Звезда по имени Солнце честно пыталась растопить маленький домик посреди запустевшего ранчо. Жаркие лучи накатывались волнами, пробуя на прочность каждую доску, каждый гвоздь и сам фундамент. Беспощадный свет превращал немытые третий сезон окна в сцену для театра теней. Даже пролетающие мимо вороны превращались в драконов, когда отбрасывали невероятные тени на грязные стекла в дверях и окнах дома. Расшатанная сетчатая дверь, закрытая на замок, постукивала об иссохший косяк от жестоких порывов сухого ветра. Ветра, намеревающегося выхолостить эту землю, стереть с ее лица последние постройки и убить их обитателей.

Мужчина по имени Эбенезер Степфорд, существующий в этом доме, словно во временном вместилище для уставшей души, сегодня не встал ради похода на воскресную службу. Нет, он не проспал. Просто он больше не смог встать. С него было достаточно. Никто не говорил ему, что будет настолько тяжело. Даже священники, описывая самые страшные моменты апокалипсиса, и близко не подошли к той степени отчаяния, которое может выпасть на долю одному человеку.

Поэтому старому Эбенезеру нечего было делать в церкви сегодня утром. Именно поэтому он лежал на самом краешке двуспальной кровати, слушал скрип засорившегося моторчика вентилятора, и терял ценную влагу, которая сочилась из каждой поры его, а особенно обильно — из глаз. Втайне старик надеялся, что если в нем не останется ни капли жидкости, он наконец сможет перестать лить слезы и двинется дальше.

Затем раздался звонок.

Большой, черный телефонный аппарат, притаившийся на прикроватном столике словно песчаный скорпион, задрожал, стряхивая с себя пыль. Не оставалось сомнений, что эта тварь вознамерилась ужалить беднягу Степфорда. Телефон наносил удар за ударом, и каждый тренькающий раскат звонка глубоко ранил душу. Но старик все равно взял трубку.

-Алло?

-Пап, привет! Это Хэтти! - юный, бодрый голос звучал очень отчетливо.

Старик сделал паузу, чтобы проглотить застрявший в горле комок.

-Здравствуй, золотце.

-Я тебя не отвлекаю, пап? Ты в саду работал?

-Нет, что ты, все нормально, милая. Какой сад в такую засуху...

-Ну и славно! У вас с мамой все окей?

Старик закусил запястье почти до крови, чтобы подавить всхлип. Ему потребовалось несколько лишних мгновений — привести себя в норму.

-Пап, ты еще там? Пап? - в голосе Хэтти появились обеспокоенные нотки.

-Да, родная, все нормально. Лучше не бывает. Мама передает тебе п... пф... привет — на последнем слове Эбенезер почти сорвался на плач, но ему удалось превратить это в легкое покашливание.

-Ладно, можешь не звать ее к телефону. Наверняка она готовит сейчас. У меня еще будет возможность поговорить с ней и очень скоро, но это сюрприз.

На какое-то время между говорившими повисла гробовая тишина. Только статика все время норовила вырваться из трубки и превратить мир в немое кино.

-Сюрприз? О чем ты говоришь, дорогая? Откуда ты звонишь?

-Пфф... С сотового, конечно.

-Я думал у тебя уже разрядилась батарейка...

-Я и не говорила, что это мой сотовый. Но подожди пока с этим. У меня к тебе разговор. У меня и у Мэгги.

В трубке раздался другой голос, еще более молодой и немного писклявый:

-Папочка, приветик!

-Мэг? Мэгги? Это ты дочка?! - Эбенезер резко сел на кровати, сжимая трубку обеими руками.

-Кто же еще? У меня все преотличненько. Нашла себе новую куклу, взамен старой. А еще такую большую серебряную монету. Она сияет, когда смотришь на нее, и думать получается быстрее. Чего? Ладно, ладно. Даю тебе сестру, я обещала не отвлекать вас от разговора. Она уже сказала тебе про сюрприз?

-О чем ты, лапочка моя? Какой еще сюрприз?

В трубке послышалось шуршание и голос старшей сестры — «Всё, дай сюда. Я сама ему скажу».

-Алло, пап.

-Да, Хэтти, да. Я тебя слушаю. О чем вы там говорите? - бормотал старик взволнованно.

-Погодь, погодь, па, ща все будет. Дай мне собраться с мыслями. — девушка глубоко вдохнула и выдохнула. Старик отчетливо услышал неприятный присвист, примешивающийся к дыханию дочери.

-Окей, я снова здесь. Пап, я давно хотела сказать...

-Родная, ты не обязана ничего говорить, я все понимаю.

-Нет, я должна сказать! Зачем ты всегда указываешь мне что нужно делать, а что нет? Я могу сама решить?! - выкрикнула она, при этом раздался звук, словно лопнул мыльный пузырь.

Старик накрыл лицо своей заскорузлой ладонью и потер опухшие от слез глаза. Ему было не впервой слышать эти нотки протеста в голосе дочери. Они были неотъемлемой частью ее характера, и от этого становилось только больнее.

-Ладно, ладно. Прости меня. Я внимательно слушаю.

-Нет-нет-нет, пап. Ну не надо делать такой голос. Я не хотела тебя расстраивать, просто столько всего произошло за последнее время: эта война, протесты, баррикады. То, что я, наконец, нашла Мэгги оказалось самым светлым мигом из всего мракобесия. Вы бы мне не простили, если бы я потеряла ее навсегда.

-Как тебе удалось ее найти? Где?

-Ну, скорее уж это она меня нашла. Я все больше просто бесцельно бродила, пока она не взяла меня за руку и все не встало на свои места. До этого многое было как во сне, а теперь я все вижу отчетливее и все понимаю. Я должна извиниться перед тобой, папочка.

-Я не...

-Прошу, не начинай. Я перешла к сути. Понимаешь, мне кажется, что я... что мы не всегда были благодарны за то, что ты для нас сделал, чем пожертвовал. Особенно это касается того времени, когда мы были моложе. Ты и мама, вы столько работали, столько труда вкладывали в нас, как в землю, из которой должен был взойти урожай. Ты берег нас всех ценой собственного здоровья, стоял преградой между нами и суровым миром. Забавно, как тогда все казалось таким простым, появлялось, словно по волшебству. А мы не понимали, чего это вам стоит. Точнее Мэгги не понимала, а я не хотела понимать.

-Дорогая, ты уже говорила об этом, когда звонила в прошлый раз.

В ответ короткое молчание.

-Да? Может и говорила. Но забудь об этом. Просто хочу сказать, что сожалею о своем поступке. Я не хотела убегать. Точнее хотела, но теперь раскаиваюсь в этом. В этом, и в том, что забрала с собой Мэгги. Это было реально глупо. Как супер-пупер глупо.

-Родная... - Эбенезер снова на миг потерял возможность говорить спокойно, но быстро вернул себе присутствие духа. - Милая, мы давно простили тебя. Я бы никогда не смог слишком долго злиться на тебя. Вы же мои самые главные сокровища. Без вас... без вас... - все же он потерял контроль, и всхлипы старика заполнили эфир.

-Папа! Папочка! Ну не надо, прошу тебя, не надо. Не плач пожалуйста. Скоро мы снова будем вместе, и все наладится. Вот увидишь, нам удастся забыть это время. Мы можем снова жить так, как это было тогда — в детстве.

Ледяные руки страха схватили Эбенезера за плечи, задушив остатки плача. Ужас на время сделал взгляд мужчины почти что безумным.

-Золотце, родная моя, я все простил, все забыто, ничего не было. Только пожалуйста, пожалуйста, не надо приходить. Вам не надо сюда приходить. Я не хочу, чтобы вы видели в каком тут все теперь запустении. Пообещай, что вы не придете.

-Тогда тебе не понравится сюрприз, который мы тебе приготовили.

Посреди тишины душного, раздавленного жарой дома послышался отчетливый стук в дверь. Старик вскочил с кровати как ужаленный, подхватив по пути телефонный аппарат. Он выскочил в холл дома, но не смог сделать больше двух шагов в сторону входной двери. Так он и стоял, до боли сжимая телефонную трубку, и смотрел на покрытое почти непроницаемым слоем пыли стекло входной двери. Беспощадное солнце до мельчайших деталей прочертило на стекле две стоящие за дверью фигуры: одну высокую и очень худую, с прижатой к уху рукой, и одну маленькую и полненькую, как ростовая кукла ребенка.

-Просто мы уже здесь — раздалось в трубке.

Эбенезер в отчаянии застонал и сполз на пол, все так же стискивая трубку, но теперь в эфир уходили только судорожные всхлипы и крики, как азбука морзе отчаяния. Мужчина свернулся на полу, и рыдания сотрясали его тело подобно предсмертным судорогам. Ему казалось, что еще мгновение этой пытки, и он просто отдаст Богу душу.

Но спустя какое-то время, Эбенезер затих, а потом и вообще поднял голову вверх. Две фигуры все так же стояли на пороге, не пытаясь войти, но и не уходя. Теперь, внимательнее разглядев своих гостей без пелены слез, застилающих глаза, мужчина увидел, что у фигуры Хэтти посреди груди имеется рваное пятно, словно свет проходит в этом месте сквозь нее. А Мэгги была не просто полной — ее буквально раздуло до неестественных пропорций.

Старик снова поднял трубку к уху, хоть это требовало от него просто нечеловеческих усилий.

-Хэтти, ты все еще здесь?

-Разве это не очевидно? - голос звучал обиженно, и это был именно «её» голос.

-Дочка, Вам не следовало сюда приходить...

-Да, я знаю, но... но...

-Ты меня не слушаешь. Пойми, никому не стоит приходить оттуда. Мы с мамой совершили ошибку, что позвали Вас тогда. Я сильно раскаиваюсь в этом.

-И ты нас даже не впустишь?

Слезы снова покатились по щекам Эбенезера, хотя казалось, что он уже выплакал последнюю влагу, и теперь из глаз просто сочится кровь.

-Нет... Прости меня, но нет — я не впущу вас. Это выше моих сил.

-Понятно...

-Сейчас тебе кажется это не справедливым, но потом...

-Я сказала — мне все понятно! - крикнула Хэтти, ударив свободной ладонью по сетке двери.

Старик весь съежился, словно удар предназначался ему. Фигура Мэгги попыталась повернуть голову к сестре, но ее шея не гнулась, и ей пришлось повернутся всем телом.

-Я говорила, что у нас ничего не получится. Уже слишком поздно.

-Заткнись! Много ты понимаешь. Это была твоя идея. — прикрикнула Хэтти на сестру.

-Да, но тогда я думала, что монетка может... может больше. Теперь не думаю.

-Мэг, милая — старик подполз к стеклу, отбросив бесполезную трубку. Он протянул руку к фигуре младшей дочери, но тут же отдернул ее, боясь стереть слой пыли, скрывающий ужасную правду — Милая, где ты взяла эту монету?

-Мама дала ее мне!

-Мама?

-Да. Когда мы были с Хэтти на той площади, все вдруг побежали куда-то и стало очень шумно, а затем на меня кто-то упал и стало нечем дышать. А затем я уснула, и когда спала — видела маму, как она протягивает мне эту монету. После этого я проснулась и пошла искать сестру.

-Дело в том что мама... Мама очень многим пожертвовала, чтобы передать тебе эту монету, золотце. Пойми, это даже хорошо, что она оказалась у тебя и Хэтти. Я действительно рад снова слышать ваши голоса, видеть вас. Но поймите, что от этого мне только еще больнее. Это невыносимо видеть вас такими. Раньше говорили, что нет ничего хуже, чем пережить своих детей. Оказывается в этом мире есть нечто более ужасное.

Фигура Хэтти склонила голову.

-Я понимаю, пап. Я не хотела снова причинять тебе боль. Видимо, я такой уродилась.

-Не нужно так говорить. Вы обе продлили наше с мамой счастье, пусть оно и было слишком скоротечно. Мы жили в нашей собственной сказке, но и у нее должен быть конец, даже если он не слишком счастливый.

-Я понимаю, папа. Я тебя очень люблю.

-Я тоже люблю вас обеих. Я буду скучать.

-Мэгги, выброси эту мерзкую монету.

-Ладненько. Пока папочка!

Маленькая фигурка посмотрела на что-то в своей руке, а затем подбросила в воздух с невероятно мелодичным звоном. Кругляш света поднялся в воздух, отбрасывая во все стороны ослепительные лучи, проникающие сквозь саму материю мироздания. Когда он упал на землю, в мире стало на две мятущиеся души меньше. Поднявшийся ветер разметал угольные силуэты двух девочек, словно причудливые стаи бабочек.

Наступила оглушительная тишина. Только внутри раскаленного до предела домика, затерянного посреди нигде, умирающий от неизбывного горя старик тихо шептал в пустоту: «Я люблю вас. Люблю вас. Люблю...»

 

21.04.2014