Только в Пулково, вдруг понял, что я никого не знаю в лицо. Поэтому, обнаружив, что недалеко кучкуется, знакомится молодой народ, и услышав: «А мы еще одного из Красноярска ждем»- рванул к ним со всем своим щенячьим энтузиазмом, но промахнулся. Не те оказались ребята. Хотя тоже хорошие.

 

Больше никуда не кидался: сидел, бродил, опять сидел, прошел регистрацию и досмотр. И опять ходил, ходил, ходил. И вдруг по лестнице спускаются они: Яснов и Махотин. И я сразу понял, что кого-то в лицо я все ж таки знаю. Точнее не только в лицо, но и в стихи. Тут уж я ломанулся к ним со всей своей возможной скоростью, и был тепло рукопожат и обулыблен. А вот Аллу Юрьевну Насонову – директора «Детгиза» - не узнал. Фиг теперь меня там напечатают, если я ее за время фестиваля не очарую.

 

 

Мне достался 807 номер. Ключа на рецепшене не дали.

- Наверное, у второго жильца, - пожала плечами симпатичная администратор.

Это всегда волнительно – с кем столкнет пофигистичная судьба, пусть и не навсегда. Ну мало ли. А вдруг храпит? Или еще чего?

И, как выяснилось, боялся я не напрасно. Но простыми словами не передать весь мой шок и адреналин. Так что ваше слово, товарищ муза!

 

Встретил меня в номере

Лысенький дядя бандит.

Но стало понятно вскоре мне,

Что это детский пиит..

 

Сошлись мы с ним очень близко

На почве литературы.

Звали его то ли Юра Никитинский.

То ли Никитинский Юра.

 

 

Одесса встретила нас прохладновато. Уже на следующий день мы вымокли до нитки по пути от гостиницы до Воронцовского дворца. А там уже змирзли окончательно в шикарнейшем, но неотапливаемом дворцовом зале, где и проходил семинар.

 

На следующий день не дождило – и это уже было хорошо.

 

А еще через день выглянуло солнце, и стало припекать.

 

И я вдруг понял, что Одесса играет с нами, проявляет себя со всех сторон под разным освещением, настроением, погодой. Она же все таки женщина и хочет произвести впечатление.

 

 

(у статуи Дюку Ришелье)

 

- В шутку говорят, - растекалась экскурсовод, - что Дюк вышел на берег, дабы встретить своих родственников, но увидев их толпу, обронзовел в такой вот позе...

 

(Спустя сколько-то часов и минут в литературном дворике)

 

- А это памятник Рабиновичу, который собрался было эмигрировать в Израиль, но в последний раз посмотрел на одесское небо, и так вдруг не захотел уезжать, что на месте обронзовел в такой вот позе, - рассказывала уже другой экскурсовод.

 

Мы внимательно толпились и шумно слушали. Рядышком на скамейке сидел чуть подуставший Михаил Давидович Яснов со своей ослепительной улыбкой и смотрел сквозь нас в какую-то только ему видимую даль.

 

- Бронзовеет, - с уважением подумал я.

 

 

В Одессе много кошек. Они выскальзывают из многочисленных подворотен, обнюхивают припарковавшиеся машины. Машины здесь паркуют прямо на тротуаре. Тротуар размечен парковочными местами. В Одессе широкие тротуары. И очень много кошек.

 

Каждое здание в Одессе с чем-нибудь связано. В нем или кто-нибудь родился, или жил, или, не дай Бог, умер. Ну в крайнем случае – заходил. А еще в Одессе очень много кошек. В столовой, где мы обедали по стенам висели плакаты с изображениями кошек. На семинаре детские поэты читали стихи про кошек. По небу плыло облако, похожее на кошку.

 

Одесса это большая кошка. Она может незаметно подойти, чтобы поласкаться. А может гордо прошествовать мимо.

 

Мне кажется, что я ее все-таки немножечко погладил.

 

 

В последний день сидели с Юрой Никитинским в кафе «Баварском» - аккурат напротив отеля. Вкушали жареных черноморских бычков. Мелкая косточка застряла в горле, и все никак не хотела проскакивать – чем только я ее не уедал и не упивал. Впрочем, через день все-таки проскользнула.

 

А вот Одесса застряла в сердце и похоже надолго.

 

 

Рассказывает Виолетта Минина (вольный пересказ мой) Кажется где-то на Привозе:

 

- Да купите мои лак, это лучшие лаки в мире, да что там в мире, во всей Одессе. Вы нигде не найдете таких, это импортный товар прямо с Арнаутской. Вы покрасите им ногти и не сможете его оторвать. Это суперлак - вы оторвете его только с ногтями.

- А зачем мне такой лак, который я потом не смогу смыть?

- Да шо вы переживаете! Ведь я продам вам супержидкость для снятия этого лака!

 

 

…очень любит Вильнюс. И я очень люблю Вильнюс. Нина была в Вильнюсе раз пять-шесть (если ничего не путаю). А я всего один.

Зато у меня в Вильнюсе родилась жена. И ее родно брат служит сейчас там дьяконом в одной из церквей.

С Ниной мы встретились в Одессе. Но говорили про Вильнюс.

Я думаю, что когда мы встретимся с ней в Вильнюсе – то будем говорить про Одессу.

 

«А меня вчера Пушкиным стукнуло А.С.» Н.Дашевская

 

 

…приехала из Новосибирска. Поэтому я начал вербовать ее первой. Вербовку я проводил по очень секретному заданию красноярской краевой детской библиотеки. Аня на контакт пошла и завербовалась с охотой. Наверное, я хороший вербовщик. А еще навернее, Аня просто хороший человек. Ну а уж детский автор она точно замечательный. Наверное, завтра я завербую её еще один раз. А почему бы и нет? Хорошего человека и завербовать лишний раз – всегда приятно.

 

«У каждой лужи свой ребенок» А.Анисимова

 

 

… мы собратья по одному издателю. Или сосёстры. Ее и меня напечатал один и тот же издатель из Минска. Зовут его Валерий Квилория. С Кристиной мы уже давно заочно знакомы по детскому порталу. А в Одессе мы впервые встретились очно и познакомились лично. В Одессе я много с кем познакомился лично. Но с Кристиной мы были знакомы и до этого. Из Одессы я полетел домой через Питер. А Кристина через Москву. А встретимся мы опять на детском портале, который создал замечательный человек из Израиля. Вот такая вот география.

 

Объявление маленькой собачки. (отрывок) К.Стрельникова

 

Заведу себе хозяйку

Небольшого ростика.

Чтобы хвостик был колечком,

Можно и без хвостика.

 

 

В Одессе много стареньких старинных домов. Жить в них не всегда очень удобно. Но люди живут. Зато ведь они живут в старинных домах. Хоть они и старенькие. Я, например, в таких домах никогда не жил. И не представляю себе, как это? Наверное, к тому, что это памятник архитектуры – привыкаешь быстро, а к тому, что перебои с водой – не привыкается никак.

 

С другой стороны, когда ты пьешь воду из под крана, из под которого до тебя пил, ну например, Гоголь или Жванецкий - это как-то вдохновляет. Наверное.

 

А старое в Одессе вперемешку с новым. Старинные одесские дворики закрыты на старые ворота, на которых висят новые кодовые замки. Так что с основателем эсперанто камарадо Заменгофом (точнее с его памятником) – мы не сфотографировались – только посмотрели друг на друга через решетку, шепнули друг другу «saluton» и расстались. Он остался в старом закрытом одесском дворике. А я пошел по улице со старинными домами. По Дерибасовской.

 

 

Я уже писал, что познакомился с Юрой Никитинским. Это детский писатель из Киева. А вообще тут Юр оказалось, как собак нерезаных. Еще Юрий Пусов - детский писатель. А еще Юра – местный куратор фестиваля. Вместе со мной – вся мужская часть семинара. Михаил Давидович и Сергей Анатольевич не в счет, потому что они мэтры – им по статусу положено выделяться. Ну а я собственно про Юру Никитинского из Киева-града.

 

Днем мы познакомились. Вечером ели в одесской пельменной. На следующий день пили украинское пиво. А еще через день я уже болел за украинскую сборную по футболу. Под украинскую водку. Играли с поляками. Победили наши.

 

Еще бы несколько дней и я вообще не знаю что. В Одессе вообще много часто не знаешь что. Но почти всегда найдется кто-нибудь готовый объяснить. Непонятно что и зачем.

 

 

После посещения литературного музея у меня сложилось стойкое впечатление, что все кто хоть немного писал, будучи рожден в Одессе – автоматически причисляется к одесским писателям.

 

Впрочем, в Одессе можно быть и проездом. А можно и вообще ни разу в жизни не побывать в ней. Главный признак одесского писателя, что он хоть что-нибудь написал про Одессу. Но обязательно с любовью. Таким людям Одесса и отвечает взаимностью.

 

 

Одна очень хорошая Маша Ионина (и ее замечательные дети) передали со мной подарок (и открытку) для Наринэ Абгарян (литературной мамы Манюни). Передали две коробки конфет и кружку. От большой коробки я сразу отказался. И, наверное, зря. Потому что Наринэ как-то все почувствовала и совсем не приехала на семинар. Но подарок я ей все ж таки передал – через Виолетту.

 

А еще я взял с собой книжку про Манюню, чтобы подписать у автора. Так что, можно сказать, что Наринэ была со мной в Одессе.

 

Кстати, поскольку я в лица никого не знал и страдаю в этом отношении устойчивым кретинизмом, то сначала я кинулся на одну девушку, приняв ее за Наринэ. Девушка испуганно посмотрела на меня и призналась, что она Надежда Шемякина. Вот ее я поэтому сразу запомнил. Только все время порывался назвать ее Наринэ.

 

 

А еще была совершенно искромётная писательница Марианна Гончарова и основательный редактор «Фонтана» Валерий Исаакович Хаит. Правда потом, через несколько дней мне стало казаться, что это Клара Новикова и Михаил Жванецкий. Но нет. Я специально, на всякий случай, уточнил у Михаила Давидовича Яснова. Всё таки это была искрометная Марианна Гончарова и основательный Валерий Исаакович Хаит.

 

 

Я все время порываюсь быть детским поэтом. Даже книги детские у меня – сплошь стихотворные. Но журналы почему-то отбирают чаще мои рассказы. И грамотки мне все больше за прозу достаются. Поэтому очень хотелось попасть на поэтический семинар. Но Детгиз взял мою прозу.

 

Я загрустил, ведь так хотелось научиться писать стихи. Но (ура!) – семинары объединили, и стихи и прозу разбирали вместе.. И теперь я недипломированный специалист по детским стихам и прозе.

 

Недипломированный - потому что дипломов нам не давали. Зато вокруг были детские писатели и поэты. Куда ни плюнь – обязательно попадешь в детского писателя и поэта. А то и в того и другого одновременно. Но я человек культурный и плеваться не стал. Тем более, что большинство окружающих были женщины. А во-вторых, они все были такие трогательные, что плеваться не хотелось. Трогательные, в смысле, что их можно было потрогать. Ну, в смысле, как детских писательниц и поэток. Ну то есть, чтобы убедиться, что они настоящие.

 

Собственно, теперь я могу трогать и себя, потому что с семинара меня не выгнали, значит теперь я почти самый настоящий детский писатель. И поэт.

 

 

…оказался намного моложе, чем я представлял себе. Наверное, потому что первый раз я вышел на него одновременно, как и на кучу авторов представительного возраста «от 50 и старше». Поэтому в Одесе Юра показался мне очень молодым. Потом оказалось, что у него целая куча детей. Трое кажется, если не ошибаюсь. Мой мозг разорвало. На вид Юра – такой юный. С другой стороны – куча детей.

 

Наконец, я решил для себя, что Юра – «из молодых, да ранних» и успокоился.

 

А еще у Юры – жена поэтесса. Что тоже не может не радовать. Потому что хорошо рифмуется с "Одесса".

 

 

…был в ударе. Хотя, скорее всего – всегда такой. Столько с ним было переговорено, что времени все равно не хватило.

Поговорили:

 

про жизнь

про литературу

конкретно про детскую литературу

конкретно про фантастику

про наших женщин (в смысле детских писательниц и поэтесс)

про жизнь

про литературу

………….

156) читали друг другу иронические похабные стишки

………….

200) хвастались детьми

………….

415) давай уже спать

………….

598) жд вокзал. Пока братуха! Пиши! И ты мне!

 

Юра, Юра, подсадил ты меня опять на бла-бла-бла и уехал чёрт такой. Точнее, чорт.

 

А вообще, сволочь он та еще. В таком цветнике ж мы жили - прямо хоть из гостей не вылазь. А мы все бла-бла-бла эти. Хотя, с девушками мы, конечно, и покушали, и похихикали, и погуляли. А потом юркнем в номер или рустамкнем в бар и опять бла-бла-бла за жисть. Добланутые какие-то, чеснслово.

 

 

- Тематическая эксклюзивность, - сказала Татьяна Фролова (она же Марта Славина)

 

Все восхитились и постарались запомнить, чтобы щегольнуть впоследствии. Однако, на следующий день никто, включая мэтров, повторить не смог, как ни старался. Пришлось ждать запоздавшую Таню.

 

- Что, что ты вчера сказала? – накинулись на нее все. Таня повторила. На этот раз все записали.

 

- Позволю себе роскошь заметить… - продолжила Таня.

 

Но тут уж я записал за ней сразу.

 

 

- Ну не теряйся, - сказал Михаил Давидович.

- Не теряйся, пиши, - уточнил Сергей Анатольевич..

- До встречи, - попрощалась Алла Юрьевна.

 

Кто не в курсе, это кроме всего прочего литературного, еще и три кита Детгиза. Точнее два кита и одна китиха. Хотя, китиха звучит как-то не очень. Пускай будет – касатка.

 

- Не теряюсь, буду писать, - клятвенно пообещал я. Ну а как же? Они же сделали мне предложение «от которого нельзя отказаться» (с)

 

От меня Яснов не убежал.

И ему руки я обе жал.

 

И шепнул (в испуге он поди):

- Ты пиши, а мы там поглядим.

 

А Махотин мне махнул рукой,

Мол, пиши, раз писарь ты такой.

 

 

Чего лично мне не хватило на семинаре – какой-то принципиально иной технической работы, кроме разбора полетов. Привычные критика на фоне реверансов – это как-бы уже знакомо (хотя, и полезно, и много вынес). Но иногда все ж таки выходили на более другой уровень. Это и мэтры что-то обобщали, и сами семинаристы что-то формулировали. Однако, таких моментов было не так много, как хотелось бы.

 

Впрочем, смысл фестиваля был же не в обучении. Точнее, не только в обучении. Учить можно и офф-он-лайн по интернету на форуме. Главнее – личное общение и заражение друг друга идеями, энергией, настроением, детскостью, в конце концов. И доброй взрослостью. И этой, как ее, тематической эксклюзивностью! (Врать не буду – пришлось опять подсмотреть)

 

 

«Ну уже как-то не принято рифмовать буфет-конфет. Затерто.» М.Яснов

 

Один сладкоежка забрался в буфет.

И там обнаружил коробку монет.

Сломает он зубы, монеты грызя,

Но вставить «конфеты» в стишок мне низзя!

 

 

«Выдавливайте из себя Григорьева по капле» Михаил Яснов – Юрию Никитинскому

 

По утрам Юра Никитинский по капле выдавливал из себя Олега Григорьева.. Выдавливал, выдавливал и однажды таки выдавил. Григорьев смачно шмякнулся на стол, матюгнулся, сморкнулся, почесался и, хмуро посмотрев на Юру, прохрипел:

- Водка есть?

- Есть! – радостно откликнулся Юра, довольный тем, что, наконец, выдавил Григорьева.

- Тащи, - коротко приказал Григорьев.

 

Первую выпили, конечно, за литературу. Вторую замахнули конкретно за детскую литературу. Третью, понятно, что за баб. Четвертую, за нас мужики. Потом Юра метнулся в магазин, принес еще. Потом о чем-то громко спорили, обижались, чуть не подрались, но помирились, крепко обнимались. Следующее "потом" Юра помнил плохо. Очнулся утром. Пошевелился и застонал. Внутри головы бродил хмельной Григорьев и лупил по стенкам черепа кувалдой. Юра осторожно поднялся с ковра и поплелся в ванну – по капле выдавливать из себя Григорьева.

 

 

И все-таки я опоздал на самолет. Объяснений этому может быть несколько.

 

Я – клинический идиот. А как еще назвать человека более 5 часов просидевшего в аэропорту в ожидании рейса, прошедшего регистрацию и предварительный досмотр. И опоздавшего на несколько минут, потому что забыл перевести часы и сидел не в той рекреации, а громкую связь в ней слышно не было.

 

Еще один вариант – мистический. Пока я пять часов сидел в питерском аэропорту и расписывался в любви к Одессе, Питер возмущенный таким моим поведением, подстроил такую каверзу. Особенно он был возмущен тем фактом, что боясь опоздать на самолет, я наотрез отказался выходить в город на обзорную прогулку.

 

Третий вариант смыкающийся с первым, но не такой обидный – я детский писатель, мне можно. По крайней мере, этот случай отвечает моим представлениям о детских писателях.

 

На все-таки в глубине души я больше склоняюсь ко второму варианту. Потому что, как только я перестал сопротивляться перед неизбежным и плакать: «пустите меня в самолет, я хочу домой, к маме и детям», Питер подобрел и все стало сразу как-то складываться.

 

Багаж мне вернули. Симпатичная девушка в офисе компании пожурила, предупредила, что билет в таких случаях сгорает, но оформила на следующий рейс, ровно через сутки. Потом из дома позвонила супруга и переадресовала меня в небольшой хостел, находящийся в очень исторической части. Так что, выйдя с утра на многокилометровый променад, я сразу уперся в Петропавловскую крепость и дальше по карте. К тому же в хостеле давали скидку эсперантистом (а пару десятков слов я сказать могу), и нашелся журнал с моим эсперанто стихотворением, которого у меня в коллекции нет. Так что я голосую за второй вариант – это Питер меня не отпустил. И, в конце концов, я этому даже рад.

 

Кстати, во всем виноват таки «эта сволочь Юра Никитинский». Это ж его книжкой я зачитался в рекреации – вот самолет и пропустил!