Мише Крюкову с детства не повезло. Диагноз детский церебральный паралич сильно затруднил ему путь в полноценную и счастливую жизнь. Отца своего он не помнил. Мать умерла рано, когда Мише не было и семи лет. Всю заботу о хромом и плохо говорящем мальчике взяла на себя сестра Аня, которая была на восемь лет старше.

 

Аня росла здоровой, но была полной и не очень красивой девушкой. Она всегда стеснялась своей внешности, была застенчива и необщительна. Недостаток друзей и подруг Аня восполняла заботой о брате. Их нежные отношения сохранились и во взрослой жизни.

 

С семьёй у Анны не сложилось. В тридцать лет Аня родила дочь и воспитывала её одна, успевая при этом присматривать и за братом.

 

Миша не смог толком получить ни образования, ни профессии. Добрые люди устроили его на завод, где он склеивал картонные коробки для упаковки деталей.

 

Крюков с детства усвоил одно простое правило. Надо всегда делать то, что тебе говорят. Делать всё, что говорит Аня, что говорят старшие, доктор в поликлинике, кондуктор в трамвае, продавец в магазине, начальник на работе. Мир устроен так, что в нём все кому-то подчиняются. В стране есть власть. Во главе этой власти президент. И весь этот порядок существует для того, чтобы каждому было хорошо. Нужно просто быть послушным и Миша всегда был таким.

 

Годы шли. Анина дочь выросла непутёвой, нагуляла двоих детей и затерялась где-то в дыму клубно-ресторанной жизни. Конечно же, эти милые девчонки - двойняшки Саша и Даша оказались полностью на Аниных плечах.

 

В голодные девяностые годы завод, где работал Крюков, разорился. Несколько раз менялись названия и собственники. Наконец, все корпуса завода были сданы великому множеству разных арендаторов, которые, сменяя друг друга, занимались на территории завода чем угодно кроме производства. Во всей этой кутерьме Крюкова, видимо, пожалели, и в результате он оказался вахтером на воротах при въезде на заводскую территорию. Зарплату он получал смехотворную, но был ужасно рад, что в отличие от многих здоровых людей не оказался вовсе без работы.

 

Работал Крюков в паре с дряхлым пенсионером по фамилии Матвеев. Может быть, из-за этого соседства, а может быть из-за пробивающейся на висках седины, его, с чьей-то лёгкой руки, стали называть Михаилом Петровичем.

 

Надо сказать, что жизнь Михаила Петровича в этот период была такой же серой, как и все предыдущие годы, но было одно обстоятельство, которое неизменно радовало его. Подрастающие двойняшки Саша и Даша вызывали у Михаила Петровича, какую-то отцовскую привязанность. Ему хотелось окружить их такой же заботой, как это делала его сестра, но инвалид мало что мог дать детям. В свободное время он часто гулял с ними, катал их на качелях во дворе, и с каждой зарплаты приносил им недорогие сладости, с удовольствием наблюдая за их неподдельным детским восторгом.

 

Старик Матвеев всякий раз, получив зарплату, покупал бутылку «Портвейна» и приносил её для распития в каморку, где они с Крюковым проводили, как он выражался, половину своей жизни. Поначалу Михаил Петрович отказывался от угощений Матвеева, но, попробовав несколько раз, пристрастился, и частенько после зарплаты выпивал с Матвеевым «праздничный» стакан. Матвеев обычно быстро пьянел, балагурил, рассказывал один и тот же засаленный анекдот и оставался спать в каморке. Крюков же по вине своих речевых дефектов был плохим собеседником и лишь одобрительно мычал и кивал головой в знак одобрения слов Матвеева.

 

Так было и на этот раз. Распив с Матвеевым вино, Крюков вышел на улицу и поковылял в сторону дома. По дороге он не забыл купить Саше и Даше конфет и два маленьких шоколадных утёнка.

 

Была уже глубокая осень, и сильный холодный ветер с мелким, моросящим дождём хлестал Михаила Петровича по лицу. Иногда ветер дул навстречу, заставляя инвалида остановиться, или налетал сбоку, валя его с ног.

 

Расстояние от завода до дома Крюкова здоровый человек преодолел бы спокойным шагом за четверть часа. Михаил Петрович обычно проделывал этот путь за тридцать минут, но сегодня усталость, сильный ветер и выпитый алкоголь вконец измотали несчастного. Вот уже почти час он, борясь с ветром и прижимая к груди пакет с гостинцами, упорно продвигался к своей цели. До дома оставалось уже менее ста метров, когда случилось совсем не предвиденное обстоятельство.

 

Мигая проблесковыми маячками, на тротуар лихо заскочил полицейский УАЗ. Два молодых, рослых, розовощеких сержанта преградили Михаилу Петровичу путь.

 

Сотрудники Углов и Дубинин в этот день хорошо поработали. Ликвидировав несколько торговых точек, им удалось «затариться» продуктами на неделю и славно поужинать в кафе одного кавказца, «нарушавшего правила торговли». И всё было бы хорошо, но вот протоколов и задержаний, в эту смену оказалось маловато. Дежурство близилось к концу, а такого нужного хулигана и дебошира - всё не было.

 

Михаил Петрович замер в оцепенении перед стражами порядка. Неловко растопырив свои неуклюжие руки и ноги, он сопротивлялся гнущему его к земле ветру.

 

- Ну что алкашня, приехали? - оскалился Углов.

 

- Оружие, наркотики есть? - Съязвил Дубинин, открывая перед Михаилом Петровичем заднюю дверцу УАЗа.

 

- Пошёл вперёд!

 

Довольно высокая ступенька полицейского автомобиля была не по силам инвалиду. Теперь же, растерявшись от неожиданно обрушившейся на него агрессии, Крюков испуганно замер перед раскрытой дверью.

 

- Ну, что ты падла застыл, шевелись давай.

 

Неожиданно на Михаила Петровича посыпался град ударов резиновой дубинкой. Испуганно мыча от боли, в каком-то шоке Крюков упёрся коленями в ступеньку не в силах сдвинуться с места.

 

В этот момент мускулистые руки схватили его за шиворот и с силой забросили в клетку. Один ботинок при этом слетел с его ноги и остался на улице. Дверь хлопнула, свет погас, и машина рванулась вперёд. Лёжа на грязном полу Крюков, ударился головой о стену и тихо застонал. Он не понимал, что происходит, зачем и за что его так унижают и что с ним будет дальше.

 

Изрядно помотавшись по району в поисках других правонарушителей и, так и не найдя их, Углов и Дубинин подъехали к отделу полиции.

 

Открыв заднюю дверь УАЗа, Углов вытряхнул оттуда еле живого Крюкова и, сильно ударив по спине резиновой дубинкой, направил несчастного в сторону дверей дежурной части. Обезумевший Михаил Петрович, в одном ботинке, шлёпая необутой ногой по лужам, мыча о помощи, поковылял в дежурную часть.

 

- Да ты сука ещё и инвалид, - заметил Дубинин.

 

- Ничего по пьянке все равны, - процедил сквозь зубы Углов.

 

Дежурный офицер, крепкого телосложения, стриженый наголо парень уставился на забившегося в угол мокрого и дрожащего от холода и страха Михаила Петровича.

 

- Это что за крендель? - Спросил он у Дубинина.

 

- Находился в общественном месте в пьяном виде, оскорбляющем человеческое достоинство и общественную нравственность. Статья 20.21 Кодекса об административных правонарушениях. - Ответил Дубинин, протягивая дежурному рапорт. - Тут всё написано.

 

Стриженный наголо верзила подошёл к Крюкову и принялся шарить по карманам:

 

- Колющие, режущие предметы есть? А это что? Конфетки? Угощайтесь ребята. А это что за утки? Ты что ими закусывал, что ли?

 

Шоколадные утята исчезли в кармане полицейского.

 

- Деньги есть? Ну, вот вижу кошелёк. Блин, это разве деньги? На один вечер в кабаке не хватит. Мужики вы написали в рапорте, что у него при себе денег не было?

 

- А то, - конечно, написали.

 

- Ну, тогда получите свою долю.

 

Не веривший своим глазам Крюков увидел, как поделили на троих его месячную зарплату. Он попытался, что-то промычать, но неожиданный удар в лицо сбил его с ног. Теперь Михаил Петрович видел перед собой только грязный цементный пол, закапанный кровью из его разбитого носа, и тихо выл от обиды и боли.

 

Он каждой клеткой своего тела ощутил полную беззащитность перед властью и не понимал, за что его так не любят. Почему он, не сделавший в своей жизни никому, ничего плохого, вдруг оказался в роли преступника.

 

Бывало, в детстве он сталкивался с агрессией, со стороны соседских мальчишек. Его дразнили «кривым» и кидались в него камнями. Но всегда на помощь приходила Аня и непременно защищала брата. Он верил в её спасительную силу и переставал бояться обидчиков. Теперь же надеяться было не на кого. Ощущение полной бесправности и одиночества вселяло ужас. Поднявшись с пола, Михаил Петрович присел на заплёванную деревянную скамью. Босую ногу сводило от холода. Оторванный ворот рубахи висел на его плече. Старенькие, бережно зашитые Аниными руками брюки, были закапаны кровью. Слёзы душили несчастного. Он не понимал, что с ним происходит и, главное, почему?

 

Под утро Крюкова отпустили. Не чувствуя собственного тела, как в тумане, Михаил Петрович добрался до дома. Аня распахнула перед ним дверь раньше , чем он успел нажать кнопку звонка. Её красные глаза и растрёпанные волосы говорили о ночи, проведённой без сна.

 

- Мишенька! Господи! Где ты был? Что случилось?

 

- В полицию забрали, - промычал Михаил.

 

- Да за что же?

 

- Выпил.

 

- Да что же это делается-то у нас? Изверги.

 

Аня обняла брата и долго гладила его спутанные жёсткие волосы.

 

- Ботинок то твой где? Господи! Никуда тебя больше не отпущу. Напишешь заявление на увольнение. Я отнесу сама. Будешь дома сидеть. Лучше с девчонками мне поможешь, а я пойду в поликлинику уборщицей по совместительству устроюсь. Проживём, как-нибудь. Может, пенсию по инвалидности тебе с будущего года прибавят немножко.

 

С тех пор Михаил стал ещё больше времени проводить с Дашей и Сашей. Он забирал их из садика, грел им суп, стирал колготки и мыл посуду. Но больше всего он любил качать девчонок на качелях. В любую погоду они с радостью бежали на детскую площадку, и Крюков с трудом поспевал за ними. Расставив широко ноги, Михаил Петрович одной рукой держался за стойку качелей, а другой раскачивал заливавшихся звонким смехом племянниц. Это могло продолжаться бесконечно и заканчивалось лишь когда Михаил, тяжело дыша, присаживался на скамейку.

 

- Ещё, дядя Миша, ещё!

 

Михаил Петрович только улыбался в ответ и глаза его светились лукавым огоньком.

 

Спустя две недели, рано утром в дверь Крюкова позвонили. Собиравшаяся на работу Аня открыла.

 

- Крюков Михаил Петрович здесь проживает? Как нам его увидеть? – На пороге стояли два крепких мужчины в кожаных куртках с довольно суровыми, но не лишёнными интеллекта лицами. В руках одного из них была чёрная папка, второй ритмично сжимал в ладони резиновый экспандер.

 

- Да, он здесь. А что собственно случилось и кто вы такие? – растерянно произнесла Аня, чувствуя неладное.

 

- Управление собственной безопасности. – Сухо ответил мужчина, державший в руках папку, и махнул перед лицом Ани красной корочкой.

 

- Сейчас Михаил Петрович проедет с нами в Управление для подписания необходимых документов, а спустя пару часов мы привезём его обратно домой, - добавил второй.

 

- Да сколько же можно издеваться над инвалидом? – всплеснула руками Аня, - что вы к нему прицепились? Дела у вас другого нет? Никуда я его не пущу.

 

- Не надо волноваться гражданка, - спокойно продолжил первый, - идёт служебное расследование, в котором свидетельские показания вашего брата будут играть ключевую роль. Я гарантирую вам крайне деликатное отношение к Михаилу Петровичу. Мы знаем о его заболевании и недопустим ничего некорректного по отношению к нему.

 

- Да кто вы такой, чтобы гарантировать? – почти всхлипнула Аня, понимая неизбежность этой поездки.

 

- Я? Майор Волков, - ответил мужчина.

 

Это было сказано таким тоном и прозвучало настолько спокойно и убедительно, как будто майор Волков был известным на всю страну правозащитником и имел полномочия как минимум губернатора. Его слова и взгляд гипнотическим образом подействовали на Аню, но где-то в глубине души всё же оставалась тревога.

 

- Я поеду с ним, - решительно заявила Аня и схватила брата за руку.

 

- Пожалуйста, - ответил Волков, - у нас очень комфортабельный автомобиль.

 

- Я буду с ним постоянно и ни на шаг не отойду от него, - настаивала Аня.

 

- Как вам будет угодно, вы нам не помешаете, - слегка улыбнулся майор, и в его голосе послышалась лёгкая ирония, - паспорта с собой возьмите, пожалуйста.

 

Через полчаса они были в Управлении. В просторном и светлом кабинете почти все стены были заставлены спортивными кубками и медалями разных размеров и цветов. Волков усадил Крюковых на мягкий кожаный диван, а сам принялся звонить по телефону. В кабинет постоянно заходили какие-то люди в штатском и обменивались с Волковым короткими непонятными фразами. Иногда они молча показывали майору какие-то бумаги и тот либо одобрительно кивал головой, либо поджимал губы и слегка морщился.

 

Наконец Волков поставил стул рядом с Михаилом и, усевшись с ним лицом к лицу, начал.

 

- Михаил Петрович, нам доподлинно известно, что пятого числа во время вашего задержания в отделе полиции в отношении вас были совершены противоправные действия, которые можно квалифицировать как уголовно наказуемое деяние. Совершившие этот поступок сотрудники уже уволены из органов и сейчас решается вопрос о привлечении данных лиц к уголовной ответственности. Вы меня понимаете?

 

Михаил утвердительно кивнул.

 

- Вот и славно. Сейчас мы с вами пройдём в соседнее помещение. Там находятся несколько человек. Возможно, вы узнаете кого-то из них. Я задам вам ряд простых вопросов, а вы постараетесь, в силу своих возможностей, как можно более чётко на них ответить. Главное — не волнуйтесь. Это займёт всего несколько минут. Готовы?

 

Крюков вновь утвердительно кивнул.

 

В большом зале на длинной скамье напротив окна сидели семь мужчин примерно одного возраста. Первым слева сидел Углов. Михаил тут же узнал его, и в первую секунду ему стало страшно. Они встретились взглядами. Глаза Углова выражали простой животный страх. Веко его нервно дёргалось. Посмотрев на Михаила, он сразу опустил глаза в пол и начал нервно раскачиваться всем корпусом, кусая поджатую губу.

 

После Углова сидели двое незнакомых мужчин. За ними по самому центру Крюков увидел Дубинина. Вид у него был подавленный и угрюмый. Под глазом виднелся свежий синяк. Казалось, он полностью смирился с происходящим и был готов согласиться с чем угодно, лишь бы скорее покинуть это помещение. За Дубининым сидели ещё двое незнакомцев. Последним, на краю скамейки оказался здоровенный стриженный наголо дежурный офицер. Он был в мятой клетчатой рубахе и домашних почти ночных кальсонах. На ногах его были мягкие тапочки. Здоровяк нервно озирался по сторонам как бы вопросительно глядя в глаза каждому из присутствующих. Его взгляд в панике искал хоть какой-то поддержки и не находил её. От прежней уверенности и бравады не осталось и следа.

 

- Михаил Петрович, посмотрите внимательно на этих людей, - начал Волков, - вы узнаёте кого-нибудь из них? Если да, то, при каких обстоятельствах и когда вам приходилось с ними встречаться?

 

- Нет, - Михаил отрицательно замотал головой.

 

- Я хочу вам напомнить,- продолжил Волков, - что и сейчас, и впредь вам абсолютно ничего не угрожает. У вас не должно быть никаких оснований для страха. Посмотрите внимательно ещё раз.

 

- Нет, я их не знаю, - сказал чуть громче Михаил.

 

Волков нервно схватил Михаила за руку, но тут же отпустил.

 

- Гражданин Крюков, пятого октября вы были задержаны и доставлены в отдел полиции, так?

 

Михаил утвердительно кивнул.

 

- Отлично, - выдохнул Волков, - при задержании вы получили телесные повреждения, тяжесть которых нами пока не установлена, а также у вас были изъяты деньги, которые после освобождения возвращены вам не были. Какая там была сумма?

 

- У меня не было денег, - медленно выговорил Крюков.

 

- Миша, у тебя же в тот день была зарплата, - робко вмешалась Анна, стоявшая всё это время рядом и державшая брата за руку.

 

- Я её где-то потерял, - также медленно, с трудом выговаривая слова, произнёс Крюков.

 

Углов внезапно поднял голову и удивлённо посмотрел на Крюкова. Здоровяк в кальсонах, открыв рот, замер в ожидании и лишь Дубинин продолжал сидеть, понурив голову, и никак не реагировал на происходящее.

 

- Может, вы ещё хотите сказать, что при задержании с вами не обращались крайне грубо? - Язвительно спросил Волков, потеряв терпение и понимая, что дальше соблюдать процессуальные формальности уже нет смысла. – Разве вас не били?

 

- Нет, - замотал головой Крюков.

 

Где-то сзади начали двигать стулья и несколько присутствующих за спиной Волкова сотрудников повставали с мест.

 

- Идиот, - буркнул Волков себе под нос, - идите на первый этаж и ждите в холле. Я распоряжусь, чтобы вас отвезли домой.

 

- Не надо, спасибо, - перебила его Аня, - мы пройдёмся пешком.

 

Когда Михаил и Анна отошли от управления на приличное расстояние, сестра вдруг резко остановилась.

 

- Скажи мне правду Мишенька, там были те люди, которые издевались над тобой и ограбили тебя? – Она смотрела прямо в глаза брату и сжимала его руки.

 

Крюков опустил голову и уставился на свои старые ботинки.

 

- Миша, я должна знать. Скажи, - повторила Аня.

 

- Они все там, - выдавил из себя Крюков, мотнув головой в сторону Управления.

 

- Зачем же ты это сделал? – почти закричала Аня, - они же подонки. Это нелюди, Мишенька! Зачем?

 

- Жалко, - хлюпнул носом Миша и обнял своими неуклюжими руками Аню за шею.

 

- Миша, Миша, вот оно какое, человеческое достоинство, - прошептала Аня и вытерла потёкшую возле глаза тушь воротником Мишиной куртки.