На вишню всё тише нисходят каскады дождя, и листья, дрожащие в струях усталого ливня, во влажной прохладце под хмурью небес серебрятся. И кошка брезгливо трясёт мокрой лапой, в осоку войдя, под лепеты водных пульсаций и гул водосливов. В ромашковый лес, где канавы по кромки полны шипучей водой, где неслышно и мягко, как тени, скользят пузыри по волне, по зеркальному дрипу. И капли в смятенье, буравя пространство, быстры и нежны, влекутся со всхлипами к аркам склонённых растений. К плетениям трав, словно дикие джунгли, густым… Но кошка в расстройстве – упругость стеблей попирая, громадной храминой, широкой, заросшей по цоколь, – сантехник Буслаев лежит на поляне в плену дремоты, и во-до-по-то-ки натуру его омывают. Щебечут ручьи на просторах могучей груди, струят по рукам, что грубей, чем курильские крабы. И ливень герою не страшен – спокойствие пашен разлито во храпе, он спит - до зари ты его не буди. И снится Аркаше пейзаж мирового масштаба. Там волны великих морей и течения рек закованы в трубы. А боги стальных оболочек - сантехники - статны… Клозеты чисты, и опрятны… “Нет, нынче до ночи никто не покормит. Бесчувственный век!”, - и кошка невнятно буслаеву маму порочит… Аркадий, суровый, как сфинкс в африканских песках, подобно пустынному стражу, к векам равнодушен, лелеет бугристую землю, за деву приемля… И скачет по лужам ворчливая кошка в голодных грустях - качаются стебли... Гроза над Семёнковым кружит. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
