Моему другу Пашке Светлой памяти

 

Теплый апрельский вечер растворялся в терпком, чуть сладковатом, аромате прелой травы, догорал в огне красного, словно раскаленного в неведомом горниле весеннего солнца. Полыхающий диск рухнул сказочной птицей Феникс, разбился о край небосклона, выстелив небо розовым покрывалом заката. Ни ветерка, перебирающего склонившуюся к земле жухлую траву, ни шороха черных, корявых ветвей, застывших, будто нагих, деревьев. Тишина и на небе – ни облачка. Но не безмолвие вокруг, не молчит природа, хватит с нее уже, намолчалась за долгую зиму.

Уже открыта крышка рояля, уже маэстро - Весна одернула строгий фрак, занеся легкие, воздушные пальцы над клавишами, белеющими по оврагам нерастаявшим снегом, чернеющими широкими проталинами на лугах и полянах. Уже протянула многочисленные руки к вибрирующим струнам, освободившихся от ледяного плена рек, арфы. Уже пронеслись над просыпающейся землей первые ноты - трезвоны жаворонков. Готов уже оркестр грянуть свой вальс.

Пока еще робкие, но уже разносятся, то тут, то там голоса прилетевших скворцов. Начинают аккомпанировать хору зяблики, дрозды, трясогузки. И польется над землей, скорым уже временем, причудливая песнь – мелодичная и безупречно красивая.

А на небольшую поляну, уютно зажатую двумя совсем небольшими болотцами, окруженными голыми еще перелесками, в низину, спустился охотник. Сбросил, под случившийся рядом куст рюкзак, шумно, со вкусом, вздохнул густой, насыщенный влагой воздух, упиваясь запахом, словно стараясь впитать в себя как можно больше окружающего. Да, охотник наслаждался природой, чутко слушал льющиеся аккорды Весны, стараясь не прослушать именно ту ноту, ради которой и пришел сегодня на эту поляну. Споро собрав ружье, мелком глянул на часы – есть еще время просто постоять, закрыв глаза, пропуская через себя окружающее, стараясь стать с ним одним целым, войти в такт мелодии Весны.

«Слушай, учись слушать», - легким, невесомым шепотом пронеслось в голове, а память услужливо подняла из глубины образы, слова, сказанные… А сколько уже время прошло? Сколько лет назад, еще совсем молодой, охотник, вырвавшись из душных тенет большого города, пришел сюда, в свою первую Весну, на эту самую поляну в компании еще далеко не старого, но такого мудрого и улыбающегося в рыжие с проседью усы, старшего товарища. Так многому научившему в ремесле охоты…и так многому не успевшему научить.

Догорала заря, сгущались сумерки, обнимая руками округу, матовым зеркалом вцепился в болотца лед, звонко раздавалась вокруг перекличка жаворонков, а память говорила прошлым…

 

Сбросив с плеч рюкзак и чехол с ружьем, потянулся за сигаретами.

- Закурим? – предложил, протягивая раскрытую пачку, Пашке.

- Не, сейчас полетят уже, - отказался невысокий, однако крепко сбитый товарищ, откликнувшийся на имя Пашка. – Давай, собирай ружье, опосля покурим.

- Они у тебя по времени летают что ли? – усмехнулся охотник, распутывая вязки на чехле.

- А вот сам сейчас увидишь, - хитро прищурившись, ответил Пашка. – Вот тут вставай, а я дальше пройду, вон там, около болотца встану, за спиной у тебя получается - сопроводил слова жестом руки и продолжил наставлять старший товарищ. – А ты слушай, слушай внимательнее, как услышишь «хорканье», его издалека слышно, не зевай – готовься, то и будет вальдшнеп. Знаешь чай, как выглядит?

- Знаю, разберусь, - уже предвкушая охоту, о которой до этого только читал, ответил молодой. - И слушать буду, «внимательно», - добавил, с сарказмом выделив последнее слово.

- Ну-у, друг смотри, не прозевай. Такое тут будет…- Пашка замялся, подбирая слово. – Круговращение.

И видимо для наглядности обвел поляну рукой.

Читал, много читал, об этой охоте молодой, да у того же Тургенева, как сочно описана охота на вальдшнепиной тяге? И от Пашки, мудрого, опытного охотника наслушался наставлений.

Вальдшнеп. Даже в самом произношении названия птицы явственно отдавались немецкие корни. А можно назвать «лесной кулик» или боровой кулик, или вообще «березовик», - суть одна, а звучит как!? И именно на вечернюю, вальдшнепиную тягу пришли друзья - охотники.

Встав на то место, на которое и было указано, охотник старательно прислушался. Вот сейчас, немного и послышится в вечерней тишине так ожидаемое «хорканье». Потекли секунды ожидания, выстраиваясь одна за одной, складывались в минуты, заставляя охотника нетерпеливо переступать с ноги на ногу, да крутить головой по сторонам. Водоворот весенних звуков, потревоженный приходом товарищей, вновь закручивал воронку. Завели свое токование тетерева, кажется, что и рядом совсем, а на деле весеннее их «курлыканье» слышится за многие километры. С шумом, кряканьем пронеслись по краю поляны утки, ровно серые тени, однако успел приметить в их компании двух кавалеров-селезней, сверкнувших белыми нарядами. Издалека, из-под самого купола, стремительно наливающегося темнотой неба, долетел трубный гогот гусиного клина. Поблизости, аккурат в той стороне, где густые сумерки скрыли Пашку, «закрэкал» коростель. Совсем рядом, старательно выводя звонкие, бодрые коленца перекликались зяблики.

И казалось, чем больше молодой охотник прислушивался, тем быстрее крутилась воронка, от всей плеяды звуков правда, что кружило голову.

«Вот уж действительно – круговращение!», - даже растерялся охотник, вспоминая Пашкино причудливое слово. Где тут, в этой всей какофонии, различить «хорканье»?

Хлестким выстрелом, неожиданно раздавшимся за спиной, разорвалось покрывало вечера. Гулко прокатилось эхо, теряясь в перелеске. Стрелял Пашка.

И тут же его голос: - Эй, уснул чтоль там? Около тебя прошел, чуть не над головой.

Совсем стушевавшийся охотник заверил товарища, что не уснул, а сам только усердней закрутил головой. «Как это я, а? Проморгал, прослушал, э-э-эх. Ну, ничего, следующего не оплошаю».

Ага, вот еще вроде, «хоркает». Или нет? На всякий случай, уткнув плечо в приклад, молодой направил ствол ружья над кронами голых деревьев, откуда и должен бы появится кулик. Весь обратившись во внимание, краем глаза заметил, как по левую от него руку, быстрой тенью мелькнула птица. И уже тогда явственно услышал то самое, так ожидаемое «хорканье». Неуклюже повернувшись, вновь вскинул ружье, прицелился, но где уж там, кулика и след простыл.

Выстрел и почти сразу за ним еще один возвестили о том, что Пашка уж точно не пропустил появление боровика. Молодой только вздохнул с досадой.

И вновь минуты ожидания. Природа, притаившаяся тишиной после выстрела, робко подала голос мажорным «фьи-фьи» зябликов, донеслось вроде, как и не прекращающееся бормотание тетеревов. А охотнику вновь послышалось явно приближающееся «хррр».

Стараясь не пропустить момент, вложился в ружье, весь обратившись в слух. «Ну, где, где он?» А вот и очередное «хррр», гораздо ближе. Мгновение и над темными кронами застывших деревьев, на фоне розовеющего догорающей зарей неба, появился характерный длинноносый силуэт. Опустив иглу клюва вниз, вальдшнеп будто материализовался из перелеска, вот только что не было его, а над поляной, теперь уже четко и ясно пронеслось его «хорканье».

Азартом вскипела кровь, тяжело бухнуло сердце и кажется, пропустило удар. Припав к ружью, молодой охотник прицелился в быстро летящего прямо навстречу пропасти дул кулика и потянул спуск. Дернулось отдачей плечо, тонким писком зазвенело в ушах эхо выстрела, а кулик, летевший ровно на охотника, словно провалился вниз, туда в тесные сумерки жухлой травы.

«Промазал! Мимо», - промелькнуло в голове, а глаза, тем не менее, в надежде высматривали битого боровика. И словно в подтверждение промаха вальдшнеп вновь взмыл вверх, проявляясь на уже совсем узкой полоске неба. Выстрел. Кулик дернулся, или уже показалось это охотнику, и, уйдя в сторону, скрылся за макушками перелеска, живой и невредимый.

Мелким дрожанием рук отпускал азарт, шумно вырвалось дыханье. «Надо же, промазал», - удивленно и досадливо подумал охотник, перезаряжая ружье. – «А ведь рядом совсем кулик был, на верном выстреле». Приготовившись ждать следующего вальдшнепа, неожиданно для себя ощутил вдруг быстро сгустившийся сумрак. Кто-то большой и невидимый, ловко сдернув розовую простыню, убранного зарей неба, застелил эту постель новой, иссиня-черной, и видимо для верности, что бы не спадала ночью, закрепил ее блестящими серебряными клепками.

На вроде только что четко видимую линию неба над кронами, вороном опустился полумрак, разгоняя крыльями последние отзвуки вечера. Потонули в нем и голоса. Куда-то пропали зяблики и жаворонки, приутихли тетерева, не слышно и гусиного гогота и только частое неутомимое «крэк» коростеля поддерживает мелодию Весны. Успокаивается на ночь водоворот, приостанавливается круговращение, чтобы заиграть с утра новыми красками.

Неслышно подошел Пашка, как призрак, соткавшись из сумерек. Ровно тот вальдшнеп, минутой или уже часом назад? Поправив двудулку на плече, опустив двух битых куликов на землю, все с той же хитрой улыбкой спросил:

- Ну, как? Взял?

- Не, промазал…да и пропустил не одного, - чуть смущенно, но с восторгом поглядывая на трофеи товарища, ответил молодой.

- А я тебе говорил, слушать надо внимательно, - поучительно, но безо всякого ехидства продолжил старший. – Ну, ничего, научишься. Они сегодня не шибко летали, вот погодь, денек другой, будет здесь тяга. А то, что промазал, не переживай, оно по всякому бывает, ты под клюв целься. И слушай главное, учись слушать. В этом круговращении – это большая наука.

Вытянув спицы клювов, пестрились рыжими перьями на желтой траве вальдшнепы. И не скажешь теперь, что большая птица, не то, что в полете. Пашка, аккуратно положив ружье, сам опустился рядом, на жухлые стебли травы. Запустив руку в чуть порванную по краям блекло-зеленую, выцветшую фуфайку, вытянул пачку сигарет.

- Ну, а теперь и закурить можно.

 

Словно живая стоит картинка перед глазами у охотника. Прошлое говорило той первой охотой, словно вчера…хотя нет, не вчера, минуту назад случившейся на поляне. Словно живые стоят все образы. Вот тут, на этом самом месте, слушал потом Пашкины байки, кои старший товарищ, попыхивая сигареткой, умело рассказывал, простоватым, деревенским, но от этого еще более живым языком. Ухмыльнулся, вспомнив, как товарищ рассказывал про свою кошку, которая как-то притащила домой коростеля: «охотница тоже значит». А коростель тот, как только Пашка, его у кошки решил забрать: «возьми, да и вылети из рук, опомниться не успел, ей-бо».

Но, нет теперь товарища, один стоит, уже не молодой охотник, один радуется наступлению Весны. Все также закручивается водоворот звуков, также звенит, наливаясь силой мелодия. Круговращение. Здесь оно, ни куда не делось. И память вращается вместе с ним…

Донеслось из-за темнеющего на фоне розовой простыни, перелеска весеннее «хорканье», предвосхищая появление лесного кулика. Грянул выстрел, и запах сгоревшего пороха органично разбавил сладковатый аромат терпкого вина Весны. Чисто битый кулик упал в пожухлую траву.

«Самая благородная птица на целом земном шаре», - говорил о вальдшнепе Владимир Даль.

«Слушай, умей слушать», - говорил охотнику старший товарищ. А ведь действительно в Весеннем круговращении слышать – большая наука.