- Неправильная у нас война, Ирина Ивановна, - вдруг обратилась Оля, возмущённо жестикулируя руками.

- Добрый день, Оленька. А где ты видела правильную? Есть с чем сравнивать?

- Нет, я о партизанской.

- Понятно. В школе, видно, хорошо училась? – попыталась пошутить Ирина, направляясь в свой рабочий кабинет.

- Причём здесь это? – не унималась девушка. – Партизаны раньше как вели себя?

- Стоп. Ты о каких партизанах? Кто тебе сказал, что у нас партизаны? Диверсанты – ещё понятно, а партизаны…

- Я всё перепутала, - вдруг остановилась Оля. – Я имела в виду диверсантов. Как они к нам попали? Кто их сюда завёз?

- Это война, девочка. Здесь никто не играет по правилам. Здесь все способы уничтожения хороши.

- Сегодня утром слышали взрывы?

- Конечно, слышала. И попыталась убедить себя, что это было далеко и не к нам.

- К нам, Ирина Ивановна.

- Теперь знаю. Город большой. К нам может и не долететь. Помнишь, с чего всё началось?

 

Макеевка – огромный город с множеством районов, сёл, посёлков, микрорайонов, что чужому человеку никогда не разобраться в географии города. Здесь еще надо над картой покорпеть не один час. И не архитекторы в этом виноваты. Они, как могли, соединили в одно целое все кусочки населённых пунктов так, чтобы всем казалось, что это один единственный город. К нашим дням, всё именно так и выглядит. Не секрет, как раньше на пустом месте возникали города и сёла. Возведёт богатенький дядечка церквушку за свой счёт на пустынном холме, где и река рядом, и лес поблизости, а через какое-то время там появляются постройки домов и сарайчиков для живности. Постепенно обрастает церковь домами, усадьбами, хозяйством и рабочей силой. В Макеевке всё было практически так же, с тем только различием, что вместо церкви здесь открывалось строительство новой шахты по добыче угля. А дальше всё происходило так же, как и у церкви. Шахт открывалось всё больше, людей приезжало со всех концов России много. Прокормиться хватало всем. То ли город родился между множеством шахт, то ли наоборот – кому сейчас это надо? Сохранить бы всё, что есть, а потом и историю города почитать, благо, правдивая история в здешних краях осталась.

 

- Что-то Ирина разговорилась, - подошла Светлана. - Слышали: Макеевка снова пострадала.

- Не только Макеевка. Люди страдают. Вчера парнишка попал под обстрел. Семь часов на операционном столе пролежал. Так и не узнал, что умер.

 

- Ирина Ивановна, вы меня не узнали? – заговорил раненный ополченец, который подошел вместе со Светланой.

- Максим?

- Максим, - улыбнулся солдат.

- Не знала, что ты на войне.

- Многие не знали. Я просил мать, чтобы молчала.

- Что с рукой?

- Ранение. Сухожилие задето.

- Жаль. Правая рука. Как дальше будешь?

- Всё нормально, - улыбнулся Максим. - Немного заживёт – снова уйду воевать. Мам, не смотри так на меня, - повернулся он к Светлане.

- Береги себя… и мать… береги…

- Мы ещё повоюем, Ирина Ивановна, улыбнулся одними глазами парень.

- Ты только живи, дорогой, - по-матерински тронула здоровое плечо парня Ирина.

- Спасибо, - смущённо ответил он. – А вы не переживайте. Я скоро вернусь в строй.

 

**

 

Бомбёжка продолжается в течение всего дня. Если говорят, что диверсанты специально выискивают людные места и одним взрывом уничтожают большое количество людей, тут же думаешь, почему людям не сидится дома. Одному всегда надёжнее: бабахнули – упал на пол, прикрыл руками голову, открыл рот и лежи, жди, прислушивайся, болит ли что. Не болит – значит, не попали.

 

Интересно, а те инструкторы, которые написали эти правила, испытывали их на собственных стареньких бабушках? Как может старушка быстро свалиться на землю, отбросив в сторону костыль, вспомнить, что при этом надо немедленно раскрыть рот.

 

Взрыв прозвучал так неожиданно, что Ирина от удивления раскрыла рот, тем самым спасла уже когда-то пострадавшую от взрывной волны барабанную перепоночку в ухе. Она молниеносно выскочила из кабинета в павильон, где всегда много людей, наткнулась на незнакомого мужчину, который с улыбкой тут же сказал:

- От нас! От нас, милая женщина. Я – с вами рядом.

 

Она недоверчиво посмотрела ему в глаза.

- Я повторяю: от нас.

 

Вернувшись в кабинет, Ирина принялась звонить своим дочерям. Убедившись, что с ними и внучками всё в порядке, позвонила подруге в Донецк.

 

- У нас всё по-старому, - услышала она голос Марины. – Бомбят.

- От вас? – попыталась соврать сама себе Ирина.

- От них. Вон, снова в церковь угодил снаряд. Не иначе – работа диверсантов.

- Думаешь?

- Убеждена. Это надо было так точно угодить в центр постройки. Только специально обученные солдаты и специально настроенные приспособления на это способны.

- Я сегодня, Мариш, видела, как работает группа ополченцев по отлову (слово то какое, волчье) диверсантов. Настоящие бойцы. Говорят, только в Макеевке и только за одни сутки четыре группы обезвредили. Но это не предел.

- Как вы там, Ириш? Газ, свет, вода?

- Пока Бог миловал – всё есть.

- А мы в Донецке без тепла и света сидим. Достала эта жизнь. Вчера с работы возвращалась под обстрелами. Не дают жизни Петровке нашей. Несколько раз на землю падала.

- Голову руками прикрывала?

- Не поняла.

- Я говорю, падала просто так или по инструкции?

- Наверное, просто так рухнула мордой вниз. Коленку содрала. Какая голова? Я сумочкой так размахнулась, что мужик взвыл. Он, оказывается, рядом тоже свалился. Я подумала, что он ранен, а это моя сумочка ему съездила по физиономии. Он за это мне отомстил – руки не подал, когда вставали.

- Мариш, как здорово, что ты у меня есть вот такая.

- Это какая - такая? Давай, выкладывай, - пошутила Марина.

- Не ревёшь, шутишь.

- А чего реветь? Достало всё. Всё равно одним днём живём.

- Мариш, а меня одна дама обозвала предателем Украины…

- Она – кто? Бог? Царь? Судья?

- Понятия не имею. Она прочитала мои стихи и рассказы и сделала собственный вывод. Но я не предавала свою Родину. Это она меня предала. Это она направила мне в лицо дуло танка.

- Вот и хорошо. Будем считать, что это твой очередной Орден.

- Какой Орден? Славы?

- Нет, о «славе» ни слова, - пошутила Марина. - «Орден доблести» пусть будет. Какая разница? Главное, что ты не отошла от своих принципов, в какой бы ситуации ни была.

- Ну, да.

- Знаю, помню, как ты стояла под дулом автомата.

- Мариш, забудь. Об этом – ни слова. Это война, а она живёт по своим законам. Возможно, когда-то я напишу об этом. Но не сейчас.

- И правильно сделаешь. Только в этом рассказе должно быть слишком много правды.

- Не будет, Мариш. Тогда, будет - много крови… не хочу об этом…

 

Ирина отключила телефон и тут же услышала новый вызов.

- Да?

- Алло, Ирина, Анатолий. Узнаёшь?

- Ещё бы. Привет, Мариуполь! Жив, слава Богу!

- Жив. У нас тут такое началось! Мосты взрывают, бомбят по жилому массиву, люди в панике прячутся по подвалам. Столько солдат в последнее время сюда нагнали – плюнуть некуда. А теперь они сами всё и затеяли. Ничего не понимаю, сами - по своим, или в нас. В этой кутерьме еще не разобрался. Ждём ополченцев. Верим, что нас скоро освободят. Не все, конечно, этого хотят. Всяких хватает. Знаешь, скольких друзей я за это время потерял?

- Убиты?

- Хуже.

- Хуже не бывает, Толь.

- Бывает. Предатели они.

- Ну, тут я могу поспорить. Я, ведь, тоже предатель.

- Это, ещё с какой стороны посмотреть. Пусть живут со своей правдой. Мне тоже навязывали выезд из города. Почему это я не еду в Россию со своими взглядами, а остаюсь в Мариуполе. А я говорю, что я чистый украинец.

- Ну, да. И фамилия у тебя чисто украинская.

- У меня здесь могила дочери. Это моя земля, и её я не брошу, - услышала Ирина боль и горечь в голосе Анатолия.

- Толь, ты держись, дружище. Знаю, что говорю глупость. Знаю, что всё очень сложно, но мы должны всё это пережить. Кто, если не мы, расскажет внукам о кровавой правде.

- Я буду держаться, Ирин. Это моя земля. Я обязан держаться. Мы с тобой ещё встретимся. Я ещё соберу настоящих друзей на фестивале в Мариуполе.

- Договорились. Будем жить…

 

Ирина не договорила. Снова воздух разорвало взрывом огромной силы. Стёкла задрожали, дверь приоткрылась. Выбегать из кабинета не хотелось. Куда бежать? Зачем? Родные стены помогут.