— Слава, ты Челси не видела? — спросила мама.

— Не видела... — я вспомнила, что действительно сегодня не видела Челси.

Челси — это наша кошка. Она лысая. Совсем без волос, порода такая — донской сфинкс. А Слава — это я. Мне одиннадцать лет, весной стукнет двенадцать.

Обычно Челси сидит на печке, там теплее. Но на улице похолодало, и утром папа протопил ещё раз, перед тем как уехал на работу. А у нас с сестрой каникулы, нам хорошо!

Но где же Челси? Печь горячая, на ней не усидишь. Будем искать!

— Кис-кис! — я пошла по дому, заглядывая в каждый угол.

Тишина... Странно... А, знаю! Нужно её выманить! Я достала кошкину миску и нарочно громко насыпала в неё корм. Челси всегда прибегала на этот дробный стук даже из самого дальнего закоулка дома. Но не сейчас. Зато появился Джексон, как обычно, вальяжно, лениво, чуть ли не волоча пузо по полу. Отъелся за зиму! Джексон — это кот. Обычный, волосатый, чёрный с белым. Папа привёз его из другого города. Котёнок залез на колесо папиной машины и орал хриплым голосом на всю улицу. Не орал бы — вполне мог оказаться раздавленным.

Папа взял его за шкирку. Худющий!

— Мышей ловить будешь? — строго спросил папа.

— Мяу! — пообещал Джексон.

— Тогда поехали!

Мышей он и вправду ловил хорошо, когда подрос. А Джексоном его назвали, потому что у него белые лапки, как носочки. Но эта история вовсе не про него.

— Лика, где Челси?

Сразу оторвать старшую сестру от компьютера не получилось.

— Да спит, наверное, где-то, — отмахнулась та, — что ещё зимой в доме делать?

— Нет её нигде! Я везде смотрела...

— Ладно. Пойдём искать.

Теперь мы уже вдвоём заглядывали в шкафы, на полки, рылись в вещах, даже переворошили корзину с грязным бельём.

— Челси! Челси! — звали мы, не переставая.

Да что ж это такое? Куда могла деться эта несносная кошка?

— Не нашли? — мамино лицо выдавало озабоченность. — Ну не пошла же она гулять! Ага! Зимой, по лёгкому морозцу, купаясь в сугробах. Голая. Давайте искать...

День не прошёл впустую. Теперь уже втроём мы снова и снова открывали те же дверцы, рылись в тех же вещах. Только напрасно...

Короткий зимний день быстро закончил своё существование. Холодное неласковое солнце лениво закатилось за горизонт. На улице потеплело, вечером можно не топить печку, хватит тепла от бойлера. Приехал папа.

— Ты Челси не видел? — бросилась к нему мама, как только он вошёл.

— Видел. Вон она, на черёмухе сидит, крокодилов ловит.

Лицо мамы на секунду озарилось надеждой, которая тут же сменилась тревогой.

— Дурак! Я серьёзно!

— Тогда не задавай дурацких вопросов. Я только вошёл, где бы я её увидел? На улице? Конечно! Лысая кошка вышла зимой прогуляться!

Весь вечер тревога незримо царила в нашем доме. Уж по которому разу мы все вчетвером безуспешно обследовали все возможные и невозможные места. Папа даже оторвал обшивку потолка и пытался что-то там разглядеть с помощью фонарика, стоя на стремянке.

— Может она на улицу случайно выскочила? — мама подняла на папу мокрые глаза.

Папа только покачал головой. Челси была нашей любимицей. Она появилась в доме два года назад совершенно случайно. Её нам отдали. На самом деле по документам её зовут Чудесницей. Она даже какая-то там чемпионка. Но хозяева не могли с ней справиться. Как сдурела — говорили. Из милого зверька превратилась в свирепого хищника. В общем, мама практически перехватила кошку по дороге на усыпление. Привезли её в пластиковом контейнере, обмотанном одеялом, но, несмотря на принятые меры предосторожности, Челси как-то умудрилась разодрать папе руку.

Неделю кошка с яростью бросалась на любой появившийся в её поле зрения предмет. Кормили её чуть ли не с палки, как тигров в зоопарке. Постепенно Челси немного успокоилась и даже стала давать себя гладить. Но в любой момент могла вдруг вцепиться когтями в палец. И всегда свирепела, если кто-то пытался взять её на руки. А на ощупь была какая-то липкая и неприятная.

Что-то тут не так — подумала мама, а она ветеринар. И действительно! Оказалось, что у кошки были паразиты в печени. Представляю, как у неё всё болело! Особенно, когда кто-то пытался взять её под живот.

Месяц лечения — и нашу Челси стало не узнать! Кожа стала гладкой, шелковистой, приятной. А кошку словно подменили! Нет теперь добрее и ласковее существа. Она как собачка! Придёшь домой, она тут как тут! Чуть ли не хвостом виляет. Особенно полюбила папу. Только сядет чай пить — колени оккупированы. И ластится, трётся шекой о папин колючий подбородок.

А со мной полюбила спать. Залезет под одеяло такая живая горячая печка и урчит, как соседский мотоцикл. Кажется, на улице слышно.

И вот пропала... За ужином все сидели молча, а мама и вовсе не прикоснулась к еде.

— Может её собаки съели? — предположила мама, смахнув слезу.

— Так просто взяли и съели? А где следы борьбы? — резонно возразил практичный папа.

Собаки зимой ночуют в доме. Да и днём некоторые здесь же сидят. Мама говорит, что раз не приучили овчарок к уличному содержанию, то путь лучше дома будут. Папа отдал собакам недостроенную комнату на первом этаже. Там холодно, отопления ещё нет, но всё равно намного теплее, чем на улице. А некоторые и вовсе спят под кроватью у мамы с папой.

Обычно наши собаки и наши кошки прекрасно уживаются. Джексон спит, свернувшись калачиком на спине у Сеньки — здоровенного матёрого кобеля, в пасти которого может поместиться целиком. Но был случай...

Однажды мы уехали, оставив нашу родоначальницу собачьей команды Весту в комнате. Каким-то образом туда умудрилась просочиться Челси. По возвращении нас ждала жуткая картина: всё в комнате перевёрнуто вверх дном, стены и мебель измазаны кровью. Мы обмерли: Челси!

Но кошка как ни в чём не бывало восседала на диванной подушке. Собака с поцарапанным носом пулей вылетела из комнаты. И это овчарка, которая без страха валит с ног здоровенного мужика в дрессировочном костюме!

— Нет, Веста не могла... — резюмировал папа.

— А Сеня? — мама сделала большие глаза. — Вспомни Мурку.

Мурка жила у нас пару лет назад, ещё до Челси. Однажды...

А я не знаю, что произошло. Я вернулась из школы, а Мурки нет. И мама с папой на мои вопросы не отвечали, а потом сказали, что кошка пропала. Но что-то здесь нечисто, печёнкой чую.

Но тайна так и осталась нераскрытой.

— Больше всего боюсь, что кто-то из собак, играя, прикусил сильнее положенного, и Челси ушла, спряталась в какую-нибудь дырку и там... — мама замолчала, глаза её снова наполнились слезами.

У меня тоже защипало в носу.

— Но куда бы она залезла, я же всё обыскал, — недоумевал папа.

— Может быть, выскочила по запарке на улицу?

— Тогда бы она орала как оглашенная, вы бы услышали.

— А если к соседям ушла? — предположила мама.

— К каким соседям? — возразил папа. — здесь же зимой, кроме нас, не живёт почти никто.

Это так. В нашем садоводстве зимой тихо и спокойно. Почти у всех летние домики, и только папа и ещё несколько семей построили тёплые дома. До соседей далеко. На нашей улице зимуют только в трёх домах.

Мне снилась Челси. То она лежала, окровавленная, на полу, то задубевшая в сугробе. От жути я просыпалась.

— Челси! Челси! — голос мамы доносился с первого этажа. Это уже наяву.

Завтракали в тишине. Глаза мамы были опухшими и покрасневшими. Я, наверное, выглядела немногим лучше. Папа сидел мрачнее тучи. И только Лика на первый взгляд казалась обычной. Конечно, она же всегда была толстокожей!

Потом поиски продолжились. Была суббота, и папа не поехал на работу. Мы уже не звали, а молча заглядывали во все укромные уголки. По сотому разу. Я не особо старалась — боялась найти трупик Челси. Ночные кошмары всё ещё не выветрились из памяти.

Никто уже не сомневался, что нашей кошки нет в живых. Осталось только найти тушку и похоронить по-человечески. Или по-кошачьи, но как принято у людей. И ещё разгадать загадку. Прям детектив какой-то...

В обед папа пытал Сенечку.

— Кобель, иди сюда! — выволок он его из «собачьей» комнаты. — Где Челси? Отвечай! Что ты с ней сделал?

Кобеляка юлил перед папой, делал ушки «домиком», вилял хвостом и виновато пригибал голову. Выглядело это так, как будто он сознаётся. Но мы знали, что это не так. Когда папа повышает голос на наших собак, они готовы признаться в чём угодно. Даже в убийстве Кеннеди.

— Подозреваемый был допрошен, но не дал показаний, — резюмировал папа.

— Не ёрничай! — вздохнула мама.

День тянулся долго и тоскливо. Папа украдкой вытирал глаза рукавом, мама плакала не таясь, я тоже периодически всхлипывала, не осознавая ещё в полной мере, что нашей любимицы больше нет, её не вернуть. Капля надежды всё ещё теплилась в море отчаяния. А вдруг?

Я не пошла гулять, хотя собиралась покататься с горки, которую папа соорудил прямо посреди заснеженного огорода.

Неотвратимо пришёл ещё более тоскливый вечер. Мы уже не искали. Смирились. Днём папа снова лазил под потолком, потом спускался в подпол, рыскал вокруг дома, разгребая снег палкой. Мы устали. У меня осталось только одно желание — спать. Маме, похоже, предстояло пережить ещё одну бессонную ночь...

Почистив зубы и умывшись перед сном, я, спотыкаясь, шла в нашу с сестрой комнату на втором этаже. Вдруг мне почудился слабый писк из-под лестницы. Я замерла... Через секунду писк повторился. Сердце сжалось.

Под лестницей был встроенный шкаф для одежды, рядом обувные полки и прибитые к стене крючки со всякой рухлядью. Там висели моё старое пальто, из которого я давно выросла, папина летняя штормовка, которую он надевал последний раз года три назад, и ещё несколько древних вещей, про которые все давно забыли. Если всё это взять и выкинуть, то никто никогда не хватится. Сколько раз за последние сутки мы раздвигали эти вещи, сколько ходили мимо, выкрикивая кошкину кличку?

Писк повторился громче и отчётливей. Он точно шёл из этого увешанного ветошью угла. Я подошла... Прикрытый запылившейся курткой на одном из крючков висел рюкзак. Он всегда там висел, что в нём, я не знала, никогда не заглядывала. Теперь заглянула, расслабив не туго затянутую верёвку.

Внутри на каком-то древнерусском спальнике, который папа, наверное, носил в походы ещё когда не был знаком с мамой, свернувшись клубком, лежала Челси. Целая и невредимая! Она снова пискнула и, сладко потягиваясь, потянула ко мне «ручки». В рюкзаке было тепло и уютно, сама бы с удовольствием умостилась там на мягком, всё ещё пахнувшем походным дымом спальнике. Кошка радостно запрыгнула мне на плечо и, урча, принялась усиленно тереться щекой о моё ухо. Так мы и пришли в спальню, где мама отрешённо сидела перед потухшим экраном монитора и невидящим взглядом смотрела прямо перед собой.

— Мама!

Она медленно повернулась, но не сразу сфокусировала взгляд. И вдруг глаза её широко-широко раскрылись, она порывисто вскочила и буквально сдёрнула кошку с моего плеча.

— Челси! Челси! — может быть, мама и хотела произнести эту кличку громко, но голос её от волнения осип и выдавал только жалкий хрип.

Каким-то шестым чувством папа уловил радость мамы и через две ступеньки прискакал из кухни. Челси радостно потянула лапки в его сторону, заметно усилив «обороты» своего урчания. Она тоже соскучилась!

Потом мы все дружно пили чай, «виновница торжества» привычно восседала у папы на коленях, а он непривычно щедро кормил её кусочками сыра.

Минуло уже несколько лет с этого памятного случая, а Челси всё так же жива и здорова и по-прежнему радует всех нас своим урчанием и греет меня по ночам своим горячим, гладким и приятным на ощупь тельцем.