительным, но каким-то неживым лицом – Генрих Александрович Яд.

– Златочка! – проскрипел Генрих Александрович.

– Да это же мой старый-старый поклонник! – с сухим смешком каркнула Злата Аркадьевна.

– Злата! – еще раз проскрипел Генрих Александрович Яд.

– Что ж ты не прошел сквозь стену, когда я тебя приглашала? – спросила старуха. – Что ж ты не проник сюда вместе с водою из крана или вместе со светом из лампы?

– Я теперь и по ровной дорожке передвигаюсь с трудом! – механически выкрикнул доктор Яд.

– Я слышала, будто ты умер.

– Разве по мне этого не видно? – снова крикнул доктор.

– Смерть никого не красит, – сказала старуха.

– И никого не уродует! – прекословил еще доктор. – Она только обнажает. И ничего больше.

– Ты это знаешь, – сказала старуха.

– Ты тоже знаешь, – сказал доктор.

Генрих Александрович вдруг склонился над старухой и поцеловал ее трехтысячелетнюю руку. Она поцеловала седую голову доктора, пахшую одеколоном и могилой.

– Отвези меня в комнату, – шепотом каркнула Злата Аркадьевна.

– Я готов отвезти тебя на край света, – со старомодной галантностью сказал Генрих Александрович.

Доктор взялся за подлокотники кресла и, едва не рассыпавшись на месте от неимоверного усилия, развернул кресло с сидящею старухой по направлению к комнате.

– У света нет края, – прошептала старуха. – Где свет, там и край.

– Это не так! – лязгнул Генрих Александрович. – География – весьма недостоверная дисциплина.

– Она давно уже свихнулась, – сообщила старуха.

– Другие дисциплины тоже свихнулись, – сообщил доктор. – Я это точно знаю.

– Ничего удивительного, – сказала старуха. – Они – отражения мира.

Потом оба помолчали и подумали каждый о своем, о чем-то, быть может, вековой давности.

– Мы поедем сейчас с тобою кататься! – пообещал престарелый ухарь-доктор.

– Куда?

– Куда пожелаешь!

– Разве у тебя машина? – спросила старуха.

– У меня великолепная машина! – пообещал еще доктор.

– Какой марки?

– Все марки мира слились в одной!

Злата Аркадьевна зажмурилась от удовольствия.

– Я снова могу не устоять, – шепнула она.

– Тогда мы падем вместе, – тяжеловесно чирикнул доктор.

– Ты знаешь, что наш господин снова с нами? – скрипнула старуха.

– Я это знаю, – говорил Генрих Александрович.

Вот уж они оказались в комнате. Тело девочки, лежавшее на кровати, застыло, заматовело, доктор Яд скользнул взглядом по длинноногому худенькому телу. Еще бы чуть-чуть, год-другой, может быть, и образовались бы женские формы и округлости в этом юном теле, но теперь-то уж не суждено было.

– Несчастный случай, – сказала Злата Аркадьевна, и щеки ее слегка попунцовели.

– Механическая асфиксия, – коротко сказал доктор и, сделав нелепое марионеточное движение, отвернулся от внучки Златы Аркадьевны. – Смерть наступила три часа назад, – прибавил еще он будто о чем-то постороннем и несущественном.

– Разве ты патологоанатом?

– Я патологофил, – сказал доктор.

Патологофил! Патологофил! Злата Аркадьевна несколько раз с удовольствием произнесла это замысловатое слово про себя.

– А как же мы куда-нибудь поедем? – спросила старуха. – Ведь я теперь даже из комнаты выйти не могу.

– А посмотри, дорогая, что я для тебя приготовил! – сказал Генрих Александрович и щелкнул двумя пальцами сухой руки своей, затянутой в тонкую, как станиоль, перчатку.

В прихожей послышался какой-то шум, потом что-то странное, помпезное вкатилось в комнату и остановилось возле порога. Это было кресло на колесах, дорогое, все сверкавшее никелем. И вслед за креслом в комнату вошли двое, в чем-то неуловимо похожие, хотя и не лицами, конечно; лица у них были разные. Похожие повадками, скупыми, чуть замедленными, будто картинными, жестами; этим-то они были между собою, несомненно, похожи. Каждому из них было чуть поболее двадцати.

Старуха залюбовалась вошедшими.

– Хороши! Хороши! – сказала она.

– А тебе по-прежнему все мальчиков подавай! – каркнул старый доктор вполне равнодушно.

– Полвека прошло, а ты все еще не забыл.

– Он – гнусный предатель, этот твой Попарабль!

– Евгений! Женя! – зажмурилась старуха. – Я теперь о нем никогда не вспоминаю.

– И довольно об этом!

– Довольно, – сказала старуха.

– Довольно, – повторил доктор.

Молодые люди будто смущались под неотрывным и пристальным взглядом старухи.

– Где ты их раскопал? – спросила Злата Аркадьевна.

– Это мои аспиранты, – с карикатурной гордостью сказал доктор Яд.

– Ведь правда хороши! – сказала старуха. – Как их зовут? Как вас зовут, юноши?

Те не ответили. Но лишь замычали бессильно, указывая то на свои рты, то на стоящего рядом доктора.

– Они не могут ответить, – ответил за своих аспирантов Генрих Александрович. – Они оба немые.

– Немые аспиранты? – удивилась старуха. – Как же они станут защищать свои диссертации?

– Будут выступления на бумажке писать, – буркнул доктор.

– Но зачем же ты взял себе немых аспирантов? – настаивала еще Злата Аркадьевна.

– Почему же? – возразил доктор Яд. – Раньше они были нормальными. А потом я вырвал у них языки.

Молодые люди в подтверждение слов доктора разинули свои рты и показали Злате Аркадьевне короткие обрубки языков. Оба они будто жаловались на своего сурового научного руководителя.

– Эй вы! – крикнул доктор и злобно прищелкнул зубами, будто Щелкунчик. – Убрать языки!

Молодые люди послушно спрятали свои гадкие обрубки и сами словно тоже стушевались.

– Что ж они такого сделали? – поинтересовалась старуха. – За что ты их так наказал?

– За ними много чего водилось, – саркастически усмехнулся Генрих Александрович.

Доктор Яд сделал повелительное движение рукой, и вот уж его молодые аспиранты превратились вдруг в бессловесных слуг, превратились в лакеев. Они взяли Злату Аркадьевну на руки и почтительно пересадили ее на кресло, привезенное доктором. Укутали ее ноги пледом, скорее даже не для тепла, но лишь для того, чтобы старинной пассии их научного руководителя не было столь тягостно взирать на свои бессильные конечности. Сделали они это сами, своею охотой, доктор им этого не приказывал.

– Ну так что ж! – взмахнула рукой престарелая авантюристка. – Теперь действительно можно ехать кататься!

Аспиранты бережно повезли Злату Аркадьевну в сторону выхода. Миновали тесную прихожую и вот уж оказались на лестнице. Доктор Яд с усмешкою на его мертвом лице, походкою истукана шагал сзади. В этом городе немало можно подобрать маршрутов для замысловатых автомобильных поездок. Немало тревожного можно сыскать на улицах города, немало нелепого и смехотворного, немало гнусного и возмутительного, – здесь даже самый взыскательный вкус будет удовлетворен. А уж у них-то, у стариков, взыскательный вкус, это нелегко оспорить!

За окном лживые и хитрые птицы пели свои легкомысленные птичьи песни. Впрочем, даже легкомыслие их теперь отчего-то казалось лживым. Солнце клонилось в западу. Караваны тяжелых туч медленно тянулись к середине арены-небосвода. Люди уже в массе своей возвращались по домам, с заводов своих возвращались, из банков, из офисов, из институтов, озабоченно шли пешком, томились на остановках, заходили в магазины за покупками, за хлебом, за селедкой, за колбасой – заурядные люди, погрязшие в их жалких повседневностях. Ничтожные люди, с лицами обрюзгшими и несвежими. Громыхнул отдаленный гром...

Мертвая Маринка, лежавшая на постели, вдруг вздрогнула, очнулась и открыла глаза.

 

 

 

25.

Вояж

 

Автомобиль был огромен, автомобиль был открытым, и уж, во всяком случае, он был не вполне хорош для узких петербургских улиц. В остальном же он был великолепен, прохожие оборачивались на него, когда он проезжал мимо них. Оборачивались и взирали с удивлением и восхищением как на некую невиданную диковину. Злата Аркадьевна и доктор Яд восседали на заднем сидении; один из аспирантов Генриха Александровича был у них за шофера, другой же сидел тоже на заднем сидении, прижавшись к левой двери, и до него от пожилой пары было не менее полуметра. Таков был этот величественный автомобиль.

На Каменном острове они повернули направо, в сторону от основного потока транспорта.

– Мы едем на острова? – спросила Злата Аркадьевна, и голова ее покачивалась на тонкой старушечьей шее во все стороны сразу.

– Острова мы просто проезжаем! – равнодушно каркнул Генрих Александрович.

– Отчего бы не взглянуть на все это еще раз и не удивиться как прежде? – сказала старуха.

– Вот именно, – подтвердил доктор. – Мы можем удивляться хоть целый день.

– Удивляться целый день – это значит все равно, что не удивляться вовсе, – сказала старуха.

– Не уверен, не уверен, – царапнул воздух доктор.

Руки у них обоих были заняты. У Генриха Александровича была палка, у Златы Аркадьевны – костыль. Иногда доктор Яд нетерпеливо стучал в пол автомобиля, будто управляя движением, и тогда они действительно поворачивали то в одну, то в другую сторону. Хотя, возможно, то были лишь совпадения.

– Так куда же мы все-таки едем? – спросила старуха.

– Нет никакого плана, есть просто наитие, – сказал доктор. – Куда захочешь, туда и поедем.

Шелестели широкие шины по асфальту, на острове покой стоял неимоверный, неописуемый. Не слышно было птиц, не слышно было других автомобилей; совсем недалеко отсюда, за деревьями, текла Невка, но не было слышно и ее. Лишь ветер легко шевелил ветви деревьев, будто заигрывая с теми или пред ними заискивая.

– Ты знаешь, что он к нам вернулся? – спросила Злата Аркадьевна.

– Кто вернулся? – спросил доктор.

– Наш господин, – пояснила старуха.

– Это мне известно, – сказал доктор.

– Ты его видел? Ты с ним говорил? Он тебе звонил? – поспешно поинтересовалась Злата Аркадьевна Пискунова.

– Ни то, ни другое, ни третье, – возразил доктор. – Просто я давно этого ждал, и вот теперь я знаю, что сбылось.

– Я слышала, что его появление предсказывали, что его даже рассчитали математики!

– Я не хочу ничего слышать о математиках, – недовольно сказал доктор.

– Хорошо, хорошо! – поспешно согласилась Злата Аркадьевна.

– Если ты будешь так любезна... – сухо сказал доктор.

Злата Аркадьевна, соглашаясь, головою кивнула.

– Какой он будет на сей раз? – говорила старуха с нетерпением. – Хоть бы это узнать.

– Если ему будет угодно, мы это узнаем, – отвечал Генрих Александрович, сидевший горделиво, с прямою спиной.

– Просто хочется поскорее! – объяснила Злата Аркадьевна.

– Многие из нас хотят теперь того же! – сказал доктор.

– Но он не сказал, где он будет и где его можно увидеть?

– Мы оба с тобою знаем это, – возразил доктор Яд.

– Знаем, – согласилась старуха.

– Значит нечего и обсуждать, – сказал доктор.

– Я никогда не умела с тобой спорить, – сказала Злата Аркадьевна.

Вот уж они пролетели Крестовский остров, с его особняками, с его необъятными скверами, с его элитной застройкой, и по Большому Крестовскому мосту въехали на Петроградскую сторону. Здесь они покатили по набережной в сторону стадиона и в сторону Тучкова моста. Чайки парили над Малою Невкой, голодные, жадные чайки. Иногда они камнем бросались в воду, с толком или безрезультатно, это уж как повезет; иногда им доводилось схватить мелкую серебристую рыбешку, иногда та успевала ускользнуть на глубину, оставляя нетерпеливых птиц с носом. Всякая жизнь норовит другую жизнь уничтожить, истребить или провести на мякине, в крайнем случае, и иные взаимоотношения попросту невозможны.

– Скажи мне наконец, как зовут твоих аспирантов, – поерзав немного по коже сиденья, говорила Злата Аркадьевна.

– Тебе это, правда, интересно? – спросил доктор.

– Правда, правда! – дважды механически кивнула головою старуха.

Доктор задумался. Потом вдруг огрел палкою по голове сидящего впереди водителя.

– Эй! – крикнул он. – Тебя как зовут?

– Разве он не немой? – спросила старуха.

– Немой, – сказал доктор сварливо. – Конечно, немой! Просто мне так вспоминать удобнее!

Была небольшая пауза. Водитель озирался назад испуганно и потирал ладонью ушибленное место.

– Ну и что же? – спросила еще Злата Аркадьевна.

– Сейчас, – сказал доктор и снова треснул водителя палкой по голове.

Злата Аркадьевна наблюдала за всей этой сценой с любопытством.

– Вот! Вспомнил! – торжествующе сказал доктор. – Илья его зовут!

– Илья? – повторила старуха. – А другого? Тебе, чтобы вспомнить, нужно и его ударить палкой.

– Нет, – сказал Генрих Александрович. – Этого я всегда вспоминаю так.

Они оба помолчали. Генрих Александрович сидел насупившись, потом стал неприязненно сверлить взглядом своего второго аспиранта. Будто думал о чем-то или вспоминал что-то. Наконец лицо доктора прояснилось.

– Леонид, – наконец беззвучно выдохнул доктор Яд.

– Илья! – сказала старуха, будто прислушиваясь к музыке самих слов, самих прозвучавших имен. – Леонид!

– Склеротические явления, Злата. Все-таки возраст, – объяснил Генрих Александрович свою недавнюю заминку.

– За что ты их так наказал, Генрих?

– Они много всего скверного проделывали с моей дочерью, – старик говорил.

– С Соней?

– С нею!

– Что ж они такого делали-то?

– Теперь это действительно неважно, Злата, – твердо сказал Генрих Александрович.

Злата Аркадьевна не решилась теперь перечить старому-престарому своему возлюбленному.

– Илюша, Ленечка, – с кокетливою риторичностью лишь спросила Злата Аркадьевна, – надеюсь вам не слишком досадно слушать наше сентиментальное стариковское воркованье?

– Не слишком, – ответил за молодых людей доктор. – Они ничего не слышат. Они глухие.

– Как это глухие? – удивилась старуха.

– Я проткнул им барабанные перепонки.

– Зачем?

– Все за тем же! – раздраженно отрезал доктор.

– Должно быть, они действительно серьезно провинились, Генрих, – сказала Злата Аркадьевна, когда их автомобиль вместе с прочим транспортом въезжал на Тучков мост.

– Ужасно серьезно, – сурово сказал доктор Яд.

– Но, надеюсь, больше никаких повреждений ты им не причинил? – спросила старуха.

– Причинил, – возразил Генрих Александрович. – Причинил еще одно небольшое повреждение.

– Какое же?

– Так... – равнодушно каркнул доктор. – Отрезал кое-что. Чтоб больше пакостить не могли.

Старуха поежилась.

– Тебе холодно, дорогая? – спросил Генрих Александрович.

– Нет, мне просто страшно, – сказала старуха.

– Тебе страшно?

– Да, страшно.

– Позволь, я поправлю твой плед, – сказал доктор.

– Не надо, – отстранилась старуха.

– Ты же замерзнешь!

– Я не замерзну! Я никогда не мерзну, – сказала Злата Аркадьевна. – Даже когда ветер! Даже когда идет снег!

И тут вдруг, будто в подтверждение слов Златы Аркадьевны, поднялся ветер, сильный, неукротимый, безжалостный. Ветер с залива, ветер, препятствующий свободному течению реки. Что-то заморосило с неба: то ли дождь, то ли манна небесная, то ли даже мелкий-мелкий снег.

– И теперь не мерзнешь? – спросил доктор.

– И теперь, и теперь! – говорила старуха.

– Нам надо больше беречь себя, – сказал доктор, стараясь получше подоткнуть плед на плечах Златы Аркадьевны.

Но старуха, будто капризная девочка, оттолкнула руку Генриха Александровича и словно назло доктору сбросила с себя плед. Доктор стал опять неловко поправлять его, тогда старуха схватила плед и, кое-как скомкав, выбросила вон из машины. Доктор ахнул даже от такой непредсказуемости своей немолодой пассии. Ветер подхватил темное полотно и понес, и понес, и вот уж плед, пролетев над несколькими автомобилями, перемахнул через перила моста и, как раненая птица, упал в воду.

– Вот так! – сказала старуха.

– Я не ожидал от тебя такого, Злата, – сказал доктор Яд.

Но та лишь ухмыльнулась в ответ, да и вообще – выглядела весьма довольною.

– Хочешь, – спросил доктор, – я прикажу, чтобы подняли верх?

– Не хочу, – непокорно сказала старуха.

Они съехали с Тучкова моста и повернули в Малый проспект Васильевского острова.

– Все наши будут стараться искать с ним встречи, – сказала Злата Аркадьевна.

– С кем? – визгливо спросил доктор.

– С нашим господином.

– Возможно, возможно, – механически закивал головою Генрих Александрович. И никак не мог он остановиться, и все кивал, и кивал своею сухой небольшой головою.

– Значит к нему невозможно будет даже подступиться, – сказала старуха.

– Зачем к нему подступаться? – спросил доктор.

– Как же? – сказала старуха. – Хотя бы просто полюбоваться на него!

– Возможно, возможно! – снова закивал головою доктор. Это были движения сомнамбулы, это были движения истукана.

Одну линию за другой пересекал автомобиль старого доктора. Линии были все на одно лицо, но только для тех, кто не знает их хорошенько. И ведь когда-то еще не хватило названий для них у зачинателей города и стали присваивать пустые безыскусные номера этим тихим улицам. Номера и стали названиями, номера и стали существом их, этих улиц. Честное слово, праотец наш все-таки изобретательнее был.

– Ветер все не стихает, – сказала старуха.

– Тебе не холодно, Злата? – заботливо еще спросил доктор.

– Ты это уже спрашивал, – отмахнулась старуха.

– Вода скоро поднимется, – бесцветно сообщил доктор.

– Я люблю наводнения, – сказала старуха.

– Оно может быть особенным, – сказал доктор.

– Тем лучше, – сказала старуха.

– Надо побыстрее уезжать с острова, – сказал доктор. – Он может быть затоплен.

– Если это даже произойдет, – сказала старуха, – так произойдет еще очень нескоро.

– Как знать! Как знать! – проскрипел доктор.

Доктор нетерпеливо поерзал на сидении, снова взмахнул своей страшною палкой, автомобиль тронулся и поехал далее, в сторону Среднего проспекта, в сторону Большого проспекта, в сторону Невы.