(из дневниковых записей отца)

 

Родом я из деревни Окулово. Ныне деревня опустела, а когда-

то была многолюдной. До коллективизации хозяйства были крепкие,

зажиточные. Сведений о предках почти не сохранилось, в деревне не

вели родословную, а в годы моей молодости вообще рекомендовалось

забыть о прошлом. Про деда известно, что был невероятно силён и

держал всю округу. От него пошло два сына и четыре дочери. Как

сложилась жизнь дочерей, не знаю, а судьба сыновей трагична. Про

старшего Алексея в деревне шептались, что с империалистической

войны вернулся с именной саблей «За участие в Брусиловском

прорыве», был непокорный и отчаянный, новую власть не принял и за

красных воевать отказался, а когда стали призывать в Гражданскую,

предпочёл уйти из жизни. Второй сын Фёдор, он же мой отец, вернулся

с 1-й мировой с именными часами «За храбрость». Получил неплохое для

села образование, работал счетоводом в сельпо. Характером был строг

принципиален. В деревне его уважали и слушали. Но как-то на

крестьянской сходке он высказал своё мнение по поводу

коллективизации, за что и поплатился.

В памяти как сейчас июнь 1937 года. Пришли за отцом. Все

были напуганы, не могли ничего понять. При обыске изъяли бумаги и

дядино именное оружие. Отца арестовали, повёли на перевоз к реке

Юг. Я долго бежал с полкой в руках стороной через лес, воображая, как

нападу, освобожу отца. Он увидел, подозвал, сказал ласково: мол, всё

образуется, иди домой. Поцеловал меня на прощание. Я пообещал, что

буду помогать матери, и хорошо учиться. Больше я его не видел…. В

семье нас в то время было трое детей, я, десяти лет – старший. Мать

была беременна.

Прошла неделя, другая, вестей об отце всё не было. Мать

вся извелась, не знала, как жить. Дорога до Кич-Городка, где была

тюрьма не близкая – 45 км. Лошадь в колхозе не дали. Но ей

непременно хотелось знать, что всё обойдётся и мужа отпустят. И она

решила идти.

Чуть рассвело, вдвоём и отправились. Прошли уж половину

пути, солнце распалилось, и матери стало плохо. Она легла на обочину,

закричала: «Сыночек, беги, приведи ко мне какую-нибудь женщину!»

Рядом была деревня, там откликнулись, мать спасли. Но в тот

день я лишился брата.

Заночевали, мать отлежалась, и мы отправились дальше. А

когда, наконец, добрели, выяснилось, все мучения были напрасны, в

тюрьме отца нет, и куда увезли, неизвестно. Так нам сказали. Лишь

спустя 55 лет я узнал: отца расстреляли 1 декабря 1937 года.

Исковерканное детство

После ареста отца нам досталась тяжёлая доля. В деревне

было организовано настоящее судилище с участием всех жителей и

школьников, отца оклеветали, объявили врагом народа. С тех пор

жители деревни даже вчерашние друзья перестали с нами общаться,

нередко попросту измывались.

Стою в очереди за хлебом, заходит некий «активист» и

давай кричать: «Не давать хлеб сыну врага народа». Меня с позором

выводят из магазина. Точно так же поступали с матерью. На неё в

колхозе взвалили самую тяжёлую работу. Вскоре от болезней и голода

умерли мои братья и сёстры. Я остался один. Меня исключили из

пионеров. Хотели выгнать из школы, но я отлично учился, много читал,

лучше всех знал работы Ленина - Сталина и в районо этого не

допустили. Единственный в деревне я ходил в школу семилетку, которая

находилась в 15 километрах.

Порой не хотелось жить. Меня попрекали отцом, пытались

унизить, но я был отчаянный, дрался с обидчиками, защищался жестоко

и беспощадно. В конце – концов, меня арестовали, и несколько месяцев

держали под следствием. В войну отношение изменилось, мужчины

ушли на фронт. Нужно было кому-то работать и меня выпустили.

Мать работала скотницей. Она кормила и доила коров,

подвозила корма, воду из речки, убирала и вывозила навоз в поле. В

колхозе было 84 коровы на них четыре скотницы. Женщины работали с

4 часов утра до поздней ночи. Это были настоящие герои.

Я с 10 лет помогал матери, а окончив в 1941 году школу

семилетку, работал полный день наравне с взрослыми, пока в 1944 году

не был призван в действующую армию.

После демобилизации много работал, увлекался новыми

идеями. Страстно хотелось учиться, расти профессионально, но на мне

всё ещё чернела отметина: «сын врага народа».

Я стал добиваться правды, искать, делать запросы. Наконец, в

1956 году пришла радостная весть: «Отец не виновен», а значит, и я

сын не врага народа. Тогда же стало известно о массовых репрессиях. Я

страдал, терзался, не хотел сознавать, что это вина Сталина, ведь я так

ему верил, никогда не связывал его имя с трагедией отца. Был в

смятении, но, как и многие молодые в те годы, уже проникся идеалами

социализма и, несмотря на пережитое, понимал, страна ведомая

Сталиным, выиграла войну, устремилась вперёд и у меня другого пути

как идти с ней в ногу нет.

И вот Советского Союза не стало. Да, в чём то это была

противоречивая страна. Но в муках и слезах, нечеловеческом

напряжении сил она выковала поколение, которое грудью встало на её

защиту и победило жестокого и беспощадного врага, отстояло честь и

независимость, а затем создало могучую экономику, энергетику,

космонавтику. Это была моя Родина.

На этом воспоминания отца заканчиваются. На исходе судьбы отец

часто выглядел подавленным, но порой становился чуток и

эмоционален. В нём закипала и начинала буйствовать былая стать. Он

брал гармошку и играл что-нибудь вольное, раздольно – широкое, а то

вдруг бесконечно - печальное надрывное. Глаза его загорались,

пламенели, а губы вздрагивали.