-Это Вы меня не в состоянии научить или я безнадёжна?! Первое или второе?

"Вопрос-то ребром!"- мелькнуло в голове у Начальника Парашютного Звена. Прилюдно сознаваться в первом он не стал бы даже под страхом кастрации; что для его полной амбиций и раздутого самомнения натуры, было примерно одно и тоже. "Зачем она вообще так вопросы ставит?! Да ещё и при свидетелях. Предлагал же ей, дуре, сойтись поближе. Сделала вид, что не понимает намёков. Сама виновата!" Поэтому без зазрения совести он заявил: "Как парашютистка ты абсолютно безнадёжна, я подчёркиваю: абсолютно! Проще козу научить курить, пить и на баяне играть, чем тебя навыкам свободного падения!"

Она гордо вышла из «Инструкторской». Поплакала в туалете. Содержимое косметички в умелых руках может сотворить чудо. Вышла и пошла на выход, гордо задрав нос. Уже на улице окликнули. "Зубарев! Единственный негнилой мужик в этом Аэроклубе».

Зубарев Евгений, а попросту Дядя Женя, дожидался Елену в машине возле выхода из Аэроклуба ДОСААФ.

-Эй, дэвушка! - он часто шутил, подражая кавказскому акценту, и был, несмотря на возраст, молод душой. Елене с ним всегда было легко и комфортно. Она села в машину. Зубарев начал без предисловий.

-Я тебе так скажу: бред этот выкини из головы. Ничего другого тебя здесь не ожидало. Ну сама подумай, в постель к начальству не прыгнула, это раз. Высоты тут нет и не будет, это два. Что это за прыжки с 2.500 и чему на них можно научить студента?! Только покинули самолёт - уже пора открываться. Здесь только самородков можно свободному падению научить. А если загвоздочка какая со студентом, как с тобой – так у них один сказ: мол, студент безнадёжный.

-Так мне и было сказано,- поделилась с Зубаревым Елена своими тягостными мыслями.

- Если хочешь прыгать - значит будешь. Ну конечно, особо способной спортсменкой я бы тебя тоже не назвал, только без обид! Только если для души. А свободному падению где можно научиться? - Зубарев посмотрел на собеседницу и, отметив про себя, что она слушает его, как говорится, открыв рот, продолжил наставления, - Только там, где есть высота! А где есть высота...? А высота есть там, где имеется при Аэроклубе не Ан-2, а Ан-28! Поезжай-ка ты в Кемерово. И запомни такую фамилию: Фурыщев Александр Александрович. Этот нянькаться не станет, но если не научит он, то не научит никто!

700 километров на машине и она в Кемерово. Приехала, оформилась в простенькую и дешёвую гостиницу недалеко от Аэроклуба и спать. Завтра трудный день.

Старожил Аэроклуба Александр Александрович Фурыщев был весьма колоритной фигурой. Основной его задачей было сделать из студентов, волею судьбы вверенных ему, будущих спортсменов, которые должны были всегда и везде соответствовать тем армейским стереотипам, которые вот уже четверть века как укоренились в мозгах у Фурыщева. В этом нелёгком деле в качестве аргументов он частенько применял самобытный мат, а иногда и подзатыльник для "пущего ума", как он сам это называл. Но был он не только по-армейски строг, но и справедлив, поэтому воспитанники его никогда не получали "на орехи" незаслуженно. Получив почти отцовский подзатыльник, приходилось им запоминать с первого раза и навсегда, как не разбиться самому и не убить товарища, а потому надёжность укладки парашютов типа «Крыло» была на высоте. Имелись у Александра Александровича ещё две характеризующие его особенности, одной из которой была лютая гомофобия. Никто уже не помнил из какой именно анекдотичной ситуации росли ноги у знаменитой Фурыщевской фразы: "Я мужик! На хрена мне знать, что такое кутикула?!", но весь аэроклуб тут же начинал её цитировать на все лады если появлялся повод. Надо ли говорить, как Фурыщев относился к студентам-спортсменам, которые имели несчастье напоминать ему метросексуалов? Второй его особенностью было то, что он недолюбливал баб, как он сам называл всех женщин. Вернее он их любил, и даже был женат, но только в качестве жены, матери, хозяйки... Переубедить его в том, что женщины способны не только рожать и борщи варить, было невозможно.

Накануне прыжкового дня появилась в Аэроклубе Елена Птичкина. По всей дропзоне из общих динамиков до неё доносился то Розенбаум "Пухом небо тебе, офицер", то "Синева", которая по праву была неофициальным гимном Воздушно-десантных войск. С собой у приехавшей на обучение были все нужные для этого документы, а на голове красовалась чудесная сиреневая шляпа с широкими красиво изогнутыми полями, которая прекрасно гармонировала с сиреневым сарафаном и сиреневыми босоножками. Мужики тихонько зацокали языками.

-Мне нужен инструктор Фурыщев Александр Александрович и только он, - было её основной просьбой, а скорее требованием. "Нате, пожалуйста, вам Фурыщева," - и начальник Аэроклуба, непонимающе пожав плечами, закрепил Фурыщева А.А. за новенькой студенткой.

Начались теоретические занятия в небольшой группе. Фурищев плохо понимал, какого хрена в его группе делает эта кукла, появившаяся здесь с каравеллой на голове. "Ясно одно: выпендриваться пришла. Ну допустим, солнце действительно припекает, но зачем же было надевать такое на голову?" - этого всего Фурыщев не понимал, как и того зачем вдруг за ним закрепили в качестве студентки бабу. Ведь все отлично должны понимать - из этого ничего хорошего не выйдет- сбежит от него в слезах, вопрос только в том, как скоро. А ведь в студентах Аэроклуб заинтересован, они так сказать, его кормят.

Результаты первого контрольного прыжка Птичкиной, который всегда выполняется студентом в паре со своим инструктором, привели последнего в лёгкий шок: "Полнейшая «колбаса» в воздухе! И это после такого количества уже сделанных ею прыжков!" Обязательное обсуждение с обучаемым выполненного им прыжка превратилось в «избиение младенца».

-Ты что ненормальная?! Что ты в воздухе вытворяла?! Это что за отделение от самолёта?! Ты вообще сигнал мой видела? Мало того, что я тебя фактически выволок, так ты ещё и дикую кошку в воздухе изображала! У тебя мозги есть вообще?! Я ей показываю: "Прогиб корпуса!" А она глазищи дурные вытаращила и "велосипедить" начинает! Я ей опять: "Прогиб!", а она всё делает, чтобы в беспорядочное падение сорваться!!! У тебя что, снаряд в голове?! А за высотой кто смотреть будет?! Жириновский что ли?! Ты вообще открываться собиралась или решила мозгами об планету пораскинуть?! Хотя какими мозгами?! Я ещё таких дур не видел! От прыжков отстранена!!! Пока всю теорию лично мне не пересдашь! У тебя по парашютной книжке уже столько прыжков, а ты как первый раз в первый класс!

Елена убежала в слезах. Такого количества оскорблений в своей жизни она ещё не слышала. Хотела прыгнуть в машину и умчаться домой. Но здесь было то, чему нет замены... Высота и полёт!

Фурыщев давно так не удивлялся, как на утро следующего дня, когда Елена пришла сдавать ему теорию. Ещё больше он удивился тому, что какие бы каверзные вопросы он не задавал, она демонстрировала явное наличие мозгов. К прыжкам пришлось допустить.

Второй прыжок был получше первого, но не на много; все последующие на таком же уровне. В результате плотно закрепился у Фурыщева ярлык по отношению к студентке: "В воздухе неадекватна", что означало: "не известно чего от неё ждать". А таких в парашютном спорте ой как не любят! Вот так вот, не дай Бог, закончит неадекватный студент курсы Aff (accelerated freefall) и станет самостоятельным парашютистом, а потом, раз уж дурак, разобьётся не только сам, но и ещё кого-нибудь в воздухе угрохает. А помимо этого всего, тот, кто отвечал за безопасность, не только должности лишится сможет, но и угодить за решётку. И всё из-за одного дурака. Хотя нет, не всё... Ещё и прыжки на время разбирательств прикроют всей дропзоне.

Инструктор решил:"Смотрю в воздухе на неё ещё раза два. И если дура дурой, то надо отправлять такую. Сколько можно? Напрыжка-то у неё серьёзная, а сдвигов - ноль." При последующих прыжках студентка Елена Птичкина в глазах своего инструктора никак не реабилитировалась. "Кастрюлю ей в руки, а не парашют за спину! Пусть борщи варит да детей рожает!" Оставалась только поставить в известность Птичкину.

Не смотря на просьбу начальника Аэроклуба относиться к студентам более чутко, ни с кем нянькаться Фурыщев не собирался, тем более с неадекватными. Но именно эта баба была самой стойкой на памяти Фурыщева. Поэтому начал разговор он, как сам считал, тактично, но вдруг в ответ на его так называемый "такт" в студентку словно бес вселился. Глаза вытаращила и с напором:

- Прекратите со мной разговаривать как с дурой! Я не тупее вас! На глупостях и косяках вы меня не поймали! Так откуда этот тон?! Почему ко всем студентам, которые порой приземляются где попало, у вас другое отношение, а ко мне, как к курице безмозглой?! Я, между прочим, ни разу ещё мимо креста не промахнулась!

Фурыщев замялся с ответом. А ведь она права. За всей этой суетой на ЛИНИИ СТАРТА он почти не обратил на это должного внимания. Инструктор на скоростном куполе всегда приземляется самым первым и отслеживает приземления «своих орлов», в чьи каски встроена рация. Поэтому не до того ему порой было, пока бегал с несколькими рациями в руках, матерясь то в одну то в другую при заводе куполов на посадку. Иногда до такой степени эти будущие спортсмены вымораживали Фурыщева своими попытками сесть на здания, пересечься с заходящим на посадку АН-28 или улететь в дачный массив, что купол Птичкиной, чётко и верно выстраивающий безопасный заход, оставался без его внимания. А ведь она эффективно работала на точность. А именно он, Фурищев, здесь единственный и непревзойденный точнист. Как он мог на это не обратить внимания?!

Инструктор как будто первый раз посмотрел на студентку.

- Сколько раз чётко ногами в крест?! Я спрашиваю именно в крест, а не в зону креста?!- уточнил он.

- Восемь, - отчиталась студентка.

Восемь... И это на студенческом куполе, требования к безопасности которого делали его таким неповоротливым, что он напоминал баржу. Вот из таких и вырастают точнисты! Фурыщев просиял. Но в свободном падении-то полнейший абзац! До самостоятельного нахождения в воздухе ей, как обезьяне до Дарвина. Но упустить перспективного точниста он не имел права. "Что делать с этой бабой?! Может попробовать разобраться в чём тут дело?"

-Вот объясни мне, может я из ума выжил, почему у тебя под куполом мозги работают отлично, а в падении отключаются напрочь?

-Не знаю, - неопределённо сказала Елена, обескураженная сменой стиля общения с тоталитарного на доверительный.

- А кто знать будет?! Жириновский что ли?! – заорал инструктор, возвращаясь к прежней манере. Елена тут же сообразила, что не дай Бог, она промямлит ещё хоть что-нибудь неопределённое, и тонкий мостик между ними, а вернее между ней и парашютным спортом, взлетит на воздух, словно от взрыва. Она стала говорить, взвешивая каждое слово:

- Однажды я упала с высоты. Моё тело до сих пор это помнит. Я очень боюсь опять почувствовать и услышать, как ломаются кости, поэтому всё у меня внутри сжимается, и я вновь и вновь начинаю искать опору даже в свободном падении. Отсюда и постоянный "велосипед" ногами и размахивания руками.

-Как это случилось?

-Оборвалась со строительных лесов, когда компанией забрались посмотреть на вид сверху. Несчастный случай по глупости. Чуть толкнули в шутку, а я не удержала равновесия и сорвалась. Сломала спину и кости таза.

- Что за чушь? Как ты тогда медкомиссию прошла?

-А почему вы считаете, что я не соображу как сделать так, чтобы пройти? В конце концов, всё зажило, как на собаке. Мне повезло: переломалась удачно, если вообще возможно удачно кости перекрошить. И покажите мне на аэродроме, кроме лётчиков, хоть одного парашютиста, который тут медкомиссию проходил так, как положено.

Это было правдой. Даже он, Фурищев, мог получить недопуск к прыжкам, если кто-нибудь из медиков решил бы до него докопаться. Он автоматически стал прокручивать в мозгах картинки прыжков и вспоминать, в какой момент в Елене появлялся страх и понял, что апогей её ужаса приходится на момент отрыва от твёрдой опоры, то есть от самолёта. А потому за столько прыжков не было у неё ни одного самостоятельного отделения; инструктор всегда выдёргивал студентку за борт, как куклу. По своему опыту он знал, что страх - это нормально; парашютист без страха - это мёртвый парашютист. "Но такой животный страх, как у неё невозможно вылечить напрыжкой. Вернее возможно, только сколько придётся им прыгать, до появления у обоих внуков и правнуков?! Так что ли? А вообще если так боится, какого хрена прыгать лезет? "

-А если так сильно боишься за каким... лешим лезешь в парашютисты?

- Разве и так не ясно? Чтобы летать. Мы же одной крови, вы должны меня понимать, - спокойно и без всякого пафоса пояснила девушка.

"Одной крови! Ишь, Маугли выискалась! Одной крови..."- ворчал про себя Фурыщев. Но именно эти же слова ему хотелось сказать много лет назад, когда он пришёл в Аэроклуб, сменив карьеру военного на карьеру... на карьеру не известно кого, лишь бы летать. Ведь в своё время выучиться на лётчика ему не позволил строжайший медицинский отбор. А впрочем, не поймёт этого, тот кто "рождён ползать", а лишь такие, как сам Фурыщев - "рождённые летать". И никакими словами этого не объяснить. Здесь все такие. Парашютисты - это особая каста, потому и одной крови. "Это всё лирика... А вот с бабой-то что делать?! Вообще конечно удивительно, что она до сих пор прыгает и не бросила. Стойкая баба - это факт!»

-Мне сказали, что если не научите вы, не научит никто, - добавила Елена.

-А вот тут в точку! - оживился инструктор, - Кто бы это не сказал, он прав. Вот, что я мыслю: ты сегодня поезжай домой, а на следующих выходных я тебя жду, - начал он потеплевшим тоном, - Будет домашнее задание. Всё для себя самое страшное, ты должна представлять и прокручивать в мозгах по сто раз на дню всю неделю! Ты поняла?! По сто раз! Вот с такими подробностями надо всё это представлять, чтобы аж сердце от страха заходилось. Чтобы ты опять слышала, как наяву хруст костей. Представляй, что угодно... самолёт развалился... топливный бак взорвался! И всё представляй с полной армейской самовыкладкой! Матерись, в конце концов, сама с собой! Главное, что если такой стресс будет происходить с тобой сто раз на дню, то стрессом это быть перестанет. Чем лучше у тебя с воображением, тем лучше это сработает. Ясно?

-Ясно,- ответила студентка и улыбнулась.

Всю неделю Елена выполняла домашнее задание. Там, на строительных лесах она оборвалась только потому, что вовремя не схватилась мёртвой хваткой за поручень. Но сейчас в мыслях ей приходилось буквально отдирать себя от дверного обреза самолёта и делать добровольный шаг в пустоту. Благо, что природа не обделила её живостью воображения.

Настали судьбоносные выходные. Фурыщев сформулировал задачу на прыжок: «Самостоятельное отделение с умными, вменяемыми глазами». Слово "вменяемыми" было особо выделено, и при этом поднят вверх указательный палец для подчёркивания важности.

Сели в самолёт. Привычный набор высоты. Световой и звуковой сигнал похожий на: «Кря-кря!», что означало: "Приготовиться!" Фурищев встал, Елена тоже. Самолёт прошёл точку выброски. За борт, как горох, посыпались первые спортсмены. Следующей должна отделяться их пара. Елена, отойдя почти к кабине пилотов, чтобы разбежаться, вдруг безапиляционным жестом показа Фурыщеву: мол, отойди, ты загораживаешь мне рампу, встань с краю, как и положено инструктору. "Ишь, указывать мне ещё будет! Разошлась!" - подумал он, но отошёл. А она просигналила о своей готовности и с разбегу сиганула за борт. Так бросаются на амбразуру. Яростно и героически. Инструктор следом. Студентка прогнула корпус, легла на поток и начала крутить головой в поисках Фурыщева, который в этот момент умышленно держался чуть выше и позади, там, где увидеть его сложно. «Пусть испугается, а мы поглядим». Елена не понимала, почему в воздухе она вдруг оказалась совсем одна, но страха не было. Ввела в воздушный поток руку, чтобы её развернуло потоком и огляделась, потом повернулась в другую сторону и тоже огляделась. Инструктора как не бывало. Сделала контроль высоты. Фурыщев всё это видел сверху и отметил про себя, что напугать Елену ему пока не удалось, а она вдруг, сама не отдавая себе отчёта, продемонстрировала ему контролируемые вращения. "А главное как органично: захотела оглядеться - повернулась. И откуда что взялось, напрыжка, видимо, сказывается." И тут он решил действовать по педагогическому наитию и, резко обрушившись на студентку сверху, схватил за спец. захваты и перевернул на спину. Елена секунду летела просто кувырком, это называлось беспорядочным падением, выход из которого - гарантия безопасности и наличия нужных навыков. Девушка тут же рефлекторно вывернулась, как кошка, которая всегда приземляется на лапы, и легла опять на поток в стабильную и безопасную позу. Тут же она увидела напротив себя Фурыщева, на лице которого угадывалась слабая улыбка за забралом шлема. Сколько высоты?! Контроль высоты - отмашка - кинула "медузу" - рывок открытия и она под "Крылом"; освободила клеванты и полетела в свой сектор. Розенбаум в своё время пел:

"Ах, какая там тишина! Даже птицы - и те внизу.

Ветер нас с тобой обнимал, Вышибая из глаз слезу..."

Эта песня бередит душу, но автор наврал: тишину там почувствовать невозможно, воздушный поток создаёт в ушах сильный свист. А вот насчёт ветра прав. Он обнимал её сейчас, как родную…

На следующих выходных Елена торжественно получила сертификат спортсмена-парашютиста категории "В". Теперь инструктор в воздухе ей был не нужен! Какие ощущения на земле могут конкурировать с возможностью летать?!

Затем начались занятия с Фурыщевым по точности приземления, который вдруг стал вкладывать в свою студентку столько души, что сам себе удивлялся. Но он предпочитал этого не замечать, чтобы не задавать самому себе вопрос: "Почему вдруг все свои амбиции и надежды он стал отныне связывать с бабой?!"

 

-Слышь, Саныч, на соревнованиях кому из «своих орлов» защищать свою инструкторскую честь доверишь? - спросил у Фурыщева начальник Аэроклуба, обходя инструкторов с плановой табличкой, куда вписывал называемые фамилии. Планировалось скорое проведение соревнований на точность приземления. Фурыщев назвал две фамилии: Абакумов и Птичкина.

-Я сказал "кого из орлов". А ты Птичкина... Дело конечно твоё. Только профукаешь ты премию, которую обещала Федерация Парашютного Спорта, - начал рассуждать начальник Аэроклуба, - Абакумов - это понятно, но Птичкина только недавно со студенческой системы на спортивную пересела. Не обкатала ещё купол твоя Птичкина. Может Капралова вторым записать?

- Сказал: "Птичкина", значит Птичкина!

Его собеседник непонимающе пожал плечами и записал молодую спортсменку Птичкину Е.Ф. в графу: "Участники. Инструктор: Фурыщев А.А."

На всю дропзону в день соревнований раздавалась музыка. Полоскались на ветру разноцветные флажки. Подкрашенные по такому случаю стартовые знаки подчёркивали исключительность события. Но сегодня были особые погодные условия, поэтому большинство спортсменов не показало блестящих результатов. Не пришёл чётко в точку и Абакумов. У других инструкторов спортсмены тоже подкачали. Теперь у Фурыщева вся надежда была на Птичкину. Придёт в точку, значит получит Фурыщев положенные ему, как лучшему инструктору-точнисту, славу, почёт и премию. А не придёт, что ж поделать: не везёт ему с бабами.

Фурыщев следил за заходом серого купола Птичкиной. Ветер менялся постоянно. "Черт! Чёрт! - выругался он,- Уже при таком ветре не зайдёт! Не зайдёт ведь...только если срежет, но это риск, тогда вообще можно даже в зону креста не прийти и будет "0 баллов"! Эх, пропала моя премия! Ветер проклятый!" Ветер действительно у земли был порывистый. Погодные условия хуже некуда. Вдруг серый купол сделал нужный и нестандартный маневр и, встав чётко в створ по отношению к ветру, пошел на цель. Через некоторое время Птичкина пришла в точку.

"То солнце в глаза, то ветер в харю... от того и глаза слезятся..."- оправдывал сам себя Фурыщев, улыбаясь и вытирая непрошенную слезу.