(К году Свиньи. Новогодняя поэма-сказка с присказкой, невероятными приключениями, благословениями и пышным застольем, 2006) ПРИСКАЗКА Колокольчик звоном бойким подгоняет деда тройку, словно в поле на байге, скачет по лесу-тайге, встав во весь сосновый рост, нестареющий Мороз! Где мороз, - не до маразма, в буднях он, а кто-то праздно, ожидает Санты дар, манну с неба, иль мороженый нектар. СКАЗКА Из-за сосен, пихт и елей не видать хвостов метелей, вылетел навстречу ветер, вместе с ним свирепый вепрь, - как у воинов клинки, угрожающи клыки. - Что ж, ты, старец, без меня, разве вам я не свинья, - землю взрыл он, как вопрос. Испугался Дед-Мороз: - Дикий брат мой, извини, год домашней ведь свиньи; люди любят мягкий нрав, нерушимость своих прав, не рога иль клык угроз, - заикался Дед-Мороз. - А тогда зачем стреляют, братьев наших убивают? – возбуждается кабан. - Так ведь это Казахстан… Это раньше жирных, потных валом было здесь животных, а сейчас вместо коров псов пасут, пасут котов, заграничный лижут йогурт, но без мяса жить не могут - бьют сайгу и кабанов; дальше будет продолжаться, - это может тоже статься, - то дойдут до комаров… Ладно, милый, будь здоров, но считай, ты тоже с нами, - Дед-Мороз, упав на сани, двинул дальше в Новый год. И вот… Дед-Мороз, встряхнув свой ворот, в новогодний въехал город. Его встретил лай собак, что-то было здесь не так. Дед-то не был чабаном, он не понял, что кругом весь пропах он кабаном, псы поэтому никак не желали год собак превратить в кабаний год. Лай был, точно, отворот. Дед-Мороз-то не гусар, не разбойник, не корсар, повернув налево сани, он подался на базар. На базаре… своры, свары, воры, нищие, гадалки, авантюры, ёлки-палки, ложь, лукавство наглых рож, гвалт, шумиха и галдёж. Надрывая все кишки, бабы тащат там мешки, в валенки обуты ноги, сами, будто бабы-йоги, как толстушки-баобабы, в сто одежд одеты, дабы не зажал в тисках мороз, а на лицах – льдинки слёз, не носы - люля-кебаб, с них лепить бы снежных баб! Как карги Бабы-Яги, их страшатся мужики, дети, девы, старики. Если б не проклятый рынок, проглотивший всех, как рыбок, чтоб народ преумножать, бабам этим бы лежать, да детишек бы рожать. Посетил дед рыбный ряд. Две-три дамы там стоят, их недамские носы, цвета тёмной колбасы, ворох воблы, карасей там валяются в грязи, осетровых рыб, икры нет ни рядом, ни в помине, дед подумал: «В магазине, может быть, потом куплю, пищу вкусную такую не один же я люблю». …К деду подбежал узбек, молвил южный человек: - Наш тавар недарагой, что желаешь, дарагой? - Не торгуешь ли икрой? - Э, игрой?! Есть игра, есть «шарик-малик», позову я брата Алик. - Я спросил же про икру… - Э, чё ты, пра икру-игру. Меня все завут Гарум, прадаю шурум-бурум, нет у вас в Атырау таваров, я паэтому в наваре, там купил, а здесь прадал, пакупай, давай, братан, оптом здесь купи падарки, атдаю, пачти задаром… Дед бежал от зазывалы, оказался на вокзале. Здесь опять мешки несут, а карманники пасут ротозеев и разинь, лопоухих образин. Дед мешок свой завязал, бедолага, он не знал, где кипит базар-вокзал, мера та не по уму, - оглянуться не успел, как разрезали суму. И кому из детворы не достанутся дары? Дед по праздничной запарке втиснул тело в супермаркет. В магазине на витрине - туша целая свинины. Запыхавшийся Мороз, как свинье, почти всерьёз, задаёт тупой вопрос: - Что ж с тобой, подруга, стало? - Превратили меня в сало, - отвечает тут плаксиво, плача жалостно, «по-свиньи» та убитая свинья. - Слава богу, не меня, - прошептал себе под нос облегчённо Дед-Мороз. Оглядев мясной прилавок, он бурчал: - Здесь только сало, не по вкусу хряк и хрю, мне бы чёрную икру или тушу осетра… - Что вы, этого добра нет уже десятки лет, вы не знали это, дед? – отвечает продавщица, белокурая девица. - «Чёрным морем», нашим горем стал давно древнейший Каспий, нефть чернее всей окраски; рыба, дичь, планктон, тюлени, дохнут, дышат еле-еле, чрез десяток уже лет, их сведут почти на «нет», а сейчас, и то украдкой, продают нам лишь остатки. Рыба, нефть, земля, икра, даже туши осетра - всё уходит за границу, – разболталась продавщица, агитаторша-девица. Огорчился Санта-Клаус: - Да, уж… здесь бессилен даже Фауст, балом правит Мефистофель, зло и пакость – чёрта профиль. После всех далёких стран завернул дед в ресторан, за свободный столик сел, зал с сомненьем оглядел. Но взревел, смотря в меню: - Почему, закололи вы свинью, на базаре, в магазине лишь кабанина, свинина где говядина, конина, не голодная же година? - Развалили мы сельхоз, уважаемый Мороз, лишь свиные тушим туши, иногда же - «ножки Буша», - извиняется гарсон, гнётся гладко колесом. - Знаю это я и сам, что ж, налей тогда сто грамм. - Я и сам теперь не рад, водка, дед, - денатурат, не советую вам пить, не хотелось бы убить новый год такой отравой... Дед воскликнул: - Боже правый! И куда же я попал? Что ж, пойду тогда на бал. И, не солоно хлебавши, не поевши даже каши, он, любитель водки, мяса, удалился восвояси. Дед был древен, словно дуб, думал бал, попал же в клуб, клуб - ночной - плати за вход. Не прервал он свой поход, - приобрёл входной билет, а затем наивный дед окунулся в полумрак, а точней, - в сплошной бардак. Вместо люстр там хрустальных крутят круто шар зеркальный, там тяжёлый рок звучал под названием «металл», и какой-то «рэп» рычал, зал свистел, рыдал, кричал, кавалеры там и дамы, скачут, пляшут, как шаманы, в душном, шумном, потном зале, криво всё, как в Зазеркалье, дела нет шутам до деда, вместо бала - шабаш ведьм, нет там песен, нет частушек - топот боровов и чушек, после «кайфа», после травки кто-то рвался в гущу давки, он, взбесившись, словно бес, влез в таёжный лес телес. Голова пошла кругом, думал дед: попал в дурдом, прислонившись еле к стенке, словно после «Летки-еньки», он невольно закачался; кто-то рядом с ним сморкался, кто-то семечки лузгал, хряк какой-то в пол харкал, этот юноша-сморчок, как какой-то старичок, набок плюнул, плюнул смачно, неудачно угодил кому-то в лоб; тот был тоже остолоп, дурость выплеснув, не смелость, - врезал правой прямо в челюсть. Понеслась лихая сеча, до нокаутов, увечий, появись хоть Джеки Чан, увезли б его к врачам, и не место было там даже злобным секачам. - Эх вы, люди, да вы – свиньи! Безобразием всесильны, вам, как раньше было, встарь нужен с посохом свинарь! – Заорал от злобы дед, но попал в него кастет. Дед сражён был наповал, а какой-то коновал, над Морозом колдовал, после всех безумных зол в чувство деда он привёл. - Где я, кто вы? Свиньи, люди?!? - Дед, очнувшись, вскрикнул люто. - Жив я, или же в аду, там скребу сковороду? - Прошептал он свой вопрос. - Ты теперь не Дед-Мороз, всё, что видел, - суета, ты теперь – Аяз-Ата, - отвечал какой-то парень, не кабан, тюлень-увалень. - Ждали мы тебя не там, ты же - сунулся в бедлам, испытал крутой «экстрим». Мы ж обычаи храним: вот, накрыли достархан, то есть дружеский аркан крепко свяжет нас с тобой в этот новогодний той (той – празднество) без чужих нововведений... Дай, ата, благословение, не стесняйся, мы свои, аксакал, благослови. - Что ж, я дам своё бата, - (бата – благословение) молвил им Аяз-Ата. БЛАГОСЛОВЕНИЕ АЯЗА САНТОВИЧА - Говорят, грядёт глобальное, потепление повальное, а затем и затопление, коль давать благословенье, - пожеланий вам поток: пусть минует вас потоп, грохот грома, рокот гроз, против них несу мороз. Что за Новый год без снега? Попрошу я Бога Неба ниспослать вам свежий снег и продлить, хотя бы век, света белого конец, - начал речь Аяз-мудрец. - Нефть, конечно же, нужна, всё же, более важна в нефтяной вашей столице живность: рыба, зверь и птица, надо вам за это биться, с браконьерством, заграницей… … На безрыбье, - говорят хоть, - но никак, не заменит рыбу рак, не иначе, точно так, не заменит хряк иль хрю, рыбу, чёрную икру; пусть потомки здесь хазаров, продают их на базаре, покупают и едят. Нам повсюду говорят: басурмане не едят мясо грязное свиньи, не узреть бы, как они, голодая, не дай бог, грызли б кирзовый сапог. Ведь в голодную годину кое-кто не ел конину, но теперь повсюду здесь конь уже - деликатес. Не забудьте, как в тридцатых, в грозовых годах раскатных вам устроил «Голощёк» голод горл и голых щёк, сала всем не доставало, расплодились каннибалы, эти люди-людоеды, плоть людскую на обедах разгрызали до костей, а своих детей, гостей, хотя было стыдно, гадко, ели тайно и украдкой. Вот вам соль коллективизации - съела нация полнации. Не сочтите за нотацию: приучайтесь все к свинине, пропадёт, коли конина, не ловить же вам лягушек, есть червей, собак и кошек и последние припасы. А свинина – то же мясо, ведь её, почти на блюде, преподнёс противным людям сам всесильный, мудрый Бог, - продолжал дед монолог. - Продолжая, пожелаю: где работа, там и пир, чтоб хранил господь ваш мир, обогнать чтоб заграницу, - вам – без устали трудиться; чтоб налаженным был быт, - надо честными вам быть, не способствовать вранью, «не подкладывать свинью»; не топил, чтобы Урал остров ваш «Шошка-Арал», чтоб паслись там кабаны, словно в поле, табуны. Не товарищ гусь свинье, наяву, а не во сне, ваших недругов всех пусть замуруют в душный дуст; рассекут пусть секачи подхалимов, стукачей, наглецов, хапуг, лжецов, хамов, трусов, подлецов; чтоб для вас не стали темой демографии проблемы - я желаю без ироний: женщины, вы, как хавроньи, - за сравненье извините, - будьте боле плодовиты. Я брюзгой ещё не стал и совсем ещё не стар, но мне всё же не по нраву, ваши игры и забавы, заграничное вино, буржуазное кино, где всё грязно, тупо, пусто, мордобой зовут искусством, мастера из Голливуда секс штампуют на заводе, сериалы же в народе «мыльной оперой» зовут, целый год их серий ждут, но от мыла не отмыться до морщин на глупых лицах ни мамашам, ни девицам. В ваших дымных казино то же самое кино, куда ходит целый век, ваш безумный человек, ждёт, когда же Чёрный Джек принесёт копну деньжищ, сам пока не станет нищ. Вас обманывают в бинго, а в каком-то боулинге за разбой пустых болванок вас лишают кровных «бабок»; не хочу рычать про клубы, где мне выбили все зубы, лесбиянок, наркоманов, гей, путан, токсикоманов, про базар, вокзал, притоны, мздоимцев и препоны, что страну, как поп Гапон, повели в Армагеддон. Пожелаю тут я вам весь отечественный бедлам и заморский этот хлам вымести в тартарары, в их вонючие дворы, по законам жить природы, по традициям народным, в духе разума, свободы. Бес, беги, зараза, сгинь! Да будет так… Уах, аминь! - Аминь! ЗАСТОЛЬЕ Сел Аяз за пышный стол, на Морозовский престол. На столе стоит икра, и балык из осетра, и баранина, конина, лишь заморские там вина, только не было свинины, год ведь всё-таки свиньи - пусть сидит в кругу семьи. Закатили пир горой, аксакал Аяз–герой пел, плясал, пил, веселился, утром пьяным повалился. Уверяю: я там был, ел всё это, нюхал, пил, пел, играл, острил, плясал и молился небесам... Мёд катился по усам… |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
