Маленький и толстенький, он не шел, а будто прыгал, как мяч. Он

был не в обиде на своих родителей, хотя те выглядели куда тоньше сына.

«Главное, - рассуждал, - жизнь такая удивительная: вижу, чувствую,

слышу... Разве этого мало, а оболочка - так, приложение. Вот уж спасибо

моим создателям, что комплекса неполноценности дали избежать. Фу-ты,

комплекс неполноценности - выдумали, разве его по внешности

определяют?» Так, улыбаясь, он торопился к друзьям, предвкушая массу

впечатлений от приятного общения, и напевал задорный мотивчик.

Прошел летний дождь, заполнив все ямки и щели водой. Она испарялась

на знойном солнце, а тротуар еще блестел как зеркало - и это еще больше

радовало и обостряло чувства. Было безлюдно.

Иван Павлович поправил соломенную шляпу («лысину беречь надо -

своя»), остановился перед лужей и живо перемахнул через нее, мелькнув в

ней своим разноцветным отражением.

- Карлсон… - пропело над ухом, и звонкий приятный смех заставил

остановиться. Иван Павлович не сразу заметил девушку, сидевшую в тени

на скамейке, мимо которой пробегал. «И как не заметил, лужу «штурмовал»

на глазах этого чуда. Ай, оплошал, батенька». Он приподнял соломенную

шляпу, шаркнул ножкой и, изобразив звук пропеллера, сказал:

- Жарко, малышка, а у меня на крыше и того жарче, все лужи-то здесь, у

ваших ног.

Девушка опять засмеялась, и было в этой сцене что-то из доброй сказки:

ослепительно сверкала в лужах вода, ни души, толстячок в шляпе и юное

диво со смеющимися глазами. Только вот как-то неестественно сидела

девушка.

- А я на крыше не жила, а было бы здорово побывать, - шутливо сказала

она, - может, отдохнете минутку в тенечке со мной?

Иван Павлович присел, время у него было, но главное - такое чистое

прекрасное личико и журчащий смех не могли не остановить. Он,

продолжая улыбаться, спросил:

- Сколько вам лет, юная леди? Ответ несколько удивил:

- Как 27? Не ошиблись? Может, 17?

Она засмущалась, щеки окрасились розовым на одно мгновение, и

разговор возобновился:

- Я с таким удовольствием наблюдала, как вы примеривались к луже и

так лихо ее взяли, будто с пропеллером, как Карлсон. А правда - солнце

сегодня ослепительно? Смотрите, как зайчики скачут по воде.

- И дальше лужи не прыгнуть зайчатам. А знаете что? - я вас

приглашаю в общество Пересмешников. Я думаю, что вам понравится

больше, чем на этой скамейке. Согласны? Здесь рядом, через квартал.

Предупредите, кого следует, и пойдем на часок, - Иван Павлович отметил

свою необычайную смелость и то, с какой легкостью он сказал это: да-да, с

легкостью и даже с воодушевлением, право.

Но девушка, с которой он так неожиданно познакомился и уже узнал ее

славное имя - Лада, опустила глаза и молчала, плотно сжав губы. Иван

Павлович растерялся и уже собирался узнать причину столь быстрой

перемены настроения, как перед ними бесшумно появился крепкий старик,

держа за поручень необычное кресло.

«Боже, это инвалидная коляска» - догадкой мелькнула мысль.

- Ну что, дедуль, прикатил «мерседес», пора к дому. Вот познакомься -

Карлсон, добрый волшебник, - Лада засмеялась и подняла глаза, полные

слез, на Ивана Павловича. Сверкнул зайчик, но не весело, а безысходной

печалью.

Иван Павлович вдруг подпрыгнул, сорвал с нижней ветки два листка, и

как виртуоз, прислонил их к глазам девушки, и две слезы, играя на солнце,

скатились на зелень росой.

- Не будь я Карлсоном! - завопил Иван Павлович и ... слизнул «росу».

Лада захохотала, захлопала в ладоши. Дедушкины морщины будто

расправились, и они, трое взрослых людей, весело и громко засмеялись, чем

вызвали удивление редких прохожих.

- Ну вот, друзья, вперед к пересмешникам.

Иван Павлович с дедом бережно усадили Ладу в коляску и покатили

навстречу свежему после дождя ветерку. И кажется, солнце переселилось в

глаза этих людей.