И снова с вами репортёр О, Феникс! М-да… При таком псевдониме да причудах письма непросто даётся мне сносный авторский

рейтинг, и вот рискую им, поскольку торчу на тротуаре как дурак, ожидая неизвестно какую сенсацию. Я бы глянул на неё и уж тогда

начал онлайн-репортаж, но информатор сказал: прежде запечатли декорации, в которых сенсация зарождается. Он предложил и

заголовок, утверждая, что тот соответствует. Опять-таки вилы по воде… Почему я всё принял? Информатор особый!

 

Ну, вижу наш город, который сами знаете как облупленный и с тусклой неопределённостью расцветок. Жестяной поток, фырчащий

мимо меня, продирается сквозь смог, однако не стопорится, так как односторонка непрерывна, машины уходят на другие направления

по съездам направо-налево, а безмашинный люд пользуется надземными переползами, где тянет себя тросами, перекинутыми через

блоки. Многие ползуны прицепили к себе алюминиевые кастрюльки, а проезжающие звякают туда медяшки, если не хотят получить

оттуда камешки. Небо, как всегда, залеплено серой ватой. Поскольку вокруг ни листочка, ни травинки, можно подумать, что это не

начало осени, а конец всего.

 

Подкатывает машина, за рулём которой мой умник. Приглашающий жест. Сажусь и брякаю по старой памяти:

 

– Привет, Дурик! – тут замечаю на заднем сиденье ещё одного из наших давних. – О, привет, Лирик!

 

– Привет, Носик! – получаю дружное.

 

– Объясни читателям прозвища, – говорит Дурик. – А мы, Лирик, смотрим хвост. – И рулит на съезд, не забыв удовлетворить

кастрюльку.

 

Наша пацанья четвёрка была мушкетёрской. Затем Портос и Арамис оказались Физиком и Лириком, что не обязательно, по-моему,

разъяснять. А предводитель наш Атос увлёкся психологией, конкретно хотел стать психиатром, вот и стал у нас Дуриком. Д’Артаньян…

Всеядное любопытство наметило мой путь в репортёры, где можно зарабатывать, суя свой нос куда ни попадя.

 

О, куда мы приехали! Тупиковую улицу замыкает растопыренная пятиэтажка. Можно обойти слева или справа, и есть секретный ход

по центру, нам известный.

 

Мы уже за домом, на пустыре, где наша четвёрка обитала, пока не рассыпалась по безлифтовым шестиэтажкам, верхние квартирки

которых даются, через работу, молодым. С тех пор у каждого пошли свои важные дела, нужные знакомства. Но по случаю – да,

созвон… От костерка, что на пустыре, на нас надвинулся Физик и сгрёб. Мы, опомнившись, тоже переобнимались.

 

– Давненько, давненько, – слышится растроганное бормотание.

 

Не думали мушкетёры, что когда-нибудь появятся здесь в таком виде! На Атосе белый халат, в руке бумаги, а из кармана

выглядывает ребристая рукоятка пистолета. Синий комбинезон Портоса топорщится кармашками-невыпадашками, оттуда торчат

инструменты, в том числе непонятного назначения. Арамис в полосатой пижаме, рукава безумно длинные. Д’Артаньян будто рок-

музыкант, бегающий пальцами по синтезатору, который висит на ленте, перекинутой через шею (ну, про себя-то могу точно сказать,

это у меня так прилажен сетеграф).

 

– Прикрытие! – командует Атос.

 

Портос раздаёт бутылочки пива, и вот мы столь же естественны здесь, как живописный мусор.

 

– У сенсации преамбула, – говорит Дурик. – Надеюсь, хватит времени на неё, ведь хвоста не было, не сразу нас найдут… Явился ко

мне спонсор театра. Там угроза катастрофы, пропадёт и его вклад ради рекламы. Проблема психики драматурга. Рекомендован я,

видный специалист. Если не против, из поликлиники направят сюда. Мои беспокойство и дорогое время, конечно, компенсируются…

На столе появилась пачка купюр, без конверта валюта особенно соблазнительна. Спонсор ещё сказал, хорошо бы больного подержать

здесь, а то житейская ситуация нервозная… Дело такое, не я проявлю нестандартное внимание, так кто-то ещё. А мне пора тачку на

сервис, а там известно как…

 

Опасливо смотрит на нас.

 

– Ну, куда без такого, – сглаживает Физик. – У нас деньги на науку куда-то деваются, так мы зарабатываем на неё чёрт-те чем.

Сейчас заканчиваем лазер для борделя. Высвечивать голограммы голых бл...й. Из ихнего каталога. Кстати, я прихватил его. В

смысле, лазер. Ты же сказал, хорошо бы компактный лазер.

 

– И в редакции делают заказуху, когда рекламы мало, – добавляю я секрет Полишинеля.

 

– А знакомые артисты, – приоткрывает закулисье Лирик, – ездят бесплатно веселить, чтобы их не кошмарили.

 

– В общем, – продолжает Дурик, – сказал ему, сделаю что возможно. И вот у меня сам пациент. Ужас, это Лирик! Я приветлив, но

сдержанно, дело такое. В направлении – мания величия, неприятие критики, бредовая иллюзия. О-хо-хо… С этими творческими

личностями многое зависит от нюансов, а с ними возиться и возиться. Впрочем, я знаю Лирика базового, а новое можно глянуть моей

экспресс-диагностикой. Глянул. Хм... Теперь ты, Лирик, излагай свой театральный сюжет. Без лишнего в этом случае стеснения!

 

– Поэту не прожить сейчас на публикации, вот и стал я работать с театром. Да, пользуюсь там признанием. Всяческим. С одной

актрисой серьёзно завязалось. Её родители фанаты балета. Назвали её Жизель. Если по-свойски, Жизь. Стал я подумывать о семье.

Вдруг неопределённость! С одной стороны, ещё плюс мне. По линии ООН решили выделить какие-то там психостандарты творчества,

из драматургов почему-то наметили меня. С другой стороны, упал доход. Зрителей отпугивает активный критик, раньше хвалил меня,

теперь ругает. По совпадению, спонсор взял тайм-аут из-за своих проблем. Надо мне выждать! И вот сидели я и Жизь в кафе. На

рестораны, которые она любит, у меня уже…

 

Лирик замолкает, явно не в своей тарелке… Бормочет… Буду излагать его речь понятнее.

 

Жизь смотрела задумчиво на голубой коктейль, увенчанный пластилистиком и натуральным кружком апельсина. Молвила, что

спонсор, у которого тоже напряг с деньгами, всё же ведёт её в ресторан, да не какой-нибудь, а на Грошовском шоссе. Медленно

допила, быстро ушла. Стала избегать Лирика… Он, в контуженном одиночестве забившись в дикий угол, думал обжигающее: надо

было не потакать суетным устремлениям. И вдруг ощутил: можно с помощью высокой светлой силы убрать повредившее Жизь,

добавить хорошее. Но прежде продумать, как должны соединяться свободные концы нитей, чтобы не получалась фантасмагория. Он

же мастер логичных взаимосвязей! И стал драматург творить мистический сценарий с выходом в реал. А тут позвонил врач

поликлиники: просьба явиться, не забыв письмо ООН, пора фиксировать психостандарт. Лирику не хотелось отвлекаться, но ведь

затея ООН касается не только его, здесь и престиж страны.

 

Доктор встретил непривычно радушно, благодарил за уделённое время, поскольку очень важно это, эталон обозначить. “Сейчас

быстренько первичку, и на психотесты. Делаю звоночек, чтобы дали провожатого”. Пока хвалил давление, любовался языком, лез в

горло, запихивал бумаги в пакет, – подоспел хмурый детина, в руке которого пакет как-то съёжился. "Скорая" привезла к глухим

воротам с надписью от руки "Центропсих". Психологи шутят! Охранник, однако, серьёзный, с автоматом и прищуром. Окна здания

зарешечены даже выше первого этажа – видимо, ценное оборудование. Детина велел переодеться в ихнее и повёл по длинному

коридору, отпирая отсеки поездным ключом. Запустил в кабинет, хозяин которого глянул через амбразуры черепаховых очков, окатив

энергией танка. Боже, это же Дурик!.. Наверное, так надо, приветливо-официально. Предложенное кресло, вроде бы лёгкое,

оказалось несдвигаемо. Разговорчик тоже странный.

 

– В связи с успехами драматурга где лучше поставить прижизненный памятник? Как лучше наказать плевателя?

 

И здесь особый юмор.

 

– Лучше деньгами мне. Плевки бесплатный пиар.

 

Шутник скакнул – и молоточком! Заметно ли, как тот блестит? Заметно. Молоточек вспух и как жахнет по башке! А хозяин уже за

столом, успокоился и пишет-хмычет.

 

– Хм, вот как... Хм, надо же... Хм, энергия танка. Это уж, знаете ли...

 

Вот гад, в голове копался непонятно как и сколько! Про Жизь узнал или нет?

 

Гад схватил бумаги, в другой руке оказался... пистолет, который указал на дверь. Вагонные замки в обратном порядке. Оружие

исчезло с виду, но топорщило карман и мешало формулировать вопросы. Дурик сам заговорил. Дико извиняется, но шоковая

диагностика быстро показала, что к чему. Ну, есть безуминка в меру творца. И незамутнённая годами наивность. Письмо, якобы из

ООН, действительно было. Конечно, сплыло. Нетрудно догадаться, что лажа о психическом расстройстве и денежный провал идут от

богатого соперника. Но это меркнет на фоне проекта Лирика! Дурик и сам поможет, а без помощи уже никак, и нашим остальным

позвонил. И Лирик всё ему простил… На выходе дёрнулись автомат и бровь охранника. Танковый взгляд ему – уф, выпустил, но

запищал рацией. Но танкист уже дал по газам.

 

– Как думаешь, – спрашивает Дурик у Физика, – в принципе проект возможен?

 

– Есть среди наших мнение о волевом воздействии на материю. Что частица, откликаясь на ожидания, возникнет из волны, появится в

двух местах сразу, а молекулы воды застынут определённым узором. Но вот живые существа…

 

– Про них есть в мифах и легендах, – вступает Лирик, – а те отражают жизнь. Правда, с Галатей не очень получилось. До оживления

увешана шикарным, приняла за главное. Со временем стала капризничать, поднимала язык и руку, а Пигмалион слабинку дал. Но

сейчас-то низменное будет с твёрдостью отвергаться! Ещё разница. Галатея, гомункулы, големы изначально рукотворны, а в нашем

случае этот этап не нужен, изменять существующее легче. Замечено, что растение реагирует на чувства. Тем более должно

реагировать на них, даже невидимые-неслышимые, существо, которое гораздо совершеннее. А если воздействие усилено той

любовью, что пронизывает мироздание?

 

– Хм, – заключает Дурик. – Загадочность мозга тому не противоречит. Я уже сказал о своём интересе. Физик и Носик в игре?

 

Дуэт о поддержке друга. По-отдельности добавляем, что эксперименты интересены любыми результатами, что читатель в любом

случае не пожалеет, с моими ребятами точно не соскучишься.

 

– Атас! – кричит Дурик и быстро выкладывает от костерка дорожку из бумаг и валюты.

 

Срываемся. От угла пятиэтажки бегут к огню неприметные личности. От другого – внушительные с таким же оружием.

 

По бокам от нашей машины оставлены навороченный внедорожник и скромный «Жигуль», у которого возможен реактивный

двигатель.

 

– Смотрим хвосты, – озадачивает всех Дурик и выжимает газ.

 

Серый город темнеет, однако не становится тише, наоборот, ведь сегодня ночь гнева. Впереди на тротуаре сердитые тётки лязгают

кастрюлями, понемногу захватывая и дорогу.

 

– Нам на руку, те между собой разбираются, а потом непросто будет отследить нас в этом бедламе, – говорит Дурик и тут же

возражает себе, глянув в зеркало. – Как бы не так!

 

Позади громила-внедорожник отжимает субтильного “Жигуля”, тот изворачивается, и вместе они явно держатся за нами. Но другие

цвета!

 

– Типы, нагрянувшие на пустырь, прилепили нам маячки, – смекает Физик. – Эти так и нашли.

 

Мы проскочили грохочущих тёток, а преследователи пополнили ударные инструменты дикого оркестра.

 

Против чего только не протестует город! Светокраска на плакатах подсказывает, здесь бездомные и бездельные, много вкалывающие

и мало получающие, униженные чиновником и оскорблённые на дороге, недокормленные и недолюбленные, фирменно надутые и

вульгарно ограбленные, брошенные с детьми и брошенные детьми, зелёные от овощной химии и голубые от нового контрацептива...

Полиция в свирепом облачении изготовилась против всех, кто не спрятался и тем виноват.

 

– Город главный пациент Дурика, – шучу с перепугу по-чёрному. – Вот анализы.

 

С визгом, в крутом вираже минуем омерзительную кучищу отходов и плакат "Нюхайте сами за эти деньги".

 

– Лихо! – восхищён Физик.

 

– Психотехника, – поясняет Дурик. – И очень не хотелось туда.

 

А преследователи, обалдевшие от тёток, глубоко втыкаются носами, исполняя плакатный наказ. Непросто будет выбраться… Листаем

мрачные кварталы, искрящие напряжением. Притормаживаем… Нет, об этом позже. Надо миновать воздушных стрелков. Надземные

переползы заняты злыми колясочниками, которые кидают камешки, плюя на подачки.

 

Всё, сравнительно тихая окраина. Бросаем машину – так, что не видна. Бегом, бегом! На финише переходим на замедленный шаг,

цепочкой и за руки, впереди Лирик как свой здесь, а последним я, чтобы свободной рукой вести для вас репортаж. Обычное для

окраины дело, не зная место да в темноте можно повредиться среди ржавого железа, расщепленных досок и прочего.

 

– Вот здесь расчистил пятачок, – говорит Лирик. – У меня тут любимый камень появился. Нащупайте себе тоже, пристраивайтесь.

Мне не так много осталось.

 

Пока суть да дело, мы с вами, уважаемые читатели, вернёмся к притормаживанию, которое я упоминал. Точнее, была краткая

остановка. Там рядом два въезда, прикрытые свисающими резиновыми лентами. За эти ленты отправились маячки, которые были

прилеплены к нашей машине. Инструментами Физика мы быстро сняли таблички возле въездов. На одной “Робот обдерёт и покрасит

розово”, на второй “Автолабиринт, оплата на выезде по фактическому времени”. Для преследователей моё откровение бесполезно,

они уже там. А затем им искать иголку в сене. Но что такое?..

 

– Эй, Шекспир сраный! Ну, неплохо твоя дворовая шпана провернула, чекистов и братков друг на друга, ещё ловушки. А меня там не

было! А куда прячешься, на всякий случай отслежено. Я с братками. Ты проиграл! Выводи её, разойдёмся миром.

 

– Ей-ё?.. Её тут нет!

 

– Ну да, ну да… Сбежала, сука! Чем опять приманил? Чем перебил мои деньги в психушке?.. Ну, не хочешь миром…

 

Включены фары. Но свет поверху. Значит, мы ниже бандюков. Однако кое-что в дуреломе видно. Тени двинулись на нас, ойкая и

матюгаясь. Слышен приказ не стрелять пока, чтобы тёлку не зацепить. Физик выхватил из кармашка цилиндрик, тот вытягивается

длиннющей световой шпагой, которая укалывает землю перед наступающими (а, чтобы не повредить им глаза). Тени замирают и

съёживаются. Значит, залегли бандиты. Эх, опять идут, прикрывая глаза ладонями.

 

– Моя дистанция, – говорит Дурик и палит. – Они в броне! Вот куда надо. Так, так, так, так! Всё, долго будут спать.

 

Смотрим на Лирика, замершего над мысленным сценарием, и шепчем пожелания. Пусть будет порядочной. Доброй. Красивой. Да, да,

обязательно красивой! Нервные тучи начали урывками показывать звёзды.

 

– Это ожоги от земных свар и страданий, – слышим Лирика.

 

Физик вскидывается, чтобы перечить, как встарь. Остановлен поднятой ладонью Дурика. Вдали стоны города и сполохи пожаров.

Близко пугающие всхрапы. Показалось, что тени шевельнулись. Увы, идут…

 

– Ты ш-ш-то, – шипит Физик, – хорошее загнал, а сюда ослиную мочу?

 

– Хм. Бандиты, значит, пьяные или под наркотой, это мешает, у нас-то не бывает. Сейчас я ещё. Хм. Кончились дозы.

 

Мимо нас летят на тени тапочки. Лирик задумчиво шевелит большим пальцем в продранном носке. Говорим, не отвлекайся. Говорит,

если не делать идеал… Мы ему: не надо, скучновато будет, лучше в реале улучшать, и дожить бы до него. Ну, тогда всё, теперь

ждать.

 

– У шпаны ничего серьёзного! Берём без риска голыми руками и рвём.

 

Четыре мушкетёра плечом к плечу. Портос встречает кулачищами. Атос пальцами в болевые точки. Арамис рукавами по ушам.

Д’Артаньян ногами куда придётся. Всем есть чем ответить на матюги.

 

Небо кричит громом. Бросает сгусток света. Он потрясает нас и растекается. Золотистое марево растворяет кладбище кораблей, где

мы, оказывается, были. Идёт дальше, дальше, убирая лишнее. Журчит вода, заполняя тосковавшее по ней русло, устремляясь туда, к

возрождённому шпилю Северного речного. Брызгаемся, смеёмся. Но мы не ихтиандры, поднимаемся на берег. Плеск рыб, шелест

листвы, пение птиц, ароматы трав. И это хорошо. Чего не скажешь о бандитах, которые залегли в траве. Впрочем, оружия не заметно,

вид ошеломлённый. Вот, руки вверх… Голубое, зелёное, поднялся оранжевый диск. Тихое: “Как тот коктейль”.

 

Пора мне раскрыть: возле костерка на пустыре Дурик, показав условный знак “секретно”, сказал, что и сам писал только “Жизь”, и в

репортаже надо так, поскольку Лирик, ощутив контакт с великой силой, которая расположена к хорошему, правильно решил

отказаться от, по сути, женщины по заказу и сосредоточиться вместе с той силой на улучшении созвучного, которое до поры не надо

нам обозначать, потому что точно не дадут сделать грошовские и прочие, кому на Руси жить хорошо и так.

 

Мы идём в город, уже не мальчики, но ещё мушкетёры. Какая она, новая Жизнь? Будем стараться, чтобы была красивой.