Рос Ванька обычным мальчишкой: сыт, одет, обут и даже немного грамоте обучен, как и многие дети того времени. Но так было, пока были живы родители, а потом, как родителей не стало, остался он один-одинешенек на всем белом свете. Отца на войне убили, а мамка, добрейшая женщина, не перенесла этого. Как сказал доктор, сердце у нее, бедняжки, не выдержало таких страданий и разорвалось. Попал Ванька в дом для сирот, или, правильнее сказать, приют. Детей там была тьма. В послевоенные годы такие заведения переполнены сиротами были. Но "заведение" - это громко сказано. То приличные дома заведениями назвать можно, а тут барак бараком: комнаты переполнены, везде грязь, дисциплина как в тюрьме. Нет, чтобы сироток пожалеть да помочь им в трудное время, так нет же! Издевались тут над мальцами, как хотели: держали впроголодь, били почем зря за малейший проступок. Вот и не выдержал Ваня такого обхождения да и дал, как говорится, деру из плохого дома. "Лучше сам по себе буду", - так рассудил после очередных побоев. - "Не пропаду и один. Руки-ноги есть - и на том спасибо".

 

Вот только тяжко одному жить оказалось. Это хорошо, что лето на дворе, спать и на земле можно. А вот что с пропитанием делать, кормиться же надо. Это раньше при маменьке хорошо было, всегда брюхо сыто. А сейчас даже мамкиных щей похлебал бы, которых раньше терпеть не мог и нос воротил. А сейчас бы навернул тарелку-другую. От таких мыслей у Ваньки аж в животе заурчало. Ну, еще бы! Убегал из сиротинца перед ужином, да и обед был скудный, похлебали баланды постной, вот и все пропитание.

 

Шел он так долго по грязным кривым улочкам. Забрел в какой-то бедный квартал: покосившиеся домики вокруг, грязные лужи. После дождя зрелище тоскливое было, хоть волком вой. "Где ж в этой нищете работу сыскать?" - подумалось Ване. А работа сейчас ему ох, как нужна была. Да вот только незадача - годами он не вышел, мал еще для настоящей работы, да и делать особо ничего не умел, потому как не обучен. А что ж делать? Ну не воровать же. Маменька при жизни набожной была, говорила, грех это, отнимать у людей их добро. Да и страшно Ване было. Правда, не за душу страшился. А страшился, что люди поймают да бока намнут так, что мало не покажется. Стало быть, раз кишка тонка для воровства, значит, нужно все-таки работу какую-никакую искать. Да желательно чтоб с ночлегом. Это сейчас летом и на улице уснуть можно, а зимой-то поди не уснешь. Да и сейчас страшновато, мало ли кто прицепится, публика ночью не самая культурная ходит.

 

Долго так шел Ванька, не разбирая дороги, все думал и не заметил, как наткнулся на какого-то человека. Прямо лбом на него налетел и с ног сшиб. Только тогда, как говорится, с небес на землю спустился, помог человеку подняться:

 

- Извините, дяденька, я не специально,- пролепетал Ваня, глядя на растерянного от такого конфуза господина. Ничего себе господин, приличный такой на вид, не аристократ, но и не из простых мужиков. Может клерк какой-нибудь. Правда Ванька и знать не знал, кто такие клерки. Звучное слово еще от отца запомнил.

 

- Аккуратнее надо быть, юноша. По сторонам смотреть нужно. Что вы вообще здесь делаете?

 

Иван огляделся по сторонам. Оказалось, что он так крепко задумался, что даже и не заметил, как забрел в приличный квартал. И как только городовой его не увидел и не погнал взашей. В таком районе только приличная публика ходит, а таким оборванцам, как он, сюда хода нет. Ванька испугался, что приличный господин его сейчас за шиворот схватит да и в околоток отведет. Сдаст околоточному малолетнего оборванца, который так неосторожно на приличного господина налетел. Попятился Ванька назад, хотел уж было деру дать от таких неприятностей, но господин проворнее оказался. Схватил мальца за руку крепко и не отпускает. И как только догадался, что Ванька сбежать надумал?.. Да и такой прыти от полного неуклюжего мужчины Ваня не ожидал. Вот так реакция!

 

- Куда, волчонок? - весело сказал ушибленный Ванькой господин. - Мы еще с тобой не сочлись!

 

Вот она сиротская доля. Сейчас поколотит бедного сироту. И за что? Самому бы по сторонам смотреть стоило, а то сразу он, Ванька, виноват. Но приличный господин бить не стал. И в околоток не поволок. Привел, или скорее сказать притащил (Иван упирался всю дорогу и скулил: "Отпустите, дяденька") барин Ванюшу в какой-то дом. По всему видать, постоялый двор или как в городе в культурном обществе принято говорить, доходный. Усадили мальчишку за стол. Полный господин, по всему видать, хозяин дома, которого Ваня на свою беду сшиб, а может и не на беду вовсе, а на удачу (пока он этого еще не понял), приказал поварихе накормить сорванца. Повариха, видная тетка, толстая такая, но по лицу видать, что добрая («Они, толстые, все добрые, - подумалось Ване. - А чего ж им быть злыми, когда брюхо сыто?»), дала ему целую тарелку каши. Поставила перед Иваном на стол и стала смотреть, как малолеток уплетает это угощение за обе щеки. А Ванька и, правда, уплетал так, что за ушами трещало. А еще ему кружку молока с сайкой выдали. Пока он ел, все молчали, только смотрели на него. С расспросами не лезли, ни господин, ни повариха. А как только поел, вопросы сразу и посыпались.

 

- Кто такой? Откуда? Почему один? - не унимался барин.

 

Пришлось всю свою историю, как на духу, рассказывать: и про родителей, и про сиротинец, и про то, как из приюта сбежал. Описал все в красках, а вдруг пожалеют сироту…

 

- Не выдавайте меня обратно, я снова сбегу. Не могу я там, мочи нет на это, - просил Ваня. - Мне бы только работу какую найти да угол, где ночевать можно.

 

Полный барин задумчиво смотрел на Ваньку. По всему видно, решал что-то. Это молчание тянулось долго, сильно оно Ивану не понравилось. «Точно сдаст, как пить дать, сдаст», - подумалось мальчишке. Но ничего, пронесло. Барин у себя оставил в доходном доме. Сказал, что ему работник нужен:

 

- Будешь, Ваня, у меня разные поручения выполнять, воду носить, двор мести, за лошадьми смотреть. Платить, конечно, я тебе не буду, но угол и пропитание будут у тебя всегда. А Ванька наш и этому рад. Неужто судьба ему-горемычному наконец-то улыбнулась. Он даже боялся моргнуть, чтобы не спугнуть своего счастья.

 

- Ну, чего молчишь? Или тебе мое предложение не по душе?

 

- Да что вы, дяденька! - встрепенулся Иван (так его, Ваньку, уже барин называть начал, вернее сказать, обращение у него такое было). - Я хоть прямо сейчас! Только скажите, что делать-то нужно.

 

- Вот и замечательно, - улыбнулся Степан Илларионович, так полного господина называть следовало, или можно просто "барин" (так к нему повариха обращалась).

 

Так вот, как оказалось, Степан Илларионович был хозяином нескольких доходных домов в городе. Деньги у него водились, правда, не огромные тыщи, но на приличную жизнь хватало. Ванька-то с семьей раньше тоже неплохо жил. Конечно, не барчуком рос, но все же в приличной семье, нормального достатку. Ему об этом не сильно хотелось вспоминать. Оно-то, конечно, воспоминания приятные, да только слезы постоянно от них на глаза наворачивались. А душу-то лишний раз травить незачем. Вот и решил для себя Ваня, папку с мамкой больше не вспоминать.

 

У барина, Степана Илларионовича, жилось неплохо. С утра Варвара завтраком кормила всех работников. А работников у хозяина было трое, вернее с Ванькой уже четверо: Варвара - повариха, тетка видная, добрая, всегда улыбается, будто у ней и проблем-забот никогда не бывает; конюх Федор - здоровый мужик, кулачищи огромные ("Лучше с ним в споры не ввязываться", - подумал для себя Ванька); и служанка, или как по-культурному горничная, Глаша - молодая девчонка, немногим старше Ивана, девка глупая, но исполнительная и расторопная, перебралась недавно в город из какой-то глухой деревни. Ну и правильно, чего ей в деревне-то делать: работы нет, все вокруг пьют, как говорится, никакой перспективы. Это Ваня новое звучное слово запомнил, так сказать, для самообразования полезно.

 

Работы было много. Здесь он стал помощником для всех: то Варваре воды натаскать, то Федору на конюшне помочь, вернее всю грязную работу за него сделать: конюшню почистить, сена лошадям принести да водой их напоить. Как Ванька появился, так Федор больше бездельничал, только почем зря жалование получал, а Ваня тут спину за троих горбатить должен, так еще и задарма - за ночлег да харчи. Больше всего нравилось Ивану Глаше помогать, или, как он называл ее про себя, Глашеньке. Очень она ему нравилась: высокая, пухленькая, щеки вечно красные, большие карие глаза. Не сказать, чтобы красавица, да девка ладная. Да и Ивану уже тринадцатый год пошел, возраст такой - на девок уж заглядываться положено. Вот только Глашка в нем кавалера не видела, как с мальцом обращалась. То по щеке потреплет, то по голове погладит, ну как с дитем малым. Уж очень мучился от этого Ваня, ночами не спал, все думал, как бы ее внимание привлечь. То цветок с соседской клумбы утащит и ей подарит, то скажет, мол, глаза у тебя, Глашенька, очень красивые. А она только улыбается да Ванюшей называет, а ведь его Ванюшей только мамка и называла, да и то, когда совсем еще сопливый был. Да Ванька про это уже почти и не помнил.

 

Вот так и работал Иван на Степана Илларионовича. Долго работал, пока оказия одна не случилась. А может и конфуз, черт его знает, как по грамотному сказать. Ну, в общем, произошел с мальцом неприятный случай. Значит, была у Степана Илларионовича дочка где-то Ванюшиных лет. Девка шустрая, рябая, глаза рыбьи. Уж очень нехороша собой была эта Сонька. Но сильно балованная. Да и красавицей себя почитала. Ну, это от того, что с самого рождения все вокруг твердили ей, что она самая что ни на есть настоящая раскрасавица. Вот она и поверила в это. Куда ж ей додуматься до того, что для родителей их дите прелестнее всех кажется. Сидела она как-то на крылечке, от скуки смотрела, как Иван двор метет. Это от того ей скучно, что сама никогда ничего не делала, а вот если бы по хозяйству помогать стала, так и скуки бы никогда не знала. Сидела, значит, так молодая барышня, долго сидела, все Ваньку глазами сверлила. Он от этого взгляда ежился. Уж больно нехороший этот взгляд был. Поглядывал на нее исподлобья, мало ли, может, надоест этак пялиться, да и пойдет себе. А Сонька эти гляделки по-своему растолковала.

 

- Что смотришь? Влюбился, что ли?

 

А сама от гордости нос дерет. Знамо, бабы они дуры, чуть что, так сразу влюбился.

 

- Нет. Не влюбился. Чего мне влюбляться? Вот еще! Делать мне больше нечего, - с раздражением бросил Ванька. А она все свое гнет:

 

- Конечно, влюбился! Знамо, в такую красавицу, как я, нельзя не влюбиться.

 

Засердился Ваня, возьми да брякни ей:

 

- Какая ж ты красавица! Рябая вся, глаза рыбьи. Ты что ж сама не видишь?

 

Выпалил со злости и шибко пожалел об этом. Сонька как разревется - весь двор сбежался. Все вокруг нее бегают, утешают, на обидчика ее зло смотрят. Федор его, сироту, за ухо схватил и к барину поволок. Степан Илларионович в своей Соне души не чаял. Единственная дочь как-никак. Разозлился на сироту, да бить не стал. И на том спасибочки.

 

- Ну, и что мне с вами, Иван, делать? Мы тебя приютили, кров и пропитание дали, а ты значит, так отплатил. Родную мою дочь оскорбил.

 

Сонька ведь, жалуясь отцу, всё переврала. Вот барин теперь и сердился. А Ваня уж теперь сам на себя сердился. Надо же, свое счастье упустил! Значит, теперь погонят взашей с хорошего сытного места, а куда идти-то, на улицу опять, что ли? Пришлось перед барышней сильно извиняться. А она еще и прощать не захотела. Подумал тогда барин да и говорит:

 

- В общем, Ваня, нельзя тебе у нас больше оставаться.

 

Но на улицу, добрая душа, не погнал. Написал письмо своему приятелю и отправил Ваню к новому хозяину в услужение.

 

- Жаль мне тебя, Иван. Парень ты работящий, такие моему приятелю нужны. Возьмет он тебя к себе на работу.

 

Новый хозяин долго письмо читал, а после Ваню долго рассматривал. Говорит:

 

- Ну что ж, мне работники всегда нужны. Будешь на стройке подсобным рабочим. Помогать строительной бригаде станешь. Ночевать будешь со всеми, в общем бараке. Питание как у всех. Даже небольшое жалование положу.

 

Новый барин, Сергей Николаевич, сильно не понравился Ивану. Длинный, тощий, злой какой-то, но очень серьезный человек. К такому и не подступишься. Для него все люди и не люди вовсе, смотрел он на Ваньку как на таракана какого-то. Это он так, оказалось, на всех смотрит. Хотя наш парень и этому рад был, все лучше, чем на улице. Да и осень уже на дворе, каждый день дожди и ветер, а тут как-никак в тепле ночевать. Хоть этот общий барак теплым назвать было нельзя.

 

Строительная бригада большая была, человек двадцать. Разные тут мужики были, но все рослые, крепкие. Таких недомерков, как Иван, здесь больше не было. Питание было скудным, но три раза в день. Да и лучше, чем в сиротинце. Хотя частенько ему Варварины пироги вспоминались. Хороша повариха была у прежнего барина. Работали на стройке с самого утра до позднего вечера. Работа была тяжелой: кирпичи носить, бетон мешать. В общем, подсобный рабочий всем в помощь. Работал Ваня наравне со всеми. Никто не смотрел, что малолеток. Нагружали работой по полной. Первые пару дней спину сильно крутило, а потом ничего - попривыкнул. Строили, вернее, перестраивали, для барина старый дом. Что-то сносили, что-то достраивали. В общем, оказалось, что работа временная, на период стройки. А там, куда дальше податься Ванька и не знал. Решил, что заработанные деньги тратить не будет, копить будет. А когда строительство окончится, они ему сильно пригодятся.

 

Тяжко трудился Иван на стройке, а по ночам, трясясь от холода в темном бараке, вспоминал Глашеньку. Только мысли про нее душу и согревали. Мечталось Ивану часто, что разбогатеет он, станет настоящим завидным кавалером. Тогда Глашенька посмотрит на него совсем по-другому, не как на сорванца малолетнего, а с восхищением. И заберет Ваня ее с собой, да и будут они как в сказке жить-поживать да добра наживать. Вот только как разбогатеть Ваня еще пока не знал. На стройке-то много не заработаешь, но мечтать не переставал. Каждую ночь этак лежал на твердой дощатой постели и думу думал, как бы денег раздобыть. Да побольше. Хотя на все, о чем Ваньке мечталось, за всю жизнь не заработать. Хотелось всего и сразу: и дом большой и красивый, и конюшню свою, да чтоб лошадей там много было, да все породные, как на ярмарке продаются. И чтобы больше работать не пришлось, пусть слуги за него работают. Так в мечтах ночь и пролетала. Ванька и подумать не мог, что близка уж к исполнению его мечта о богатстве, да не о простом богатстве, а об огромадном, таком, какое себе даже представить невозможно. Волшебном. Это раньше-то Иван в волшебство да разную чудасию не верил, потому как не сталкивался, да и подумать не мог, что когда-нибудь столкнется. Вот, стало быть, время пришло начать в сказки верить.

 

Дело было так. Подрядили Ваньку мусор из погреба вынести. Так сказать, подготовить помещение для отделочных работ. Стал он, значит, возиться в дальнем углу. Какие-то железки наваленные там перебирать. Вдруг, видит, а там лаз под землю есть. Небольшой лаз, взрослому не просунуться, а вот такому пацану, как Ванька - в самый раз. Полез туда. Интересно же! Что там такое? Может, клад какой припрятан, ведь просто так такие подземные тайники не делают. Вылез в какое-то помещение, похожее на подвал. Стал, выпрямился во весь рост. Темно здесь было, не видно ничего. Но хорошо, Иван керосиновую лампу с собой прихватить догадался. Зажег ее и обомлел от этакой жути. Прямо перед ним на деревянной скамье мертвец сидел. Усохший весь. Что-то навроде мумии. Это Ванька в газете читал про выставку, привезенные экспонаты из Египта. Там и про этих мумий расписано было. Даже с фотографическими снимками. Вот и этот мертвец сидел совсем как живой. Борода длинная до пупа, седая вся. Волосы длинные. Сам высохший весь. Страшно сделалось Ванюше, да не кричать же. Все равно на подмогу никто не придет. В лаз подземный протиснуться не смогут. Решил получше комору осмотреть, вдруг здесь чего интересное припрятано. Больше ничего интересного тут так и не нашлось. Думал Ваня уже обратно лезть, как усмотрел у усопшего интересную вещицу на шее. Медальон какой-то. Красивая была вещица. "Может дорого стоит" - подумал Ванька. Мертвяку-то она уже поди и не нужна. А ему деньги пригодились бы. К тому же, это ведь не у живого добро отнимать. Мертвец догнать да поколотить за отнятое не сможет. Эх, знал бы тогда, как он ошибался! Так ни в жизни ничего с мертвого не взял бы. Сунул медальон себе за пазуху, все равно как следует при таком свете не рассмотришь, и полез обратно. Выбрался Иван наружу. Да нет, чтобы пойти и всем про свою находку рассказать, а он взял, да вход в страшную комнату фанерой прикрыл, да еще и землей присыпал. Мало ли, может еще понадобится чего в жуткой комнате.

 

Вышел на свет и стал диковинку рассматривать. Да и не заметил, как сзади барин подошел.

 

- Чего это у тебя?- спросил Сергей Николаевич и выхватил вещицу. Покрутил в руках так и этак. «Эх, сейчас отберет честно найденное, а вещица та поди больших денег стоит». Как же, отдаст теперь жадный барин такое богатство. Держи карман шире! Ан нет! Повертел в руках Сергей Николаевич медальон, да и отдал обратно. Сказал, что железка и ценности в ней никакой нет. Просто красиво разноцветными стеклышками украшена. "Вот так богатство!" - ахнул Ванька. И так жаль ему себя стало. Он-то в мечтах уже вырученные за медальон деньги тратить начал. Делать нечего, надел себе эту безделушку на шею. Не выбрасывать же, красивая все-таки. И пошел дальше мусор из погреба выносить.

 

Час близился к обеду. «Эх, - подумалось Ивану, вот бы сейчас на обед не баланды постной дали, а борща, да пожирней, понаваристей. Как же! Дождешься от них такой вкуснятины. Барин, Сергей Николаевич, уж больно жаден до денег, не станет тратиться на кормежку для простых рабочих». Думал так, пока в столовую шел. А там, чудеса да и только, на столах для всей бригады и взаправду борщ в мисках стоял. Наваристый, жирный, со сметанкой. Уплетал Ваня за обе щеки и диву давался, бывает же такое. Да не только он дивился. Мужики-строители тоже поверить не могли. Они-то подолее Ваньки у барина работают, а так сытно и вкусно их еще никогда не потчевали. На этом чудеса не закончились, а только начались. Так пошла жизнь у Вани волшебная, можно сказать сказочная.

 

После обеда подумалось, вот бы сейчас на бочек да поспать после тяжелой работы. Умаялся ведь кирпичи таскать да спину гнуть. И тут, как по мановению волшебной палочки, хозяин всем рабочим и ему, Ивану, отгул на полдня дал (строительный камень вовремя не подвезли). Вот и отпустил всех Сергей Николаевич, хотя раньше за ним такого не водилось. "Неужто и впрямь чудеса бывают!" - подумал Ванька. Может, это он своими мыслями этакие чары притягивает. Глупости, конечно, но если б это было так, то каких дел наворотить можно! Настала бы тогда для него, сироты, не жизнь, а мед самый настоящий. Замечтался так и не заметил, как мысль сама по себе к Глашеньке потянулась. Подумалось, как бы славно все устроилось. Вот пришла бы она к нему, к Ваньке, да и в чувствах своих к нему призналась бы. И вот точно, пришла-таки. Ну не прямо сразу, а на следующий день. Прямо на стройку пришла. Не испугалась, такая вот храбрая. Стоит Иван, смотрит на Глашку и глазам своим не верит, а она ему улыбается, узелок подает.

 

- Я тебе, Ваня, пироги принесла. Варвара напекла сегодня. Вот подумала, что ты обрадуешься, уж очень ты жаден до Вариных пирогов.

 

- Спасибо, Глаша. А ты как здесь?

 

И все в счастье свое поверить Ванька не может. Вот бы сейчас сказала, что жить без него не может, так сильно его полюбила. И вправду сказала. Да еще и в щеку поцеловала. Так горячим ее дыханием обдало, что парня в жар бросило.

 

- Пора мне уже, Ванюша. Я к тебе еще как-нибудь зайду.

 

И ушла. А он так и остался стоять с узелком в руках, в свое счастье не веря. Даже про пироги забыл. А ведь у Варварины пироги такие, что слюной изойдешься, до того вкусные.

 

Выходило, что есть чудеса на свете. А ведь все началось с того, как он медальон на шею надел. Значит, ошибся хитроумный барин, когда сказал, что вещица недрагоценная. Она даже лучше, чем драгоценная. Медальон-то волшебным оказался. Так началась у Вани совсем другая, сказочная, жизнь. Чего не пожелаешь, все исполняется. Правда, пока и сам не знал, что бы ему пожелать, чтоб его жизнь из тяжелой стала легкой и беззаботной. Так из озорства всякие глупости загадывал. То хотел, чтоб у барина штаны разорвались самым непотребным образом, ну надо же его, жадюгу, проучить, чтобы на чужом горбу не наживался. То загадывал, чтоб он в карты у рабочей бригады завсегда выигрывал. Ну и выигрывал семнадцать раз подряд. Весело же! Ведь на желания играли. Вот и погонял он мужиков- строителей, то кренделей ему покупали, то петухом кричали потешно. Но скоро им надоело мальцу постоянно проигрывать и решили они больше в карты с Ванькой не играть. В общем, дни пролетали весело, беззаботно. Ведь работать теперь не приходилось, за него всю работу другие выполняли. А он только знай себе, потешался над ними.

 

Все хорошо было, да только Ваня ночей страшиться начал. Повадился к мальцу по ночам во снах мертвец приходить. Тот самый, из потаенной комнаты. Приходит, значит, он к Ваньке, тянет к нему свои костлявые руки и ругается, требует медальон обратно. Жуть да и только. Ну не отдавать же обратно волшебную вещь, ведь дядьке этому мертвому она уже без надобности. Ну, зачем покойнику чудеса? А ему, Ване, они так очень пригодятся. Значит, рассудил так, то, что мертвец к нему во сне прицепился - это не страшно. Пусть себе ходит. Это ж не наяву. Рассудить-то он так рассудил, да вот только теперь спать боялся. Ночи напролет ворочался, стараясь не заснуть. Все со сном боролся, да без толку. Все одно к утру засыпал, а там во сне он, страшный покойник. Все за горло ухватить пытается, медальон хочет забрать. И каждую ночь сны все страшнее становятся. Просыпается весь в холодном поту, а потом нащупает заветный амулет на груди да и успокоится. Мол, сон это только. Хотя так продолжаться долго не может. Сколько так человек протянет без хорошего сна-то? Вот так и Ванька несколько ночей не поспал толком, уставший такой был, что глаза сами по себе закрываются. А там во сне он, жуткий мертвец: "Отдай медальон! А не то хуже будет". За горло Ивана схватил и душить начал. Проснулся Ванька от своего же крика. Дышать тяжело, шея болит. Вокруг мужики посбегались на подмогу и пристают с расспросами:

 

- Что случилось? Кто обидел?

 

Стыдно было перед строителями сознаваться, что сна напугался. Вот Ваня и сказал, что, мол, крысы здесь, а он их разогнать пытался. Только не поверили мужики, ведь на Ванькиной шее следы от чьих-то пальцев остались.

 

Так значит, выходит, что сны это не ерунда вовсе. Не просто видение. А значит, и угрозы мертвеца не пустые. Получалось, как ни крути, а волшебную вещицу вернуть придется. Жалко, конечно, чудес, но жизнь-то поди дороже будет. Надо было только чудесами в последний раз воспользоваться. Да с толком, чтоб жизнь свою горемычную устроить, а уж потом можно и наведаться в потайную комору и волшебный медальон вернуть. Вот только что бы такого пожелать? Зажмурился и сказал:

 

- Хочу стать очень богатым человеком. Чтобы жить и ни в чем себе не отказывать.

 

Долго тянуть с возвратом не стал. Желание ведь загадал, значит, исполнится скоро. Только подождать немножко надо.

 

Полез в подвал, освободил проход в тайное помещение. Зашел туда. Страшно, конечно, было. Вдруг покойник встанет и как во сне душить надумает. Но вернуть вещицу нужно было. Причем незамедлительно. Мертвец ничего, не встал и на него, на Ваньку, не накинулся. Вернул сирота медальон на прежнее место и скорее на воздух.

 

Этой ночью Иван наконец-то спал спокойно. Никакие мертвецы не душили, никто не угрожал, не преследовал. Прошло так несколько дней, а заветное желание все не исполнялось. А вдруг и не исполнится? Неужто все напрасно было? Только смирился Иван с жизнью своей тяжелой, беспросветной, как вдруг приезжает на стройку человек. Солидный, серьезный на вид господин. И к Ваньке. Оказалось, что нотариус.

 

- Вы Иван Тихонович?

 

- Да, - ответил Ваня, а у самого поджилки трясутся. Ничего же плохого не сделал. Чего к нему цепляются? А может, сделал да запамятовал? Очень нехорошие воспоминания у Ивана про нотариусов остались. Это еще после смерти родителей, когда в сиротинец забирали.

 

- Давно вас, Иван Тихонович, разыскиваем. Вы теперь очень богатый человек.

 

И рассказал Ваньке всю историю, совсем невероятную, можно сказать, волшебную. Хотя волшебствам наш парень уже и не удивлялся. Много он их повидал за последние дни. Оказалось, что у Вани тетка есть. Да непростая тетка, а первейшая богачка. И не в каком-нибудь захудалом городишке, а в самой столице. Тетка являлась дальней родственницей, потому про нее Иван и не слыхивал. Маменьке троюродной сестрой доводилась. Вот узнала она про бедного сироту и захотела к себе забрать на воспитание. Своих-то деток у нее не было. Разыскивала, разыскивала да и нашла Зинаида Прокофьевна своего племянничка. Вот теперь, значит, прислала за ним человека, чтобы привез он горемычного в саму столицу и лично в руки тетке передал. Вот оно, богатство, о котором мечталось. Даже лучше! Не просто куча денег, а самая настоящая семья с любящей мамкой. Зинаида Прокофьевна и вправду Ваньке мать заменила. Уж очень полюбился ей сорванец. Души в нем не чаяла, да по-всякому баловала. Материнской-то ласки никакие богатства не заменят. Это-то и есть настоящее сокровище. Вот так, самым неожиданным и волшебным образом, устроилась Ванина жизнь.