Ещё остатки прежней красоты храня, Лес чует, как стареющий артист, Что эта жизнь уже почти отыграна И эта роль уж прожита почти. *** Наполнены хмельные небеса Охапкой запахов и хрупким звоном. А ветер, коронованный босяк, Врывается хозяином незваным В безмолвие берез, рябин и кленов И рвет на них цветные паруса. С веселой беспардонностью нахала Каштановое треплет опахало, Пришпиленное лаковою брошью. Деревья задрожат прощальной дрожью, И листья, как листки календаря, Что только что оторваны от лета, Помедлив над истомой сентября, Как птицы в предвкушении отлёта, Бесшумно принесут на крыльях дни те, Что, словно чуть испачканы мелком, Где осень из кудели облаков Вытягивает тоненькие нити, Из них сплетает паутинный невод И ловит им доверчивое небо. И этих дней рисунок так нечёток. Так хочется войти в их полусвет, Вкусить округлость желудёвых чёток, Рассыпавшихся в палевой траве. Читать судьбу по линиям листа, Как будто книгу бытия листать. И, запрокинув голову, скользить Между ветвей, касаясь их руками, И прямо в сердце тонкий луч вонзить, Вальсируя в обнимку с облаками. Вся светится на солнечных смотринах, Смущаясь, полнокровная рябина. Да только солнце, что её ласкало, И выплеснулось счастьем и стыдом, Шуршащей ржавчиной к ногам опало. Ведь бабий век недолог и студён. А бусины прохладной бузины Собьются стайкой в шаге от зимы И что-то светлое начнут наперебой Нашептывать приблизившейся к ним щеке, И клён в мою ладонь опустит золотой, Как царственную милостыню нищенке. |