Тигран Тимофеевич, холостяк тридцати семи лет от роду, больше всего на свете боялся умереть. И оттого – не жил совершенно. Он только и делал, что боялся – почти всего, так или иначе угрожающего жизни, здоровью и вообще хорошему самочувствию.

Боялся летать самолётом; не бывал в других странах и городах.

Боялся женщин, судя обо всех по своей матери, перед которой до последнего её дня трепетал и ходил по струнке; никогда не заводил романов, не был женат.

Боялся похмелья – и не пил в компаниях, каждый раз удирал с корпоративов.

Боялся заболеть всеми болезнями мира.

Так и не завёл тайно желаемую с детства собаку, потому что – блохи и грязь, вероятные укусы, и тогда – целых сорок уколов от бешенства, и выгуливать каждый день два раза, а ну как у тебя грипп и высокая температура, а выводить на уличный зимний мороз надо непременно, тогда что?! Пневмония! Ничуть не меньше! Это, конечно же, было недопустимо.

Панически боялся даже сосулек ранней весной, когда они подтаивали и могли внезапно упасть на голову. А ещё – поскользнуться и сломать руку или ногу.

Холодящее чувство страха ни на день не покидало несчастное тело Тиграна Тимофеевича, отзываясь то дрожью в коленках, то шипами в сердце, то прищепками в животе. Оно было, конечно, крайне неприятно, но до того естественно, что другого существования, где не было бы этого чувства, Тигран Тимофеевич себе просто не представлял. Приходилось подстраиваться и жить «потихонечку», как любила когда-то говаривать его ныне почившая бабушка: работать в пыльном бухгалтерском отделе, потому что надо где-то работать. Кроме вылазок в свою родную бухгалтерию да за едой – никуда не отлучаться из дома. Друзей – ни по работе, ни вне её – у нашего героя не было.

Единственным собеседником Тиграна Тимофеевича случался сосед Степан, во время столкновений на лестничной клетке неизменно спрашивавший про всякие глупости, вроде:

– Что, Тиграш, всё один да один? Когда уже, наконец, женишься?

Или:

– Тимофеич, здорово! Мож, по пивку, а?

Тимофеич мотал головой, сопел, сморкался в платок и, прихватив Степана за пуговицу, развивал беседу:

– Мне, соседушка, такое на пользу не пойдёт. Потому что пиво что? Похмелье. А похмелье что? Неприятность. А я считаю, что избегать нужно всяческих неприятностей, так как, по теории эволюции, если бы у первобытного человека не сформировался механизм постоянного избегания неприятных ощущений, то человеческий вид – равно как и любой другой живой организм на Земле – не выжил бы. Не сохранился! А пал бы под натиском всяческих неурядиц, которых люди имели бы глупость не избегать…

Тигран Тимофеевич страстно любил эту теорию, исчерпывающе объясняя ею сам себя. Он прочитал её когда-то давно в одной умной книге. Сосед слушал, округлял глаза, разводил руками, спорил. Переспорить не удавалось. Иной раз любитель эволюционных теорий так расходился, что соседушке приходилось силой вырываться из цепких пальцев Тиграши и бочком протискиваться в собственную дверь. Ретироваться приходилось именно так, потому что если бы злополучная дверь оказалась хоть на секунду открыта настежь, то раззадоренный Тигран ринулся бы за ним в квартиру, объясняя дальше. До тех пор, пока несведущий сосед не уразумеет всех доводов и не согласится с единственно верной теорией. А как же иначе просвещать серость?!

По вине Тиграна Тимофеевича и узкой щели в двери соседушка уже лишился трёх пуговиц. Однако даже эти катастрофические потери не смогли отучить словоохотливого Степана от шуточек в адрес Тиграши. И соседская рубашка, как-то раз предательски втянутая перед самым носом наивного Тиграна Тимофеевича в щель между дверью и дверным косяком, не навела его на мысль, что пора бы перестать так настойчиво обращать соседа в свою веру.

Из-за равной непонятливости обоих подобная сцена при любом подходящем случае повторялась, протекая почти без изменений сценария.

Иной раз, правда, соседу удавалось улизнуть мирно, отговорившись делами. В таких случаях Тигран Тимофеевич обычно ещё некоторое время стоял у закрытой двери, мысленно излагая теперь уже воображаемому собеседнику всё недосказанное, и при этом сладко думал: «Ну, это ничего… Зато вот в следующий раз… Скажу ему: так-то и так-то! Скажу: вот ещё как! Или нет, лучше вот как!.. Да, именно! Куда уж яснее! Поймёт он у меня, поймё-от, обязательно!..»

И только тогда, успокоенный собственными мыслями, он поворачивался к глазку в своей железной двери, отпирал тройной замок (вооружённые налёты непредсказуемы!) и весь день ходил смутно-удовлетворённый, при этом – заинтригованный весьма вероятной возможностью новой встречи, по определению таящейся в соседстве.

Так проходили годы. Ничего не менялось, оставшаяся от мамы герань цвела на подоконнике каждое лето (по счастью, Тигран не боялся не ядовитых для человека растений).

Всё шло своим чередом.

 

В одно морозное январское утро Тигран Тимофеевич вышел в соседний магазин за хлебом и услышал тонкое поскуливание. Судя по звуку, это была однозначно собака. С собаками он был ближе всего знаком по передаче «Записки натуралиста». Бешенство, которым как дважды два четыре могло заразить это животное, по мнению Тиграна, было распространено повсеместно. Однако по жалобному, призывающему писку ему показалось, что это была какая-то не бешеная собака, а даже наоборот, очень миролюбивая. И ей, кажется, было больно.

Жалостливый от природы бухгалтер покрутил головой, ища источник звука, и перебежал дорогу.

Под синим забором, пятый год оберегающим двухгодичную по плану стройку, шевелился рыжеватый комок. Тигран, оглядываясь на пустынную в ранний час улицу, боком подкрался поближе. Собака смотрела огромными карими полными непролившихся слёз глазами и скулила не переставая. Передняя левая лапа безнадёжно застряла в открытой с двух сторон консервной банке. Виднелась кровь.

Настоящая кровь! У Тиграна Тимофеевича потемнело в глазах. Он пошатнулся, однако упасть себе не дал, ухватившись рукой за забор. Когда он открыл глаза, то увидел, что собака смотрит ему прямо в лицо, пытаясь разгадать намерения странного неустойчивого человека и рассказать ему свою боль. А вдруг – поможет?!

Так внимательно на него ещё никто не смотрел! Так многого от него ещё никогда не просил ни один взгляд! Ни мама, ни начальник, ни тем более обходившие его стороной коллеги не обращались к нему с просьбами – только раздавали указания, спрашивали, иногда укоряли в чём-нибудь незначительном… Но всё это никогда не было так по-настоящему, так искренне! Бросить это живое существо на произвол судьбы он отныне не мог.

Позвать кого-то на помощь? Но на улице никого… Позвонить в ветлечебницу? Но сейчас выходной, да он и не знает ни одного телефона…

И тут наш герой понял с совершенной отчётливостью, что если кто-то и сможет помочь ей, этой собаке, этому бедному страдающему созданию, так это он, Тигран Тимофеевич. Ведь именно он знает почти в совершенстве травматологию и многое из хирургии. Он как никто другой знает, как лечиться от всего на свете, и у него дома есть огромная аптечка, сложенная в несколько обувных коробок, где находятся литры мазей, километры бинтов!

Но это дома… Не принесёшь же всю свою аптечку сюда! Да и начинать лечение в таких антисанитарных условиях – смерти подобно! Надо любым способом доставить собаку к себе домой. Иначе ей не помочь. Но как?! Не голыми руками же!

От необычности поставленной задачи мозг Тиграна Тимофеевича заработал на удивление чётко, как будто его только что смазали и прочистили шестерёнки. Поводка у него не было, клетки-переноски или, скажем, садовой тележки – тоже. Но кажется, всё-таки есть один подходящий способ… И Тигран Тимофеевич, спохватившись, побежал домой своей привычной пугливой рысцой, выбирая кратчайшую дорогу.

Над его головой висели сосульки, но он не замечал их. Какое-то новое, благородное чувство полностью владело им. Два раза поскользнулся, но не упал! В первый – сердце вмиг подёрнулось инеем и ухнуло под рёбра вниз. Но перед глазами стояло умоляющее выражение рыжей морды, и испугу не был дан зелёный свет. Во второй раз – дебоширящее в грудной клетке от долгого бега сердце даже не успело ёкнуть.

Из дому он захватил, торопливо выпотрошив на пол весь шкаф, подходящую старую простыню, изношенную, но без дырок (для герметичности). На пол перед уходом постелил, не пожалев, ещё одну.

Таким же путём Тигран Тимофеевич вернулся к синему забору. Животное было всё ещё там. При появлении человека оно доверчиво потянулось к нему остренькой мордой…

Завёрнутую в белое собаку уносили дрожащие от непривычного веса руки, а она сидела смирно, понимая, и только оглядывалась по сторонам…

Неловко отперев свою дверь одной рукой, бухгалтер аккуратно переложил собаку на вторую простыню. Она даже лапами не дёрнула от истощения (пока человек её нёс, не мог не заметить, что псинка худая – одни рёбра!). Поспешно запер за собой дверь. Выбрал самые толстые свои кожаные перчатки, облачился в них (в передаче про собаководство он видел, как толстые фуфайки предохраняют от укусов). Очень, очень осторожно вынул лапу из банки. Покривившись, двумя пальцами взял ржавую окровавленную железяку. Далеко отставив руку, донёс до мусорного ведра. Ну а теперь – в бой!

Несмотря на огромный багаж знаний, ему никогда в жизни не приходилось никого лечить. Тигран боготворил и боялся врачей, а теперь фактически стал врачом сам! При одной этой мысли Тигран Тимофеевич почувствовал себя вдруг как-то странно: будто бы он на невиданной доселе высоте – скажем, покорил Эверест – и оттого теперь стал гордым и сильным. Воодушевлённый этими ощущениями, он энергично принялся за дело. Снял перчатки, вымыл руки и перво-наперво принёс в мисочке кипячёную воду, чтобы промыть рану. Потом порылся в аптечке, разложил все необходимые медикаменты на крышке аптечно-обувной коробки, заранее открутил колпачки у пузырьков и тюбиков. Облачил руки снова. С важным видом хирурга натянул поверх кожаных новенькие хозяйственные резиновые перчатки, тщательно простерилизовал их медицинским девяностопятипроцентным спиртом из большого коричневого флакона (знай о таких запасах соседушка, мигом согласился бы с эволюционной теорией и напросился бы в гости) и приступил к осмотру больной.

– Та-ак, перелома вроде бы нет; это хорошо, очень хорошо… Ай, какой сильный порез! Разве так можно? – забывшись, втолковывал Тигран Тимофеевич собаке. Та слушала, не сводя глаз с лица человека.

Лапа была осторожно промыта, затем в ход пошёл раствор йода.

Во время медицинских манипуляций Тигран опасливо поглядывал на свою пациентку и одной рукой гладил её по всем правилам, какие вынес из какой-то телепередачи: вдоль, а не против шерсти (кажется, это справедливо скорее для кошек, но на всякий случай не повредит!). За это время он успел рассмотреть, что на рыжей шкуре проступают не слишком заметные полоски. Собака была полу-породистая и свой боксёрский окрас унаследовала тоже наполовину.

Боль она переносила стойко и мудро, не делая попыток укусить и лишь изредка поскуливая. Бухгалтер гладил ей спину и широкий лоб, приговаривая:

– Смотри ты какая у меня смелая… Полосатая вся какая… Прямо тигрица… Тигра… Тигрочка… Тиграша…

Рана была наконец простерилизована. Бухгалтер без страха наклонялся к собаке, чтобы лучше видеть оперируемый участок. О том, что собаки кусаются не только за руки, а вообще (например, за нос или шею), Тигран Тимофеевич в пылу лечения забыл.

– Та-ак, бинт, где же бинт? Не наготовил по растерянности! Сейчас найдём…

Для повторных поисков в аптечке нашему герою пришлось снять уже запачканные перчатки.

– А-а, вот и… Ой-ёй-ёй!.. Испортили насекомые!

В связи с невостребованностью залежалых аптечных запасов упаковка бинта оказалась вся в мелких дырочках и ещё более мелком конфетти из прогрызенного целлофана. Несмотря на все старания, муравьёв извести из дома так и не удалось. Тигран Тимофеевич тогда прочитал, что из всех насекомых от муравьёв меньше всего шансов подхватить какую-нибудь заразу, так как они состоят наполовину из муравьиного спирта, и на этом, тяжко вздохнув, прекратил попытки борьбы с ними.

Итак, бинт нестерилен! Пользоваться таким при медицинских процедурах на открытых поверхностях ни в коем случае нельзя! Но где же взять другой? Сейчас семь часов, ближайшая аптека одна и откроется только в десять; где найти более раннюю – Тигран Тимофеевич, к сожалению, не знал… Три часа без асептики для такой раны – непозволительный срок! Что же делать?..

И тут он вспомнил о соседушке. Не побоявшись шума и недовольства, позвонил в дверь квартиры напротив.

В глазок выглянула Анька, полнеющая с каждым годом деревенская жена Степана. С Тиграном она не здоровалась, за глаза называя его не иначе как «каплуном». Увидев за дверью соседа, живущего от них за стеной, но живущего так тихо, словно квартира пустовала, она сильно удивилась.

– Стёпы нет дома! Он у родни в Саратове! – отозвалась она.

– Нет-нет, мне… я бы… как это сказать… не к нему. Мне нужно именно… вас. А кстати, доброго вам утра!

– Меня?.. – рассеянно переспросила соседка. – А зачем?..

– Да я… мне бы… бинт, стерильный. Представляете, муравьи поели упаковку! Не могу же я… заражение крови будет…

– Хоспаде, у кого заражение? – ошалела Анька.

– У Тиграши…

– А?.. – прищурила глаза Анька.

– То есть… нет-нет, вы всё неправильно поняли! Не у меня, слава богу, у собаки…

– Какой собаки? У вас нет собаки! – всё сильнее подозревая странного соседа в умопомешательстве, раздельно проговорила Анька.

– Ну то есть как это нет… То есть да, вчера ещё не было… А сегодня у меня уже… есть. То… только сегодня. Бинт. Одну штучку, пожалуйста. Я верну, куплю, отдам вам обязательно!

– А, ну так это… Бинт… Так бы сразу и сказали… – Анька, шлёпая домашними тапочками, удалилась в глубь квартиры за бинтом, принесла, выдала через щель, не снимая цепочки с двери:

– Нате вам!

– Я верну… Спасибо!

– Будьте здоровы! – насмешливо пожелала она. Звякнула цепочка. Дверь в непонятную чужую жизнь закрылась.

Радуясь счастливому приобретению, бухгалтер отмотал кусок бинта, отрезал, сложил вдвое, разрезал с одного конца вдоль, чтобы удобнее было завязать, намазал антисептической мазью посередине.

Наконец-то повязка была наложена, опасность для собачьего здоровья и жизни благополучно устранена.

Сделав всё, что только он мог сейчас сделать, до крайности взбудораженный и утомлённый необычайными переживаниями, Тигран Тимофеевич буквально упал на диван – «отдохнуть минутку», да так и заснул на спине.

Приоткрыл глаза… Перед самым его носом, подрагивая, дышал собачий мокрый пупырчатый нос. Пока он спал, доковыляла и легла ему на грудь благодарная собака и уснула тоже.

Перво-наперво Тиграна Тимофеевича как из ведра окатило неописуемым леденящим ужасом. Теперь он весь, весь в микробах, в грязи от лап, в собачьей рыжей шерсти!.. Любимый семилетней давности свитер придётся вычёсывать неделю! Мамин старый ковёр и диван – выбивать и мыть специальным средством! Сколько катастроф сразу!!! Какое ужасное существо эта собака!.. И зачем он только её пожалел!.. Каким же глупым и недальновидным поступком было притащить её домой!

Но пошевелиться он боялся ещё больше. Он не знал, как ведут себя собаки, если их разбудить. И полагал, что – кусаются. Так и лежал, затаив дыхание, изнемогая от назойливо роящихся в голове кошмаров и незначительной тяжести собачьего тела.

Но тревожные мысли, вопреки своему обыкновению, почему-то стали быстро рассеиваться и постепенно одна за другой исчезали из головы…

…И тут вдруг такое тепло на секунду охватило Тиграна, что отступил вечный холод и вечный страх. И так легко сделалось на сердце – ни одного шипчика!.. И так приятно в животе – ни одной прищепки!..

На его груди лежала собака. Настоящая, живая собака, почти совсем такая же, как та, что в его замечательных мечтах детства множество раз виляла ему хвостом и клала на коленки тяжёлую голову…

Тигран Тимофеевич, впервые за многие свои одинокие годы, почувствовал что-то новое, непривычное… Это была трогательная, жалостливая нежность, пробившаяся зелёным росточком сквозь лёд вечных испугов и надуманных ужасов. И, единожды пробившись, этот росточек, в отличие от многострадального Тиграна Тимофеевича, не собирался просто так умирать.

Тигран медленно протянул руку и впервые без перчатки, осторожно, еле дотрагиваясь, погладил свою неожиданную гостью…

Псинка открыла глаза и догадалась спрыгнуть на пол.

Пока Тигран Тимофеевич принимал вертикальное положение, она шагнула к нему и несколько раз лизнула руку. Бухгалтер сел и немного погладил её ещё. Это было удивительно приятно.

Тут он заметил, что собака в ошейнике и на нём что-то написано. «Ага, значит, она чья-то! Тут написано: Лайза… Это, наверно, её хозяйка. Какое странно имя… Так, ещё – какие-то цифры… Кажется, телефонный номер! Наверно, это номер владельцев собаки. Надо позвонить и сказать, что они могут её у меня забрать!» – рассудил Тигран.

Он уже успел махнуть рукой на свитер и ковёр («Пусть ходит пока, потом разом вытрушу!»), однако по крепкой привычке вымыл руки, переписал цифры на бумажку и пошёл в прихожую, где стоял телефон.

Тигран Тимофеевич всякий раз испытывал страх, звоня по телефону: никогда не известно, кто ответит и что он скажет тебе. Однако в этот раз он набрал номер, почти не задумываясь об этом.

– Алло! – откликнулся мужской голос (хотя бухгалтер ожидал услышать женский).

– З… здравствуйте. Мне нужна, кажется, Лайза.

– Лайза? Таких тут нет. Вы ошиблись номером.

– Нет, ну как же ошибся! – торопливо заговорил Тигран. – Номер точно должен быть правильный… Я списал его с ошейника на собаке…

– Подождите… С ошейника? Вы что, нашли нашу собаку?

– Да, я нашёл собаку… Рыжая, с полосками, карие глаза. Но её хозяйка – Лайза.

Голос в трубке засмеялся.

– Да нет, вы всё перепутали! Лайза – это кличка собаки, поэтому она и написана на ошейнике. Она потерялась в первую же неделю…

– Да-да, точно, теперь я всё понял… Я могу… должен вам её вернуть.

– Вернуть? – Голос в трубке помолчал. – Э-э-э… Вы знаете, мы уже думали, она не найдётся. Дочка так плакала, что нам пришлось взять другого щенка… Сейчас она играет с ним… Даже не знаю… Забрать Лайзу обратно нам уже некуда: однокомнатная квартира, сами понимаете… двух собак в доме мы позволить себе не можем… Хотя она, конечно же, псинка славная… О чёрт! Ну не в приют же её теперь отдавать…

В сердце Тиграна Тимофеевича сверкнула отчаянная надежда.

– Э… это ничего страшного. Вы знаете, я могу оставить вашу… бывшую собаку у себя.

– Она привязалась к вам?

– Кажется, да… Она лижет мне руки… Правда, это негигиенично, но я их мою потом… Ничего страшного…

– Это она умеет, – улыбнулся голос в трубке. – Тогда можете считать, что она ваша. Я вам её дарю! Рад, что не придётся сдавать в приют… Она вас полюбит!

– Это точно… Я думаю, что… полюбит… – рассеянно повторил Тигран странное, непривычное для него слово.

– Спасибо, что нашли. И спасибо, что согласились оставить. Да, вы раньше держали собак?

– Нет, никогда… Но я смотрел передачи… могу приобрести книги…

– Что ж… Пока главное: кормите три раза, когда подрастёт – можно будет два. У нас ела кашу, суп, если на мясном бульоне… Только не давайте сырых костей! Утром и вечером выгуливайте, лучше на поводке, пока маленькая, а то опять убежит. Если что – она стерилизована, так что проблем со щенками не будет… Вы не пожалеете о вашем решении! – неожиданно тепло заключил незнакомец. – У меня, сколько себя помню, почти всё время жили собаки. Собака в доме – это, знаете ли… Конечно, шерсть и всё такое… Но… Подойдёт так к тебе, положит морду на колено и так понимающе в глаза посмотрит, что ну вот всё-превсё ей в этот момент прощаешь… Гм! Всего вам наилучшего! Лайзе привет! Если будут затруднения – звоните, номер знаете, помогу советом.

– Да, конечно… Спасибо… Спасибо…

Тигран Тимофеевич положил трубку и в растерянности ещё целую минуту сидел неподвижно. Он не мог поверить: только что он принял необдуманное решение оставить собаку у себя!

Он стоял, вспоминая весь разговор, свои неожиданные ответы и неуверенно-обрадованную интонацию, с которой они были произнесены.

«Это ничего страшного. Вы знаете, я могу оставить вашу… бывшую собаку у себя». Неужели это пять минут назад говорил он?.. Неужели теперь его жизнь изменится и в ней появится ещё одно живое существо – странное, непонятное, тёплое живое существо – собака…

«Это ничего страшного». Вот как он сказал. А ведь и правда, что тут страшного?.. Скорее даже это… захватывающе и… интересно!

В бешено колотящемся сердце Тиграна Тимофеевича просыпались новые, неведомые чувства.

Имя Лайза показалось бухгалтеру вычурным и довольно неприятно звучащим. Его собака была не такой. Он решил оставить ей случайно придуманное во время лечения лапы «храброе» имя – Тигрица. А по-простому – Тиграша.

Зоомагазин был поблизости, искать не пришлось. Тигран Тимофеевич в тот же день купил поводок и новый ошейник. Неловко надел на привычную, даже обрадовавшуюся этому собаку. Прошёлся с ней метров двадцать около дома.

По возвращении с прогулки поставил на пол старую тарелку с щербатым краем, поделился вчерашним супом. Себе сделал бутербродов (всё-таки не забыл купить хлеба на обратном пути из зоомагазина!), запивал их чаем и при этом весело болтал с чавкающей Тиграшей. Настроение у него было как никогда приподнятое.

Позавтракав, отправился в книжный и накупил пособий по уходу за собаками. Целое воскресенье поглощал их содержимое – даже забыл пообедать, хотя старался никогда не пропускать приёмов пищи из-за опасности развития гастрита. Завёл тетрадь, которую заполнял выписками касательно собачьей психологии и методов дрессировки.

Сосед Степан с высоты своего этажа с изумлением наблюдал, как по утрам Тигран Тимофеевич изменившейся, уверенной походкой сопровождает бегущую на поводке впереди рыжую худую псинку. Подозвал жену. Усмехнувшись, кивнул в окно:

– Посмотри на нашего соседа!

– Гляди-ка, и вправду завёл собаку Тигран! – качнула головой Анька, впервые называя нашего героя по имени…

Ко вторнику Тигран Тимофеевич осмелился расширить границы прогулок с Тиграшей до парка, по счастью, расположенного всего в одном квартале от дома. Там со своими хозяевами гуляли другие собаки. Животные играли друг с другом, хозяева разбивались на группки и беседовали о чём-то своём… Раньше Тигран Тимофеевич, идя на работу, часто видел эту картину, задерживался на ней взглядом, но каждый раз обходил парк стороной… Теперь он не без волнения, но и не без восторга пересёк проём, имеющийся в ограде вместо калитки, и пошёл прямиком по главной аллее. Вот, мол, я теперь собаковод тоже, а то как вы думали!

Не успели они пройти и десяти шагов, как на рыжую Тиграшу дружелюбно залаяла маленькая, сплошь лохматая собачка в розовом кобинезончике. Тиграша завиляла хвостом и ответила ей коротким лаем. Лохматая собачка понеслась по аллее, Тиграша рванулась с поводка.

– Ой, ну что же вы её держите, пускай с моей Лёлечкой поиграют! – обратился к Тиграну Тимофеевичу переливчатый женский голос.

Тигран обернулся. Владелицей голоса оказалась дама средних лет в толстой вязаной шапке и зелёном пальто.

Женщины обычно не начинали разговор с нашим бухгалтером первыми, впрочем, и он с ними – тоже. Несмотря на мигом вспыхнувшую неловкость, ему захотелось что-нибудь ответить. Ответ получился комом, как первый блин:

– Да я её не… она… просто… в общем, убежит. Убегала… уже…

– Ой, да что вы говорите?! Убегала?! – внезапно разволновалась дама в вязаной шапке.

– Да! Вот только не от меня, а… ко мне. – Тигран рассеянно улыбнулся даме.

– Ой, как интересно! Расскажите же мне! А то я вас и правда раньше здесь никогда не видела…

Они пошли рядом по аллее. Собачка в комбинезоне крутилась под ногами и заглядывала в лицо хозяйке. Тигран всё время то отставал, то выскакивал вперёд собеседницы, при этом сбивчиво и горячо рассказывал.

Она охала и ахала, сопереживая рассказу, и продолжила тему:

– Ах, моя Лёлечка тоже однажды убежала, на несколько часов всего, правда… Я чуть с ума не сошла тогда! Она же у меня породистая, родословную имеет, до четвёртого колена, понимаете?! А по улицам каких только бродяг нет!.. Бедная моя девочка… Я вся испереживалась… Но, слава богу, всё обошлось… Я её специально с документами брала, чтоб водить на выставки, красавицу мою, и чтобы щеночки были чистокровные – продавать в хорошие руки… Левхен – очень редкая в России порода, в нашем городе достойного жениха найти трудно… Я по Интернету нашла замечательный клуб. Московский! Мою Лёлечку высоко оценили, были рады знакомству, а к жениху приглашали в Москву. Но я отказалась – туда самолётом лететь, а я так боюсь этих самолётов, жуть просто! Никогда не сяду ни в один… ни за что!!!

– Правда боитесь?! И я… тоже, – краснея до самых ушей, робко ответил Тигран.

 

Теперь Тигран каждый вечер торопился домой с работы, брал Тиграшу и шёл в парк. Его собеседница в зелёном пальто, Любовь Ильинична, обычно к тому времени уже была там. Тиграша и Лёлечка подружились, а их хозяева нашли множество интересных тем для разговоров и кроме самолётов…

Так благодаря собаке тесный мирок, окружавший нашего героя, разросся ещё на одного человека…