Пробился свет в немытое окошко, Хоть будний день, но некуда спешить. Старик от сна очухался немножко: «Заварим чай, и снова будем жить». На кухне бедно, впрочем, не убого, Не слишком сыт пенсионерский быт. Есть сахар, хлеб, заварка – слава Богу, И вкус сырка, похожий на грибы. Стоит на полке, на почетном месте, Помятая жестянка со слоном. Другой сказал бы – слишком много чести, Да только он не знает об одном. В пайке военном значилась заварка, На сутки – грамм, попробуй, растяни. И если не добудешь для приварка, То будешь пить соломинки одни. И вот однажды ночью, в сорок третьем, Пришел приказ: доставить «языка». Разведчики ушли, и на рассвете Нашли блиндаж по дыму костерка. Сработали ножами тихо, чисто: Троих в расход, четвертого – с собой. Доставить фрица вызвался плечистый И самый про призыву молодой. «Пошарив по сусекам», как обычно: «Берем что есть, посмотрим все потом», Закинули в мешки свои привычно Тушенку и жестянку со слоном. Таились на нейтралке в редколесье, Месили пыль как тесто на пирог. Осталось им всего-то метров двести, Как раз на заключительный рывок. Но пушки хищно вытянули шеи И начали прицельный арт обстрел. Мешки и фрица спрятали в траншею, Но сам сержант запрыгнуть не успел. Под осень, прикатив в автомобиле, Сумев прорвать заслон лечебных фей, Разведчики сержанта навестили, Вручив ему заслуженный трофей. Он думал, в тыл отправленный куда-то, Слона на банке тронув невзначай, Как больно будет мне без вас, ребята, Как сладок будет мне трофейный чай. И больше он войны не видел толком, Прошла она как хроника в кино, Оставив ногу, смятую осколком, Да памятную банку со слоном. А впрочем, он об этом не жалеет, Ведь жив сейчас, могли бы и убить. И бодро ковыляет по аллее, Чтоб чаю в магазине прикупить. Сегодня ждут и в школе, на беседе. Из всех своих заслуженных наград Надел старик как память о Победе И орден, и медаль за Сталинград. В проулке встретил двух нахально-резких, Один коснуться ордена посмел: «Давай, старик, снимай свои железки, Добавь мне, так сказать, на опохмел». Старик протер звезду платочком чистым, В ответ ему уверенно сказал: «А знаешь, ты такой же, как фашисты, Которых я три года убивал. С ножом, в чужом окопе сможешь разве, Где страшно и от крови горячо? Я бил врага без промедленья, насмерть, И смерть моя стояла за плечом». Подняв костыль как старую винтовку И начисто забыв про хромоту, Сержант погнал шпану за остановку И дальше, через речку, по мосту. В его глазах парадные колонны Сменились на разрушенный завод, Где сорок дней глухую оборону Держал его родной бессмертный взвод. Он шел тогда с винтовкою на танки – Героем для плакатов и картин. И после беспощадной контратаки Живым остался только он один. Шпана спешили скрыться у вокзала И думали: «Назад смотреть – не сметь!», Ведь им сейчас обоим показалось: Стоят плечом к плечу старик и Смерть. Исчезло наваждение больное, И снова май, и мирные дела, Не пахнет больше гарью и войною. Его домой соседка привела. Ворчит старик, подлеченный врачами, На память, изможденную войной. И снова отправляется за чаем, Укутав боль лекарства пеленой. Все вроде успокоилось, и только Покоя не давала мысль одна: Порой и мирный чай бывает горьким, Пока он жив – жива его война. /апрель, 2016 | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
