В июльское воскресенье я ездила к тебе на могилу. День был очень хороший – солнечный, но не жаркий. Высоко на небе незаметно формировались и исчезали маленькие облака.

Возле сельской церкви шло отпевание – гроб с покойником стоял у крыльца, и вокруг толпилось много женщин в черных платках.

Стараясь не глядеть, я прошла мимо; миновала небольшой садик, и вошла на кладбище. Оно оказалось совсем пустым. Около входа на маленькой поляне под тополем стая галок копалась в сухой листве, оставшейся от прошлой осени.

Я села на лавочку возле могилы.

В церкви начали звонить – видимо, к службе. Звон колокола, очень тихий, потому что я была довольно далеко – долетал до меня. Сзади скрипела сломанная во время грозы почти пополам и упавшая на ограды нескольких могил береза, которую я запомнила с первой минуты, как оказалась на этом погосте. Несколько ее веток каждую весну упорно зеленели...

Уединенность сельского кладбища, находящегося в березовой роще, как будто отгораживала от всего остального мира. Ничего не существовало, кроме сонного шума листвы, казавшегося вечным, и редких облаков - то закрывавших, то открывавших солнце. Высокие легкие облака, неизмеримо далекие от земной печали - играли друг с другом, как младенцы. Так хорошо было...

Я думала о тебе. Твой живой образ уводил меня все дальше в глубины памяти. Под монотонный шум ветра я позабылась, почти заснула, созерцая то время. Проходившая по дорожке женщина спугнула меня, вернув в реальность.

Я вспомнила слова Блока:

 

«Блаженный, вечный дух унес твое мученье,

Блажен утративший создание любви!»