Следуя по стопам Николая Алексеевича Некрасова.

(Некоторое совпадение с любыми персоналиями – неслучайно.

Изложение повествования – вымысел, с оттенками реальной действительности).

 

Часть первая.

Пролог.

 

В каком году – неведомо.

В какой стране – не гадано.

Но если верить Хроникам,

В Великий Марьин день.

А может в День незнания,

А может в День везения.

Недалеко от Брестеня,

А может в Висе Кулие,

На сходку собрались,

Семь временно обязанных,

Семь тайною помазанных,

Семь челоотуманенных,

Заботой одурманенных,

И кратией охмуренных,

Семь странных мужиков.

С Рассеянной губернии,

Уезда Терпиплюева,

Захоломутной волости,

Из сёл и деревень:

Конюшевщина-Клячина,

Обутка-Перетёркина,

Великая-Жадняцкая

И Ново-Хренокольск.

Из городов-подстольников:

Уроло-Первопольского,

Хавроно-Керменчикова,

А так же Свистоменьск.

Сошлися тайно в вечере,

Полобызались водочно,

Расставив недоверчиво,

В округе постовых.

Сошлися – и заспорили,

Кому живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?

 

Витольд сказал: «без-горестно,

Живётся лишь банкиру».

Сергей, поджавшись совестно,

Промямлил: «лишь попу».

Борис, полоща водочкой,

В стаканчике игриво,

Сказал, прижав селёдочку,

Торжественно к столу:

«Без-горестно и вольно

Живётся только – клану».

А про себя добавил – и только моему.

Геннадий опрометчиво

Воскликнул: «профсоюзам!

Они в обход купцов,

Скупили всю страну».

А Леонид, нахмурившись,

Шепнул Сергею в ухо:

«Купцам. Им всё здесь пруха,

Хоть, кол теши осиновый,

Отдышатся в пуху».

А Станислав, задумчиво,

Взглянув на Вячеслава,

Сказал: «ну, нет, ребята,

Доходно лишь – боярину.

А муторно – царю.

Ведь царь за всё в ответе,

За весь бомонд на свете.

С Боярина же взятки,

Как с перьев пить росу».

А Вячеслав, ехидно,

Чирикнул: «где же видано,

Чтоб царь, который в силе,

Подобен был попу,

А также профсоюзам,

Боярам и купцам,

И прочим, прочим, прочим,

Заезжим адресам».

 

И так они сердешные,

Со спору, да на водочку.

А с водочки, слюнявяся,

Переходя на крик,

Всё наливали шкалики,

И грызли хвост селёдочки,

И до материй высших

Совсем уж добрались.

Всяк недоволен каждым,

А каждый всё ж доволен,

Что мнение евоное,

Висит в главе угла.

Что, вот, глотнёшь с хрустального,

Грызнёшь хребет селёдочный,

Глядишь, и вся братва

Не держит больше зла.

 

Вот так они и спорили,

И пили жуть с тритикале,

И хвостики селёдочки

Валились со стола.

Мутило, но карябали

Папирусы серьёзные,

На мягком полотнище,

Зелёного сукна.

 

Во славном боре Беловже,

Что рядом с заграницей,

Где за могучих Брузов

Поставлена свеча.

Где пахнет хвоей свежей

Чистейшая криница,

А по иголкам, с неба,

Тихонечко, и нежно

Всё сыплется слеза,

Садилось Солнце красное.

Садилось. Трепыхался,

На ветвях и иголках,

Продрогший в дрызг закат.

А в тереме трёхъярусном,

За столиком с селёдочкой,

Всё шёл, да разгорался,

Таинственный обряд.

 

Мужик, что гусь – наглыщется

Где попадя, да всякого.

И вот ужо от счастья,

Вся крУгом, голова.

Гогочет несмолкаемо,

И в крыльях ветер свищет,

Хоть в голове бушующей,

Нет здравого ума.

И всё ему до фенечки,

И всё его, до гроба.

И всё вокруг должно,

Быть перед ним, сполна.

 

А времечко секундочки

Расшвыривает в ночи.

Уже и позабылось,

Зачем и собрались.

Лежат горой папирусы,

(Секретно, между прочим),

Покомкано-салфеточный

Являя миру Приз.

 

А на посту, меж сумерек,

Протягивая лапу,

Кряхтит, скрипя рассохшим,

Еловым комелём,

Тоскливо и безрадостно,

Потапыч косолапый,

Грозя, всем, остальным,

Обломанным клыком.

 

Меж тем, на дне бутылочек,

В туманно-мутном мареве,

(Для каждого из выпивших)

Рисуются дома.

Встают дворцы вдоль улочек

С гаремами, по-Цареву.

А, на чеканном аверсе,

Монет, что льёт казна,

Блестит, в короне золота,

Победоносно вздёрнута,

В прищуре ограниченном

Евона голова.

А призрак расширяется,

И метит стены зала.

А на столе с покладом

Зелёного сукна

Растёт гора трёхмерная.

Секретом освящается

Среди усекновения,

Алмазный глаз орла.

И клёкот ясно слышится.

Он заползает в душу,

И рвёт острейшим клювом,

Предавшие сердца.

И выпивает кровушку,

А следом заполняет,

Зловонным серым ядом,

Сосуд,…Живой,…Творца.

 

А рядом черти весело

Всё подливают водочки,

И перьями обвешаны

С рогов и до копыт.

И поднимают ласково

Ручонки всех, от мордочек,

И знамо дело пёрышко,

Елозит, да скрипит.

Скрипит, не надрывается,

Подписывая буллу.

За весь, могутный (временно),

Мужичий славный род.

В чернильницах плескается,

Предсказывая хулу,

Кровавое знамение

Необратимых квот.

 

В последнем издыхании,

Геннадий кинул вилку,

Прицелившись отчаянно

В алмазный глаз орла.

Но, вилка неприкаянно,

Попала в их горилку,

Пробив дыру, нечаянно,

В бутыли из стекла.

Все семеро очухались,

Продолжив спор ретиво.

Как-будто и не пили,

Нисколечко с утра.

Опять сошлись – заспорили.

(Почти заголосили)

Кому живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?

 

Витольд сказал: «без-горестно,

Живётся лишь банкиру».

Сергей, поджавшись совестно,

Промямлил: «лишь попу».

Борис, полоща водочкой,

В стаканчике игриво,

Сказал, прижав селёдочку,

Торжественно к столу:

«Без-горестно и вольно

Живётся только – клану».

А шёпотом добавил: «и только моему».

Геннадий опрометчиво

Воскликнул: «профсоюзам!

Они в обход купцов,

Скупили всю страну».

А Леонид, нахмурившись,

Шепнул Сергею в ухо:

«Купцам. Им всё здесь пруха,

Хоть, кол теши осиновый,

Отдышатся в пуху».

А Станислав, задумчиво,

Взглянув на Вячеслава,

Сказал: «ну, нет, ребята,

Доходно лишь – боярину.

А муторно – царю.

Ведь царь за всё в ответе,

За весь бомонд на свете.

С боярина же взятки,

Как с перьев пить росу».

А Вячеслав, ехидно,

Чирикнул: «где же видано,

Чтоб царь, который в силе,

Подобен был попу,

А также профсоюзам,

Боярам и купцам,

И прочим, прочим, прочим,

Нездешним мудрецам».

 

Затих мужичий гомон.

Свалив вину на Бруза,

На стульях у фигуры

Расселись мужики.

Налили по гранёному,

Без чоканья глотнули,

Занюхав по простому,

Собрались разойтись.

 

В висках зашелестело,

Кувалдами забило.

Алмазный глаз, орлиный,

Флюидами зацвёл.

Покомкано-салфеточный

Папирус распрямило,

И буквицы латиницы,

Писалом кто-то ввёл.

Факсимиле витушками.

Напротив – имяреки.

А ниже всё, дословно,

Что Бог с рожденья дал.

Всё, что творили-рушили

Вот эти человеки.

И всё, то – баснословное,

Что каждый ожидал.

********

Привскрылся клад заморский.

Что обещал им гном.

А их глаза сморило

Мертвецки пьяным сном.

 

Сон.

 

Витают в доме ангелы,

Под жёлто-тусклым светом.

Не Солнышко, но лампы,

Одарят их теплом.

А ниже, рыщут демоны,

С усмешкой, до рассвета.

И одаряют спящих

Диаволиным сном.

 

Их сны вокруг летают

С Диаволиной меткой.

Касаются друг друга,

Сплетаются в пучки

Один в другой вползают,

Распавшись на чешуйки,

Перемещаясь цугом,

Как по дерьму жучки.

 

«Декретно-променадное

Хотел бы я имение» –

Вдруг поднимая голову

С салатного листа –

«И жить хочу в громадине

Союзного значения,

Под Свистоменьским городом» –

Так Станислав сказал.

 

Отбрасывая чёртиков

С зелёного сидения,

И стряхивая хмару

С помятого лица.

Борис промямлил: «Здорово!

А чёй-то ты так споро?

Мы не о том же спорили.

Ведь это, как скандал».

Сергей, заслышав голос,

Как вроде Светлобога,

Решил, что он, наверное,

Давно уже в раю.

И что его уж очередь

Отпить из Бруза рога,

И смело корректировать

Кон-ффиггу-ссстии-ту-цию.

 

Витольд заметил трезво:

«Мне ничего не надо.

Я сам себе мужчинка,

Ещё в расцвете лет.

А коль метнулись резво,

Вы за любой наградой,

Так чё мы всё тут спорили?

Кому тянуть билет?»

Геннадий с недосыпа

Смахнул рукой тарелку.

И грубо сматерившись,

Рыгнул на письмена:

«Ну, вот, опять обделана,

Заморская балделка.

Ты что, заматеревший?

Снимай-ка ордена».

 

Борис подбросил шарик

Из скомканной салфетки.

И прямо Гене в ухо

Спланировал удар:

«Смотри-ка, одарил!

Как мастерски! Конфетка!

Уменье не пропьёшь!

Его ведь Бог послал!

А ты, хорош пижонить,

И глыкать токмо водку.

И форс-мажоры ладить

Для первого лица.

Вон, собирай конструкцию.

А не рыгай, как гоблин.

А то, глядишь, обструкцию

Получим с подлеца.

А что там наш охотничек?

Свалил хотя бы Бруза.

Свежатинкой попотчевал

Прям с пылу да с огня

Иль на худой конечик,

СтрельнУл дуплетом в ухо,

Иль раздырявил насквозь,

Статую ведмедЯ».

 

Витольд, зыркнув глазищами:

«Но, но! Прошу закону!

Я тоже, между прочим,

С умением на ты.

Не смейте фамильярничать,

А то ваш шарик, с кону,

Вернётся весь под соусом

В Эдемские сады».

 

«Я дико извиняюсь.

Серьёзно, понимаешь.

И лечь готов на рельсы,

За ради мужиков.

Но ты, Витольд, напрасно,

Скотину защищаешь.

Не будет к ней узды,

Не будет в ней мозгов».

 

«Да что вы понимаете,

В картечи или дроби.

Мой батя был военным,

И я люблю ружьё.

Хотя, промежду нами,

Я сексом занимаюсь.

Ну, что вы все подумали?

С доской Чату-ранжё.

Фигурочка к фигурочке,

Всё ясно и понятно,

Когда поддаться силе,

Когда – вперёд уму.

А здесь, на этой дачке,

Гляжу – развод невнятный.

Кто позвонИт-то гному,

Ума не приложу.

Хотя, конечно, если,

Скользить промежду капель,

То, твёрдо обещаю,

Всё салом оплатить.

И назову всем паиньку,

Которому и скальпель

(Ну, как печенье к чаю),

Мы сможем здесь всучить.

Что, Станислав, задумался?

С чего тако желаньице?

Декретно-променадная

Громадина своя.

А может ты, как шушера,

В заморских снах купаешься,

Заныкав от товарищей

Громадный склад бабла?»

 

«Ты, Лёня, видно здорово,

Ударился на входе.

Мои кумиры – Червиль,

И этот, Бенар Шов.

А, что учил когда-то,

Засранца из народа,

Так он за всё ответил,

Хоть к иностранцам вхож.

И вот скажу что, твёрдо,

Я вот таким мужчинам.

Вы сами-то не брали

Заморского бабла?

А мужикам, наверное,

Навешали со сплину,

Про пятую колонну,

Что давит из нутра».

 

«Всё, хватит с паном братствовать.

Мы все тут одной рожи.

Ну, то есть соговорщики,

Хоть браты мужику.

Все чистенько слепы,

Глухи, и цветом схожи.

Но, знайте напрямик,

Я к гному не хочу.

Отговорить бы вас,

От партизанских бредней.

Но, знаю, гном ведь ждёт

Ответных кренделей.

Да, ладно, промолчу,

Хоть видел я намедни,

Что в будущем уйдёт

Опора в сад теней.

Продажный англетер,

Я тузю себя в ухо.

Вставай, и доложи

Ты, всё как есть царю.

Но, через час в сортир,

Я залетаю мухой.

И там хожу в тиши.

На всех, и вся ложу.

Вот так, друзья мои.

Я честен перед вами.

Но вынужден скрывать

Под маскою лицо.

Мы по уши в дерьме,

А гном давно над нами,

Корпит, и ковыряет

Алмазное яйцо».

 

«Ты, Вячеслав, охлынь-ка.

Все знают твоё хобби,

Сначала соглашаться,

Затем на всех пенять.

Как мыслишь-то,

Позвоним? Доложим гному Поппи?

Хотя, царём гнушаться,

Как в петлю залезать».

 

«Я думаю, ребята,

Наш час наверно прОбил.

(Хоть не согласен с вольной,

Но так тому и быть)

А доложить нам стоит

Царю и гному Поппи.

Вот только связь обратную,

Царёву отключить.

Ну, при царе мы пОжили,

Ни шатко и не валко.

Так может гном с собранием,

Окажет больше честь.

(По мне, так я боюсь,

Совсем бы не стреножили).

Хоть ссудный-то процент,

Он впарил нам – не счесть.

ЗвонИм одновременно.

Докладываем – кратко.

Пусть гному весть бежит,

От первого лица.

Царю – единовременно,

Доложим – всё в порядке!

Он сам поймет, в чём дело,

От третьего лица».

 

«Ну, Вячеслав – умище!

Ну, коробок с мозгами!

Отколь, скажи на милость,

Ты бархатный такой?

Всем подложил соломки.

Всех оделил дарами.

Пусть не пощупать в живость,

Зато – для всех с лихвой».

 

Потух закат вольфрамовый.

Стучится в дом средь бора,

С весёлым щебетанием

Малиновый рассвет.

Покинул сон Диавола,

Мужицкий храп средь дома.

Встаёт с хулометанием,

Мужицкий гопсовет.

Головоньки безумные.

Во рту – пустыня Гоби,

Язык, как дохлый ёжик,

Карябает губу.

Глаза – по-детски умные,

(Опохмелиться б, что ли)

И в них – Дейльдартунтухвер

Клокочет на ветру.

В термально-серном мире,

Пыхтит фонтан, грохочет.

И пар стремится к небу

Из вяленой души.

А гном (в прямом эфире)

Над сборищем хохочет,

Всем нарезая ломтики

ГМе-Ошной ветчины.

 

А мужики в неведенье,

Что приключилось в ночи.

(Ведь их сморил внезапно,

Мертвецки пьяный сон.)

Быть может, с кем-то спорили,

О чём-то, жутком, впрочем.

А, может – бес-порядком,

Был кто-то возмущён.

Поднялись, отряхнулись.

По соточке махнули.

Очухались, продолжив,

Свой послевстречный спор.

Ведь так не смог никто,

Всем доказать разумно:

Кому ж живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – безгорестно,

Доходно – от Руси?

 

Витольд сказал: «вольготно,

Живётся лишь банкиру».

Сергей, поджавшись совестно,

Промямлил: «лишь попу».

Борис, полоща водочкой,

Стаканчик от кефиру,

Сказал, прижав салфеточку

Намокшую, ко лбу:

«Без-горестно и вольно

Живётся только – клану».

А шёпотом добавил: «и гному одному».

Геннадий опрометчиво

Воскликнул: «профсоюзам!

Они в обход купцов,

Скупили всю страну».

А Леонид, нахмурившись,

Шепнул Сергею в ухо:

«Купцам. Им всё здесь пруха,

Хоть, кол теши осиновый,

Отдышатся в пуху».

А Станислав, задумчиво,

Взглянув на Вячеслава,

Сказал: «ну, нет, ребята,

Доходно лишь – боярину.

А муторно – царю.

Ведь царь за всё в ответе,

За весь бомонд на свете.

С боярина же взятки,

Как с перьев пить росу».

А Вячеслав, ехидно,

Чирикнул: «где же видано,

Чтоб царь, который в силе,

Подобен был попу,

А также профсоюзам,

Боярам и купцам,

И прочим, прочим, прочим,

Нахалам и дельцам».

 

Заело пуще прежнего,

С похмелья мужиков.

Кто просто громко лается.

Кто за слова цепляется

Кто фигу крутит чудную

Всем визави под нос.

Гляди – совсем раздраятся.

(А может, покусаются)

А может, цепко вцепятся,

Друг другу в чуб волос.

Иль поутюжат вдребезги,

Вазоном из-под вереска.

(Сегодня – злого недруга),

Вчерашнего дружка.

Иль понаставят с зависти

Друг дружке синяков.

Иль пораздарят, с кровушкой,

Друг дружке тумаков.

 

Проснулось эхо зимнее.

Пошло снежком поскрипывать,

И лапы Елей девственных

По сторонам швырять.

Снежище в вьюге, дивное,

Ложится в перелесочках,

Где леший тишь заветную

Не может отыскать

Там волк из чащи выскочил,

Завыл, защёлкал челюстьми.

Там Бруз могучий выступил,

Затопал копытьми.

Там заяц, с труху, беленький,

Сигнул в сугроб под ельником,

И поелозив лапками,

Пустился напрямки.

Там филины заухали,

Смутились полуношные,

Что кто-то стуже утренней

Посмел так докучать.

А Сирин, птица Велеса,

Взмахнув крылами шумными,

Запела дивным голосом,

Не в силах умолчать.

Запела песни сказочны.

Запела, задурманила,

Про времена загадочны,

На флюгер умастясь.

И льётся песня Сирина.

И дивный голос девичий

Окутал, словно пологом,

Мужичью ипостась

Поёт она о ворогах,

О тёмных смутах бремени,

И зазывает спорящих,

В свою страну – Напасть.

********

Встают виденья райские,

Влекут в сады Ирийские.

Вот только с ходу заднего,

В тот Ирий не попасть.

 

Накануне.

 

Завыли ветры буйные

Над северной сторонушкой.

Над южной – громыхает,

Нездешняя гроза.

Вставали Роды шуйные.

Как белыя лебёдушки,

Что крыльями сметают,

Заклятого врага.

Вставали Роды, каялись,

Что времечко упущено.

Что гномами охмурены,

Все веси, до небес.

Вставали Роды, каялись,

Вставали Роды – бОжились,

Что больше не допустят,

В стан гномов – чести Вест.

Вставали Роды – клялись,

Законы Рита строгие,

Богов своих законы,

Не распылять окрест.

 

На вече собирались,

Тянули резы с смыслом.

На капище плескали

Медовый чудо взвар.

И по дымку хвоисту,

(Не гласу голосисту),

Степенно отбирали,

Иль отрока, иль мужа,

На царский сход-дуван.

 

Идут полями чистыми,

Идут горами снежными

Идут мужи отборные

На запад, в стольный град.

Лесами деревлистыми,

Лугами шелковистыми,

Болотами гнилыми,

Идут мужи в Царь-град.

Идут мужи на сходку.

Идут и днём и ночью.

Идут в жару и в слякоть,

И в стужу, и в мороз.

Не раз, сменив походку,

Идут, сбивая ноги.

Идут, чтоб покалякать,

Про жизненный вопрос.

 

Широкие дороженьки,

Всего лишь на бумаге

Проторены с востока

Простым карандашом.

А вместо них – тропиночки,

Петляя по оврагам,

Ползут себе потешно,

Виляя как хвостом

По сторонам тропиночек

Встают холмы преградой,

Заросшие пыреем,

И белой лебедой.

А за холмами пастбища,

КолОсятся утратой:

Сплошным чертополохом,

И чёрной беленой.

Заброшена землица.

Нескошенные травы.

Пруды погрязли в ряске,

А реки в топляке.

В лесах дымит валежник.

В полях – гниёт потрава.

Чиновник точит лясы,

О золотом дожде.

 

Крестьянин, сокрушаясь,

О «временных» несчастьях,

Закладывает с горя

Зачахшего конька.

Оставив, не гнушаясь,

Для истого пристрастия,

Как лик святого бога,

Ярмо…на все…века.

 

Ах, как вы – реки русские,

Загадачно прекрасны!

В разливе – непокорные,

Что русская Душа.

И вы, луга весенние

Духмяностью пространны!

ШелкОвисто-задорные,

Как песня соловья.

Ах, как леса расцвечены,

По осени нарядами.

В багрянце золотится

Упавшая листва.

И вы, поля заснеженны,

Укрыты пышно шалью.

Лишь снегири, что капельки,

Рубином жгут глаза.

Придёт пора – зашепчутся

Таинственно дубравы.

Полезет поросль новая

На солнечных лугах.

Но, на Душе – не тешится,

Родная Русь – в опале.

Родная вера – попрана.

И стар, и млад – в рабах.

 

Не любо всё, не нАшее.

Не терема, не избы,

Возвысятся над павшею

Берёзкой на святцы.

Взлетят в наряде крашеном,

Заморские реалии,

Похожие на крепости,

Колонные дворцы.

Поименуют гоями

Издревле славный Род.

И будет насмехаться

Над этим разный сброд.

 

Покосятся домишечки.

Упрутся об завалинки,

Где весело шепталась,

Когда-то детвора.

Соломенные крыши,

Растащат в гнёзда маленькие,

Синицы, да сороки,

Стрижи иль голытьба.

Сгниют резные ставеньки,

Провалятся полати.

А печь чернявым зевом,

Дыхнёт последний раз.

И полетит в безвременье,

Коптя повсюду сажей,

Крича безгласым рёвом,

Хранительницы прах.

 

Блестит казна алмазами,

Сияет изумрудами.

Без счёта драгоценностей,

И дивных каменьЁв.

Не исчислимо сЕребра,

А злато – млеет грудами,

Или тончайшей ценностью

Червонит лик богов.

Всяк из отборных личностей,

Стремится быть поближе.

И чашей черпать злато,

Для нужд своих детей.

И обеспечить в вечности,

А может, чуть поближе,

Достойную зарплату

Для слуг своих друзей.

 

Народ не обессудит.

Он ждёт обычно чуда –

Бесплатного обеда,

Да лишний выходной.

А дальше – будь, что будет.

Или лафа, иль в блуде,

Закончится победа

Над славой трудовой.

 

Вот так и дни проходят.

Народ плюёт на мудрость.

Отборные жируют,

Плюя на весь народ.

И жизнь свою проводят,

(Выпячивая тупость)

В опросах на досугах,

Кто сколько загребёт.

Или, пустясь по странности,

В обход своих владений,

Чтобы узнать об думах

Своих же крепостных.

И попенять превратностям

Народных злоключений,

Одаривая рубищем,

Без счёта – всех живых.

********

Не находя ответов,

Мужи бредут по свету.

(Наверно в безразличии,

Что сделалось в стране).

Им важно, до безличия,

Узнать о всевеличии,

Потешить самолюбие,

Ответом, хоть извне:

Кому ж живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?

 

Часть вторая.

 

В графстве Гнома.

 

А в тридесятом графстве,

За каменной скалой,

Хранится клык ужасный,

Под ядрами с землёй.

Драконий клык, опасный,

Для всех земных существ.

И приторно-прекрасный,

Для гнома – из веществ.

Корпеет гном над лихом.

Лелеет, дорожит.

А весь подлунный берег

Вздыхает, и дрожит.

 

Спешат мастеровые,

Крестьяне и купцы,

Солдаты, вестовые,

Чиновные дельцы.

Спешат на бизнес-Сити.

Спешат на трейдинг-вэй.

Там, в виртуальном мире,

Плодят своих зверей.

Плодят, не напрягаясь,

Не шевеля мозгой.

Зачем? Гном, не гнушаясь,

Рулит своей рукой.

Кому-то прыснет в вену.

Кому застит глаза.

И чудо-юдо схему

Прилепит к образам.

И будут гномостранцы

Любить гномо-богов.

Печатать гномо-баксы

И херить чудаков.

И будут гномостранцы

Как зомби-холуи,

Поддерживать засранцев,

Топя народ в крови.

 

В чертогах стекло-каменных,

За крепкою оградой

Сидит на троне, спаянном

Из медных черепов,

В монашьем одеянии,

Для душеньки отрадном,

Чумазенький, нескладненький

Глава гномородов.

Никто из грозных рыцарей,

Никто из злобных тварей,

А также их родителей,

И даже бунтарей,

Не бросит вызов мелкому,

С плюгавенькою харей,

Чумазому подобию

Подземных королей.

 

Он – неказист. (Для виду)

Покладист. Не хромой.

Не вурдалак. Не аспид.

И с круглой головой.

К меньшинствам толерантен.

К сокровищам – привык.

Не раздаёт гарантий.

И не совсем старик.

Он любит свою правду.

Не чествует чужих.

И только свою лепту

Возносит в ранг крутых.

На мир бросает взгляды,

Как на пустырь в саду,

Который без пригляда

Зарос быльём в страду.

Он не набожен, властен.

И пастырь только тем,

Кто вовсе не опасен,

Не создаёт проблем.

Он гнёт свою идею.

Горой за ФРС.

Ведь все богатства с нею,

Заполнят сейфа фейс.

 

Звонок, из ниоткуда:

«Ну, здравствуй, папа гном.

Мы тут свершили чудо.

(И вроде бы живём!)

Ты всё желал с востока

Устроить наш распад,

Но, так уж получилось,

Что запад виноват.

Мы, тут, толпой решили,

А, ну его, к чертям,

Союз, который силой

Грозил твоим парням.

Всё! Будем гномо-баксы,

Теперь всю жизнь хранить.

Они красивше в таксе.

Их легче ворошить.

Да, и копить их легче,

Почти что в двести раз.

Ну, что, ты рад известию?

Не отругаешь нас?»

 

«Ты, погоди, Бориска.

Не сыпь, не тарахти.

Ты прямо огорошил,

С ума бы не сойти.

Мы, в общем-то, имели

Какой-то вид на вас.

Но знамо дело – график.

А так вот – первый раз.

И что прикажешь делать?

Сенат ведь не поймёт.

У нас с валютой в дело

Совсем наоборот.

Мы если обещали,

Мешок-другой для вас,

Так значит – вы стяжали,

Доверие от нас.

И подготовить действо

Обязаны вы в срок.

Иначе лиходейство,

(А нам самим – урок)».

 

«Ну, это, понимаешь,

Ты сильно не ругай.

Мы, в общем-то, собрались,

Поговорить про рай.

Не все согласны наши,

С ответом на вопрос.

Вот, собралИсь, и краше

Свершили фортель-форс.

Хоть до сих пор не знаем.

И мучает одно,

Что ты скорее знаешь,

Как хитро лечь на дно.

Ответь же нам по совести,

Не ври и не юли.

Кому живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?

Вот, ты про гномьих братьев,

Что можешь нам сказать?

Вы пользуетесь властью,

А где добра-то взять?

Вам от Руси не каплет,

В свои-то закрома?

Иль в каменьЯх, иль нефтью,

Иль в золотых рублях?

А может быть Линготы,

Вы мечете в чулан?

А рядом – Клык Драконий,

Чтоб защитить карман».

 

«Борис, ты понимаешь,

Работу над собой

Не нужно делать в праздник,

И даже в выходной.

И с кадрами своими,

Ты лучше не шути.

Кончать пора и с ними,

А то ведь – все в пути.

И как там обернётся?

Вдруг сдохнут тормоза.

И с кем ты остаёшься?

С корытом у пруда.

Ну, а насчёт вопроса,

Так здесь ответ один.

Кто рулит вместе с боссом,

Вот тот и господин.

А Клык Драконий, знаешь,

Он у меня один.

Ведь, у тебя такой же,

Размерчик только – с клин».

********

Нет, не ответил прямо,

Гном на его вопрос.

Хотя твердил упрямо,

Про график, и про спрос.

Остался загогулиной,

Болтаться их запрос.

(Но главное, чтоб слЮнями,

Он больше не прирос).

 

Банкир.

 

Мужи, как отзвонились,

Решили продолжать.

Ответы на вопросы

Всем каганОм искать.

 

Витольд сказал: «без-горестно,

Живётся лишь банкиру».

Сергей, поджавшись совестно,

Промямлил: «лишь попу».

Борис, полоща водочкой,

Промеж зубов игриво,

Пробулькал, поднимая селёдочку ко рту:

«Без-горестно и вольно

Живётся только – клану».

А шёпотом добавил: «и гавнюку кроту».

Геннадий опрометчиво

Воскликнул: «профсоюзам!

Они в обход купцов,

Скупили всю страну».

А Леонид, нахмурившись,

Шепнул Сергею в ухо:

«Купцам. Им всё здесь пруха,

Хоть, кол теши осиновый,

Отдышатся в пуху».

А Станислав, задумчиво,

Взглянув на Вячеслава,

Сказал: «ну, нет, ребята,

Доходно лишь – боярину.

А муторно – царю.

Ведь царь за всё в ответе,

За весь бомонд на свете.

С Боярина же взятки,

Как с перьев пить росу».

А Вячеслав, ехидно,

Чирикнул: «где же видано,

Чтоб царь, который в силе,

Подобен был попу,

А также профсоюзам,

Боярам и купцам,

И прочим, прочим, прочим,

Нахальным молодцам».

 

Нет, не добиться правды,

Пока стаканчик пуст.

Собранием решили –

По соточке на «куст».

 

Пока здесь суть да дело,

(В хрусталь бежит коньяк)

Витольд заметил смело:

«Банкир! Вот кто хитряк!

Ведь он не зря оттяпал

У Родины закон,

Что с этого момента,

Он, как-бы, и не он.

И золотишко наше,

Которое в казне,

Теперь – совсем не наше

Ни в ночь, ни в ясном дне.

И где же это видано,

Чтоб ярый финансист,

Ворочал наше золото,

Под гнома строгий свист.

Лежали наши денежки,

Чуть свист – и всё, тю-тю!

Мы так вот не протянем

И к Ильину-то дню».

 

«Шалишь банкир пузатый!

Нам тоже по плечу,

Печатать нацвалюту.

И даже не одну.

Пусть будут – гривны, зайчики,

А может и – реал.

Ведь краски гномо-импортной

У нас почти подвал».

 

«Ты, Лёня, не заигрывай,

Со словом – ведь оно,

Имеет своё свойство,

Всё превращать в говно.

Ну, то есть, если брякнул,

Что ты как вроде князь,

То, если это утка,

Тогда ты просто грязь».

 

«Всё, Станислав. Я понял.

Ну, что, звоним ему?

Алану, иль Георгию,

Пусть будет дежавю.

Ну, вроде это было,

Совсем не так давно.

Но, всё мы позабыли,

Пусть повторят ещё:

Кому ж живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?»

 

Графинчики полнёхоньки.

Икринки – янтарём,

Играют в чудном зареве,

Что будится огнём.

Селёдочка тоскливо,

Плывёт среди теней,

Лишь хвостиком, лениво,

Опёрлась на филей.

Филей уже не в моде,

И квасится давно,

Под свет с каминных боди,

Чьё пламень – естество.

 

«Нет, не звоним Алану.

Он пожилой, устал.

Да, и о нашем плане,

Он так же осерчал.

Да, и не нашей крови,

Он гномовской – чужой.

Позвоним мы Георгию,

Тот вроде в доску свой.

Я набираю номер!

Алё, на том конце,

Георгий? Кто здесь помер?

Ты что, в своём уме?

Эт я. Ну первый номер,

Мужицкий депутат.

Да нет, никто не в коме.

Я ем мясной салат.

Ты можешь нам оттуда,

Из офиса помочь?

Скажи, живут верблюды

Там, где всё время ночь?

А если откровенно,

Ответь нам на вопрос.

Кто здесь всегда жирует?

А кто не ест и вскользь?

Кому живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – безгорестно,

Доходно – от Руси?

Банкирам жить вольготно?

У вас – всё на мази?»

 

«Борис, ты обижаешь

Банкиров громадьё.

Мы лишь рубли считаем,

Пуская их в жильё.

А иногда в процентик

Немножечко вложив,

Мы поднимаем квоту

Для мёртвых и живых.

Кому избу у моря,

(У кого есть, что взять).

Кому хибарку (с горя),

Им нечего пенять.

А как иначе дОлжно,

Как пополнять казну?

(Ведь все под гномом ходим),

Нам всем не по нутру».

 

«Ну, вот как, понимаешь,

Ты завернул вопрос.

Что денег не имаешь,

И с самогО лишь спрос?

Что, брат ваш не имеет

Законных трудодней?

А, чё казна мелеет?

Кто там завис над ней?»

 

«Ещё раз повторяю,

Борис, ты сам решил,

Что гному завещаешь

Считать по мере сил,

Убыток и прибыток

Казённых векселей.

А золота избыток,

Пустил на трейдинг-вэй.

Что делать-то банкирам?

Мы тоже хочем есть.

Какое тут богатство?

Остаточная смесь».

 

«И что ж это выходит?

Банкиры в нищете?

А кто же в злате ходит,

И ест на серебре.

И кто же нам ответит,

На скромный наш вопрос.

Устроить что ли тёмную,

Иль начинать допрос?

Кому ж живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?»

********

Не смог банкир ответить,

На простенький вопрос.

Ну, не поймёт народец,

Про «парашютный» спрос.

 

Секретарь Патриарха.

 

«Так братцы. Слово молвить

Хочу, пока не пьян.

Я говорил вам вроде,

В попах весь наш изъян.

Давайте патриарху

Мы брякнем по прямой.

Мол, так и так, доложь нам,

Что сделалось с казной.

И почему на маковках,

В округе всех церквей,

Сияет наше золото,

Пластом, как тот филей.

Так вот где все налоги!

На крышах их домов.

А мы глядим под ноги,

И славим их Богов.

А все отцы святые!

Смотри, в каких крестах!

А цепи золотые!

Звено – с кулак в руках!

Так вот кому вольготно

Живётся от Руси.

Все им, без-поворотно,

Дары несут вкусить».

 

«Так. Ты Сергей не слопал,

Чего-то не того?

Как можешь без-причинно

Корить здесь самогО.

Второго после Бога,

Не зная, что почём.

Ведь лечит он убогих.

Печётся обо всём.

Крестьян шальные души,

Он направляет в храм.

Чтоб вот таким кликушам

Не били по мозгам.

Ну, если хочешь – звякнем.

Вот только не ему.

Келейнику Даниле,

Его секретарю».

 

«Ты, Вячеслав, погодь-ка.

Что сразу-то стращать.

Сначала нужно выпить.

Затем и поучать.

Ну, что Геннадий? Вжился

В прообраз алкаша.

Разлей по десять капель,

Себе-то только – ша.

Немножечко погодь-ка.

Чуть-чуть что охолонь.

А то слезу святую

Ты превратишь в блевонь».

 

Зажуркал по стопарикам

Коньячный родничок.

Селёдочка, уступчиво,

Подставила бочок.

Икринки в масле сливочном,

Катаются на стол.

Огурчики в подливочке

Впитали хруст и соль.

Татушны девки в платьицах

От племени кутюр,

Что бегали по Африкам,

Пугая местных кур,

Трясут тату сисястыми,

И бёдрами скользят

По брюкам первостольников,

(В девичестве – ребят).

Но всё-то их достоинство

Направлено на то,

Как разузнать доходчиво,

Кто крутит здесь кино.

А если откровенно,

То, каждый хочет знать,

Кто здесь пренепременно

Имеет благодать.

Кому живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?

 

«Ну, чё, Борис. Как первый,

Ты и начнёшь опрос?

Я набираю номер.

С келейника и спрос».

 

«Погодь Витольд. Рюмашку

Я только подцепил.

Сейчас даю отмашку,

Вон, Лёня всё допил.

Пусть погутарит с дьяком,

Духовно о казне.

А я, тут, для порядка,

Послушаю – втуне».

 

«А что бы нам, ребятки,

Не справиться у них.

У этих, что танцуют,

И делают стриптиз.

Они должны быть в курсе,

Да и прислуга – тож.

Смотри, какие боди

Наводят выпендрёж.

Здоровьем аж лоснятся.

И остальное всё.

Так хочется прижаться,

Отдать им всё своё»

 

«Геннадий, что, замкнуло?

Мы что, пришли на секс?

Мы здесь – за ради стульев,

Чтоб каждый зрел успех!

И что они ответят?

Ты ж сам им бросишь кость.

Иль думаешь – приветят,

За медных грошей горсть.

Не спрашивай у нищих.

Не береди больных.

А то получишь хищных,

Зверей, взамен слепых.

Ну, что они имеют:

Солдаты, ямщики,

Мастеровые, слуги,

И мелкие чины.

Мы всё у них забрали,

И Родину, и Дом.

А вдруг землицу дали,

Посеют – отберём.

Или совсем плохую,

В камнях, или под гать,

Чтоб урожай вовеки

Нельзя было собрать».

 

«Всё, Вячеслав, тихонько.

Геннадий уже вник.

На проводе келейник.

Что Леонид поник?

Спроси хоть для приличия,

Почём же нынче сан.

Всё, забирай. В мембрану

Скажи ему – будь сам».

 

«Але. Будь здрав – Данило.

С тобою говорит,

В своей стране – горнило.

Сам – перший чиновит.

По-вашему – как батька,

Для всех святых чинов.

Вот у меня до тебе,

Имеется вопрос.

Что говоришь? Кто шепчет,

В мембрану до меня?

Так это Станиславе,

Он набирал тебя.

Вот мы тут всем семейством,

Собрались на совет.

Вопрос имеем скользкий.

Подскажешь нам ответ?

Я слишком многословен?

Всё, повторю вопрос.

Я? Нет. Ничем не сломлен.

Вот наш тебе запрос.

Кому живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?

Вот ваше духовенство,

Оно живёт с чего?

У вас, что, повсеместно,

Наделы. От кого?

А как ещё иначе

В пенатах-то прожить?

И кто на вас батрачит?

Неужто – тот, кто сыт.

Да? Вроде десятины

Давно уже и нет.

А? Вам приносят те же,

Кого зовём мы – кнехт!

Всё. Извините. Больше

Претензий до вас нет.

Я передам всем вскоре,

У нас – один гешефт.

Ну, буде здрав = Данило,

Вопросов больше нет.

А, патриарху – мило,

Скажи, что дал совет».

 

Данила, ложа трубку,

Промолвил тихо вслед:

«Заблудши ваши души,

Сыны. А сердца – нет.

По трезвому б взглянули,

На нашу благодать.

У нас же всё от Бога,

Что келья, что кровать.

Откудова богатства,

Что приписали нам?

Ведь это святотатство,

Нас причислять к купцам.

Мы пастыри народные.

Имеем только то,

Что принесла нам паства,

От стола своего.

И нет у нас усадеб,

И многого всего.

Мы служим не за злато.

Мы здесь – уменьшить зло.

Чтобы плодились, множились

Миряне в разнобой.

Не спорили о нациях.

Вершили всё – гурьбой.

И свадебки играли.

Венчались – всяк с судьбой.

Да каялись, крестились.

Чуть что – за упокой.

Чтоб не было раскольников,

Везде был только – лад.

Служились бы Престольные,

Да не гудел – набат.

Чтоб и дворяне вхожие бы

Были в богов дом.

Да и купцы пригожие

Не были здесь скотом.

(Прости всевышний боже.

Сорвалося из уст.

Сосуд заполнен жижей –

То разумом он пуст).

Вот с кого спрос за злато,

Которое в казне

Лежало на полатях,

Открытое жадне».

********

И нет опять ответа

На каверзный вопрос.

Где испросить совета,

Кому послать запрос.

 

Профсоюзы (двигатель регресса?).

 

Тут вдруг ожил Геннадий.

Пока все у стола,

И мечут откровенно

Селёдку и салат.

Запихивают в чрево:

Икру, филей, балык,

Геннадий, оч-умело,

Издал неясный крик:

«Я знал, что профсоюзы

Всему у нас виной.

Невнятны, и кургузы,

И ходят все толпой.

И требуют у власти

Несбыточной мечты.

Как вроде с неба сласти

Насыпят им в штаны.

Их нужно понемногу,

С небес то опускать.

И в шахты, да поглубже,

С семьёю засылать.

А то смотри – дворяне!

Не крикни, и не тронь.

У них везде, повсюду,

От притеснений – бронь.

Борис. Ты как первейший,

С них должен всё спросить.

Звони их генералу,

Мол, будем говорить.

У них там правит Игорь.

Конечно же, не князь,

Но толк он знает в играх,

И носит лишь ферязь.

Пусть растолкует нашим:

Откуда барышей,

Их профсоюз пропащий

Набрал для торгашей.

Которые без права

Похитили у нас:

Поля, леса, дубравы.

Мы что им, низший класс?»

 

« Давай нальём и Гене.

Он что-то очень злой.

А так глядишь и вены

Найдут себе покой.

А то вон как набычился.

И пеной изошёл.

(А может это слюни?)

Смотри-ка – отошёл!

Вот, понимаешь, свойство

У огненной воды.

Всем лечит беспокойство,

Яснит дубам умы».

 

Уж Солнышко в окошко

Глядит сквозь узорочь,

Которую прял снегом

Мороз в прошедшу ночь.

Заигрывают блики

С сугробами в бору.

Лесные будят лики,

Играя в чехарду.

Отскакивая весело

От крохотных зеркал,

Заснеженною россыпью

Во временной портал.

Оттуда, с ветра лепетом,

На шапки облаков,

Рисуя с нежным трепетом,

Родных...Своих...Богов.

 

Прищурившись от блика,

Светящих в глаз лучей,

Борис, как тот владыка,

Поймал, в кулак, филей:

«Но-но, неугомонный,

Как энтот профсоюз.

Мы здесь сейчас заключим

Законненький союз.

Вот принял я рюмашку!

Всё! Дело за тобой.

Ты совершил промашку,

Попав ко мне большой.

Сейчас мы на тарелочке,

Кусочек шинканём.

И будешь ты частично,

К еде приговорён.

Ну, понимаешь, чуткость

Ты должен проявить.

Спуститься вниз, к желудку,

Калории там слить.

А если не захочешь,

И с вилочки скользнёшь.

Тогда к голодным пёсикам,

На ихний корм пойдёшь».

И обращаясь к Гене,

Взглянув ему в глаза,

Добавил: «Ты уверен,

Что давеча сказал.

Что наши профсоюзы

Кургузы, и жадны.

И хапнули втихую,

Почти что полстраны.

А эти? Коммунисты,

Да ихний комсомол,

Они с рожденья чисты?

У них то что – мосол?

Я что-то сомневаюсь.

Вон, стали баре все,

Кто прежде агитировал,

И шлялся по стране.

В таких, вон, лимузинах

Катают за рубеж,

Что с нашей-то машиной,

Сравнить – один балдёж.

Ну, знамо дело, с нами

Обули весь народ.

Так нет ведь, разыграли,

Наш джокер – на улёт.

Эт, что, хотят нам впарить

Свои же векселя?

А золотце затарить,

В мешки? И всё – аля?

Ну, нет, хамишь братишка.

Мы создадим в ЦБ,

Отдельную Нацкнижку,

Чтоб счёт вести за всем.

Чтобы лихая братия, ни-ни.

Лишь в наш карман.

(Да что я тут балакаю?

Ведь всё самообман.

Все денежки: хоть в злате,

В купюрах, в каменьях,

Пойдут в амбары гнома,

Хоть будь ты на сносях.

Во, блин, как нас облОжил,

А может обложИл?

Да нам какая разница,

Очухаться б, пожить)».

 

Минутою молчания

Завис сей монолог.

С собою разговаривал,

Смотря на потолок,

Борис в каком-то трансе.

Что виделось ему?

Неслась страна под айсберг?

Держалась на плаву?

А может думка умная

Вгрызалась в мозжечок,

Видения полночные

Пуская наутёк.

Не знает, не узнает

Об этом уж никто.

Да, и какой засранец

Встревожит самогО,

Срывая всю нирвану

С запутавшихся плеч.

Заблудшую халяву

Заставив – ню...прилечь.

 

Геннадий, молча булькал

В один большой стакан.

Пока хозяин в трансе,

И водку не забрал.

Сергей водил ладонью

У глаз – туда-сюда,

Чтобы вождю фривольно

Моглось мечтать всегда.

Все остальные рядом

Сидели в тишине.

Ни за каким бы лядом,

Не скрипнули оне.

Минута. Вот другая

Уносится назад.

Бориску посещает

Объятый явью взгляд.

 

«Так, хрен с ним с профсоюзом.

Он что, бельмо в глазу.

Вот если офигеет,

То сделаем козу.

И спрашивать не будем

У лидеров его.

Они же нашим духом,

Пропитаны давно.

Ну что они ответят

На наш такой вопрос?

Мы сами это знаем,

Ведь мы родили спрос».

********

И снова безответным

Повис для всех вопрос.

Каким-то – беззаветным

Почудился опрос.

 

Чиновник.

 

А Солнышко катилось

В зенитную верхонь.

Ярилось,

Согревая собою шелупонь.

Но, так уж мир устроен,

Не однолик – двулик.

Кто – чем-то успокоен,

Не видя бедства лик.

А кто-то – возжелает

Иметь в прислугах всех.

И в Иго превращает

Орду – как признак Вех.

Кто – чинно обустроен,

Отгородясь от всех.

А кто-то – в Банду встроен,

Чтобы развить успех.

Кто – чист, как Ангел малый.

Чуть побузИт и в дом.

А кто-то – Демон ярый,

Весь мир он лепит в ком.

И до поры до времени,

Для Солнца – все они,

Есть просто сгустки семени,

Нескладные, живЫ.

Но, в час определённый

(По-нашему – в час ИКС),

Бросает взгляд на Землю

Неведомый Старик.

Невидимый, Без-смертный,

Творец любых миров.

И наблюдает в действе

Созвучие тонов.

И если жизнь играет

Как радуга в весне,

То, молча, отпускает

Всех Ангелов к Земле.

Но если злобой пышет

Там Демон мировой,

Шатает, и колышет

Весь жизненный устой,

Тогда – Ярило-Солнце

Вскипает пеклом весь,

И выжигает – в пепел,

Воинственную спесь.

 

«Минутку передышки

У вас я попрошу.

От возлияний шибких.

Не всем же по плечу,

Вот так, не просыхая,

Разжёвывать вопрос.

Кто очень долго сможет

Работать на износ?

Я как-то не обучен.

Да и чиновный люд

(Хоть даже и прирУчен),

Берёт душевный зуд.

Мы, у себя на встречах,

С чиновничьей братвой

Сподвиглись, как на вече,

Решать большой толпой.

Вот, кто-нибудь запустит

На кон какой вопрос,

Все остальные – в смуте.

Решают сей запрос,

Выкрикивая каждый

По ходу реноме.

Ну, то есть принцип важный,

Что держится в уме.

Затем старейший в зале,

Бьёт молоточком в гонг.

Все мнения в опале,

Окромя – выигравшего торг».

 

«Эт что же получается,

Ты, Вячеслав, нам всем,

Тверёзым, и при памяти,

Навязываешь хрень.

Вот то-то все чиновники

(У вас, да и у нас)

Как спетые сановники,

Не слышат наш указ.

И лепит каждый бабу

Из снега – всяк свою.

Для нас – с горошек ростом.

Для граждан – со скалу.

А по весне всё это

Сойдёт туманом в грязь?

Вот кто сейчас в законе.

Вот настоящий князь.

Чинуша хитрожопый

Крадёт у всех казну.

Нам бает – не собрали.

Народу – всё к царю.

Налоги все в Царь-граде,

И не тревожьте их?

Не то, царь направляет

Опричников своих?

Ну, хитромудро действо!

Так. ЗвОним в чей уезд?

Чтоб нам растолковали,

Кто совершил наезд».

 

«Борис, ты, право слово,

Младенец? Али как.

Они ж за нас готовы

Любого, как шмурдяк,

Пополоскать, и вылить

В клоаку, в унитаз.

Лишь укажи на вылет,

И дай такой приказ».

 

«Так, Леонид, мы спросим,

Хоть будут они – где.

Но, проследить попросим,

Чтоб не было гарде.

Хочу я чиновиту,

Задать, тот наш вопрос.

Что скажет? Карта бита,

А может – платит взнос?

Кто наберёт мне номер,

Любого из чинов?

С тем расцелуюсь в губы,

Доверчиво, в засос.

Хотя поторопился.

Найду, кому звонить.

А для здоровья лучше,

Рюмашку пригубить.

Есть на примете парень.

Пока что только зам,

Но скоро станет чином,

Подходчивым к делам.

Вот номер. Набирайте.

А я себе налью.

Негоже распылятся

По всем делам вождю».

 

«Борис, я справно брякнул,

Ну, то есть позвонил.

Смотри, чтоб не иссякнул

Лимит минутных дыр».

 

«Ты что Сергей всё мямлишь?

Мы мужики с тобой.

Минуточки то схлямздим.

Объявим сбор большой,

Для сирых и убогих,

Для одиноких вдов.

Народец их жалея

В казну пошлёт улов.

Какой улов? Ты это,

Что не догнал ещё?

Да кровные монеты,

Что приберёг на всё,

Что отложил со стажу

На чёрные деньки.

А ты чего подумал?

Шепни-ка. Мудаки?

Это они-то? Право,

Не в бровь, а прямо в глаз.

Что ты сейчас глаголешь?

Что это всё – про нас?

Ну, ты какой засранец.

А я ж тебя любил.

Каким был, оборванец,

Ты помнишь, ай забыл.

Приблизил близко к трону.

А ты? Вот, отплатил.

Что, меряешь корону?

А хватит в тебе жил?

Да ладно. Ляпнул сдуру?

Прощения пождёшь?

Облей-ка вон фигуру.

Затем и мне плеснёшь.

Давай сюда мембрану.

Там кто-то уж хрипит.

Приветик, Юрий бравый.

Да здесь у нас гамбит.

Товарищ, с кем мы пили,

Подложил мне свинью.

Я почему-то думаю,

Что даже не одну.

Ну, с этим, как развеюсь,

Я сразу разберусь.

А ты вот, как сэнсэю,

Ответь напрямоту:

Кому живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?

Вот как чиновник в ранге,

Ты от казны берёшь?

Чего-чего? Подарки,

Или презент. Не врёшь?

А может монетарной

Какой-нибудь статьёй,

Ты пользуешь приватно

Жену, детей, сватьёв?

Да, ладно, мы же в связке.

Излей начистоту,

Ты в золотой подвязке?

Иль терпишь наготу».

 

«Чур, не меня, дядь Боря.

Я вот он, в доску свой.

Как скажешь – объегорю

Любого, хоть хромой.

А вот в казне мы сроду

Не брали пескарей

(Да что там мелочиться,

Вы ж тащите жирней).

Ты ж знаешь, что чиновник,

Он весь вот – на виду.

Он государев служка,

На голову свою.

У нас то, в госсегменте

Везде один закон.

Коррупции в конверте

Чиновничий заслон!

Я поясню: к примеру,

Зашёл проситель к нам,

По разным, тайным в меру,

Хозяйственным делам,

По просьбе, иль без просьбы

Начальственных мужей.

В руках – прошенье с визой,

От всяких торгашей.

В портфельчике – конвертик,

Как масляный елей.

Прошенье чтоб скользило,

В дороге побыстрей.

Чтоб не было засады,

Обидных реноме.

И кто-нибудь нескладно

Оформил резюме.

Мы, как гарант закона,

Конверту – красный свет!

Изымем. Очи грозно,

Направим на объект.

Пусть знают, мы не шутим.

За Родину горой.

У нас продажных судей

Не сыщешь (в выходной).

Проситель сразу мякнет.

С законом не шути!

Иначе в дождь и слякоть,

Ты с ним не по пути.

Конвертик мы в корзину!

(Со всякой ерундой.

Не с мусорной конечно,

А – сердцу дорогой).

Проситель наш уверен,

Что дело на мази.

(А мы на самом деле,

Ничем не помогли).

Зато мы все довольны.

Идём к своей мечте.

Кто думает, что вольный,

Кто – что купил здесь всех.

Ну, сам суди, дядь Боря,

Какое ж тут богатство?

(Привидится ж во сне)

Народ имеет с поля, поболее – втройне.

А нас – песочит каждый,

Что сверху, что с низов.

То – обокрал всех дважды.

То – гачи от штанов,

Попротирал без пользы.

То – лишнее забрал.

То – норов очень скользкий.

И все вершат – скандал.

Нет уваженья к чину.

А мы ведь все с тобой.

И с Родиной, и с людом

(Чтоб был он как живой).

Мы бережём наследие,

Отчизны дорогой.

Пусть иногда в кармане.

Зато – он в доску свой.

Мы не живём доходно,

Вольготно от Руси.

Мы только сохраняем

Сокровища твои».

 

Чиновнику не сладко!

Подумал наш Борис.

Его шпыняют гадко,

Кто сверху, кто-то вниз.

Бедняга – еле служит,

И исхудал, как клещ.

Ну, как он обнаружит,

В своём кармане брешь.

Негоже так с чинами

Своими поступать.

Необходимо завтра же

Зарплату им поднять.

********

«И здесь опять промашка.

Не знает чиновит,

Какая же букашка

Весь мир наш ворошит.

Кто собирает с миру

Златые барыши.

А кто не выползает

Из кроличьей дыры.

Кому ж живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?»

 

Купец.

 

Мужи по стойке «смирно»

Стояли пять минут.

Пока Борис сердито

Шептал про контрибут.

И лишь заслышав нежный,

Ласкающий родник,

Который мило лился

В хрусталя ясный лик.

Все вновь загомонили,

Очухавшись от пут,

Что колдовством смирили

Их лика атрибут.

 

Витольд сказал: «без-горестно,

Живётся лишь банкиру».

Сергей, поджавшись совестно,

Промямлил: «лишь попу».

Борис, понюхав водочку

В фужерчике ревниво

Сказал, подняв икринку, блестящую ко рту:

«Без-горестно и вольно

Живётся только – клану».

А шёпотом добавил: «архонту одному».

Геннадий опрометчиво

Воскликнул: «профсоюзам!

Они в обход купцов,

Скупили всю страну».

А Леонид, нахмурившись,

Шепнул Сергею в ухо:

«Купцам. Им всё здесь пруха,

Хоть, кол теши осиновый,

Отдышатся в пуху».

А Станислав, задумчиво,

Взглянув на Вячеслава,

Сказал: «ну, нет, ребята,

Доходно лишь – боярину.

А муторно – царю.

Ведь царь за всё в ответе,

За весь бомонд на свете.

С Боярина же взятки,

Как с перьев пить росу».

А Вячеслав, ехидно,

Чирикнул: «где же видано,

Чтоб царь, который в силе,

Подобен был попу,

А также профсоюзам,

Боярам и купцам,

И прочим, прочим, прочим,

Набобам и ханжам».

 

Повечерело. Блики

С камина поднялИсь.

И темень очумело

Шарахается в плис,

Который тенеломом

Поднялся на пути,

Закрыв (не совершенно)

Всех окон закутки.

Мужи сидят у стОла,

С зелёной бахромой.

А мальчики меняют

Закуски всей толпой.

Мальчишечки резвятся,

Уносят недоед.

Он будет, без стесненья,

В их доме на обед.

Наливочки не выпиты

Сливают в толстый жбан.

Оттуда всё ловчее

Делить на весь каган.

А для мужей всё свежее,

Горячее несут.

Коньяк и водку местную

Расставят там и тут.

Пусть погуляют в славу,

Охочие мужи.

Глядишь, и на забаву,

Подарят им ключи,

От новеньких, двуспальных

(Таких родных) пенат,

Что обзывают хутором

В столицах азиат.

Девчёночки татушные

Не слазят с их колен,

Мужей первопрестольников,

Производя обмен,

Лобзаний сладострастных

По всем их телесам,

На фантики, и посулы

Умчаться к небесам.

Открыв для обозрения

Свой самый сладкий срам,

Который, без сомнения,

ВозрОдит здесь бедлам.

 

«Купцам живётся весело,

Доходно от Руси!

Я повторюсь! Вольготно!

Они здесь как сыры,

Которые по маслу,

И в масле глубоко

Катаются снимая

Все сливочки легко».

Пришёл в своё сознание

От ласки – Леонид.

(А может, был он в сказке

По всем мусалам бит.

Поэтому – сисястые,

И девичьи тату,

Не вызвали под ложечкой

Сосательных табу).

«Купец во фрак малиновый,

Разряженный, как в пух.

Хоть, кол теши осиновый,

Ко всем стенаньям глух.

Торгует всем товаром,

Дороже в десять раз,

Ссылаясь на правительство,

Такой, мол, был указ.

Эт как же он так долго

Остался на плаву?

Видать примета склонна,

Не дать тонуть говну.

Что, у кого в знакомых

Находятся купцы?

Давайте поспрошаем,

Как делать барыши.

А может их по службе

Ребята позовут?

Расскажут, растолкуют,

Что мы главнее тут.

Расспросят про процентик,

И в счет, каких заслуг

Купцы, так полноценно

Имеют много слуг».

 

Борис, сложивши брови,

Большим крутым углом,

Поднявши палец с смыслом

О чём то, о своём,

Сказал: « И то ведь верно.

Мы как забыли их?

Ну, понимаешь, скверно,

Что не снимали с них,

Как с золотых овечек,

(А может и тельцов)

Золотоносну шкурку,

В полметра толщиной.

Добавим в наш папирус,

Указ о ……молоке!

Пусть нам снимают сливки

Вдвойне? Нет, нет – втройне.

Народ у нас послушный,

И верит нам, как брат.

Вот пусть заместо сливок

Вкушает свой обрат.

А мы ведь здесь, в губернии,

При штабе? Значит – мозг!

А мозг – он должен верно

Рассчитывать запрос.

Он должен мыслить мудро.

И запасать всё впрок.

А значит, хитроумно

Питать себя и в срок.

Вот так вот и запишем:

Народу несть в казну,

Молочные излишки,

Сообразно…..ломтю,

Который он съедает

За весь рабочий день.

От этих вот калорий,

Ему работать лень.

Что, Вячеслав, напомнил?

Ах да, чуть не забыл.

Добавим строчкой ниже:

Купцам, по мере сил,

Оказывать поддержку,

И не чинить разор.

Пусть ладят нам кормёжку,

Чтоб ясным был наш взор!»

 

« А справиться о жизни?

Имеют что оне?

Иль пусть живут до тризны,

Свободные вполне?

Что мы, купцов, не вправе,

Об этом расспросить?

Вольготнее же, право,

Им больше всех, кажись».

 

«Ты, Леонид, не вправе,

Людей так очернять.

Они же не в забаве,

Охочие гулять.

Купцы, эт наша сила!

До Бога – рулевой!

Они же нас красиво

Обставят новизной.

Их спрашивать не будем.

Пускай себе творят.

Народ за них сослужит,

Умением пахать».

 

Наливочки сверкают

В фужерах янтарём,

Рубинами играют

Бутылочки с вином.

Шампанское, конфеты,

Коньяк, лимон, десерт.

Всё от купцов – гешефтом.

В карманах приз – конверт.

Хрустящим гномо-баксом.

Топырит грудь тепло.

А сердце – лживым «саксом»,

Вкушает торжество.

********

Купцы остались сбоку.

(Прочти), не при делах.

С какого-то припёку

Совсем не зная плах.

 

Боярин.

 

«Пока ещё налито,

Не полностью у всех,

Обсудим, может, скрыто,

Про наш истеблишмент?

Попросим всех из зала.

И музыку долой.

Совсем чтоб не мешала

Нам думать головой.

Я снова утверждаю,

Что лучше всех живёт –

Боярин. Потому как,

Он – главный патриот.

Не был, не привлекался.

Живёт сам по себе.

С политикой якшался

Лишь по большой нужде.

В Совете не замечен,

В правительствах – лишь спит.

Такое ощущение,

Что пешкой состоит.

А что на самом деле?

Питается – на что?

Что ли, с одних имений

Всё это баловство?

По миру разъезжает,

Без всяческих помех.

Себе не разрешает

Порочащих утех.

И не вещает вроде,

Глобальных перемен.

И не решает, в корне,

Правительства замен.

А если с тылу, сбоку

На всё это смотреть?

Он – сам себе хозяин?

Что, можно так жиреть?

Быть может, поспрошаем,

Боярина? За что,

Ему вот так вольготно

Даётся волшебство.

Ручонки – не марает.

Умишком – не богат.

И царь не каждый знает,

Кто в этом виноват».

 

От долготной тирады

Во рту возник сушняк

И Станислав отрадно

Подумал про коньяк

Плеснул в стакан водицы.

Глотнув, обжёг язык.

(Налил он по ошибке,

Таинственный кирдык).

 

Борис, усёк промашку.

И с ним бывало всё.

И так же обжигал он,

И нёбо, и лицо.

Когда-то был он молод.

Доверчив был ко всем.

И с ним случалось много

Злосчастных перемен.

Теперь он возмужавший.

Теперь он – бит мужик.

И всякий оплошавший –

Юнец пред ним (на миг).

 

«Что, Станислав. Безродный?

Аль метишь ты в князья?

Почто такая долгая,

Нескладная статья.

Мы тут чего собрались?

Побаить? Невдомёк,

Что каждый здесь мечтает

Свершить один урок.

Боярин – это сила!

Знамение и власть!

Один боярин знает,

В доверие как впасть.

Умён он, что не скажешь,

По виду одному.

Да, бережёт Отечество,

А не сосёт слюну.

Да, и какой с боярина.

Всем денежный доход?

Ну, пенсион с имения,

Четыре раза в год.

За звания – награды?

Да, что ты, смех один.

Он выше всяких денег.

Он – перед богом сын!

Нет. Не будем унижаться

Боярина хулить.

Мы все стремимся вжиться,

В бояров лик, чтоб лить

На все народы счастье

От вида одного.

(Чтобы ушло ненастье,

От дома моего)».

********

Боярин неподвластен,

Обычному суду.

В Отчизне он – всевластен,

Он – мозг всегда всему.

Отпал, неразрешённым,

Ещё один вопрос.

Кому же, отведённый

Послать теперь запрос?

 

Полицмейстер.

 

Разлили по фужерам

Янтарную слезу,

В отрочестве водицу,

Колодезну, живу.

Молчание зависло

На несколько минут,

Пока на вдох и выдох

Забыли про уют,

Глотая: кто – всё сразу,

«Залив за воротник».

Кто – как хмельну заразу,

Цедя по каплям всхлип.

Допили, закусили,

Заговорили вслух.

Невнятно, и все сразу,

Краснея от потуг.

И всяк стремился глупо

Другого закричать.

Как-будто были глухи,

И лишь могли – рычать.

Хотя, как бабуины,

Твердили враз одно:

«Полицию забыли,

Спросить – ей каково?»

 

Борис, устав от крика,

Привстал: «хочу сказать.

Я понял, что все лихом,

Собрались поспрошать

Тех, кто покой наш чинный

От смуты бережёт.

Живут они безвинно?

Сколь ложат им на счёт?

Не ошибусь, наверно,

И выражу за всех,

Мы спросим их примерно.

За кем какой есть грех?

Живут они вольготно,

Иль бедно от Руси.

И как они, охотно,

Крышуют все торги.

Звоню. Спрошу Андрея.

Он скажет, что к чему.

Доходно ль от России

Служивому чину.

Алё, алё. Ты слышишь?

Борис тебе звонИт.

Кто здесь кого колышет?

Мы собирались пить.

Да, вот вопрос нескладный,

Тревожит нам умы.

Ты нам ответишь ладно

Насчёт своей сумы?

Ну, это в тайной форме.

А если – напрямик,

Ответь нам – кто же в норме,

А кто совсем должник.

Кому живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?».

 

«Вы как-то несуразно

Поставили вопрос.

У нас всё – чин по чину,

Приказ рождает спрос.

Какой клобук напялен

На чьей-то голове.

Какой погон – изряден?

Или – простой себе.

Мы служим за довольствие.

И охраняем вас

От всяких недовольственных.

Мы – подневольный класс.

Какой приказ нам скинете,

Секретный, али – как.

Так и довольство примете

Для нас. Вы вольны всяк.

Мы будем только рады,

Что ежели чего,

Прибавите награды

За наше мастерство.

А если – между нами,

Скажу, как на духу.

Мы, рядом-то с богами,

Не кушаем уху.

К казне мы на два шага

Не подступаем вблизь.

На рукавах обшлаги?

Мы ж не цыплячья слизь.

И служба наша хлопотна.

Попробуй нос по ветру

Держать всю жизнь безропотно,

Как хворый член – катетеру.

Да, иногда и муторно

Служивым. По делам?

Ну, не скажите! Путано,

Ваш разгребать бедлам.

Всё! Честь имею! Служба.

Присяга мной дана.

Какой доход, где чуждо

Богатство всем низам».

 

«Смотри, как отбрехался.

Всего за пять минут.

Как-будто рапорт дался

Ему за миг. Ну, крут.

Берите со служивых – пример.

Они про всё

Всегда первостатейно

Доложат. Как лицо,

Которое с присягой

Хранит и ум и честь.

И с совестью, с отвагой,

У них заначка есть.

К ним отпадает просьба

Ответить на вопрос.

У них свои заботы.

И с них – особый спрос».

********

День разливался красочный:

В алмазной шелухе

Зелёно и загадочно

Блестели сосны все.

Иголки изумрудами

Впивались в поры кож,

Снегов, застыв бурунами,

Гася ветров галдёж.

На солнечной поляночке

Резвилась ребятня:

Лисята, белки, зайчики,

Лесная их родня.

Никто не ведал главного,

Что рядом, в теремах,

Делили землю Русскую

Мужи, как на сносях.

Их главный навигатор

В финансовых морях.

Был чудо-терминатор

У гнома на паях.

 

Часть третья.

 

Волхв.

 

В дубовой роще, в кряжистой

Избушке у болот

Варил зельё купажистое

Предревний звездочёт.

Он слыл по всей округе

Учёным мудрецом.

И думы думал в круге,

Под древним деревцом.

К нему вела тропинка

Сквозь чащу, топь болот,

Глубокую низинку

И холм – Солнцеворот.

Предсказывал он судьбы.

Хранил народ от бед.

Лечил от всякой дури

Нахальных приверед.

Зажравшихся – диетой:

Водой ключа, живой.

Зарвавшихся – молитвой:

Степенной, родовой.

А хворых по болезни

Поил своим зельём,

НастОянным с надеждой,

И сваренным с мольбой.

Он был ведун и знахарь,

Волшебник, чародей,

И сеятель, и пахарь,

И славный чудодей.

Он сохранял природу.

Он пестовал – детей.

В любую непогоду,

Ждал лишь благих вестей.

 

Повечерело.

Солнце ушло на край небес.

Тропинка у оконца

Заглядывала в лес.

По той тропинке, в хрусте

Вновь выпавших снегов,

Спешит Людмила, в грусти,

До тайных берегов.

Спешит к избушке в роще.

Спешит, по мере сил,

Оглядываясь, ропща,

Что белый свет не мил.

Что упраздняют древний

И родовой уклад,

Крестя, во всех деревнях,

Народ на новый лад.

Лесная чаща хмуро

И даже невпопад,

Скрипит не протестуя,

И стонет наугад.

Сухой валежник – дико,

Сорвётся от потуг.

Как-будто злое лихо

Проснулось рядом вдруг.

 

Следы всё мнут воздушность,

Нетронутых снегов,

Петляя в полукружье,

Между низин, холмов.

Людмила поспешает,

Снимая в мыслях грех,

Всем, кто её пугает,

Тем, празднуя успех.

 

Вот-вот прошла сквозь чащу.

Скользнула вдоль болот.

Взобралась из низинки,

Не убавляя ход.

Луч Солнца в эспланаде,

Застыл на миг у стен,

Ей, озаряя в хладе,

Венец её проблем.

 

Костёр перед избушкой

Трещит живой искрой.

Что, роясь у опушки

Пленят своей игрой,

Охватывая плотно

Большой чернявый чан,

Погаснув неохотно

В пару волшебных манн.

Ведун возле кострища,

С косматой бородой,

Скребёт по дну чанища.

Весёлкой дубовОй.

Разбалтывает зелье,

Комки дробит на нет.

Как-будто возле кельи,

Варганит свой обед.

 

«Ты что в такую темень?

Дождалась бы утра.

Не каждый храбрый кремень,

Сподобился б сюда.

Тревожит что-то сильно?

Ай, недруг достаёт.

Иль, супостат насильно

Неволит тело, бьёт?»

Ведун окинул взглядом

Тщедушное чело,

Худющую фигуру.

Глаза горят – зело.

Краса не раздражает,

Подчёркивает ум.

Плебейством не страдает.

Богатый ей не кум.

 

«Я за советом, старче.

Ты, самый мудрый Волхв.

Скажи, покуда харчи

Нам будут плавить мозг.

Как жить, скажи на милость.

Вокруг одно ворьё,

Сбесившихся от жиру

Халдейских кумовьёв.

Всё делят землю Русскую

Не знамо, чьи мужи.

Ну, сколь ещё нам пятиться,

Ты право, подскажи.

Мы потеряли волю.

Свобода не про нас.

И всякий, кто без роду

Свой испускает глас.

Мы обеднели духом.

Телец проник в наш дом.

Питается он слухом,

А пьёт наш тайный сон,

Вдыхая ароматы

От семигранных свеч.

Мы для него – приматы.

Годны лишь чистить печь.

Князья отдельных княжеств,

Все куплены давно.

Им – прятать золотишко

Судьбой отведено.

А, что народ озлоблен,

На это наплевать.

Всё ждут с заморских вольных

Любую благодать.

Великая Отчизна

От ран – кровоточИт.

Кто – не допустит тризны,

Для всех, чей помысл чист?»

 

« Людмила! Ты затмила

Меня своим умом.

Я думал – не вступила

Надежда в отчий дом.

Всё ожидал знамений,

Поярче, поглавней.

Да, видно, от волнений,

Беды не видел всей.

Не торопи, присядь-ка,

На комель, у костра.

Мы погуторим складно,

Куда идёт страна».

 

«В древнейшие эпохи –

Мне прадед говорил –

Ходили скоморохи,

Везде, где Бог творил.

До запада с востока,

И с севера на юг

Здесь находился общий,

Смекай – общинный круг.

Здесь правили народом

Былинные князья.

И лета с недородом

Не видела земля.

Здесь не было повинных.

Всяк честь свою имел.

И оттого, как видно,

Народ был – жив, и смел.

А если ошибались,

Иль путались князья,

То тут же скоморохи

Старались – почём зря.

А там волхвы, ведуньи,

Свой правили вердикт.

Всё было – честь по чести,

Хоть юн ты, хоть – реликт.

Но, не по нраву было

Всё это Сатане.

Он воинство плешиво

Направил к нам, всуЕ.

Сколь витязей прекрасных,

За землю полегло!

Но, отстояли. Правда,

Не удалили зло.

Откинули лишь только,

За видимый предел.

Да, круг наш, богатырский,

Премного поредел.

Отстроили мы стены

По краю наших царств.

Но, грянули измены,

В управе государств.

Не одолел нас силой,

Могучий Сатана.

Тельцом своим паршивым

Затмил князьям глаза.

Вот, до сих пор и делят,

Спуская на разор,

Отчизны славной земли.

А радуется – вор.

Нам нелегко. Рассеян

По всей земле наш Род.

И витязь наш отсеян

От княжеских щедрот.

Но, близко уже времечко,

Что нас объединит.

И сатанинско стремечко

Из уха удалит.

Встаёт уж Солнце красное.

Заря сжигает мрак.

Недолго будет властвовать,

Резвиться вурдалак.

Ступай, себе, Людмила.

Готовой будь к войне.

Тогда и в мире милом,

Ты будешь на коне».

 

Ведун наполнил чашку

Ведическим зельём.

Отлил с неё в баклажку,

С три четверти, ручьём.

Людмила отхлебнула

От чашки три глотка.

Баклажку завернула

В узорный пух платка.

С великою надеждой

Поворотила в путь.

Ей виделась Отчизны

Объемлющая суть.

********

Ведун шептал воследок

Защитные слова.

И брызгал, напоследок,

Зельём...вокруг следА.

 

Эпилог.

 

Расставлены все знаки.

И символы вершат

Лихих годков правление

Во славу Сатанят.

А местный вольнодумец,

Простой абориген,

Надеется что это,

Всего лишь трёпа хрень.

И бьёт поклон счастливо,

С слезою на глазах,

Хамлу, который лживо,

С ухмылкой на устах.

Ему вещает «правду»

О боговых дарах,

Пороча в кулуарах

Страну отцов, их прах.

 

Сплетает паутину

Паук во всех углах,

В хлеву, где как скотина,

Испытывая страх,

Живёт создатель царства

Рабочих и крестьян.

Теперь он – беспризорный

Разбойник и смутьян.

Обложен он оброком

На многие века,

И мытарь гнома – сроком,

Грозит издалека.

Землица оскудела.

К тому же – не своя.

Без-ценность очумело,

Всё рвётся в облака.

********

Идёт ходок (мужик) по свету.

Топча свою планету,

Затаптывая ценности:

Достоинство и жизнь.

Не видит он, не ведает:

Кому в Руси отведено,

Отрезано, отмерено,

Владеть чужими судьбами,

Исполнив свой каприз.

 

Кому ж живётся муторно,

Кому живётся хлопотно,

Ну, а кому – без-горестно,

Доходно – от Руси?»

 

(Творится тайно зло.

Кто заказал его?)