Аккорд воспоминаний

 

А пока он пил в одиночестве, Эннабел зажгла ароматические свечи и призрачное благовоние морского бриза разлилось в спальне. Поставив одну из свечей на тумбочку, она посмотрела в зеркало. Волнистые волосы ниспадали на плечи, в глазах притаились жесткость и дерзость, смешанные с насмешливостью. Римский нос созвучно сочетался с чувственными губами, и ее обворожительная красота гипнотически действовала на многих людей. В ее судьбе всегда преобладал выбор, а она предпочла всем остальным, несуразного на первый взгляд Дэвида. Вечного ребенка в душе, с появившимся девизом «allegro con brio».

 

- Эдипов комплекс, комплекс Электры. – Глядя на себя в зеркало, сказала она. – Возможно, но существует еще и магическое притяжение. Мы с ним разные и в этом наша схожесть. Противоположности если и притягиваются то создают эффект черной дыры.

С потолка по магически чаруя, раздалось звучание 8 симфонии Шуберта с такой душевной горячностью, что рояль заменял соседке весь оркестр вместе взятый. Эннабел удовлетворенно улыбнулась, продолжая смотреть в зеркало. Огонек свечей под крещендо метнулся ввысь и слегка опалил прядь ее волос. Но она из-за этого не огорчилась, как будто ожидая такого поворота событий. Подхватив искры, она бросила их в отражение. С четырех углов зеркало как пелена стал обволакивать густой дым и образовавшаяся воронка в бешеном ритме забурлила, рождая что-то таинственное и необъятное человеческому сознанию. Лукавый и бесовский огонек засиял в ее глазах.

 

- Счастье не в том, что именно мы хотим, а в том, как оно приходит. – Продолжая монолог, молвила она. – Мой беспутный Дэвид, ты думаешь, что играешь с моей душой? Нет, ты топчешь свою сущность. Держись за меня, как за спасение. А иначе, - она сделала резкое движение левой рукой в сторону зеркала и мелкие осколки от незримого прикосновения разлетелись, падая на пол. – Ты совершишь моральное самоубийство.

 

Стало ощутимо дуновение холодного ветра. Огонек свечей медленно затух, тьма налегла тяжелым покровом в спальне. Осталось лишь тревожное и зловещее звучание на рояле, в исполнении соседки. Только теперь казалось, что музицирует не она, а выходец ада, ибо звуки жгли и полыхали сознание. Освещалась темнота спрятанных откровений. Накал был велик. Но спустя мгновение звучание растворилось в небытие, будто поглощенное эребом. Последним аккордом была упавшая крышка рояля. Уже занималась заря, гасившая звезды. Выдержанная миром внешняя тишина, оживлялась. Мир просыпался. Лишь петухи на рассвете не посмели пропеть.

 

Дэвид еле встал, потирая щетину и по кусочкам памяти собирая миниатюру вечерних событий. Драгоценная жена уже колдовала в своем салоне магии, и он ухмыльнулся, вспомнив о своем намерении внести озорное разнообразие в ее монотонный труд. Только чуть позже, когда настанет время обедать. А сейчас он сам готовился спуститься в подвальчик, где размещалась его мастерская по пошиву одежды. Он был портным и на протяжении семи лет шил в захолустном городке платья и костюмы для всех желающих. Еще совсем недавно, а точнее, два года назад, его мастерская находилась на другом конце города, обсаженная кустарниками и буками. Клиентов было не так много, но для приемлемой жизни достаточно было и этого. Именно там он и познакомился с Эннабел.

 

Неуклюже бреясь, он вспоминал тот день. Майское солнце милостиво обогревало его городок, птицы парили в высоте, радуясь этому миру. А он натачивал ножницы, бурча под нос уличную песенку. Неожиданно кто-то будто погасил небесное светило, один из голубей прибился к окну, подхваченный ветром и входная дверь распахнулась, чуть не сорвавшись с петель. В проеме возникла горделивая женская особа в белоснежной кофте, длинной серой юбке и такого же цвета длинном летнем пальто. Она присматривалась к нему, словно считывая информацию. В помещение стал распространяться терпкий и пьянящий аромат духов. Он даже перестал дышать и от напряжения сломал ножницы. Как такое могло произойти, ему до сих пор было непонятно. Но одновременно с этим, он увидел, как от подола пальто оторвался кусок материи, точно кто-то вырезал. Она удовлетворенно осмотрела подол. Затем спустилась по ступенькам к нему и сардонически оглядела его с ног до головы. Он отступил к столу.

 

- Вы Дэвид портной от природы? – Спросила она требовательным и чарующим тоном.

А он молчал, напуганный ее мощной передающейся ему энергетикой.

- Так, вы еще и немой от природы? – Усмехнулась она и дотронулась до него рукой. Он встрепенулся.

- Нет, мэм. Я и, правда портной, а от природы или нет, не мне судить, мэм.

- Конечно не тебе. – Уже переходя на «ты», отрезала она. – Такие как ты не судят, а жертвуют. Или прозябают.

Маленькое окошко силой захлопнулось. Послышался приглушенный вой ветра.

- Итак, Дэвид, что мне от тебя нужно. – Прохаживаясь по мастерской, сказала она и, заметив его оцепенение, рассмеялась. – Не бойся меня. Я в эти дни благодушно расположена к людям. Хотя, - она вновь приблизилась к нему. – Можешь бояться. Мне очень нравится твой ступор. Ваяй из тебя что захочется. Так, мастер ниток, видишь у меня пальто порвано? – Она показала на торчавший кусок материи, образованный сбоку. – Можешь аккуратно зашить?

Он судорожно закивал головой. Сняв пальто, она бросила к его ногам и сказала:

- Принесешь мне вечером на улицу Сорсери. Не потеряешься. Понял?

- Да, мэм.

Она стала подниматься к выходу, но остановившись, улыбнулась:

- Ах, да, меня зовут Эннабел. Меня несложно будет найти на той улице. – И развернувшись к нему с затаенным интересом, оглядывая как он растерян и удивлен, заключила:

- А если мне придется по душе починка моего пальто, то я тебя, наверное, туда возьму. До скорого, Дэвид.

 

Поднимая пальто с пола, он подошел к лестнице и волнительно спросил:

- Простите за дерзость, мэм…

- Эннабел!

- Да, Эннабел. Но куда вы меня возьмете?

Окошко от силы ветра теперь уже распахнулось и гостья, открывая дверь, ответила:

- В свою жизнь.

Он долго еще стоял у края лестницы, прижимая пальто и окунаясь в неведомое доселе состояние экстаза. Правдоподобие его скромной жизни превратилось в ложь, и он витал душой, вспоминая приход неожиданной гостьи. Теперь те минуты казались ему истинной правдой, и он боялся вернуться в свой скучный непраздный мир, ставший теперь для него досадным заблуждением. Ножницы, нитки, платья, почему среди всей этой обыденности не было женщины? Клиентки были, но почему до сих пор не было ее? Не было Эннабел?

 

С улицы вошла полноватая женщина с отечными ногами и, увидев его в задумчивом состоянии, воскликнула:

- Что с вами, мистер Трайд?

Встрепенувшись, он посмотрел на нее чуть ли ненавистным взглядом и буркнул:

- Ваш плащ готов, миссис Брекнери.

В тот день он отодвинул в сторону все заказы и занялся починкой пальто неожиданной гостьи. Его поразило качество покроя. Пальто было сшито из альпака, чего не мог позволить он для своих клиентов, довольствуясь в основном синтетикой и мериносовой шерстью. И как же щедро оно было пропитано духами! Хотя он подозревал, что для такого благоухания, было достаточно и двух капель. Пальто он чинил с особой легкостью, и через полчаса оно было готово. Завернув в оберточную бумагу, он закрыл мастерскую и вышел на улицу. Закатная тень налегла на двор, и резвые соседские дети весело бегали по мощеной мостовой, по которой он пошел с лихорадочной улыбкой на лице. Чумазый мальчик, играясь с консервной банкой, на которую была привязана веревка, подбежал к нему.

 

- Мистер Трайд, матушка благодарит вас за сшитое платье.

Он остановился и на мгновение вернулся душой в действительность.

- Что? Ах да, платье. Передавай Билл от меня всяческих благ своей матушке. – Он попытался обойти мальчика, но тот решил сообщить еще кое о чем:

- А супруги Фальсон пытались меня перевоспитать.

- А что они такие строгие?

- Нет, просто хамы. – Выпалил мальчик и побежал к своим приятелям, размахивая консервной банкой и по пути задевая благочинных прохожих.

Дэвид хмыкнул и, остановившись у соседского забора, пересчитал вынутые из кармана деньги. На улицу Сорсери он сможет добраться на трамвае, правда его маршрут пролегает параллельно той улицы, но он доедет, обязательно доедет.

 

Он судорожно торопился на встречу к Эннабел, обнаруживая в себе неизвестные ранее, порывы импульсивности. Трамвай довез его до назначенного маршрута и он быстрым шагом направился на улицу Сорсери. Сердце возбужденно стучало, а в воспаленном мозгу промелькнула мысль, что об Эннабел он никогда не слышал, учитывая, что в городе здесь о каждом знали и сплетничали. Следовательно, она появилась тут недавно.

 

Выйдя на означенную улицу, он попал под неожиданно начавшийся ливень. Недалеко находился двухэтажный домик со ставнями, чьи окна освещались заманчивым теплом. Что-то подсказало ему, что туда и необходимо войти. Пока он торопливым шагом шел к дому, дверь открылась и показалась Эннабел. Она была в том же наряде. С благодушным настроением на лице и даже лаской, наблюдала она за его перемещением по улице. И если бы он в тот момент посмотрел ей в глаза, то увидел, какое тепло в них отражалось, будто она приветствовала возвращение заблудшей души.

 

- Добро пожаловать Дэвид в мир, где нет ничего необычного, кроме простоты. – Сказала она и, видя, что он на полпути к ней замер, поманила его за собой жестом руки.

В маленькой обставленной различными статуэтками прихожей, он услышал сверху звучание Адажио Альбинони. И как выяснилось позже, этот дом никогда не пустовал без музыки. «Конечно, - ворчливо подумал он, спускаясь через эти воспоминания, к себе в подвальчик. – Эта соседка, наверное, полагает, что она так и не выходила из стен консерватории».

Дождь не подпортил оберточную бумагу. Эннабел развернула ее и осмотрела пальто. Повесив в шкаф, томно похвалила:

- Ты великолепно справился с починкой моего пальто. Пройдем ко мне в гостиную.

 

Его руки почему-то тряслись и, подходя к двери гостиной, он увидел прикрепленный на стене лист, на котором каллиграфическим почерком было выведено:

«Ангел повесил крылья на вешалку, -

Лететь уже было не к кому.

Тот, кого он охранял –

смерти себя беспощадно предал.

Гонится истина за смутой дня,

ранняя кровь на земле не нужна.

Кто-то оплакивает дурака –

жалко его. Ведь убита душа.

Выстроилась очередь ангелов в ад –

за мертвые души суждено им сгорать.

И плачет безутешно ангела невеста:

в аду, увы, ей с ним не место.

Дэвид застыл, как от заклинания. Из гостиной раздался голос хозяйки:

- Прочел? Иди теперь ко мне.

- Да, но что это значит? – Растерянно входя, спросил он. Эннабел разливала чай в две чашки, сверкая бриллиантовым перстнем на безымянном пальце.

- Всего лишь то, что невеста осталась одна на свете по вине своего жениха. – Усмехнулась она и протянула чашку с чаем. И видя, что он пытается понять, о чем идет речь, пояснила:

- Жених совершил акт самосожжения на горе Астарот. Безрассудная выходка.

 

Дэвид знал, где находится эта гора. Недалеко от их городка, раскинулась вересковая пустошь, на которой высилась гора, напоминающая своим видом дракона. Название «Астарот» она получила еще в далекую эпоху Средневековья, по названию одного из демонов ада и где приверженцы демонического культа проводили свои страшные обряды. Но начиная с конца девятнадцатого столетия, городок больше не будоражили слухи о черной церемонии и в воздухе парили седые легенды о страшных злодеяниях, свидетельства которым, не могли предоставить, за неимением фактов. И тем более было странно слышать об акте самосожжения чьего-то жениха на той горе, об этом событии, несомненно, говорил бы весь городок.

 

Принимая из рук хозяйки чашку чая, он спросил:

- Простите мое излишнее любопытство Эннабел, но чей жених совершил самоубийство и когда сей случай имел место?

Вспотев и запнувшись, он замер, ощутив пробежавший холодок по телу. Подняв голову, он увидел ее суровый взгляд и отступил на шаг назад.

- Еще не совершил. – Ответила она. – Летопись пишется.

И с того момента он уже знал, что его то прошлое уже написано, высушив значимые воспоминания и сдано в архив вселенской канцелярии, за ненадобностью повтора. В доме у Эннабел раскрывалась его сущность и перерождалась душа. С ним разговаривала женщина, не клиентка. Он пришел к ней на исповедь, в результате растянувшуюся на два года.