Три секунды, две, одна – полночь! Вот и всё. Тонкая девичья рука,

вооружённая чёрным маркером, дрогнула над календарём. И

перечеркнула ячейку с цифрой семнадцать, разделив клетку дня на два

треугольника. Нижний Анна закрасила, и он тут же слился с чёрной

клеткой предыдущего дня. Это был особый календарь – сетка, пленившая

жизнь Анны. К счастью, не все дни в этом календаре пропитались чёрным.

Встречались как сегодня, закрашенные наполовину, а в нескольких

клетках чёрный маркер оставил лишь крохотную червоточинку.

 

Последний из таких, относительно светлых, дней случился чуть больше

недели назад. Тогда Анна даже выходила погулять на свежем воздухе –

мороз ослаб, а солнышко так широко улыбалось, что Анне чудилось, будто

вот-вот начнётся весенняя капель.

 

«Тот мой день выдался очень хорошим – болей почти не было… Ах!

Таблетки!» – чувствуя нарастающий шум в ушах, Анна торопливо

положила чёрный маркер рядом с календарём… и, вдруг позабыв обо всём,

девушка подпёрла подбородок рукой и уставилась в одну точку.

 

Анне казалось, что иногда у неё в голове включался маленький

вентилятор вроде того, что время от времени гудит в ноутбуке, и тогда

мгновенье словно замирало. Однажды время замерло для девушки почти

на полчаса.

 

Но сейчас прошло всего несколько минут и Анна пришла в себя.

Настойчиво пищал будильник, напоминая, что пришла пора принимать

лекарства. Анна механически собрала на ладони мозаику из таблеток,

проверила взглядом: красная, синяя, пара белых, прозрачная и

двухцветная. Некоторые из них следовало принимать с небольшим

интервалом, но в последнее время Анна не всегда соблюдала его. Запив

лекарства несколькими глотками чуть тёплого чая из термоса, Анна

откинулась на спинку кресла.

 

«Врачи сказали, что современные препараты освободят меня от

страданий. Мне лишь нужно принимать их до самого конца. А потом ,

наверно, у меня в голове снова включится вентилятор. Я сильно-сильно

задумаюсь о чём-то и уже не вернусь в реальность... И этот день стал ещё

ближе», – взгляд Анны скользнул по столу.

 

«Включить ноутбук? Посидеть над проектом? Впрочем, наверное, глупо

конструировать здание, которое мне не суждено увидеть», – отстранённо

подумала Анна.

 

Отчасти она свыклась с предопределением, хотя по-прежнему избегала

называть свой роковой диагноз. Она говорила всегда просто: «Болезнь». И

эта «болезнь» за несколько месяцев перекроила её жизнь до

неузнаваемости. «Болезнь» перечеркнула её учёбу в институте, лишила

интересных проектов, уничтожила всякую надежду на счастливое

будущее.

 

«И что теперь с того, что я жива?» – потеряв всё значимое в своей жизни,

Анна уже смирилась. Она пила полдюжины таблеток по привычке и день

за днём раскрашивала чёрным решётку своего календаря, расчерченного

до весны.

 

А восемнадцатое декабря уже стартовало, стрелки настенных часов

вершили свой неумолимый ход, по секундочке отодвигая очередной её

день в прошлое.

 

«Только бы начавшийся день не стал чёрным для меня. Любой другой, но

не этот!» – ведь сегодня Анне выпал, возможно, последний шанс повидать

своих сокурсников. Утром они с другими ребятами из института

собираются на Безымянном вокзале. Задумали что-то вроде флешмоба к

дате освобождения города от фашистских захватчиков. И Анну не забыли

– позвали. Получается, уже вчера, около полудня, подруга, частенько

навещавшая её, принесла костюм для мероприятия. Анна оглянулась на

кровать. На ней, аккуратно расправлена, оставалась лежать военная

форма защитного цвета. Анна так и не решилась примерить её. Будто

боясь, надев её, незаслуженно приравнять себя к героям, что мужеством и

страданиями вымостили дорогу к великой победе. Заслужили своему

народу вечную славу.

 

Жестокие бои шли на этих землях. И даже после освобождения города

Красной Армией, фашисты отчаянно пытались вернуть себе прежние

позиции, но наши не дрогнули. И лавины вражеских атак вновь и вновь

разбивались о неприступные стены Безымянного вокзала.

Почтить память павших защитников было долгом каждого уважающего

себя горожанина. Но не только это влекло сегодня Анну к стенам

Безымянного вокзала. Её манила и возможность повидаться с

сокурсниками – шанс сколько-нибудь отвлечься от мрачных мыслей,

которые точили её психику, в то время как болезнь убивала её тело.

 

С утра Анна положила в рюкзачок запас таблеток, пару бутербродов,

наполнила термос свежим чаем. И отправилась на остановку.

 

Стараясь не упустить ни минутки этого дня, Анна особенно боялась

опоздать. И пришла чуть раньше назначенного часа. В голове шумело.

Присев на лавочку в зале ожидания, она сняла рюкзачок с плеча, вынула

термос и немного заранее выпила очередную порцию таблеток. Чай без

сахара слегка терпкий, но это даже хорошо. Раньше, когда Анна запивала

лекарства водой, тошнотворный вкус медикаментов надолго оставался во

рту. Совсем другое дело несладкий тёпленький чаёк. Его вкус стал для

Анны открытием и настоящим спасением от постоянного подташнивания.

 

Погружённая в мысли, Анна возилась в своём рюкзачке, устраивая термос

как следует. И совсем не заметила, что к ней подошёл стеснительный

молодой человек, одетый в новую военную форму пехотинца времён

Великой Отечественной войны. Слегка взволнованный, он, не зная как

обратиться к Анне, нерешительно перемялся с ноги на ногу и передвинул

за спину блестящий ППШ, висевший на ремне через плечо.

 

Анна подняла голову и едва не уронила рюкзачок. До чего же этот парень

похож на молодого солдата с чёрно-белых фотографий! Анна несколько

раз моргнула, в последнее время она почти всегда находилась под

действием сильных лекарств и происходящее вокруг виделось ей порой в

лёгкой дымке. «Он со мной поздоровался? Или нет?» – Анна

взволновалась и почувствовала, как кровь приливает к лицу.

 

– Привет! – выпалила она на всякий случай. – Как тебя зовут?

 

Парень слегка смутился, будто ему предстояло признаться в чём-то очень

личном:

 

– Я – Ванечка.

 

Анна улыбнулась впервые за долгое время:

 

– А я – Анечка!

 

И оба вдруг рассмеялись. Они смялись, сами не зная от чего, ловили

взглядами искорки в глазах друг друга и радовались ещё сильнее. А весь

остальной мир будто отступил на шаг от этих двух молодых людей,

подарив им секундочку, чтоб остаться наедине.

 

– Ты, наверно, новенький.

 

– Ага, – парень кивнул. – Из вновь прибивших. Я-то сам местный, из

Ореховки. Тут рукой подать!

 

Ванечка махнул рукой в сторону больших входных дверей вокзала.

 

– Какой ты смешной! - улыбнулась Анна.

 

Сначала она хотела сказать «странный», но спешно исправилась, боясь

смутить и без того застенчивого парня.

 

– Чего это смешной?

 

На лице Вани проскользнуло выражение глубочайшей обиды. Пытаясь

скрыть это чувство, парень опустил глаза и поправил ремень,

стягивающий на поясе великоватую шинель.

 

– Скажешь тоже: «смешной». Да я, знаешь, какой! - и парень с вызовом

приподнял подбородок: – Да знаешь, чего я могу… Ты ещё увидишь!

 

– Чего? – переспросила Анна, улыбаясь и дивясь тому, насколько мил этот

раззадорившийся парень.

 

– А вот ты проверь! – бросил он.

 

– Да ладно-ладно, я верю.

 

– Ну уж нет, ты проверь!

 

– А вот и не буду!

 

– Ах так! А хочешь – шоколад, настоящий? – и Ванечка запустил руку в

карман шинели.

 

– Нет-нет, спасибо!

 

– Не хочешь? – удивлённо переспросил он. – Тогда я сейчас…

 

Ванечка на миг замялся, словно выдумывая себе самое сложное задание:

 

– Я вот тебе цветов сейчас принесу.

 

И лицо его исполнилось такой решимостью, что Анна восхищенно

распахнула глаза.

 

– Где ж ты их достанешь – зимой? Разве что вон в том цветочном киоске?

 

– Да ну, там втридорога будет! Ты только погоди, я-то достану. Самые

лучшие! Ты не думай, это я беседовать робею, а в остальном хватка у

меня – ух какая… - и, сжав кулаки, Ванечка добавил: - Насмерть!

 

Слово «насмерть» прозвучало жутковато в полупустом здании

Безымянного вокзала.

Лёгкое эхо будто оттолкнуло Анну назад, к мыслям о своей болезни. Она

отвела взгляд. «Зачем я знакомлюсь с этим хорошим парнем? Чтоб

неизбежно расстаться! Ведь мой исход уже предрешён... Нужно рассказать

ему обо всех. А впрочем, нет. Лучше молча уйти, просто убежать прочь

отсюда и всё!»

 

– Знаешь... – произнесла Анна, поднимая взгляд.

 

Только Ванечки уже и след простыл. Анна торопливо вышла из здания, но

и снаружи не увидела его. Зато другие участники флешмоба уже

собирались на углу. Анна направилась к ним. Ещё минуту назад она

хотела убежать от Ванечки, а теперь жаждала его повстречать. С

надеждой отыскать его, она издали оглядывала студентов, переодетых в

солдат. Увы, среди их похожих лиц она не повстречала его застенчивой

улыбки. Но всё же подошла ближе:

 

– А где же Ванечка? – невольно вырвалось у Анны, вместо приветствия.

 

– Ванёк, иди сюда!

 

К Анне приблизился долговязый студент с выбритыми висками и сдвинутой

набок пилоткой. Его мелированная чёлка, целиком скрывавшая правый

глаз, на миг ввела Анну в ступор. Следом, ярким бликом безвкусицы, её

ослепила алеющая на шее долговязого пятиконечная звезда. А красный от

мороза нос делал студента настолько похожим на клоуна, что Анна едва

не покатилась со смеху. А тот горделиво выпячивал грудь, на которой

топорщились перехлёстнутые бутафорские пулемётные ленты, и

выставлял перед собой пластиковый муляж пулемёта.

 

Анне было смешно от одного вида такого вояки:

 

– Да нет, чудак, не ты! – не сдержавшись, рассмеялась она: – Другой,

который «из вновь прибывших...» – добавила Анна и осеклась.

 

«А что, если неспроста мой Ванечка настолько похож на настоящего

солдата! И ещё эта фраза: «из вновь прибывших». Неужто мне явился

призрак?» Ведь, может, был такой солдат, который воевал здесь много лет

назад?..

 

– Не знаю никаких «прибывших»! - усмехнулся «пулемётчик» и тряхнул

чёлкой. – Я и есть русский Ваня-танк!

 

– Ого, какой пулемёт, и лента, как настоящая! – подскочил кто-то из

припоздавших студентов.

 

– Ребят – глядите! На «Алике» пулемёт заказывал?

 

– Нет, – покачала головой Анна. – Ты не Ваня.

 

– Ещё какой Ваня! – и студент вскинул пулемёт. – Та-та-та-та-та! Смерть

гитлеркапутам – русский Ваня идёт.

 

– Петух ты с крашенным хвостом, а не русский Ваня! – и слёзы брызнули

из глаз Анны.

 

– Ты чего, чеканулась?

 

– Ребят, оставьте её! Её не надо трогать!

 

– Почему это?

 

– Ну, просто оставьте, потом скажу.

 

Анна отвернулась от всего происходящего и побрела в сторону главного

входа.

А вслед ей доносились обрывки наслаивающихся друг на друга

перешёптываний:

 

– Так она уже одной ногой там?..

 

– Ну, дела…

 

– ... этот Ваня какой-то – это краш её что ли?

 

– Похоже…

 

– А что, ей есть смысл спешить. Нужно взять от жизни всё…

 

– Ненавижу вас, – прошептала Анна, слыша разноголосый гогот толпы за

спиной. – И весь этот свет ненавижу. Быстрей бы уже всё закончилось…

 

Анна не помня себя вернулась в здание вокзала. Она присела на своё

прежнее место в зале ожидания. И стала ждать своего Ванечку, глядя в

пол, испещренный выщербинками.

Она изучала историю этого здания и знала, что эти выщербинки не от пуль

и снарядов, а от времени и сотен башмаков и туфель, прошедших здесь с

тех пор. Ведь после войны полуразрушенное здание вокзала было

восстановлено. А в начале восьмидесятых годов прошёл капитальный

ремонт. После тоже понемногу ремонтировали, и порой с долей фанатизма

хватались то за декор, то за модернизацию. Наверно поэтому, здесь часто

случались перегибы, иногда доводившие до абсурда даже стоящие идеи.

 

Увы, Анне не суждено было состояться как архитектору, но чутьё в этом

деле было присуще ей с детства. Потому её особенно раздражал

нынешний облик здания. Контраст старой архитектуры с частичным

евроремонтом выглядел нелепо и в какой-то мере комично.

Анна не хотела отрывать глаза от рябого из-за мраморной крошки бетона.

Только не поднимать взгляд выше, туда, где начинается вакханалия сюра.

И подпирающие друг друга разношёрстные ларьки, и приторно яркие

краски рекламных баннеров вызывали стойкий рвотный рефлекс. Меньше

всего Анна хотела видеть слащавые полотнища, повисшие на старых

стенах. Заслонив пустым глянцевым блеском могучую стать несущих стен,

они заискивающе вещали, что в этой жизни нет ничего лучше, чем,

максимально расслабившись, наслаждаться.

 

Она смотрела на избитый пол, пытаясь просверлить его взглядом,

проникнуть сквозь все наслоения обмана и мишуры в глубину. Туда, где,

наверно, ещё остаются следы настоящего. Настоящих чувств, настоящей

жизни и борьбы.

 

Внезапно Анна услышала голос поблизости и встрепенулась. За окнами

уже спустилась ночь. Девушка и не заметила, что прошло так много

времени, она словно переносилась совсем в другой мир. В котором наши

герои смертельной хваткой удерживали этот Безымянный вокзал.

 

– Спишь? – Почти на ухо Анне крикнула техслужащая. – Иди домой,

вокзал уже закрывается.

 

– Ах! Таблетки!

 

– Наркоманка что ли?!! А ну пошла прочь отсюда!

 

– Как вам не стыдно! – выдохнула Анна с такой укоризной в голосе, что

женщина переменилась в лице.

 

– Я болею просто, это лекарства!

 

– Дома лечиться надо, а не по вокзалам мотаться.

 

– А вы не встречали здесь солдатика? Из вновь прибывших, молодой

такой, Ванечка зовут.

 

И женщина каким-то образом поняла, кого имела в виду Анна. Она

отшатнулась, в глазах её метнулся суеверный ужас. Одной рукой прижав к

себе метлу, второй она быстро-быстро крестилась, словно наматывая на

себя невидимую нить, и одновременно плевала через левое плечо. Как

только со странным ритуалом было покончено, женщина наклонилась

поближе к Анне и заговорщически прошептала:

– Ой, девонька, где-то ты себе карму попортила. Ты, если ещё раз

увидишь его – плюнь!

 

– Да что вы такое говорите?

 

– Уж я-то знаю, что говорю! Как только сюда устроилась, мне тоже разное

мерещилось. Они тут повсюду.

 

– Да кто они?

 

– Как – кто? Коммунисты! Это они во всём виноваты! Из-за них

кармическая чума и пошла!

 

Такой бредятины Анна не слышала даже по телевизору, она ошарашенно

приоткрыла рот и осела на скамейку. А тётка между тем продолжала:

 

– Только одно спасенье от мёртвых коммунистов – плевать на них.

Наплюёшь – уйдут навсегда! Сейчас время такое – у всех карма тонкая. От

того и все болячки. Ты ступай к кудеснице Матроне, а таблетки свои

выкинь, и утром натощак "Отче Наш" читай! Но самое главное – карма!

 

В ушах зашумело, и сердце Анны замерло: «Сейчас снова включится

вентилятор в голове!» А техслужащая с видом знатока, всё тараторила:

 

– Я тебе сейчас номер кудесницы Матроны дам. Она всё лечит... Где же

этот мобильник...

Женщина извлекла из сумки на поясе целую связку брелоков и оберегов,

среди которых терялся миниатюрный кнопочный телефон.

 

– Сейчас-сейчас! У неё всё недорого, и сглаз снимает, и порчу, и карму

тебе полечит. - монотонно говорила уборщица и слегка покачивалась

взад-вперёд. Напоминая Анне полоумного сектанта, бьющего поклоны

незримому кумиру, который затаился в западном углу здания.

 

– Остановитесь, пожалуйста, мне этого не надо! – попыталась Анна

прервать женщину, чувствуя, как нарастает знакомый зловещий шум в

ушах. – Я наоборот жду, что Ванечка вернётся.

 

Но женщина с метлой не обращала на её слова внимания. Таращась в

глаза Анны пустым взглядом, она твердила:

 

- Главное помни – ещё раз солдата увидишь – плюнь в него! Плюнь! И

сгинет…

 

- Да заткнитесь вы уже! Мой Ваня – герой! Я лучше на вашу карму плюну!

 

Анна выкрикнула эту фразу, пожалуй, слишком громко, опасаясь, что

внезапно включившийся «вентилятор» не даст ей договорить. Но шум в

ушах вдруг сам собой затих. «Уф, на этот раз обошлось!»

 

- Как так – плевать на карму?

 

Женщина оторопела и механически повернула головой из стороны в

сторону, обводя взглядом замусоренный пол вокзала. Выкрик Анны

звонкой пощёчиной вернул её в реальность, и теперь в глазах женщины

блеснули слёзы. Анна даже на мгновенье пожалела, что так резко

оборвала бедняжку, которая по простоте душевной была готова верить и

во что угодно, и во всё сразу, только бы иметь надежду, что такая вера

хоть немного облегчит её долю. Но раскаяние Анны мигом улетучилось,

когда женщина уязвлённо поджала губы и с презрением в голосе

выдохнула:

 

– Ха! – тряхнув связкой оберегов, она прибрала их обратно в сумочку:

 

– Сейчас вы все герои. Попривыкали на всём готовеньком, а сами-то на

что способны? Господи прости! Ну, вот встретитесь вы там, что ты

скажешь ему? Как всю жизнь сложа руки сидела и цветочков за это

ждала?

 

Анна хотела что-то ответить, но только всхлипнула: «Ведь и правда, Ваня

жизнь свою в землю зарыл, чтоб мы теперь по этой земле шагали. А я –

заочно сдалась смерти и покорно жду, когда она соизволит явиться за

мной. Увы, оставшийся мне безвкусный огрызок жизни настолько пуст и

бесцелен, что стыдно признаться! Эх, хоть бы на что-нибудь я

сгодилась...»

 

– А хотите я вам помогу? – неожиданно для самой себя выдала Анна и

потянулась к метле, которую держала женщина.

 

– Ещё чего! Ты мне карму не порть – моя метла! Я своё дело делаю. А ты

своим займись, а то сидишь, здесь, нюни распустила. Стыдоба! К Матроне

лучше сходи!

 

Тут словно пелена упала с глаз Анны, и она даже хлопнула себя по лбу.

 

– Я поняла! - и Анна просияла. – Мне будет не стыдно встретиться с ним!

 

И девушка решительно направилась к выходу.

 

Спешно распахивая двери вокзала, она мысленно была уже в работе. Но

сразу за дверьми рекламный щит преградил ей путь. Он выгнул свои

железные ножки, стараясь зацепить Анну за сапожок. Силился ослепить

девушку фотографией красивой жизни. Целился ей в лицо яркой

надписью: «Останови мгновенье – сосредоточься на удовольствиях!».

 

Только напрасны были все его подлые ухищрения. Анна лишь

презрительно усмехнулась: «Врёшь – живым не возьмёшь!» И продолжила

свой путь, повинуясь лишь охватившему её благородному порыву: «Я

способна, и хватка у меня – смертельная!»

 

Теперь Анна точно знала, что ей действительно стоит закончить свой

заброшенный проект. И пусть только на бумаге, но воплотить все свои

смелые решения. Ведь проект почти готов, не зря, ещё до болезни, она

кроптала над расчётами. И теперь уникальная концепция объединит

современную практичность с эстетикой исторической архитектуры города.

И да, она обязательно отправит свою работу на конкурс.

 

«Возможно, наивно полагать, что проект, завершённый впопыхах

недоучкой – победит. Может быть, моему зданию не суждено украсить

собою этот город, и имя моё останется безвестным. Но не в собственной

славе моя цель, а в гораздо большем. Я не одна, я верю – нас тысячи! И

пусть мне не дано, но другие… Другие, из тех, что идут бок о бок со мной,

подхватят оброненные мною идеи и воплотят их в жизнь!»