А Волчье Все дрожат, когда подступает смерть. Окропляют окна святой водой, Закрывают ставни, шепча во тьме: – Как опасен зверь под большой луной. И они твердят: – У него в крови будто дьявол сам запалил костры. А в душе – полсотни голодных львиц, ожидая плоть, норовят загрызть. И они соцветия белены Да полынь-траву по углам кладут. Но в слепую ночь колдовской луны я замки снимаю, устав от пут. И приходит он, издавая рык, но скулит не волчья в глазах тоска. Я по шерсти глажу, а "Моби Дик" в темноте скрывает немой оскал. Мне самой бы зверем на звёзды выть. И в груди – потерь голосящий хор. Сиротлив мой дом, и заметны швы. Пусть войдёт хоть кто-нибудь! – ангел, чёрт или волк, который убить готов. Сорван голос вновь – перешёл на хрип. Тишина острее стальных клыков, но ещё страшней – пустота внутри. Я всего лишь жертва, а он – палач. Эта связь фатальная – на беду. Но за шаткой гранью добра и зла – безысходность двух одиноких душ. -------------------------------------- -------------------------------------- Б Поэт и толпа Толпа восхищалась стихами поэта, Кидала под ноги счастливцу букеты, Венчала лавровым венком, А он, на пришедших с вершины взирая, Стоял, увлечённо словами играя, Сплетая их в строки легко. Достойных соперников свергнув в финале, Он был восхитительно феноменален – Себе самому Божество. Потоками фраз, непонятных и зыбких, Толпу вдохновенно качал он, как в зыбке, Но слушал себя одного. Чтоб страсти людей по нему не остыли, Он брезговал точками и запятыми, И рифму в верлибре топил. На мир низвергался сознанья потоком, Метафорой ум поражая, как током, И славу пригоршнями пил… Следя за толпой, я стояла в сторонке – Казались восторги забавой ребёнка, А, впрочем, игра, – не порок, И радость людей не должна омрачиться. Но я, как обычно отправлюсь лечиться Бессмертностью пушкинских строк. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
