Александр Костенко

 

«Последний бой подполковника Пустого»

 

Пяндж, таджикско-афганская граница, зима

 

– Переход будет реализовываться вами на участке 12 пограничной заставы 117-го Московского погранотряда между 22 и 23 километрами, в районе погранзнака номер ... В этом месте русло Пянджа делает крутой поворот и образует широкую отмель, защищённую с афганской стороны глубокой полосой густого кустарника. Товарищи офицеры, попрошу внимания на карту. Вот здесь – Пяндж. – указка проскользила по извилистой витиеватой голубой линии карты. – Левее вы видите инженерный рубеж государственной границы. Система, установленная на данном участке – «Гордина». – полковник Саботаж покосился на меня. – что это такое и с чем его «едят», в целях экономии времени, объяснять вам не стану. Если кому будет интересно – обращайтесь к Ростовой. Она вам всё популярно объяснит. Так вот. – Саботаж обвёл взглядом присутствующих...

 

Нас было пятеро. Никого из сидящих рядом со мной молодых офицеров я не знала. Все они были из других управлений. Но в их профессионализме сомневаться не приходилось. С первого взгляда было видно, что мне в команду Тарасов постарался подобрать лучших. Всё в их внешнем облике, несмотря на молодость, выдавало настоящих волкодавов. Спокойный взгляд стальных глаз, непринуждённые, казалось бы расслабленные позы. Не иначе, как на пикник мальчики собрались. С вином и девочками... А не к дьяволу в пасть.

 

– В 23.30 по местному времени наши специалисты по сигнализации и связи сделают вам проход. – продолжил инструктаж Саботаж, – Переправляться на ту сторону будете в три часа ночи. Примерно вот здесь, – указка дёрнулась и остановилась в излучине Пянджа. – в целях реализации легенды, на пятом участке N-ской погранзаставы произойдёт сработка сигнализационной системы с выездом на место тревожной группы. Естественно, в Книге Службы данное происшествие будет надлежащим образом зафиксировано. После форсирования Пянджа – 10 минут на оправку и переодевание. Сопредельный берег ко времени вашего перехода будет качественно зачищен. Далее, – указка прочертила по карте короткую линию, – Мазари-Шариф обходите слева, двигаетесь краем Куфабского ущелья. Вот это, – Саботаж ткнул указкой в коричневое пятно на карте, – двенадцатый квадрат. Он был тщательным образом проверен практически сразу после крушения лайнера ещё в 1992 году опергруппой Бондаря. Тогда обломков самолёта обнаружить не удалось. Ваша задача – поверить смежные квадраты. Вот фототаблицы, сделанные со спутника. Смотрим очень внимательно и запоминаем. Если, что кому непонятно, сразу спрашиваем. – Полковник раздал нам по листу бумаги формата А3, с черно-белыми изображениями местности. – как видите, самолёта нет и на этих снимках. Ростова, – Саботаж выразительно посмотрел в мою сторону, – поскольку мистику мы решительно отметаем, то обломки должны быть где-то в этом районе. Возможно при аварийной посадке «Тушка» въехала в какое-либо укрытие, каковыми может быть пещера, либо нагромождение скал, образовавших естественный козырёк над остатками фюзеляжа. Наконец, обломки могло со временем просто затянуть в песок. В общем, сориентируетесь на месте. На проведение операции – 10 дней...

 

Справа и слева громоздились силуэты чёрных гор, которые внезапно расступились и в глаза сразу резанул холодный свет широкой ленты реки, глубоким серебристым шрамом разрубившей дикие тёмные горы.

 

Я стряхнула с себя оцепенение. Гладкая и блестящая лента Пянджа, разветвляясь на множество рукавов, то там то сям нанесла широкие песчаные отмели, повсеместно заросшие густым низкорослым кустарником. Берега, насколько хватало глаз, были покрыты каменными россыпями и серыми завалами старого плавника. Среди которого, в полном беспорядке были навалены друг на друга не только крупные коряги, но даже целые бревна, со временем выгоревшие добела под беспощадным афганским солнцем. На первый взгляд, весь этот вполне мирный пейзаж чертовски смахивал на песчаные отмели Угры, где я так любила проводить летние жаркие дни. Но, как вскоре оказалось – только на первый взгляд…

 

Я осторожно ступила на каменную осыпь. Нога сразу глубоко увязла в тягучей смеси песка и щебня. Песок вперемежку с мелкой речной галькой с тихим шуршанием внезапно сдвинулся с места и устремился по склону. Не удержав равновесие, я упала на пятую точку и уже на ней стремительно поехала вниз. Движение оползня, увлекающего меня за собой продолжалось довольно долго и прекратилось лишь в нескольких метрах от среза воды, где мокрой чёрной стеной стоял колючий кустарник и высокая трава.

Ну, с богом! Решительно перевесив на грудь автомат, я храбро шагнула в ледяную воду. С трудом преодолевая холодное течение я начала медленно продвигаться вперёд. Уже через несколько метров уровень воды стал доходить мне до плеч. Я тут же почувствовала, как холодные воды Пянджа, мощным стальным обручем сковали всё тело, норовя сбить меня с ног и опрокинуть навзничь. С каждым шагом бурное течение становилось всё сильнее. Илистое, скользкое и неровное дно реки то проваливалось, заставляя меня погружаться по самую шею, то внезапно поднималось, и тогда вода едва доходила мне до колен. Намокший рюкзак нещадно натирал спину и тяжеленой гирей тянул вниз.

 

Трудно сказать, сколько времени я отчаянно боролась с ледяным течением, вязким илистым дном реки и обманчивым песком отмелей. Но, наконец, я почувствовала, что коварное течение Пянджа вдруг выпустило меня из своих объятий. Я поняла, что добралась до мелководья на противоположном берегу и из последних сил сделав несколько последних шагов, обессиленно повалилась на сухой песок, усыпанный мелкой галькой. Отдышавшись, я огляделась. Но кроме колючих кустов, застывших темными пятнами на светлом песке вокруг ничего не было видно. Тогда я подняла голову и посмотрела на небо. Того же серебристого цвета луна холодно поблёскивала среди чёрного, как смоль небосвода. Я попробовала подняться, но тут же почувствовала, что мои ботинки под завязку набиты мелкими камнями и мокрым песком. Быстро раздевшись догола, я подошла к срезу воды и тщательно прополоскала всю одежду, обувь и носки, которые отжав почти досуха, сложила в рюкзак. Достав из герметичного пластикового пакета сухую пару носок, крепкие горные ботинки и сухой камуфлированный костюм, я быстро и тщательно растёрлась сухим колючим шерстяным поясом, переоделась и упаковав сырую одежду, с наслаждением почувствовала, как кровь начинает быстрее бежать на телу, стремительно наполняя его живительным теплом. Мои спутники деловито и бесшумно переодевались чуть в стороне. Теперь оставалось определиться с направлением и двигаться дальше. Сориентировавшись по карте и скрупулёзно уничтожив все следы нашего пребывания на берегу, мы углубились в заросли колючего кустарника.

 

Афганистан, зима

 

Засада ждала нас на рассвете. В небольшом горном ущелье, куда мы втянулись всей группой. Это было непростительной и роковой ошибкой. Возможно сказалось отсутствие опыта ведения боевых действий в горах или накопившаяся усталость. Меня спасло только то, что я немного отстала от группы и дабы не наступить на какую-нибудь забытую на обочине противопехотную мину, присела на малой нужде прямо на пыльной дороге. Мои спутники уже скрылись за поворотом грунтовки и вошли в ущелье. И почти сразу я услышала несколько разрывов гранат и беспорядочную стрельбу. Путаясь в спущенных штанах и амуниции я подхватила автомат и метнулась в сторону от дороги, туда, где по большим завалам камней можно было подняться выше и сверху прикрыть свою группу огнём. Я отчаянно карабкалась вверх, обдирая руки и ноги об острые как бритвы обломки рыжих камней. Но всё равно не успела. Едва я поднялась и выглянула из-за скального выступа, то поняла, что всё кончено. На пыльной дороге лежали четверо моих спутников, их камуфлированные куртки были черными от крови, а вокруг, опустив стволы автоматов толпились «духи». Слезы душили меня, горло перехватило спазмом, но я при всём желании уже ничего не могла исправить. Моя группа погибла. Через несколько минут к месту трагедии подлетел пыльный и раздолбанный КАМАЗ, душманы горланя на своем непонятном языке быстро подхватили трупы моих товарищей за руки и ноги, и небрежно, словно это были брёвна, покидали их в кузов. Потом подобрали раскиданное повсюду оружие и на ходу, по очереди заскакивая в кузов автомашины, скрылись за пыльным поворотом...

 

Шум горного ручья на берегу которого я присела умыться, полностью заглушил шаги непрошенных гостей. То что я здесь уже не одна я поняла слишком поздно, только лишь когда почувствовала холодную сталь автомата больно ткнувшуюся мне между голых лопаток. С трудом удерживая равновесие на скользких мокрых камнях, я как можно медленней подняла руки вверх, с тоской скосив глаза в сторону, где всего в полуметре лежал мой автомат. От досады, что облажалась, как школьница, я едва сдержалась, чтобы не расплакаться.

 

Местным диалектом я совершенно не владела, так как времени в процессе подготовки операции на изучение «дари» выделено не было, поэтому пришлось остаться в прежнем положении и дожидаться что решат со мной делать дальше местные аборигены, о количестве которых я гадала, прислушиваясь к гортанным выкрикам у себя за спиной. Судя по всему, они о чем-то яростно спорили, но убивать меня пока явно не собирались. Это продолжалось довольно долго и находясь в одном положении, а именно на корточках, я уже стала замерзать.

 

Мозг лихорадочно искал выход из создавшегося положения, но как назло ничего путного в голову не приходило. Поскольку больше никаких команд мне не поступало, а афганцы были так увлечены своим спором, что казалось обо мне забыли напрочь, я решила рискнуть. Медленно встала с камня во весь рост и повернулась, стараясь не делать резких движений, дабы не провоцировать незнакомцев. Похоже мне это удалось. Едва я повернулась, спор затих и я с облегчением увидела перед собой всего навсего трех, правда вооружённых автоматами Калашникова, грязных подростков. Малолетки тут же забыли про свое оружие и во все глаза пялились на обнажённую белокожую красавицу представшую перед ними во всей своей соблазнительной наготе. Я расслабилась окончательно и, как можно доброжелательней улыбнувшись, сделала шаг вперёд. Подростки никак на моё движение не отреагировали. Мысленно поблагодарив бога, я сделала ещё один шаг и молниеносно крутнувшись волчком, своим излюбленным приёмом сшибла с ног сразу двоих. Они разлетелись в разные стороны словно кегли в боулинге и затихли между камней. Третий же стал медленно пятиться назад и, забыв, что у него в руках автомат, не сводил с меня чёрных, как спелые сливы, чуть раскосых глаз.

 

– Красивый мальчик. – совершенно не к месту подумала я и прыгнув в его сторону, громко хлопнула в ладоши. Юноша выпустил из рук автомат, который с глухим стуком упал на камни и стремглав бросился наутёк. Я усмехнулась и, наклонившись за оружием, тут же замерла на месте. В нескольких миллиметрах от моей руки легла короткая и весьма точная автоматная очередь, выбившая острые осколки из прибрежных валунов. Инстинктивно отдёрнув руку, я посмотрела туда, откуда прилетела чересчур меткая очередь. В метрах десяти стоял на камне не замеченный мной раньше устрашающего вида бородатый мужик в грязной чалме и длинном, явно с чужого плеча, дранном полосатом пиджаке.

 

Едва переведя дух, я сразу услышала топот конских копыт и у ручья появились сразу четыре всадника. Они быстро и деловито спешились, не удостоив меня даже взглядом. Сноровисто передвигаясь, собрали брошенные подростками автоматы, мою одежду и снаряжение, и затолкав всё это хозяйство в большой кожаный мешок, закреплённый у потёртого седла одной из лошадей, наконец, подошли ко мне. Один из них, видимо старший, тоже одетый в какие-то лохмотья, взял меня грязной рукой за подбородок и долго поворачивал из стороны в сторону мою голову, удовлетворенно при этом хмыкая. Потом достал из-за пояса моток верёвки и опустившись на корточки ловко и крепко связал мне лодыжки. Закончив, он поднялся и бесцеремонно повернув меня к себе спиной, также быстро, без лишних движений, свёл мои руки за спиной и стянул их в районе локтей таким крепким узлом, что я едва не вскрикнула от боли. Потом махнул рукой своим спутникам и, легко словно былинку приподняв меня, перекинул поперёк своей лошади. Ловко вскочил в седло сам и слегка тронув поводья двинул лошадь вперёд.

 

Посмотреть на мою персону сбежалось наверное всё население кишлака, причём, от мала до велика. Правда, мне почти ничего не было видно так как я лежала на животе поперёк широкой лошадиной спины и мою опущенную вниз голову накрывали свисавшие почти до самой земли растрепавшиеся волосы. Так что кроме босых и грязных ног бежавших рядом с лошадью или стоящих чуть в стороне мне ничего разглядеть не удавалось. Зато как шумно и эмоционально жители обсуждали появление пленницы я слышала прекрасно. Со всех сторон до моих ушей доносился просто ор разнообразных голосов, от трескучих старческих до весёлого детского визга.

 

Вскоре процессия остановилась и меня бесцеремонно сбросили с лошади. От неожиданности я не удержалась на связанных ногах и упала на рыжий песок. Мой конвоир снова сильно ткнул меня в бок стволом автомата, заставляя встать на ноги. Я огляделась вокруг. Кишлак остался далеко позади, а перед собой я увидела полуразрушенный дувал за которым виднелись обрывки выцветшей маскировочной сети и торчащую из-под обвалившейся стены ржавую коробку сгоревшего БТРа.

 

Снова стал накрапывать противный холодный дождь. Меня развязали, перерезав путы на ногах и руках большим кривым ножом и толкнули вперёд, заставляя идти. Постоянно спотыкаясь и поскальзываясь босыми ногами на грудах валявшихся повсюду глиняных обломках стен, ставших неимоверно скользкими от практически не прекращающегося дождя я, наконец, дошла до конечного пункта. Им оказалась квадратная яма вглубь которой уходила деревянная лестница. Один из афганцев качнул автоматом в сторону ямы и я сразу догадалась, что мне приказывают спуститься вниз. Я покорно встала на верхнюю перекладину и, бросив последний взгляд на окружающую местность, стала осторожно спускаться вниз. Едва я достигла дна ямы, лестницу тут же выволокли наружу, и голоса наверху стихли. Я же сразу почувствовала, что стою по щиколотку в ледяной воде. Стало ещё холоднее. И уже через полчаса меня стал колотить такой сильный озноб, что стучали и лязгали зубы. Пытаясь хоть как-то согреться, я попробовала прыгать, передвигаясь таким образом по периметру ямы. И, как оказалось, не зря. В углу я обнаружила старую автомобильную покрышку, покрытую толстым слоем песка. Это было просто спасение. По крайней мере, взобравшись на неё можно было не стоять в холодной воде. Я присела на корточки обняла колени руками и прижавшись спиной к холодной стене, посмотрела наверх. Оказывается, уже стемнело. На чёрном афганском небе не было видно ни звёздочки. Только опять холодная и равнодушная к моим бедам луна тускло поблёскивала вдали, будто насмехаясь надо мной.

 

Очнулась я от тихого всплеска, раздавшегося возле самых моих ног. Я стряхнула с себя оцепенение и посмотрела наверх. Луна светила очень ярко и в тёмном проёме ямы я увидела чёрный силуэт головы в чалме, а прямо у меня перед лицом мерно покачивался конец верёвки. Выбора всё равно не было, поэтому я, отбросив все сомнения, вцепилась в канат. Человек наверху оказался настоящим Геркулесом. Если бы он не вытянул меня наверх, я бы наверно ни за что не смогла преодолеть эти несколько метров. Руки и ноги от холода практически не слушались и единственное на что я была способна так это на то чтобы просто крепко держаться за верёвку, которая резкими рывками раз за разом все выше поднимала меня на поверхность.

 

Когда я очутилась на свободе пришлось несколько минут стоять на четвереньках, чтобы отдышаться. Когда же я наконец смогла перевести дух, то подняла голову и посмотрела на своего спасителя. Он сделал шаг ко мне и накинул мне на плечи тёплый полосатый халат. Я нашла в себе силы и благодарно улыбнулась. В ярком свете луны лицо этого бородатого мужчины показалось мне смутно знакомым. Однако из-за своего состояния я никак не могла произвести идентификацию личности незнакомца. А он просто молча стоял и смотрел на меня во все глаза. Наконец, он наклонился и подал мне руку. Рука у него была сильная, жилистая и очень тёплая.

 

– Ну, здравствуй, Наташа, – скорее прошептал, чем сказал он и голос его сорвался, а в чёрных глазах блеснули слезы.

 

И тут меня, как током ударило. Конечно, это было просто невероятно, но передо мной в замусоленной чалме стоял держа меня за руку начальник нашей пограничной заставы капитан Пустой. У меня вмиг перехватило дыхание и я в безотчётном порыве рванулась к нему и прижалась изо всех сил к его груди. Слезы душили меня, а я уткнувшись носом в его грязный, пропахший овчиной пиджак не могла вымолвить ни слова. Капитан тоже молчал. Только прижимал меня всё сильнее и гладил своей тёплой и такой родной рукой по волосам.

 

Не знаю сколько это продолжалось, но как только мои всхлипывания стали затихать, Пустой не выпуская меня из своих объятий, еле слышно прошептал:

 

– Нам нужно идти, Наташа.

 

Я шмыгнула носом и вытерев его грязным рукавом халата быстро кивнула. Я не знала куда нам нужно идти, но в тот момент мне казалось что я готова была следовать за этим родным и сильным человеком хоть на край света.

 

Мы шли всю ночь и только с рассветом позволили себе остановиться в неприметной пещере у подножия величественных гор, пики которых озаряло восходящее багряное солнце. Я без сил повалилась на жёсткий песок и несколько минут лежала пытаясь прийти в себя. Но Пустой тут же тронул меня за плечо и заставил сесть.

 

– Тебе нужно поесть, – с этими словами капитан скинул со спины кожаный мешок и достал несколько лепёшек, копчёную баранью ногу и пластиковую бутылку с козьим молоком.

 

Пока я с наслаждением ела сочную баранину Пустой поведал мне свою историю.

 

– После того, как я сдал заставу, меня сразу направили в Таджикистан, в 117-й Московский погранотряд, в первую манёвренную группу полковника Коробкова. Потом были рейды в Афган, реализации, караваны. Так продолжалось до вывода ограниченного контингента. Честно говоря, потом в Ленинграде я с ужасом вспоминал всё это. Не поверишь, Наташа, там в Союзе мне каждый день снился один и тот же сон: Раскиданные по раскалённому песку дымящиеся потроха рыжего облезлого верблюда, навьюченного большими пластиковыми мешками, укутанными в несколько слоёв скотчем. И всё это черными пятнами темнеет в последних лучах заходящего солнца. Эти отвесные скалы, красноватый, местами пористый камень горных ущелий, да чёрный жирный дым, будто нехотя поднимающийся над лежащей на боку погибшей боевой машины пехоты...

 

– А потом? – спросила я с набитым ртом.

 

– А потом – Главное управление пограничных войск КСЗПО, должность замначальника оперативного отдела, и звание подполковника. «Двушка», правда казённая, на Васильевском острове... В общем, я уже грешным делом начал думать, что всё – жизнь, наконец, удалась. И с Афганом, как думал я тогда все передряги закончились навсегда. Оказывается, нет. В 1992 году пропал в этих местах гражданский самолёт. Летел с какой-то выставки с картинами на борту... А тут ещё как назло режим Наджибулы накрылся медным тазом. И начали всякие «пуштуны», «моджахеды» и «талибы» растаскивать свою страну на части. В общем, вызвали меня к начальству и включили в группу «Каскад».

 

Услышав последние слова, я даже перестала жевать. Торопливо проглотила кусок баранины, быстро запила молоком и спросила:

 

– Так ты, что же был в группе Бондаря?

 

– А ты откуда знаешь? – поперхнулся табачным дымом Пустой.

 

– От верблюда. – ляпнула я и тут же прикусила язык, – Прости. По привычке вырвалось. Как же это я так опростоволосилась? Попросила посмотреть списки группы Бондаря Суходольскому, – покачала я головой. – Всегда же сама всё перепроверяла... Хотя откуда Суходольский мог тебя знать... Постой, я не поняла, а почему командиром группы пошёл Бондарь, не ты? Он вроде тогда ещё только майора получил, да и опыта боевых действий у него – кот наплакал. Он ведь, если я ничего не путаю, всего полтора года был в Афгане, да и то, как говаривал Шарапов, то ли на продуктовой базе подъедался, то ли... Или я не права?

 

– Не путаешь ты ничего и права, конечно, на все «сто» только, ведь сама знаешь, как у нас в войсках бывает. У этого Бондаря то ли брат то ли сват... В общем, большая шишка на Лубянке, Москве. А мы что, мы привыкли приказы не обсуждать. Меня попросили только негласно за ним присмотреть. Ну в смысле, чтобы дров не наломал. А как тут присмотришь, когда со всех сторон с ПКСов шмаляют так, что головы не поднять. Духи постоянно на хвосте висели, а он и отрываться от них, полное было впечатление, даже и не собирался. Сам-то он поди к нашим вышел, раз ты в курсе дела?

 

– Вышел. Кстати, уже генерал-майор. А ты сам-то как тут оказался?

 

– Как многие. Пулю в грудь поймал и взяли меня «духи» почти уже холодным. Всего в паре километров от того кишлака, где мы с тобой встретились. Хотя, наверное, спасибо им. Не попал бы к ним – сдох бы на маршруте с таким начальничком. Да ладно. Подлечился я немного, раны зализал и сговорились мы впятером бежать. Благо держали нас в кишлаке буквально в километре от пакистанской границы. Хотели потом через Иран рвануть. Всё больше шансов чем через весь Афган до Таджикистана пробираться. Не пуштуны так талибы пришьют. Ну и дёрнули. Границу перешли благополучно. Грузовик захватили, оружием кое-каким разжились, одежонкой. Правда со жратвой совсем плохо было, ну да мы уже привыкшие были. Воды попил, потуже пояс затянул и вперёд. В кишлаки мы не совались. И вот вышли на какую-то военную часть. Колючка, пара вышек, часовые по периметру ходят каждые два часа. Понаблюдали – оказалось склад боеприпасов. Ну, сама понимаешь, как мы могли мимо пройти? Тем более охрана там была просто курам насмех. В общем, не долго думая ночью преодолели колючку, перебили часовых и заняли круговую оборону. Благо ангар, где мы засели под завязку был забит стрелковым оружием и патронами. Правда в основном вооружение там было американское. Винтовки М 16, пулемёты Томпсона, ещё времён второй мировой… Зато патронов к ним – завались. Продержались мы ровно десять дней. «Духов» перемочили тьму тьмущую. Даже нескольких америкосов подстрелили.

 

– А потом? – осипшим голосом спросила я.

 

– А потом заминировали склад по всему периметру пластидом и когда уже духи внутрь ангара ворвались подорвали всё это хозяйство к чёртовой матери. Мне, правда, повезло. Взрывной волной выбросило меня наружу и очухался я метрах в ста от пепелища. Мне бы подальше отползти, в песках схорониться, да ноги перебиты были. А на одних руках далеко не уползёшь. Да чего уж теперь. А ты-то как здесь? Вот уж кого меньше всего увидеть здесь был готов. Да ещё поперёк седла, да, прости, с голой жопой. Ты же вроде в медицинском училась? Что, бросила?

 

– Закончила. Да жизнь так повернулась. Вот, видишь, как истинная сестра милосердия явилась сюда ваши ошибки исправлять. Вы с Бондарем в 1992 году тут делов наворотили, а хрупкую девушку, да ещё как ты выразился «голой жопой» под молотки подставили. Что же это за жизнь такая пошла? Мужиков совсем не осталось. Всё приходится делать самой.

 

– Так ты что же получается, тоже тот борт ищешь? – несказанно удивился Пустой.

 

– Угадал, милый. Ты, кстати, ну так случайно, не знаешь, где мне теперь искать этот долбанный самолёт?

 

– Знаю. – коротко ответил Пустой и отвёл глаза в сторону. – Я ведь и тогда знал точно, где обломки должны лежать, да вот только если бы я Бондарю тогда весь расклад дал никто бы не вернулся.

 

– Так ведь и так, считай, никто не вернулся. Кроме самого Бондаря, да ещё одного прапора. Семенов, кажется его фамилия. Ему, кстати, потом обе ноги ампутировали. Да и умер он не приходя в сознание. Бондарь сорок километров его на себе пёр. Так что живые и здоровые только вы с товарищем нынешним генерал-майором остались. Кстати, я краем уха слышала – всем кто из того рейда не вернулся по Боевому Красному Знамени посмертно от щедрот начальственных отвалили. Так что поздравляю вас, товарищ подполковник, с заслуженной наградой Родины. Надеюсь, она в очень скором времени найдёт своего героя.

 

– За что ты со мной так, Наташка?

 

– Прости. Просто нервы уже ни к черту. Да и я последнее время стала какой-то другой. Жестокой что ли. Ладно покажешь, где эти обломки лежат?

 

– Покажу. Дня два пути отсюда.

 

Сильно обгоревший и наполовину занесённый песком фюзеляж самолёта лежал всего в нескольких метрах от отвесной рыжей скалы. По иронии судьбы, как и предполагал инструктировавший нас полковник Саботаж, самолёт сел на брюхо и, пропахав несколько десятков метров по песку, заехал носовой частью в обширную пещеру и оказался как бы в ангаре естественного происхождения. Так что не зная точных координат падения самолёта искать его в афганских песках можно было до третьего пришествия, да и то, что характерно, абсолютно безуспешно. Поскольку с воздуха авиалайнер обнаружить было практически невозможно, так как отлетевшие в разные стороны при ударе о землю плоскости были давно и качественно занесены песком, а заднюю часть фюзеляжа, включая хвостовое оперение подчистую сожрал возникшее при посадке сильное возгорание.

 

Бочком протиснувшись в пещеру, мы осторожно обошли самолёт со всех сторон. Стекла кабины пилотов частично осыпались от удара, а частью остались целы, но были сплошь покрыты мутной паутиной трещин. Боковая дверь салона была сорвана с петель и вероятно при аварийной посадке самолёта отлетела на довольно большое расстояние. Во всяком случае рядом её нигде видно не было. Я собиралась уже забраться внутрь самолёта, как мой взгляд скользнув по стенам пещеры наткнулся на тёмную кучу в дальнем углу. В миг у меня упало сердце. Уже догадываясь, что я увижу, всё равно сделала несколько шагов и упав на колени прямо в песок горько разрыдалась. Подбежавший Пустой на миг затих, а потом выругался вполголоса. Перед нами лежала груда пустых деревянных ящиков с сорванными крышками. На сохранившихся пластиковых бирках превосходно читались надпись: «Министерство культуры СССР. Пушкинский художественный музей».

 

– Кто-то нас опередил, – с отчаянием в голосе еле слышно пробормотала я.

 

– Странно. Если бы из экипажа кто-то остался жив, то наверняка передал бы сигнал SOS. И координаты падения самолёта были бы давно известны. – пожал плечами Пустой.

– Здесь был явно не экипаж. – совсем упавшим голосом сказала я и показала рукой на продолговатые закопчённые банки валявшиеся повсюду.

 

– Точно. – сразу встрепенулся Пустой, – это цинки от патронов. Их использовали для освещения пещеры. Но в них явно, – Пустой поднял одну банку и понюхал, – жгли соляру. А откуда на гражданском самолёте могла быть солярка, да ещё и цинки от патронов в таком количестве? Абсурд. Здесь совершенно точно был кто-то из наших. Это почерк наших бойцов. Правда, не совсем понятно почему они не уничтожили свои следы.

 

– Нужно здесь всё внимательно осмотреть, чтобы понять кто здесь побывал после крушения самолёта и, главное, в каком направлении эти неизвестные, как ты говоришь, «наши» ушли. Если до сих пор считается, что ценности находятся на территории Афганистана, то либо нашедшие их к своим так и не вышли, либо... Но об этом даже думать не хочется.

 

– Наташка, ты осмотрись здесь по-быстрому, а я пока пошарю в кабине пилотов, может полезное что найду. – с этими словами Пустой скинул свой нелепый пиджак, ловко подпрыгнул и, ухватившись за покорёженный проём двери, подтянулся и через мгновение исчез в самолёте.

 

– Из одежды там мне что-нибудь посмотри! И сигареты поищи! – крикнула я ему вдогонку. Курить хотелось просто зверски.

 

Проводив Пустого взглядом, я решила не терять времени даром и, опустившись на коленки, стала внимательнейшим образом изучать песок вокруг останков развалившегося при падении воздушного лайнера. Следов ног на песке давно уже не осталось, что говорило о том, что до нас люди здесь были очень давно. Ни бычков от сигарет, ни консервных банок, ни ампул от лекарств обнаружить мне так и не удалось. Правда, метрах в трех от большого обломка крыла самолёта я нащупала в песке и осторожно потянув за исцарапанный приклад вытащила слегка подёрнутый ржавчиной автомат "Калашникова" с полным магазином слегка потемневших от времени патронов. Я отряхнула песок с оружия, быстро разобрала и собрала автомат. На первый взгляд он был вполне исправен.

 

– Ну что же, – подумала я, – как говорится на безрыбье и рак рыба. – и, отложив находку в сторону, поползла дальше.

 

И вот когда я уже почти совсем отчаявшись найти что-либо существенное, поднялась и уже принялась отряхиваться от песка, то вдруг заметила, что из песка торчит край какого-то блестящего предмета. Я осторожно, всё ещё до конца не веря в удачу, разгребла слежавшийся и образовавший толстую корку песок. Там оказался продолговатый алюминиевый жетон с выдавленными буквами «ВС СССР» над выбитыми под ними цифрами. Такой удачи я не ожидала. Офицерский жетон прекрасно сохранился и по его номеру можно было в считанные минуты выяснить владельца этого личного номера. Имея, естественно, доступ к компьютерной базе данных Министерства обороны. Но поскольку, в настоящий момент такой возможностью я естественно не располагала и в ближайшем обозримом весьма замечу туманном будущем его точно не будет, то, как говорится «до лучших времен» пускай полежит у меня в кармане. – Подумала я. И тут же, следуя многолетней профессиональной привычке перед тем, как положить жетон в карман, накрепко запомнила номер выбитый на пластинке.

 

Сверху, чуть ли не на голову мне спрыгнул Пустой, подняв целое облако сухой пыли. По его довольной физиономии я сразу поняла, что в кабине пилотов он нашёл что-то стоящее и несомненно по его мнению полезное.

 

– Смотри сюда, Натаха, – Пустой с гордостью продемонстрировал мне пистолет «Макарова», в рыжей кобуре. Довольно потирая руки, выщелкнул обойму и с гордостью протянул мне, – гляди, полненький. А вот тут ещё подарочек. – Пустой протянул мне довольно увесистую тёмно-зелёную коробку 392-ой переносной радиостанции в новом брезентовом чехле с коленчатой складной антенной. А рядом положил на песок два больших запаянных в плёнку запасных аккумулятора. – Кстати в кабине пилотов радио тоже исправно. Правда, лампочка еле мерцает, но можно попробовать подсоединить все эти аккумуляторы последовательно и выйти на связь.

 

– Ну, насчёт ствола я твою радость вполне разделяю. А вот это старье вряд ли, – кивнула я на батареи, – нам поможет. Хотя попробуй, чем чёрт не шутит? Слушай, а одёжки там никакой не было?

 

– К сожалению, – развёл руками Пустой. – Трупы лётчиков давно зверье растащило. Но зато целый блок «Marllboro» нашёл. Угощайся! – скинул мне Пустой сигареты. – Так что с радиостанцией? Пробовать будем?

 

– Конечно будем, – ответила я нетерпеливо разрывая зубами целлофановую обёртку сигаретного блока.

 

– Я тоже думаю стоит попробовать. От нас не убудет. Наташка, только что передавать-то?

 

– Да что хочешь то и передавай, – задумчиво произнесла я и вдруг, без всякого перехода и не меняя интонации, спросила:

 

– А скажи мне, друг мой любезный, чей это личный номер? Не знаешь? – И протянула ему на раскрытой ладони найденный в песке медальон.

 

Пустой близоруко прищурился в полумраке пещеры и через мгновение удивлённо протянул:

 

– Так Бондаря это номер. Точно его. А ты где эту штуку откопала?

 

– Бондаря говоришь, – проигнорировав вопрос друга сказала я. – Очень интересно.

 

– Наташка, я не хотел тебе говорить, но раз тут такое дело... В общем, в кабине у пилотов тоже не всё в порядке. Такое впечатление, что там произошёл небольшой взрыв, который вывел из строя управление самолётом. Вот им и пришлось садиться на брюхо. Но самое главное – взрыв произошёл внутри, а не снаружи. Такие вот дела.

 

– Нам с тобой, дорогой ты мой начальник заставы, теперь главное живыми до наших добраться, а там я этого вашего Бондаря порву, как Тузик грелку. Даром, что он у нас теперь генерал-майор... – прорычала я. Ладно собирайся. Нужно идти. Я примерно знаю маршрут, которым передвигалась ваша группа. Тебя ведь ранили где-то в районе кишлака, где мы с тобой встретились? Так что дальше вести тебя буду я. Цель – развалины крепости строго на юго-восток отсюда. Ну всё. Двинули.

 

К развалинам крепости от которой остались только три полуразрушенные замшелые стены и половина бастиона, мы добрели лишь к вечеру следующего дня. Перекусив скудными остатками продуктов мы стали готовиться к ночлегу. Выйдя по малой нужде к восточным воротам крепости я снова наткнулась на пару выгоревших изнутри цинков от патронов. Значит, пока мы шли точно по следу группы Бондаря. Они, как мартовские коты для чего-то скрупулёзно метили этими банками весь свой маршрут. Вот только зачем? Это я поняла несколько позднее...

 

Москва, Лубянка, Управление ФСБ

 

– Товарищ генерал, разрешите? – в кабинет Тарасова по обыкновению своему, бочком протиснулся полковник Саботаж.

 

– От группы Ростовой есть что нибудь? – генерал внимательно посмотрел на вошедшего.

 

– Нет. Пока ничего конкретного. Ростова молчит. Но вот служба спутниковой радиоразведки докладывает, что в квадрате 15-18 – это восточная часть провинции Тохар, дважды, с промежутком примерно в пятнадцать минут фиксировался слабый радиосигнал. Квадрат, из которого поступил сигнал совпадает с районом реализации операции группой майора Ростовой.

 

– Кто вёл передачу? – вскинулся генерал.

 

– Пока неясно. Выясняем. Известно только, что выходивший на связь назвал свой псевдоним – «Нюх».

 

– Не припоминаю. Судя по оперативному псевдониму это кто-то из погранцов. Почти, наверняка, он из пограничной десантно-штурмовой манёвренной группы или из группы «Каскад». Как выясните – срочно мне на стол личное дело этого «Нюха».

 

– Докладываю, – полковник Саботаж встал, отдёрнул всегда мешковато сидевший на нем китель и, откашлявшись, начал:

 

– По нашим данным, Пустой Николай Иванович, 1959 года рождения. Оперативный псевдоним – «Нюх». В 1982 году закончил Голицынское пограничное училище. С августа 1982 по май 1987 года – 1 манёвренная группа 117-го Московского погранотряда. Орден «Красной звезды», медали «За отвагу», «За боевые заслуги». В период с ноября по декабрь 1987 года – начальник линейной пограничной заставы Краснознаменного Северо-Западного пограничного округа. С января 1987 по февраль 1989 года – замначальника пограничной заставы 117-го Московского погранотряда. Участие в рейдах в составе всё той же 1 мангруппы. С марта 1990 года – замначальника оперативного отдела Главного управления пограничных войск КСЗПО в Ленинграде. Холост. С 1992 года считается выбывшим из списков погранвойск в связи со смертью. По данным отдела кадров, погиб при выполнении задания командования на территории ДРА. Посмертно представлен к Красному Знамени. Последнее специальное звание подполковник. Это всё. – Саботаж закрыл папку и сел.

 

– А какой пограничной заставой он командовал в 1987 году? – генерал Тарасов перестал вышагивать по кабинету и тоже сел за стол.

 

Полковник Саботаж не глядя в документы тотчас доложил:

 

– Восемнадцатой, товарищ генерал.

 

– Полковник, – Тарасов взял в руки свои знаменитые золочённые очки и принялся мерно постукивать дужкой по зелёному сукну стола, – послушай, а ведь именно на восемнадцатой и в то же самое время, если мне, конечно, не изменяет память служила инструктором службы собак наша Ростова. Так что, как любит говорить Ростова – интересно девки пляшут. А, Дмитрий Сергеевич? Что думаешь по этому поводу?

 

– Очевидно, что человек выходивший на связь не стал бы называть чужой псевдоним. По-видимому, подполковник Пустой всё же остался в живых и находился всё это время в плену. – Саботаж развёл руками. А существует ли какая-либо связь между Пустым и группой Ростовой пока установить не представляется возможным. Поскольку, как я вам уже докладывал, Ростова пропустила три сеанса связи подряд. Выйдет на связь, ситуация сразу проясниться.

 

– Переход границы прошёл в штатном режиме? Без эксцессов? – задумчиво спросил генерал.

 

– На подготовленном приграничном участке всё прошло гладко. Группа форсировала Пяндж и беспрепятственно углубилась на сопредельную территорию. Вот сводка по данному участку границы за третье февраля текущего года, – Саботаж раскрыл перед собой очередную папку:

 

– Заставы докладывали, что за всю ночь каких-либо значительных происшествий зафиксировано не было. Но вот в пять часов тридцать две минуты дозор 14 погранзаставы доложил, что в глубине сопредельной территории слышится беспорядочная стрельба. Примерно в десяти-пятнадцати километрах от госграницы. Продолжалось всё это около десяти минут. Потом всё стихло. Никаких сигнальных ракет дозор не наблюдал. Из чего ответственным за операцию полковником Тепловым был сделан вывод, что если группа Ростовой нарвалась на засаду, то справилась своими силами. В противном случае заранее были оговорены определённые сигналы осветительными ракетами. Подробные объяснения Теплова есть в рапорте.

 

– Хорошо, если это моджахеды отношения выясняли, а что если бой вела всё-таки группа Ростовой? – нахмурился генерал.

 

– Почему не проверили? Возможно группа нуждалась в экстренной помощи. Если не было условленных световых сигналов это ещё ни о чем не говорит. Уж ты-то должен понимать, что при проведении такого рода операций всякое бывает. Ладно этот раздолбай Теплов, но ты то должен был в стойку встать.

 

– Товарищ генерал, с Ростовой в группе пошли не новички. И если сигнала от них не было, значит как-то обошлось. Я уверен, что группа Ростовой выйдет на связь. На вводном инструктаже я довёл до сведения группы порядок их действий при возникновении чрезвычайных ситуаций. Также передал ваш устный приказ о том, что в случае потери боеспособности или гибели 50 процентов состава группы остальным – немедленно прекратить выполнение задания и принять все возможные меры к выходу обратно на нашу территорию. В этой части приказ был отдан мною чётко и ясно, так что любой двусмысленности его толкования я не допускаю.

 

– А может нам всё-таки подстраховаться? Как ты думаешь, если задействовать «Мансура»? Он ведь совсем рядом, в Пакистане.

 

– Да он в Пакистане. Но это не так уж и рядом. От места ночного боя это около семисот километров. К тому же утром «Мансур» должен был встретиться с Керимом на афгано-пакистанской границе. И если всё пройдёт как запланировано, то караван пересечёт границу сегодня до полудня.

 

– Хорошо. На всякий случай, подготовьте вариант с «Мансуром». Возможно, придется его всё же задействовать.

 

– Товарищ генерал, вы же знаете об отношениях между майором Ростовой и подполковником Волочием. Не наломает Волочий там дров? Я бы не стал допускать их пересечение. Бережённого как говориться бог ...

 

– Вон, куда тебя понесло. Волочий прежде всего профессионал. Я, конечно, понимаю у них любовь и всё такое, но я уверен – что бы не грозило Ростовой он не поставит из-за неё под удар операцию которую тщательно готовили три года. Тем более, что провалившись сам, Волочий неминуемо подпишет смертный приговор ещё трём нашим агентам. И он об этом прекрасно знает. Ты это понимаешь? И кроме того, в этом регионе сейчас у меня больше никого нет. А Ростову я не могу, понимаешь, просто не имею права отдать на растерзание. У меня долг перед её отцом остался…

 

– Вот о чём я и говорю. Всё о том же. Человеческий фактор никак нельзя исключать. А Ростову мы вытащим. По-любому вытащим.

 

– Ладно. Не будем ломать копья. Подождём, пока ситуация прояснится, время пока терпит. Ты распорядись, пускай со спутника этот квадрат, откуда поступил радиосигнал по-фотографируют. Только не формально, а тщательно – метр за метром. Добро?

 

– Распоряжусь немедленно. Думаю к завтрашнему утру всё будет готово. Пара оборотов спутника даст полную картину по этому району.

 

Афганистан, зима

 

К утру сильно подморозило и пошёл мелкий колючий снег. Я проснулась от холода и зябко кутаясь в шерстяной стёганный халат отважилась чуть высунуть наружу заиндевевший нос. Через уцелевшую бойницу крепостной стены я увидела величественные горы возвышающиеся у горизонта и пронзающие своими ослепительно белыми пиками тяжёлые тёмные облака, которые гонимые свирепым ветром стремительно неслись в нашу сторону. Я перевела взгляд чуть ниже и сразу увидела их. На свежевыпавшем белом снегу были хорошо видны несколько десятков маленьких чёрных человеческих фигурок, которые развернувшись цепью медленно приближались, окружая наш бастион полукольцом. Я несколько минут заворожённо смотрела на приближающуюся смерть, потом усилием воли заставила сбросить с себя оцепенение и, передёрнув затвор автомата, толкнула в плечо Пустого, который тут же открыл глаза и быстро, до красна, растерев лицо пригоршней колючего снега, припал к бойнице. Мы всё делали быстро и молча. Говорить сейчас было совершенно не о чем. Каждый, глядя на приближающихся врагов, думал о своем. И каждый из нас хорошо понимал, что шансы выиграть этот бой у нашего маленького гарнизона совсем невелики. Мы были сейчас озабочены одной простой мыслью – как бы подороже продать свою жизнь. Прошло, наверное, минут десять и по истёртым временем замшелым камням крепости защёлкали первые пули. Они не могли принести нам ощутимого вреда. Противник скорее для острастки или подбадривая себя, вёл стрельбу со слишком большого расстояния, практически исключающего возможность ведения прицельного огня. Мы естественно на выстрелы не отвечали, экономя крайне скудный боезапас, имеющийся в нашем распоряжении.

 

– Наташка, там у задней стены крепости есть небольшая лощинка. Сгоняла бы посмотреть. Пути отхода тоже нужно продумать, пока не поздно. – Пустой выглянул в бойницу:

 

– Думаю топать они до нас будут ещё минимум час. Так что ещё есть время осмотреться.

 

Я сразу поняла, что Пустой просто хочет отправить меня куда-нибудь. Чтобы я занялась делом и не мотала себе лишние нервы в ожидании боя. Поэтому я легко согласившись, кивнула и развернувшись на сто восемьдесят градусов стала пробираться сквозь каменные завалы к южной стене крепости. Рухнувшая ещё в далёкие и незапамятные времена стена образовала труднопроходимые завалы, теперь сплошь поросшие диким колючим кустарником. Местами ветви переплелись намертво, создав естественный свод на высоте примерно человеческого роста. Пробираться по этому лабиринту можно было только очень медленно, ибо острые шипы какого-то неведомого мне растения так и норовили впиться в моё и без того истерзанное тело. Особенно страдали ноги, открытые чуть выше колен. Передвигаясь таким образом и постоянно уворачиваясь от длинных кровожадных шипов, я добралась, наконец, до ложбины, которая выбегая из крепости через пролом в стене, пересекала небольшой луг и скрывалась в зарослях кустарника уже на противоположной стороне поля. Там клубился такой густой туман, что разглядеть что-либо было решительно невозможно. Удовлетворившись осмотром местности я решила возвращаться, так как выстрелы на северной стороне крепости, там, где остался Пустой, слышались всё чаще. Но оглядевшись по сторонам, я никак не могла отделаться от ощущения какой-то неправильности что ли. Что-то в окружающей местности было явно лишним, не вписывающимся в ландшафт, хоть это и не сразу бросалось в глаза. Я снова опустилась на колени и стала внимательно осматривать кучи каменных обломков. Под одним из больших камней, он привлёк моё внимание необычной правильной овальной формой, я заметила край чёрного металлического предмета. Убедившись, что это не противопехотная мина, я потянула за него. – Черт, опять закопчённый патронный цинк! Странно, для чего здесь на полпути к ложбине, в практически непролазных зарослях дикого кустарника кому-то понадобился источник света? Я сделала несколько шагов в сторону и среди камней блеснул белый металл. У меня мгновенно вспотела спина. Неужели? Нет на такое везение я даже не рассчитывала. Скорее всего это брошенная кем-то снарядная гильза. Бросившись на колени, я стала быстро расчищать место, где под слоем песка и мелкого щебня, словно куча обрезанных водопроводных труб лежало с десяток местами поцарапанных и слегка помятых алюминиевых тубусов с уже знакомой мне маркировкой Министерства культуры СССР. Я судорожно стала перебирать дрожащими пальцами пластиковые бирки. Третий снизу во втором ряду тубус был подписан:

 

«Портрет девушки в лиловом платье. Неизвестный художник». Обдирая пальцы в кровь, я скрутила крышку тубуса, наклонила его и мне на колени выпал свёрнутый трубкой холст. Я развернула картину, которая оказалась совсем небольшого размера. Примерно 30 сантиметров на 40 и буквально впилась глазами в украшение искусно написанное художником. Запечатлев в своей памяти всё до самых мелких деталей, я свернула портрет, засунула его обратно в футляр, закрутила крышку и, засыпав щебёнкой место, где столько лет покоились эти бесценные произведения искусства, бросилась назад. Туда, где уже грохотал настоящий бой.

 

Вернувшись назад, я сразу увидела Пустого, который лежал перед бойницей и на шквал пуль сыпавшихся вокруг него, огрызался скупыми и короткими, по два выстрела, очередями. Лишь на мгновение он обернулся, услышав мои шаги и, пытаясь перекричать грохот выстрелов, рявкнул:

 

– Левый фланг прикрой! Под стеной двое духов! Я их не вижу. Поняла?

 

Я кивнула и взглянув последний раз, как в такт выстрелам дёргаются под халатом худые лопатки Пустого, бросилась налево. Завернув за угол, я буквально столкнулась с двумя душманами, уже перелезшими через стену и оказавшимися у нас в тылу. Дважды выстрелив практически в упор, я не стала дожидаться, пока тела в грязных халатах упадут на камни, а стремглав бросилась дальше – к бойнице и осторожно выглянула наружу. Душманы были уже под самой стеной, практически вне зоны поражения. Тратить на них драгоценные патроны было бы слишком неразумно. Поэтому я, выбрав позицию, залегла за камнями. Через несколько мгновений в бойнице, прямо передо мной, показалась бородатая голова в коричневой шапке-афганке. Я вскинула пистолет и выстрелила. Афганец замер на мгновение, удивлённо посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и, не издав ни звука, сорвался и полетел вниз. Пустого из-за выступа стены мне видно не было. Я бросила взгляд вниз. Там душманы, подобно тараканам, раз за разом упорно пытались прорваться в узкий проход отделяющий внутренний двор крепости от внешней стены. Но каждый раз Пустой короткой скупой очередью из автомата сметал их вниз.

 

Откуда прилетела граната я не видела. Грохот взрыва на время заглушил для меня все остальные звуки вокруг. Осколки разорвавшейся стальной оболочки и камней просвистели над моей головой казалось совершенно бесшумно, лишь обдав меня лёгким ветерком и не причинив никакого вреда. Я повернулась в сторону Пустого и всё дальнейшее уже происходило будто в замедленной съёмке. Я вдруг сразу увидела его. Он зачем-то поднялся в полный рост и тут же его спина покрылась вырванными из халата пучками грязной серой ваты, которая прямо на глазах быстро набухала чёрной кровью. Я с криком отчаянья рванулась к нему. Но Пустой уже не слышал меня, не видел мой открывающийся в немом крике: «Ложись!» рот. Я изо всех сил бежала к нему, но споткнулась и упала на камни. А когда подняла голову, то оцепенела. Пустой неловко взмахнул руками будто хотел взлететь и вдруг сделал шаг со стены. Полет его казалось длился целую вечность. Я провожала взглядом его долговязую фигуру, начавшую ломаться ещё в воздухе и в груди у меня быстро разрастался огромный ледяной ком, который казалось было не растопить уже вовеки. Я очень медленно и пошатываясь поднялась с колен, отшвырнула в сторону бесполезный пистолет с пустым магазином и закрыла глаза.

 

Сильный удар прикладом в спину сшиб меня с ног. Я отлетела к стене, всем телом врезалась в каменную кладку и, потеряв сознание, упала на грязный снег…

 

Отрывок.

Подробности на сайте писателя: http://relicbook.umi.ru/