Что хочет автор. Литературные конкурсы

- Иванов, совсем очумел, куда ..? – капитан Воробьев опрометью бросился наперерез «тридцатьчетверке», медленно, но верно надвигающейся на кованые ворота средневекового замка. В несколько прыжков, подскочив к танку и сорвав с плеча автомат, капитан с силой опустил приклад на броню. Танк дернулся и затих. В открывшемся люке показалась вихрастая голова командира лучшего экипажа полка Иванова Алексея.

- Слушаю, товарищ капитан!

- Куда прешь, говорю. Не видишь, твоя машина в ворота не проходит?

- Да шут с ними, с воротами, легче выезжать будет, - танкист довольно заржал.

- Разворачивайся, вон в той низине на прикол ставь.

- Товарищ капитан, там простреливается все со стороны леса, а тут около замка, под липами в самый раз. Не хочется после победы в беду попасть.

- Разворачивайся, говорю! Ишь ты, под липами! Ты посмотри красота, какая кругом. Да ты половину сада гусеницами снесешь! Какая к черту беда? Не кличь ее, она и не придет.

- Ага, не придет. - Иванов с сомнением кивнул на сгоревший «Тигр», чернеющий в той самой низине. - Вчера только из леса выполз.

- Так он с белым флагом сдаваться шёл, а ты его первым же выстрелом…

- Береженного, - Бог бережет. Кто ж его немца, - окруженца, - срифмовал Иванов, - поймет, может подобраться ближе хотел, а потом бы, как влепил мне в борт прямой наводкой. Вы второй месяц на фронте. А я… - короче, были случаи. Да и потом, нервный я за войну стал, товарищ капитан, и домой вернуться хочу, а тряпку белую вчера – виноват, не разглядел, - с вызовом в голосе ответил танкист, - разрешите выполнять? - И захлопнув крышку люка, исчез в утробе стальной машины.

Стальная махина Т-34, как бы поддерживая командира, тоже сначала недовольно заворчала, пару раз газанула, обдав черной копотью цветущие яблони и, как бы нехотя сдав назад, стала разворачиваться.

Легко поднявшись по мраморным ступеням замка, капитан Воробьев столкнулся у парадных дверей с полковой разведкой.

- Все чисто, – доложил, небрежно бросив руку к пилотке, - старшина Разгуляев, по прозвищу «Разгуляй». – Красота внутри необыкновенная. Можете вставать на постой.

- А вы, куда теперь? – спросил Воробьев из вежливости.

- А мы, куда Родина пошлет. А пока, приказано к восемнадцати часам вернуться в расположение полка. Так что теперь, вы уж сами тут. Без нас.

Сказано это было с явной иронией и намеком на неопытность Воробьева.

С одной стороны капитан недолюбливал разведчиков за их вечно небрежное, и возмутительно вольное отношение к начальству. Но, с другой, – оставаться без них, уверенных в себе, на территории, которая менее суток назад еще была вражеской, было страшновато.

И капитан Воробьев, придав своему лицу как можно более спокойное выражение, протянул руку:

- Ну, бывай, разведка.

Зайти в замок один, он так и не решился. Теперь, когда "эмка" с разведчиками скрылась за кромкой леса, громада замка из серого камня стала казаться уж вовсе не гостеприимной и враждебной. Он нерешительно потоптался перед парадными дверями и, с досады сплюнув на мраморные ступени, быстро спустился вниз к танкистам.

Известие о том, что в замке расположится штаб полка, привез офицер связи. К вечеру прибыли связисты и командир полка гвардии полковник Лелюх собственной персоной.

О гвардии полковнике Лелюхе Иване Петровиче в полку ходили легенды. Этот невысокого роста коренастый шатен с пронзительно голубыми глазами, был неисправимый весельчак и женский угодник. Казалось, романам его нет конца. Но в 1944 году еще в Польше сердце бравого танкиста сразила наповал Верочка, вновь прибывшая в полк после мединститута. Около месяца все штабные гадали, как долго продлятся их отношения. Однако, к удивлению однополчан, Иван Петрович не собирался расставаться с симпатичной начальницей медсанбата.

Вот и сейчас, расположившись на ночлег в обширном каминном зале замка Лелюх, первым делом достал из полевой сумки фотографию фронтовой подруги, бережно поставил ее на каминную полку и огляделся. Внушительных размеров стены зала были сплошь увешаны старинным оружием и портретами каких-то бородатых вельмож в расшитых камзолах. Пол, выложенный мрамором, притягивал взгляд затейливой мозаикой, а огромный дубовый стол был украшен чудесной резьбой. На душе было спокойно и радостно. Все было прекрасно. Война, наконец, закончилась. Вокруг цвели яблони и пахло мирной жизнью.

Короткий вой снаряда и взрыв, отбросивший полковника к стене, слились воедино. Сразу же за окнами застучал пулемет, раздались еще несколько взрывов, и стало тихо. Полковник тяжело поднялся и огляделся в поисках слетевшей фуражки. Снаряд выпущенный, судя по всему, из немецкого самоходного орудия «Фердинанд», полковник узнал его по характерному звуку, влетел в окно и взорвался, угодив в камин. Подняв фуражку и отряхнувшись, полковник увидел, что среди обломков камина, что-то блестит. Наклонившись, Лелюх поднял с пола медальон в виде разрубленного пополам мальтийского креста на массивной золотой цепи, в звеньях которой угадывались какие-то непонятные символы.

- Товарищ полковник, - в зал влетел, капитан Иванов в перемазанной глиной гимнастерке, - с вами все нормально?

- У меня-то, все в порядке. А у вас? Докладывайте, - и полковник машинально положил находку в планшет.

- «Фердинанд» недобитый из леса выполз. Сделал три выстрела, ну мы его… В общем, у леса догорает.

- Потери есть?

- Никак нет, товарищ полковник. Все вроде целы.

- Вроде… , - вечно у тебя Воробьев, все не как у людей - махнул рукой полковник.

Ноябрь, 1987 года.

Первой мыслью, когда я, не раздеваясь, упала на кровать, было, то, что в спальном помещении довольно прохладно. Хотя, в сущности, слово «прохладно», ни в коей мере не отражало действительность. Как, впрочем, и комната, где я завалилась на «боковую», с намерением поспать. Это помещение назвать «спальней», язык не поворачивался. Но, на температуру воздуха мне было решительно наплевать, главное я добралась, наконец, до кровати. Усталость действительно, валила с ног. Думаю, что даже приказ о немедленном увольнении в запас, не заставил бы меня пошевелить и пальцем. Однако, вторая мысль, посетившая меня, когда я услышала команду «в ружье!», подсказывала, что это далеко не так. Дело в том, что можно игнорировать все, что угодно, но только не завывание тревожной сирены - оно поднимет и мертвого. Поэтому, ничего не оставалось, как примириться с третьей мыслью о том, что вставать все равно придется. И побыстрее.

И вот я уже в «уазике», трясусь по раздолбанной дороге к месту сработки сигнализационной системы. Машина подпрыгивает на ухабах, а я вспоминаю добрым словом своего папочку, который в «сердцах» обещал мне такую службу устроить... Словом, «два раза нырнула, два раза вынырнула - и, вся служба». Впрочем, даже самые крутые связи не помогли моему папе выполнить свои угрозы. Женщин служить на подводную лодку не брали, причем ни под каким соусом и для меня исключения делать, конечно, не стали.

Впрочем, обо всем по порядку. Все началось в тот самый момент, когда мои мама с папой наругавшись, пришли, наконец, к консенсусу, относительно того как меня назвать. Дело в том, что при рождении мне дали очень красивое имя - Наташа. И все бы ничего, если бы не фамилия… А она у нас была, тоже красивая и старинная. Однако, вкупе с моим именем сочеталась очень оригинально, не оставляя равнодушным абсолютно никого. Представляете, Наталья Ростова. А как звучит! Вот только в реальной жизни мне это вышло «боком». Если бы мои родители только знали, насколько круто их эксперименты с моим именем изменят всю мою жизнь! Вы наверное, уже догадались, сколько всего я натерпелась в школе? Только совсем ленивый не «подкалывал» меня. Поначалу я плакала, жаловалась родителям и учителям, но ничего не помогало. Так продолжалось до третьего класса. И тогда я решила, все хватит, надо научиться постоять за себя. И активно занялась спортом, выполнила норму кандидата в мастера спорта по академической гребле, три раза была чемпионом Москвы. Только не подумайте, что внешне я долговязая или того хуже, мускулистая дылда. Вовсе нет. При своем среднем росте я сохранила известный стандарт привлекательности, принятый во всем мире.

И вот, наконец, в восемьдесят пятом году, я стала готовиться пополнить ряды абитуриентов. Как и у большинства добропорядочных девочек, из хороших и обеспеченных семей, мой выбор пал на медицинский институт. Правда, справедливости ради, надо сказать, что выбор делали скорее мои родители. Я же просто уступила им, не желая втягивать себя в затяжные военные действия с предками. Тем более папашка мой был полковником КГБ и все споры с ним всегда заканчивались моим поражением, причем «всухую». Наконец, были собраны для приемной комиссии все необходимые документы. Начались вступительные экзамены. Которые, благодаря знаниям, полученным в средней спецшколе с преподаванием ряда предметов на испанском языке, которую я окончила, были сданы блестяще. Что может быть более волнующим и прекрасным, чем толкаться погожим июньским утром у стенда, с напечатанными на нем фамилиями поступивших счастливчиков? Не знаю. Но, увидев в списках свою фамилию, я вдруг передумала. И … решила пойти в армию.

Папа, как вы уже догадались, был в ярости. Он метался по квартире как тигр в клетке. Но меня переубедить невозможно. Хотя, первый курс отучиться все-таки пришлось. И вскоре, по опять-таки папиному звонку, я была вызвана в районный военкомат, где после нескольких медкомиссий была благополучно приписана в воздушно-десантные войска. Как повезло, кто же не мечтал в детстве стать десантником! Воскликните вы в восторге и будете, ох, как не правы. Во-первых, я не испытывала по этому поводу ни малейшего восторга, во-вторых, я уже считала себя достаточно взрослой, чтобы осознавать всю опасность такой романтики и, наконец, в-третьих, я панически боялась высоты. И папа, конечно, прекрасно об этом знал. Вскоре, пришла повестка явиться к таким-то часам, в комнату такую-то, по адресу такому-то. Не нужно быть шибко догадливым от природы, чтобы понять зачем. Хотя, по прибытии, никто, конечно, не посчитался с моими совершенно искренними заверениями, что я, конечно, готова отдать за Родину жизнь, но парашюту предпочла бы, например, морскую пехоту. Сами понимаете, морская романтика и все такое. Правда, выслушали меня очень внимательно, но в качестве альтернативы мгновенно предложили… вернуться в институт. Но я тоже была, как говорится «не лыком шита» и правильно оценив ситуацию, выбрала парашют, так как мною правила железная уверенность, что, скорее всего, это очередные происки моего папочки. А он, естественно, может запросто припугнуть непокорную дочурку, но отправить в небо? Ни за что. Скорее всего, логика его была проста – откажется дочка от парашюта, да и вернется в институт. Так что с ним, как говорится, при всем богатстве выбора, другой альтернативы не было. Ах, так, - подумала я, - посмотрим, кто кого переиграет. И конечно выиграла бой. Правда, на Чеховский аэродром под Москвой, меня все-таки отправили. Причем, как мне стало понятно из прозрачных намеков, не на экскурсию, а для выполнения трех прыжков с парашютом! Это был удар ниже пояса! Но отступать было не в моих правилах. В конце концов, у меня тоже есть характер. В общем, в точно указанное в командировочном удостоверении время, я прибыла в военкомат, предварительно попрощавшись с родными и близкими, правда, так и не написав завещания. И то, только потому, что в то время это было не модно. Всю дорогу до аэродрома мне было ужасно жаль себя. Однако, когда через два часа автобус прибыл к месту назначения, я с облегчением поняла – сердце у моего отца не железное - в эти дни на Чеховском аэродроме проходили международные соревнования по парашютному спорту и по счастью, мое выступление не было предусмотрено регламентом...

А вскоре, папа, видя, что я уперлась, по его собственному выражению «как ослица», плюнул и уступил.

Так, я попала на эту ничем не примечательную пограничную заставу. Да еще в самой, что ни на есть неблагодарной должности - инструктора службы собак. Хотя сама напросилась. По молодости. Ведь предупреждали же меня на мандатной комиссии, что не надо соглашаться работать с собачками - пожалею... Так нет ведь, а все этот дух противоречия - будь он неладен.

И вот теперь, глядя в лобовое стекло «уазика», на которое потоками лилась грязь, летевшая из-под колес, я, к слову сказать - жалела. Конечно, не о том, что работаю с собаками. А у меня, их целых две. Дик и Петти. Настоящая розыскная пара. И, между прочим, это не какое то там «средство усиления пограничного наряда», как говорят про сторожевых собак, а самостоятельная боевая единица. Само собой разумеется, вместе со мной. Так вот, а жалела я о том, что приходится уже в пятый раз за эту ночь, тащиться за тридевять земель на этот чертов первый участок. А причина «сработки» скорее всего так и не будет найдена. Короче говоря, ни следа, ни зацепочки.

Машина вдруг резко затормозила и пошла юзом по раскисшей, как квашня дороге, а я погруженная в приятные думы, приведенные мной выше и от того расслабленная - чуть не вылетела через лобовое стекло. Наконец, «уазик» остановился и мы, усиленно делая бодрый вид, высыпали наружу. Мы - это, так называемая «тревожная группа». В такую группу согласно боевому расчету входят: начальник заставы, командир отделения сигнализации и связи, водитель и, конечно же, инструктор службы собак с розыскной собакой, а в нашем случае - с розыскной парой.

Начальник нашей заставы капитан Пустой был личностью во всех отношениях выдающейся. Высокий статный блондин, с добрыми и веселыми глазами. Всегда бодрый и общительный, короче говоря - душа компании. Прекрасно играл на гитаре, в общем, мужик – закачаешься.

Командир отделения сигнализации и связи сержант Лаврушин. Невысокого роста, полный, но в меру, с вьющимися непослушными рыжими волосами зануда, большой любитель поспать и вкусно покушать. И если последнее ему время от времени удавалось, то насчет, поспать вдоволь, вот уже второй год не получалось. Между тем, специалистом в своей области он был отличным, с электроникой и всякими связанными с ней приборами дружил и они отвечали ему взаимностью.

Водитель нашего боевого «уазика» ефрейтор по фамилии Узкий был родом из Архангельска, и как следствие этого, могучего телосложения и отменного здоровья. Он мог играючи вытащить, к примеру, безнадежно зарывшийся в грязь «уазик», а однажды, на спор, приподнял за багажник «Волгу» командира пограничного отряда.

Ну, о себе я рассказала уже много, а про моих собачек вы еще много чего узнаете.

Да, ночка действительно была шикарной. Представьте себе морозный воздух, щедро приправленный озоном, корабельные сосны, уходящие ввысь в звездное небо и загадочно темнеющие вокруг скалы. Сказка! Если не вспоминать, конечно, что не я спала уже целую вечность.

Выпрыгнув из машины, я первым делом увидела... Нет, не нарушителя государственной границы. Его, судя по всему, по близости не было. Зато присутствовал Дик, который с грозным видом и поднятой задней лапой подмывал ближайший куст, всем своим видом показывая, что с полным мочевым пузырем о следовой работе не может быть и речи. В чем - то он был, безусловно, прав и я, чуть поразмыслив, и деликатно отойдя в сторону, к нему присоединилась. О чем, впоследствии, - не пожалела.

Между тем Лавр, а в миру- Лаврушин Дмитрий, уже приступил к осмотру линейной части сигнализационной системы, периодически бросая на нас с Диком укоризненные взгляды. Это, видимо, означало, что пора бы заняться делом и нам. Наведя узкий луч фонаря на ребристый профиль песка контрольно-следовой полосы, я подключилась к изучению этого ужасно невезучего, с нашей точки зрения, участка. Дело в том, что указанный выше отрезок государственной границы обладал многочисленными, я бы даже сказала, врожденными пороками, делающими его настоящей находкой для шпионов и, соответственно - сущим адом для пограничников. Я не покривлю душой, если скажу, что подавляющему большинству моих товарищей по оружию уже давно не снятся родители, любимые девушки, жены и дети - над нашими снами давно и безраздельно властвует первый участок.

Отбросив лишние мысли, сосредотачиваюсь на своей работе. Конечно, ровно на столько, насколько это возможно. Потому что производить осмотр местности бегом, да еще ночью довольно сложно, но против инструкции, как говорится, не попрешь. Впрочем, имея некоторые навыки, замечаешь даже то, что никогда в жизни не обнаружил бы и днем, даже ползая на коленях. Итак, как и следовало ожидать, структура песка контрольно-следовой полосы однородна, повреждения верхнего слоя отсутствуют. Камни, сухие ветки и прочие предметы природного происхождения прихвачены к поверхности песка морозом. Значит? Правильно. В связи с последней сработкой, они нас не интересуют. Среди всех недостатков злополучного участка, главный - живописное лесное озеро с довольно большим островом, соединенным с берегом деревянными мостками.

Пятнадцать минут бега по скрипучим доскам, и мы достигли острова. Но и тут, как и следовало ожидать, сигнализационная система и контрольно-следовая полоса почти в девственном состоянии. Однако, это на продуваемом всеми ветрами, нагромождении гранитных скал абсолютно ничего не значит. Посудите сами, сейчас температура воздуха приблизительно семь градусов ниже нуля, при влажности девяносто восемь процентов. А КСП, как известно, насыпается из песка, который имеет отвратительную привычку пропитываться влагой. Ночью, при резком снижении температуры воздуха до минусовых значений, это приводит к замерзанию верхнего слоя песка до каменного состояния. И, как говорится - шагай по контрольно-следовой полосе, как по асфальту - следов просто не остается. Такое состояние КСП называется на границе просто и без затей – «чернотропом». Так что в данных ситуациях, как вы понимаете, могут помочь только служебно-розыскные собаки.

Однако не подумайте, что все это время я сижу на прохладном камушке и читаю лекцию начинающим шпионам. На самом деле все эти, как впрочем, и множество других мыслей вихрем проносятся в моей голове, и я успеваю заметить, как Петти подозрительно резво метнулась к оконечности острова, выходящей к границе. Мы с Диком рванули следом, так как сомнений не оставалось - она взяла след. Вот тут-то, подумаете Вы, и начнется захватывающая дух погоня. Ничуть не бывало. Уже, через какие-нибудь двадцать минут мы, облазив остров вдоль и поперек, стояли у самой кромки воды и тупо смотрели на волны. Судя по всему, у нарушителя оставившего запаховый след не было в планах встречаться с нами и, как я подозреваю, в особенности с Диком. Этот замечательный песик, явно соответствовал своему прозвищу «пилорама», прочно укрепившемуся за ним, после того, как он однажды, чуть не сожрал начальника заставы.

- Ничего не понимаю, - пробормотала я, - от чего сработала сигнализационная система? Причина на острове, это - очевидно, но где?»

В том, что Петти взяла именно человеческий след, а не звериный - я не сомневалась. Вплавь нарушители, что ли ушли? Но до берега больше километра, да и ноябрь в этих широтах к купанию абсолютно не располагает.

Но тут мои размышления прерывает чье-то хриплое дыхание. Оборачиваюсь и, конечно же, вижу Лаврушина, который задает самый идиотский вопрос, какой только можно придумать - куда мы, видите ли, запропастились. Посылаю его к черту и понимаю, что нить размышлений потеряна безвозвратно.

- Придется обыскать остров еще раз, - говорю я Лавру.

Что мы и делаем, я - с остервенением, а Лаврушин с некоторой ленцой, свойственной, впрочем, ему во всем. И опять - ничего. Но, как известно, отрицательный результат - тоже результат. Хотя я очень подозреваю, что убедить в этом наше вышестоящее начальство будет очень непросто.

А еще через пять минут становится совершенно очевидно, что делать на острове больше нечего. И мы с понурым видом докладываем о нашей очередной неудаче начальнику заставы. Точнее, докладываю, конечно, я. А Лавр, Дик и Петти стоят, высунув языки. И что называется, «едят» глазами начальство.

- Ну-с, товарищи пограничники, докладывайте, что мы имеем на сегодняшний день? - спросил начальник, когда мы собрались у него в кабинете, почему-то именуемом «канцелярией».

- За последние три недели, как только КСП стала не эффективной, мы имеем около ста двадцати сработок сигнализационной системы на первом участке, - начала я бодрым голосом, - как минимум три из которых не технические, поскольку несут явные признаки нарушения инженерного рубежа государственной границы. Естественно, под явными признаками я имею в виду запаховый след.

- Да, надо же, как интересно! А почему тогда, этот твой «запаховый» никуда не ведет? - Съязвил Лаврушин. - Обрывается и все! Да еще на таком удалении от границы? - Непревзойденный специалист явно нарывался на грубость. – Дальше они что, по воздуху передвигаются? Только не говори, что это водяной, леший или однорукий Хродвальд!

- Заткнись, - ласково приказал начальник, - плохо ищете. Если нарушители оставляют запаховый след, то они просто обязаны оставить и видимый. А если, последнего нет на грунте, - Пустой пожал плечами. - То, это означает только одно – плохо ищете!

- В принципе, можно предположить и такой вариант. Однако, мне кажется, - продолжала я решительно, - что даже обнаружение видимых следов ничего нам не даст. В первую очередь, я бы задалась главным вопросом: чего они хотят, какова цель? Тогда проще было бы нащупать их дальнейшие шаги. Впрочем, скорее всего наших гостей интересует пока только система охраны этого участка. Вот они и прощупывают его.

- Но как? - изумился капитан Пустой. - Ведь остров, через который проходит сигнализационная система и на котором происходят, все эти чертовы сработки, на то и остров, что со всех сторон окружен водой. Так что если и можно сработать сигнализационную систему на острове, так только подойдя к нему на каком либо плавсредстве!

- Хотя, с другой стороны, куда тогда подевалось это самое плавательное средство? Утопили что ли? Тоже может быть. Дно было бы неплохо проверить. Аквалангистов тоже нельзя сбрасывать со счетов. Чем черт не шутит. Непонятно только, на кой шут им понадобился этот остров? Ведь даже если необходимо перебросить через границу груз или человека, то гораздо безопаснее и проще сделать это на сухопутном участке, когда окружающая местность скрыта от посторонних глаз растительностью. А вся акватория острова, как на ладони. Даже если предположить использование акваланга, то все равно ничего не ясно. Ну сколько можно продержаться под водой? Час или максимум два? А береговая линия при сработках надежно перекрываются заслонами. Пока понятно только одно. Их интересует сам остров. - Покачала я головой.

- Да, что-то тут не укладывается в привычные рамки. На кой черт им сдался этот кусок скалистой местности, там ведь ничего нет!- Произнес начальник заставы. - И не будем забывать, что расчетное время, необходимое пограничному наряду для преодоления расстояния от заставы до этого участка, будь он неладен, слишком мало. Нет определенно мало, чтобы успеть слинять с острова, да еще при таких погодных условиях. Как им это удается?

- Слышь, Наташка, а может зверюшка какая по острову шастает? - Обратился Лавр ко мне. – И нет никаких нарушителей из представителей рода человеческого? Следов-то на камнях не видно, на системе все нити целы, а собачки могли и обознаться, а?

- Лавр, - рассердилась я, - не строй из себя идиота! Ты что, первый раз выехал с моими собаками по сработке? Тебе же прекрасно известно, что ни о каких ошибках не может быть и речи. Я, товарищ капитан, официально заявляю, что на острове кто-то бывает из "чужих". Могу доложить письменным рапортом.

- Ладно, не кипятись! - Прикрикнул на меня начальник.

- Мне кажется, что как они испаряются у нас из-под носа – все-таки вопрос второй. Что они хотят, чего добиваются, вот главное, - глубокомысленно изрек Лавр и почему-то тяжело вздохнул.

- Предположим, - начала я, - их задача переправить на первом участке, какой либо груз... Если это так, то я бы на их месте поторопилась, потому что, как только ляжет снег, сделать это будет практически невозможно. Следы-то, за версту будут видны. А по сему, сроку у них – максимум неделя.

- Правильно, - неожиданно быстро согласился Лавр, что на моей памяти было впервые, - со снегом все ясно, но откуда такая уверенность, что переброску хотят осуществить именно на первом участке? Ведь этими сработками на острове неизвестные могут просто отвлекать наше внимание от другого участка. Такие фокусы нарушители выкидывают сплошь и рядом. И потом, мы даже не знаем, куда планируется осуществить переброску - от нас или к нам?

- Подведем итоги, - начальник прихлопнул на столе несуществующую муху, - в последние три недели... В общем, сплошные- кто-то, где-то, как-то. Короче, мы не имеем практически ничего. Сегодня я доложу обо всех наших соображениях заместителю пограничной комендатуры по разведке подполковнику Парамонову. Ну а с островом... Пока ничего менять в нашей тактике не будем. Разве что пошарим на дне, вдруг лодчонку, какую притопленную найдем. Ну, а вы сегодня в час тридцать ночи выдвигаетесь на остров с максимальным соблюдением мер маскировки. Вопросы? Тогда всем спать, хотя... Постойте, а что это за Хродв..., ну этот как его?

- Хродвальд, а точнее Однорукий Хродвальд, между прочим это имя у викингов обозначало «власть и славу». Вы тут, товарищ капитан, всего месяц и, наверное, не знаете, а между тем это, можно сказать изюминка нашей заставы. Как говорится, предание старины далекой... - неторопливо начал Лавр, явно смакуя каждое слово.

- Не далекой старины, а глубокой, - поправила я.

- Какая шут разница. Суть дела от этого не меняется. Есть тут у нас одна гать, ну дорога такая, из бревенчатых надолбов через топи. Кстати, совсем недалеко от озера, метров двести, не больше. Так вот, местные жители утверждают, что в незапамятные времена...

- Постой, какие местные? Тут, и местных-то, никаких нет, - не понял Пустой.

- Не знаю, мне лично старший прапорщик Глаголев рассказал. Короче говоря, в незапамятные времена любил охотиться в этих местах один довольно могущественный по тем временам мужик. Звали его, как я уже говорил, Однорукий Хродвальд. Руку он потерял в одном из многочисленных походов на славянские и другие земли, но и с одной рукой стоил целой дружины. И вот, как-то, приехал он в эти места на охоту вместе со своей молодой и красивой супругой по имени Хульда, имя это по различным источникам обозначает «тайна» или «дельфийская дева». – Не упустил возможности блеснуть эрудицией Лаврушин. - Уж не знаю, как там все получилось, история об этом умалчивает. Только, потерялась она. Если быть совсем точным, поехала верхом через эту самую гать, да и сгинула. Может, лошадь оступилась или еще чего, а болота там жуть какие. В общем, искали ее, но не нашли. Вернулся Хродвальд домой, помаялся годик и приказал выстроить замок рядом с этой самой гатью. Кстати, развалины замка сохранились до сих пор, как ни будь на днях покажем Вам, товарищ капитан. Значит, построил замок и переехал туда жить, причем в полном одиночестве. Появлялся на людях редко, но всегда в белом плаще с мальтийской звездой и красным подбоем, и еще говорят, что он никогда не расставался со своим мечом. Рассказывают, что каждую ночь, сгинувшая в топях супруга, приходила к нему в замок. Ну не она конечно, а ее дух. И они по ночам вместе плавали на ладье по озеру, любили подолгу сидеть на острове с зажженным факелом. Многие крестьяне из окрестных деревень видели на острове свет. Ну, и приписывали его факелам Хродвальда. Сами понимаете, средневековые предрассудки.

- Слушай, Лаврушин, а можно без лирики? Давай суть дела. - Не выдержал начальник.

- Конечно, но тогда Вы не услышите самое интересное. Так вот, скоро этой идиллии пришел конец. Кто-то из родственников или близких друзей викинга заказал. По преданию, убийца выстрелил в Хродвальда из лука, но любовь его жены была так сильна, что ее бестелесный дух задержал стрелу. Рыцарь разделался с врагами, но стал осторожнее и уже не плавал на остров. Однако, каждую ночь, вместе с обожаемой супругой Хульдой, чудесным образом оказывался на острове, а с рассветом рыцарь опять появлялся в замке.

- Димон, - нетактично влезла я, видя, что мои красноречивые взгляды на часы и закатывание глаз не оказывают на оратора никакого действия, - нельзя ли покороче? Очень спать хочется.

- Я уже заканчиваю. Фу, ты черт, сбила меня с мысли, ах да. Так вот счастье, как вы знаете, не может длиться вечно, и однажды ночью она не пришла. Прождав Хульду до рассвета, Хродвальд взял факел, надел свой любимый белый плащ со звездой, меч и сам отправился на гать искать любимую. И сгинул, вслед за женой. С тех пор в какие-то определенные ночи однорукий викинг выходит из болот на гать и с факелом в руках зовет свою возлюбленную. И если кто нибудь встретится ему на пути, то тоже сгинет в топях. Я, конечно, в это не верю, но вот некоторые наши товарищи, - тут Лавр бросил в мою сторону ехидный взгляд, - утверждают, что видели нечто странное в тех местах. Но вообще-то, мы стараемся туда не ходить.

- Боитесь что ли? - Усмехнулся начальник. - И много таких мест на нашей заставе, куда пограничники не ходят?

- Да везде мы ходим, - пояснила я, - Димка просто неправильно выразился. А стараемся туда без надобности не ходить, совсем по другой причине.

- ...???

- Мин там много осталось, с войны, толком так и не разминировали. Здесь ведь проходил второй рубеж линии Маннергейма. Металлоискатель пищит, куда не ткни, - проговорила я нехотя. - И еще … говорить о том месте у нас на заставе без необходимости не принято. Дело в том, что совсем недалеко от развалин замка, в конце пятидесятых, стояло старое здание нашей заставы. И однажды ночью, какие-то психи с той стороны вырезали всех пограничников. Спящих, шомполом в ухо... Заставу потом построили на новом месте, а та мертвая, так и осталась стоять.

- Посмотрим, посмотрим - пробормотал Пустой.

- Напрасно, Вы так, товарищ капитан, там действительно мин полно. - Попытался реабилитироваться Лаврушин. – Вон лося зимой, как раз там миной и накрыло. Не верите - спросите кого угодно.

- Да верю я, верю, - сказал Пустой и зевнул, - занятная история, нужно будет обязательно посмотреть на месте. Но спать, действительно пора, давайте-ка закругляться.

Выйдя от начальника, я взглянула на часы и обомлела - было уже семь часов утра. Пора было кормить моих волкодавов, да и самой малость подкрепиться, перед тем как отойти ко сну.

Около часа ночи, тщательно проверив снаряжение и оружие, мы отправились, как у нас говорят, тащить службу. У Лавра было на редкость хорошее настроение, хотя ночка нам предстояла та еще. Но я-то знала, чем он так доволен. Дело в том, что он сегодня получил из дома объемную посылку, о содержании которой не нужно было долго гадать. В принципе, достаточно было взглянуть на его довольную рожу. Забыла Вам сказать, что единственным, по-настоящему сильным увлечением нашего доблестного специалиста по сигнализации и связи было вовсе не розыск и поимка опасных нарушителей границы, поедание сгущенки. Причем, в таких количествах, что любой другой человек давно засахарился бы изнутри, но только не Лавр. Что характерно, сам Лаврушин, всяческие подколы на эту тему воспринимал вполне дружелюбно. Правда, всякий раз заявляя, что ест сгущенку исключительно потому, что она хорошо успокаивает его, Лаврушина нервную систему.

Скрытность передвижения нам не совсем удалась, а проще говоря, не удалась вовсе. Конечно, я и раньше подозревала, что Дик, способен на разного рода пакости по отношению ко мне. Но чтобы вот так взять и просто смыться, да еще во время выполнения особо важного задания - это уже, согласитесь, просто паскудство. Короче говоря, Дик с громким лаем скрылся в лесу. Видимо, решил на досуге погонять зайцев. Ну, а мне пришлось битых полчаса свистеть, орать, топать ногами и размахивать руками, прорываясь сквозь хитросплетения елок и палок. Вы, наверное, не представляете себе, что такое бег в кромешной тьме через бурелом. Это, поверьте, мне запоминается надолго. Представьте себе, что бежите и вдруг обнаруживаете, что под ногами у вас нет больше тверди земной. Только что была и, вдруг, пропала. Вы на мгновение зависаете в воздухе и тут же стремительно летите вниз, подчиняясь закону земного тяготения. При этом Вам кажется, что полет длится уже целую вечность и по самым скромным подсчетам близок центр Земли. В этот момент происходит соприкосновение с чем-то твердым и холодным, несмотря на то, что по вашим представлениям, основанным на школьной программе, в центре Земли все просто обязано находиться в расплавленном состоянии. Вы начинаете догадываться, что это самый обыкновенный булыжник на дне самой обычной воронки и, чертыхаясь, пробуете подняться. Однако, тут же ощущаете ужасный удар по затылку. Понимая, что шансов выжить, практически нет, Вы хватаетесь за голову и незамедлительно получаете еще один сокрушительный удар. В свете искр, которые сыплются у Вас из глаз, видите, что действительно валяетесь на дне огромной воронки, а то, что не слишком любезно опустилось вам на голову... Не что иное, как ваш собственный автомат и ваша собственная радиостанция, которые все время до падения мирно покоились у Вас за спиной. Понимая, что чудом остались живы, Вы спешите покинуть столь не милое Вашему сердцу место. Что Вам и удается, примерно через четверть часа. А потом все вышеизложенное повторяется с подозрительной периодичностью в десять - пятнадцать минут и единственным Вашим желанием становится, найти этого негодного пса и размозжить ему голову. Но когда Ваш пес, наконец, откликается и бежит Вам навстречу, демонстрируя полное послушание и покорность, когда, наконец, Вы видите в этих преданных собачьих глазах готовность понести заслуженное наказание, то ограничиваетесь лишь крепким пинком. После чего Ваш пес начинает строить из себя оскорбленную невинность. А еще через десять минут, глядя в эти честные собачьи глаза, Вы раскаиваетесь в своей жестокости и делаете первый шаг к примирению. И тут, вдруг, обнаруживаете, что где-то посеяли компас, а ночь, как назло, темнее не придумаешь и на небе ни одной звездочки. И Вами снова овладевает приступ ярости…

Кое-как, сориентировавшись по редким звездам, мы, наконец, выбрались на дорогу. Лавр в это время приканчивал вторую банку сгущенки и остался глух к моим жалобам на несносного пса. Вот уж в истину – «сытый - голодного не разумеет».

Устроились мы на острове, можно сказать с комфортом. С северной стороны скальный массив острова образовывал нечто схожее с открытым сверху фортификационным сооружением. Основанием этого нагромождения каменных глыб, служила довольно обширная площадка, щедро усыпанная толстым слоем сосновых иголок от стоящей здесь же, огромной и разлапистой сосны. У меня даже мелькнула мысль, что сосне этой никак не меньше ста лет. С плато отлично просматривался не только весь остров, но и почти вся прибрежная полоса. Чистая и яркая луна, как нельзя, кстати, выплывшая, наконец, из-за облаков, обеспечивала прекрасную видимость, а довольно редкое в этих местах полное безветрие - отличную слышимость. Окончательно убедившись, что уж сегодня-то мимо не проскользнет и мышь, мы заняли наблюдательную позицию и доложили на заставу, что прибыли на место. Мой напарник принялся за третью банку сгущенки, а я, глядя на притихшую природу и звездное небо, раздумывала о бренности всего сущего.

Из состояния полного умиротворения меня вывела радиостанция, которая сначала противно зашипела, а потом заговорила четким голосом капитана Пустого:

- Шестой, шестой, я - первый, снимайтесь. Сегодня представления не будет. - И как бы предвосхищая мой вопрос, коротко пояснил, - две минуты назад с сопредельной территории были выпущены две сигнальные ракеты, хорошо видимые со станции Болотной, - потом помолчал и добавил, - вас засекли...

- Вас понял, - ответил за меня Лавр и отключился.

- Да, дела. Хотя лично мне не совсем понятно, как нас могли засечь. Ведь до границы отсюда никак не меньше километра, - ответила я на его удивленный взгляд, - неужели запеленговали наш первый радио сеанс? По-моему, очень маловероятно. Ты сколько времени был на связи с заставой?

- Секунд двадцать, не больше, но за это время невозможно составить треугольник ошибок и вычислить наше месторасположение. Значит, нас кто-то видел.

- Лавр, - вскипела я, - даже если кто-нибудь приблизился бы к нам на расстояние слышимости, не говоря уже о видимости, собаки моментально отреагировали бы. Ты же не будешь утверждать, что мы ломились по лесу, как «лоси по кукурузе»?

- Я свое мнение оставлю при себе, - глубокомысленно изрек Лаврушин и отвернулся.

Всю обратную дорогу Димка молчал, а я мучительно пыталась разобраться в том, что произошло и где, мы прокололись. Но чем больше я убеждалась в том, что прокола с нашей стороны не было, тем больше разрасталась пустота в груди, в предчувствии какой-то неясной, но неотвратимой опасности...

- Ну, рассказывайте, - произнес начальник, вяло, отмахнувшись от рапорта.

- Да рассказывать особо нечего, - начала я, - около заставы смылся Дик, пришлось пошуметь немного, но от острова это в шести километрах. Далее шли по правилам, как учили. Собаки вели себя спокойно, шарили по кустам, но никого не засекли. До острова дошли в расчетное время, замаскировались, вышли на связь... А через двадцать семь минут - сами знаете, - я не смогла скрыть досады и махнула рукой, - не могли нас засечь, понимаете, не могли!

- Странно... Засечь, значит, вас не могли. Так?

- Так, - подтвердила я.

- А с острова нарушители тоже куда-то испаряются. Так?

- Так, - развела я руками, уже догадываясь, куда он клонит.

- И что же это, девочки и мальчики, у нас получается? - Вкрадчиво спросил Пустой. - А получается то, - неожиданно громко рявкнул он, - что гнать вас надо в стройбат и меня вместе с вами!

Потом помолчал с минуту и, видимо поостыв, добавил:

- Ладно, давайте кумекать, - сколько были на связи с заставой?

- Секунд двадцать, - ответила я, - да думали мы об этом, товарищ капитан, не реально так точно засечь радиостанцию, работающую в режиме передачи такое ничтожно малое количество времени.

- Вы лучше думайте! А то заладили, как попугаи... Невозможно засечь, говорите? А испариться с острова в считанные минуты, преодолев при этом водную преграду шириной более километра, по-вашему, возможно? Так что думайте, а то развели тут, понимаешь, детский сад. Все сказочками меня пичкают про болота, да про призраков.

- Причем тут призраки, - сразу надулся Димон, - Вы же сами просили, я и рассказал.

- Кстати, Ростова, все хочу тебя спросить, а что это у тебя за странный медальон такой? – спросил Пустой.

- А это, - я взяла в руку и вытащила из разреза камуфляжа тяжеленькую золотую вещицу, украшенную двумя рубинами, - дед из Германии приволок после войны. В старинном замке нашел. Красивая вещь, жалко только как будто обрублена с одной стороны, И самое странное – как я стала его носить, сны мне часто снятся, такие занятные, все про рыцарей. Как будто я сама переношусь в те времена. - Я зажала медальон в руке, задумалась на мгновение, и вдруг меня осенило!

- Вот дура, как же я сразу не догадалась! Это же очевидно! Хродвальд как раз и имеет самое прямое отношение не только к острову, но и ко всей ситуации в целом, - энергично начала я, не обращая внимания на изумленно глядевших на меня присутствующих, и быстро, как бы боясь забыть что нибудь важное, продолжала:

- Помните, что сказано в легенде: «...Хродвальд стал очень осторожен после покушения на него и перестал плавать на остров на ладье, но тем не менее каждую ночь чудесным образом оказывался на острове... » ? Это так сказать, первое свидетельство о таком странном перемещении человека в пространстве. Думаю, что очень удивлю вас, если скажу, что располагаю еще одним подобным свидетельством.

- ...???

- Была в этих местах похожая история, только во времена сравнительно не такие далекие...- Продолжала я, уверенно детали одной истории, которую в детстве любил рассказывать мне дед. Конечно, о ней я знала с детства, но никак не предполагала, что в тех рассказах, услышанных от деда, речь шла об этом самом острове. Мысль эта пришла сразу, как только Лавр еще раз поведал нам байку про Хродвальда. А как только вы спросили про медальон, тут то я все и поняла. Конечно, и раньше улавливалось что-то похожее в этих двух историях. И вот, наконец, сейчас щелкнуло в голове и все как будто встало на свои места. Какой все-таки иногда я бываю непроходимой тупицей! - Дело было во время финской войны. Мой дед тогда в этих местах дивизией танковой командовал. Так вот жена его первая, как только дед на фронт уехал, пошла на курсы ОСОАВИАХИМа. Закончила их и тоже на фронт. Ну, ее и забросили в тыл, корректировать огонь нашей артиллерии. Точка, с которой она вела наблюдение за вражескими войсками, находилась, как утверждал дед, на каком-то острове. Он называл его «Крестовым». Из-за того, что с воздуха он напоминал крест. Остров этот был выбран очень удачно, так как его месторасположение полностью исключало риск попасть под свой же снаряд. Короче говоря, часов за восемь до наступления Красной Армии, связь с разведчицей прервалась и больше на связь она так и не вышла. Как только наши войска отбросили неприятеля, дед кинулся на этот остров, но жену не нашел. Там, по его словам, вообще творилось нечто странное. Например, к острову вела по девственно чистому снегу только одна лыжня. Причем, что очень любопытно, люди, последние воспользовавшиеся этой лыжней двигались по направлению к острову. А вот следов кого-либо, покинувшего остров, просто не было. Как, впрочем, и следов его жены. Короче, весь остальной снег вокруг острова был нетронут. Единственное, что обнаружил дед со своими разведчиками на противоположной стороне острова, так это девять трупов солдат. Причем, явно расстрелянных своими же, так как лежали они так, как будто перед смертью стояли в шеренгу и что интересно, все были с оружием. Кто их расстрелял и куда, потом делся, так и осталось загадкой, дед говорил, что создавалось впечатление, что этот кто-то просто испарился. Дед, понятное дело, бросился допрашивать пленных, которые тоже рассказали интересные вещи. Оказывается, озеро и, соответственно, остров последние несколько месяцев перед нашим наступлением был объявлен, так называемой «зоной с особым режимом пропуска». И туда, понятное дело, не пускали никого кроме немногочисленной охраны и группы высших офицеров в составе трех человек, причем были эти люди в нацистской форме. В общем, все говорило о том, что объект на острове готовили к срочной эвакуации. Но по каким-то причинам до самой эвакуации дело не дошло. Охрана оказалась убитой, а дедова жена и трое этих самых немецких офицера пропали бесследно. Теперь у меня к вам вопрос, улавливаете ли вы сходство с байкой про однорукого Хродвальда? Там и там, либо на остров попадали каким-то непостижимым образом, либо испарялись с него, причем заметьте, также, не понятно как. Я уже не говорю о том, что очертания острова нашего на карте тоже напоминают крест. Причем, ни какой нибудь, а мальтийский. Ну, а о третьем свидетельстве этого чуда, напоминать не буду. Это как раз и есть наши незнакомцы, оставляющие лишь запаховый след. Конечно, если это и есть тот самый остров.

- Да... Интересная петрушка у нас получается. Единственный вывод, который напрашивается сам собой, это наличие некоего подземного хода, соединяющем остров с берегом озера, а может вообще выходящем на сопредельной территории или ..., что значительно хуже, у нас в глубоких тылах. Если это так, то это полный... И, главное, информации у нас - кот наплакал. Все-таки, может ты чего упустила, Наташка? - с надеждой в голосе спросил начальник заставы.

- Еще, вроде, дед говорил, что остров сразу после его доклада в штаб фронта взяли под охрану какие-то головорезы из НКВД. Но вообще-то Вы, товарищ капитан, попали прямо в десятку. Дед тоже твердил про подземный ход, особенно когда у него наступали приступы откровенности. Хотя, его разведчикам ничего похожего обнаружить не удалось. А уж нашли ли чего энкэвэдэшники, - сами понимаете, не узнаешь никогда.

- Я думаю, что «спецы» из НКВД тоже ничего не нашли. Иначе, при строительстве инженерного рубежа государственной границы наличие подземного хода обязательно учли бы. Если только, они сами не использовали его в каких-то целях. Например, как коридор на ту сторону, для заброски нелегалов. Я мыслю так, что если тогда обнаружили подземный ход, то по логике вещей должны были засыпать его. То есть, я хочу сказать - если он до сих пор существует, то либо его тогда не нашли, либо нашли и до сих пор используют.

- Да, веселенькая история. И что же нам теперь делать. Я думаю, если мы раскроем конспиративный коридор КГБ, а при этом нельзя забывать, что сами относимся к этому ведомству, то нас по головке явно не погладят. И с другой стороны, если оставить все как есть, а ходом пользуются враги, то нам вообще каюк, - подвел неутешительный итог Лавр.

- Попробуем сделать следующее, - задумчиво проговорила я. - Если это комитетский коридор, то мы ничем не навредим, а если не дай бог им пользуются все-таки не наши, то им будет крайне неприятно узнать, что мы решили усилить инженерный рубеж на острове. Тем более скоро выпадет снег, и если они не поторопятся, то для осуществления переброски им придется ждать до следующей осени. Пока не наступит «чернотроп». Вот мы их и поторопим. Надо завезти на остров бухты три-четыре колючей проволоки и ящиков по пять изоляторов, гвоздей, ну и опорные столбы. Таким образом, мы дадим им понять, что времени у них до первого снегопада практически не осталось и с переброской затягивать не стоит.

- Правильно, - поддержал меня Лавр, - ведь если предположить, что подземный ход существует и связывает наши тылы с сопредельной территорией, то остров - единственное место, где этот ход прерывается и нарушителям приходится подниматься на поверхность.

- А с чего это ты взял, что ход прерывается? - Не поняла я.

- Наташа, но это, же очевидно! В противном случае они не срабатывали бы сигнализационную систему, а просто преодолели бы ее под землей. Мы бы и знать ничего не знали.

- Интересное предложение, я имею в виду насчет мнимого строительства еще одного рубежа на острове. Значит, сделаем так. Сейчас выспитесь, а часика так в три по полудню, дуйте на остров и постарайтесь найти... Даже не знаю что, но хоть что-то, что бы либо подтвердило версию о подземном ходе, либо опровергло бы ее. Сейчас важно все, что касается острова. Ну, а со стройматериалами придется подождать, вы же знаете, что любой вопрос со строительством я обязан согласовать с пограничной комендатурой.

- Но, ведь строительства-то никакого не будет, это, же все бутафория, туфта! - Воскликнул Лаврушин.

- Тем более, - отрезал капитан Пустой и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

Сегодня, даже в солнечный и погожий день остров показался мне зловещим и негостеприимным, чего раньше я за ним не замечала. А в завываниях ветра, который, врываясь в расщелины скал, издавал дикие стоны и вопли, мне слышались стенания загубленных здесь душ.

Два часа поисков подземного хода ни к чему не привели и, почти отчаявшись, я поднялась на то самое каменное плато, на котором мы с Димкой коротали вчерашнюю ночь. Внимательно исследуя ее по периметру, я внезапно уперлась лбом в вековую сосну, заинтересовавшую меня в прошлый раз и, даже вздрогнула от неожиданности. Подняв голову, я поняла, что это дерево, пожалуй, единственная часть острова, еще не осмотренная нами. Конечно, глупо было бы рассчитывать, что могучее дерево имеет какое-то отношение к подземному ходу, но другого все равно ничего не оставалось. Через несколько минут я поняла, что проникнуть пытливым глазом естествоиспытателя сквозь густую крону, нечего и думать. Тем более, начало смеркаться, видимость значительно ухудшилась и я обречено подумала, что придется лезть наверх. Позвав, Лавра и поставив его в позу, более предназначенную для любовных утех, я проворно вскарабкалась ему на спину. И не обращая, ровным счетом, никакого внимания на его нытье, прыгнула вверх, как молодая и проворная макака. Против всех ожиданий, прыжок получился, и я повисла на толстой нижней ветке, растущего здесь с незапамятных времен исполина. Тут-то и стало понятно, как божий день, что на этом мое сходство с предком всего человечества закончилось, но, прилагая огромные усилия, я все-таки забралась на ветку, под веселое улюлюканье Димки, оставшегося внизу. Взглянув на него вниз, примерно с высоты трех метров, я оценила все ничтожество этой персоны, которая вместо того чтобы вести наблюдение за местностью, подбадривала меня плоскими шутками. С досады я швырнула в него сначала подсумком с магазинами, а потом и всем остальным снаряжением. Обратив внимание на то, что он увернулся с проворством, которому позавидовала бы любая макака, я пожалела, что не загнала на дерево его. Стараясь не смотреть вниз, я ужом продолжала подниматься, начиная сожалеть о том, что так и не прыгнула в свое время с парашютом. Мне сейчас казалось, что прыгни я тогда, и от боязни высоты не осталось бы и следа...

...Сантиметр за сантиметром, я продолжала подниматься и, наконец, мое старание было вознаграждено. Вот уж истинно говорят - кто ищет, тот всегда найдет. Продолжая ощупывать ветку за веткой, я поднималась все выше. Пока не обратила внимание на ржавый металлический тросик, с небольшим грузиком в виде потемневшего от времени шарика на конце, торчащий прямо из толщи ветки. Аккуратно перекусив штык-ножом тонкую ржавую нитку, я кубарем скатилась вниз, прямо на Лавра, скучающего внизу.

- Вот, - заорала я, - нашла! - Тормошила я ничего не понимающего Димку.

- Чего нашла?

- Димон, это тот самый остров, понимаешь? Ты знаешь, что это такое? - кричала я, потрясая перед его изумленной рожей, своей находкой, - это антенна, от радиостанции, понимаешь, закидная антенна!

- Дай посмотреть! Точно! А почему такая короткая?

- Ну, ты теленок, Димка! Она же вросла в дерево за столько лет. Только вот только этот кусочек и остался!

- Да, интересно, а откуда она взялась?

- Как откуда! Да, Катькина это антенна, как пить дать ее!

- Чья, чья??? - Не понял Лавр.

- Ну, Катьки, первой жены моего деда. Помнишь, я рассказывала?

- Почему не выходили на связь? Вы что смерти моей хотите? Я уже думал вертолет за вами посылать! Вы, что дети малые, не разумные? - Гремел на всю заставу бас капитана Пустого.

- Мы... Увлеклись мы, - пытался оправдываться Лаврушин.

- Ах, увлеклись?! Вот отправлю вас в Никельский погранотряд, подолбите вечную мерзлоту, помашете киркой, да лопатой в пограничном стройбате! Да еще уволитесь после Нового года. В месяце так марте-апреле, а может и после майских праздников! - Капитан Пустой все рисовал и рисовал картины нашего с Димкой невеселого будущего.

Правда, я не очень прислушивалась к словам начальника, так как меня занимал гораздо больше другой вопрос. Почему Лавр, даже если учесть ту долю раздолбайства, которая присуща нам всем, не выходил на связь с заставой почти два часа? Возмущаясь в душе, я, конечно, не знала, что Димка своей оплошностью спас нам жизнь...

Стойко выдержав разнос начальника, Лавр совершенно невозмутимо отправился снимать стресс единственным действенным, как он считал средством - сгущенкой. Ну, а я, вспомнив, что не писала домой, почти целую вечность, длиною в три дня, засела на питомнике. Вдруг в углу, откуда-то из-за закопченных кастрюль и собачьих мисок, противно затрещал телефон, и веселый голос дежурного по заставе Фролова сообщил мне: «Наташка, - в ружье!». Черт, не успела даже надписать конверт, разве это жизнь? Нет, определенно нужно было соглашаться идти в десант! Там хоть отбой по расписанию, и никакой нервотрепки.

Заскочив на заставу за автоматом и подсумком с магазинами, я совершенно непроизвольно бросила взгляд на панель сигнализационной системы в дежурке и очень удивилась. Против всех моих ожиданий первый участок оказался здесь не причем. Короче говоря, суматошный и бессовестный первый участок видимо выдохся и передал эстафету своему соседу справа. Сосед у нас значился под номером два. Эта цифра и мигала сейчас малиновым цветом под дикое завывание тревожной сирены. Но раздумывать особо было некогда и, через несколько секунд я уже сидела в «уазике», который мчался к месту сработки сигнализационной системы.

Прорыв в сторону границы был настолько очевиден, что я немало подивилась наглости этого нарушителя. Две нижние нити сигнализационной системы были перерезаны, а через КСП вел в сторону границы четкий и довольно глубокий след. Чтобы сориентироваться в этой незатейливой ситуации нам с Диком потребовалась буквально секунда. Итак, нарушитель один, движется в сторону Государственной границы, рост примерно метр девяносто. А, здоровый «лось». Дальше над его комплекцией и прочими характеристиками я раздумывать не стала, так как Дик, почуяв близкую добычу, буквально рыл землю и рвался в бой. Пети, как раз ждала прибавления в семействе. И мы с Диком, посоветовавшись, решили ее с собой не брать. Я, понятное дело, была настроена не так решительно и оптимистично как Дик, которому, видимо, именно чувство будущего отцовства придавало силы. Короткая команда: «След!» и мы ломанулись через бурелом. Обо всех прелестях такого времяпрепровождения я уже говорила, так что можете поверить, что этот бурелом от описанного выше абсолютно ничем не отличался. Пару километров я безропотно скакала за Диком, как конь. По всему пути следования, легко беря барьеры из поваленных деревьев и преодолевая такие незначительные, на взгляд моего свирепого пса, препятствия, как противотанковые рвы, доверху наполненные ледяной водой. Но и этого Дику показалось мало. Еще метров через пятьсот он свернул по следу нарушителя в сторону и, не сбавляя скорости, почесал прямо через болото. Как Вы уже догадались, я незамедлительно последовала следом. Когда мы преодолели еще пару десятков метров, и я погрузилась в зловонную болотную жижу уже до плеч, то почувствовала, что выдыхаюсь. Дик плыл впереди и шумно втягивал черным кожаным носом запах врага. До границы оставались, какие нибудь несчастные метров триста, а нарушителя я еще не наблюдала. Время шло, мои силы быстро таяли и, я поняла, что если немедленно не отделаюсь от множества железяк, навешанных на мне согласно инструкции и именуемых снаряжением, то утону точно. И никто не узнает где могилка моя. Сказано - сделано. Под водой последовательно исчезли: радиостанция, одорологический прибор «Шершень», используемый в нормальных условиях следовой работы для отбора запахового следа, а также ФАС или «фонарь аккумуляторный следовой» и кое-что еще по мелочи. Последним, я сгоряча утопила поясной ремень со штык ножом и подсумком, в котором ждали своего часа четыре магазина с патронами. Когда я опомнилась, было поздно - весь мой боезапас был потерян безвозвратно.

Наконец, Дик выбрался на твердую землю, и пока он отряхивался, на берег выкарабкалась и я. Скорее всего, я представляла собою веселенькое зрелище. Хорошо еще, что Лавр с Пустым как всегда отстали и не видели как «героиня границы» стоит на четвереньках и жадно хватает ртом воздух, не обращая внимания на потоки стекающей с нее зловонной болотной жижи. Немного отдышавшись, я подняла голову и увидела его. Вероятно, моему сопернику тоже пришлось туго, и теперь каждый шаг давался ему с трудом. Но все-таки давался, в то время как я не могла даже пошевелиться. Хотя ничего удивительного. Я ведь всего лишь хрупкая девушка, ростом метр семьдесят три, ну а в остальном – мировой стандарт красоты. Осознав, что догнать я его не смогу ни под каким соусом, я вскинула автомат и грозным голосом рявкнула: «Стой, стрелять буду!». Однако преследуемый, видимо, останавливаться не собирался. Можно было бы, конечно, снять его первым выстрелом, но, увы, патроны мои покоились, где-то в трясине и единственная надежда оставалась на собаку...

Короткая команда: «Фас!», и верный пес бросился в бой. Как в замедленной съемке, я видела, что метра за три от нарушителя, Дик прыгнул, клацая ужасными клыками. Но наш соперник по буреломному пятиборью оказался не из робкого десятка. Молниеносный разворот и вот он уже стоит лицом к Дику, летящему на него. Потом не менее резкий выброс левой руки и мощные челюсти моего хвостатого напарника сомкнулись на ней. Как этот парень удержался на ногах, я не представляю, но то, что произошло дальше, просто ошеломило меня. Он отвел руку с собакой, вцепившейся в нее, чуть в сторону и нанес ей сокрушительный удар ногой в пах. Дик, коротко взвизгнул, разжал челюсти и откатился в сторону. Вот невезуха, подумала я, это надо же, наткнуться на психа! По логике, этот ненормальный, воспользовавшись замешательством Дика, должен был рвануть в сторону границы, до которой, кстати, оставалось метров пять. Но, не тут-то было. Он, видимо, решил разделаться с нами до конца. Медленно наклонившись, он вытащил из голенища сапога штык-нож и, как мне показалось, противно улыбнулся. Мы встретились взглядами... Вы когда нибудь смотрели в глаза буйно помешанному, который не только без смирительной рубашки, но и еще вооружен ножом? Нет? И не советую. Я уже было стала прикидывать дальнейший план действий, типа того, не стоит ли малость построить ему глазки, ну пока овчарка очухается. Но пес, воспользовавшись тем, что внимание нарушителя приковано ко мне, прыгнул. Не знаю, как, но Дик, его свалил. Сцепившись в смертельной схватке, они катились прямо на меня, оставляя за собой широкую полосу окровавленной травы. Но я уже не волновалась, так как знала, что в «партере» справиться с моим пёсиком практически невозможно. Наконец, когда схватка гигантов достигла апогея, я отщелкнула приклад автомата и от души вмазала им по бритому затылку нарушителя. Противоположная сторона затылка хрюкнула и затихла. С огромным трудом я оттащила собаку и, присев, закурила...

И тут, как всегда вовремя, подоспел Лавр и заботливо поинтересовался: «Чего это ты тут расселась?». Следом из леса, как «черт из табакерки» выскочил Пустой. Немного отдышавшись, начальник попросил меня поведать подробности. Внимательно выслушав, Пустой подошел к вытянувшемуся на траве безжизненному телу и небрежным движением ноги перевернул его лицом вверх. По тому, как стремительно поползли вверх, густые брови на растерянном лице начальника заставы, я поняла, что на этот раз, мы с Диком сделали, что-то не то.

- Наташка, ты его застрелила?

- Да нет, хотя стоило. Патроны утопила, случайно, - на всякий случай соврала я.

- Ты хоть знаешь, кто это? - Задал очередной вопрос начальник.

- Не знаю, и знать не хочу! Ходят тут всякие. Никакого покоя от них нет. Вы только посмотрите, какой здоровенный, лосяра. По-вашему, надо было дождаться, пока он меня отымеет, как захочет и спокойно уйдет за кордон? - в конце концов, я тоже имела право задавать вопросы.

- Да, у баб одно на уме, - протянул Пустой, - хотя насчет покоя ты угадала. - Как теперь отписываться будем? Ты чуть не угробила нового водителя заместителя коменданта по разведке подполковника Парамонова...

- Вот черт, значит нарушитель учебный... - промямлила я упавшим голосом, - а какого же тогда хрена..., и тут я произнесла такой монолог, что даже Дик деликатно опустил морду. Воспроизводить его здесь я не буду по вполне понятным причинам.

Выговорившись вволю и немного придя в себя, я села в сторонке и безучастно наблюдала сначала за тем, как Лавр вызывал вертолет, потом за тем как учебному нарушителю, едрить его через колено, оказывали первую медицинскую помощь, ставили капельницу и, уже под капельницей, грузили в вертушку.

Из состояния полной прострации меня вывел Димка, который довольно энергично тряс меня за плечо и что-то кричал. Однако первые несколько секунд из-за грохота вертолетных лопастей я не могла разобрать что, а видела только его беззвучно шевелящиеся губы. Прошло, наверное, больше минуты прежде до меня дошло сказанное им. Оказалось, что неприятности сегодняшнего дня не только не закончились, но, по-видимому, еще только начинаются. В общем, несмотря на то, что в данный момент мне больше всего хотелось, что бы меня все оставили в покое, пришлось вставать с так удобно насиженного места под елкой и судорожно соображать, в каком направлении сейчас нужно двигаться, чтобы побыстрее добраться до первого участка. Что побудило его сработать в столь не подходящее время, сказать очень трудно. Но размышлять на эту тему было некогда. Пинком, подняв развалившегося под соседней сосной Дика, я рванула в сторону озера. Ярость бушевала во мне, и я бежала, не разбирая дороги, намереваясь, как можно быстрее преодолеть несколько сот метров отделявшие нас от этого скверного места.

Я выскочила на песчаный берег и сразу поняла, что на острове идет настоящий бой. С берега было далеко, но все же были четко различимы автоматные очереди и четко видны вспышки и дым от разрывов ручных гранат. Я так резко остановилась, что сзади на меня налетел Пустой.

- Лаврушин, срочно связь с соседней заставой. Что у них там происходит? Если бой ведут они, срочно выясни диспозицию сил. И постоянно будь на связи. Вперед!

Мы уже пробежали по мосткам почти половину расстояния до острова, как вдруг Дик, бежавший впереди, почему-то резко метнулся в сторону и прыгнул прямо в воду. При этом он дернул поводок с такой силой, что я чуть ли не кувырком полетела следом. Причины его столь странного поведения я поняла сразу, как только вынырнула. Место на деревянных мостках, где секунду назад находились мы, вдруг покрылось трещинами и топорщилось во все стороны свежими щепками, а со стороны острова продолжали отчетливо слышаться автоматные очереди. Выругавшись в полный голос, я стала соображать, что делать дальше. Ситуация складывалась безвыходная. В мостки, равно как и в воду продолжали с воем впиваться пули, осыпая кусками древесины и брызгами мою несчастную голову, торчащую из воды. В такой ситуации попытаться вылезть на доски, было бы явным самоубийством. Пришлось остаться в воде.

Собака продолжала отчаянно грести всеми лапами к острову, но я крепко держала ее за поводок. Дик стал быстро выдыхаться, и стало ясно, как день, что если буду удерживать его и дальше, то он неминуемо утонет. Помимо всего прочего, болтаясь посреди озера, мы представляли собой отличную мишень. И я с дрогнувшим сердцем отпустила поводок. Дик, почувствовав свободу, сразу набрал крейсерскую скорость и стал быстро приближаться к острову. Пули продолжали сыпаться вокруг него как горох. Я же, в свою очередь, ничего не могла предпринять, так как мой автомат уже покоился на дне озера. Хотя стрелять в таком положении все равно невозможно, так как одновременно со стрельбой приходилось бы осуществлять целый комплекс телодвижений, чтобы удержаться на плаву. Между тем, Дик стремительно приближался к острову. Я видела, как он выбрался на берег, отряхнулся и бросился вверх по скалам, прямо к тому месту, где в расщелине вспыхивали многочисленные огоньки выстрелов. Не знаю, поверите Вы или нет, но я моментально вспотела, несмотря на ледяную воду и мокрую одежду, которая тяжеленой гирей тянула меня на дно. Дик был обречен. Справиться сразу с несколькими придурками, вооруженными автоматическим оружием, при всей его безрассудной храбрости, он, конечно же, не мог. Краем глаза я увидела, как к противоположному берегу подкатил ГАЗ-66 с резервом и сразу маленькие желто-зеленые фигурки пограничников рассредоточились по всему берегу озера. Однако, нам они ничем помочь не могли. Слишком уж далеко они были от нас, а мостки - этот единственный путь к острову, продолжали прекрасно простреливаться. Я уже было, отчаялась, как вдруг, со стороны нашего берега послышался громкий хлопок и граната, выпущенная кем-то из ручного гранатомета, оставляя за собой белый шлейф дыма, врезалась в скалы чуть ниже того места, с которого по нам велся огонь. Раздался оглушительный взрыв, вокруг меня градом посыпались камни. Я зажмурилась, чтобы не видеть последние секунды жизни своего четвероногого друга. А когда открыла глаза, то поняла, что вокруг наступила тишина. Выбравшись на мостки, я опрометью бросилась к острову. Там я и обнаружила Дика, слегка оглушенного, ошалевшего, но абсолютно невредимого.

Оказывается, стрельба велась с той самой каменной платформы, которую мы еще вчера обнаружили с Лавром и облюбовали как место для «секрета». Теперь там валялись в живописных позах три трупа в нацистской форме, два – в гражданских спортивных костюмах, возле которых валялось два пистолета «Макарова», несколько помятых противогазных бачков, да россыпи стреляных гильз, на первый взгляд пистолетных. Как потом выяснилось большинство из них от старого доброго немецкого «шмайсера» или вернее МР 40. Почему доброго? Да потому, что он предназначен для ближнего боя и из него практически невозможно вести прицельный огонь по живой силе противника, находящейся на отдалении более ста метров. И будь у моих оппонентов автоматы Калашникова, у которых прицельная дальность не в пример больше, покрошили бы нас с Диком в мелкий винегрет. Граната, выпущенная, как оказалось лично начальником заставы, попала прямо в скалу чуть ниже уровня платформы. Досталось и той огромной сосне, ее здорово посекло осколками, и теперь из ран на стволе дерева обильно сочилась янтарная смола. Как ни странно, но на острове опять не было ни души. Опять, сантиметр за сантиметром была обследована вся поверхность острова, но - тщетно. След Дику взять не удалось, так как воздух вокруг был насыщен кисловатыми запахами сгоревшего пороха и горячего металла, исходящими от великого множества стреляных гильз, валявшихся повсюду. Дик только метался по острову и жалобно поскуливал. На что он намекал, я лично так и не поняла.

Вечером, как водится, был разбор полетов. Боевой расчет проводил сам начальник штаба пограничного отряда подполковник Гостев. Вообще-то, между собой все называли его «каменный гость». Славился он тем, что приезжая с проверками, никогда не шел никому навстречу, и с завидным рвением строчил вышестоящему начальству рапорта обо всех выявленных недостатках. Естественно, мало кому он нравился, и скорее его больше боялись, чем уважали. Но в принципиальности и беспристрастности по отношению к личному составу ему было не отказать. Поговаривали также, что раньше он был полковником, но был разжалован в подполковники еще в Афганистане, якобы за большие боевые потери личного состава, во вверенной ему маневренной группе. Но что бы про него не говорили, лично мне он чем-то нравился.

Против всех ожиданий, боевой расчет прошел вполне спокойно. Выступление подполковника Гостева сводилось, в общем, к необходимости высоко и с честью нести звание советского пограничника и к прочим банальностям, которые уже у всех без исключения набили оскомину. Повысив, таким образом, нашу бдительность, он пригласил командиров отделений в канцелярию на совещание. Когда все собрались, сразу перешел к делу.

- Довожу до Вашего сведения, что на первом участке и соответственно на острове сегодня целый день работала специальная группа следователей КГБ из Ленинграда. Выводы, к которым они пришли, сразу скажу, для вас не утешительны и сводятся к следующему, - начал начальник штаба, - сегодня на участке вашей заставы было допущено нарушение Государственной границы СССР целой группой вооруженных автоматическим оружием нарушителей. Предположительно, состоящей из семи человек. Цели и способ пересечения границы не установлены. Как, впрочем, они ушли у вас из-под носа тоже неизвестно. На месте боя обнаружены три трупа в форме солдат Третьего рейха, брошенные немецкие автоматы времен Второй Мировой, около пятисот стреляных гильз. Два трупа – в гражданской одежде. Скорее всего погибшие бандиты были членами одной из неофашистских организаций, несколько из которых активно действуют на территории Финляндии. Не исключено также, что попытка перехода государственной границы предпринята членами так называемого «Союза Бывших Участников Войны». Непонятно только, почему они выбрали такое странное место для выяснения отношений? После чего перешел на личности:

- Мне интересно будет послушать, как Вы, товарищ капитан, выставляли заслоны, если сквозь них, минуя огневой контакт, спокойно вышли незамеченными несколько человек? Докатились! В пограничной полосе, на участке, отдельно отмечу, отличной заставы, орудуют как у себя дома вооруженные до зубов бандиты! Больше и говорить нечего! Так что не надейтесь, тщательнейшей проверки не избежать. А вас, товарищ капитан, предупреждаю, что в данный момент, решается вопрос о вашем неполном служебном соответствии занимаемой должности.

- Товарищ подполковник, разрешите доложить? Вам лично, - попросил Пустой.

- Хорошо. Все свободны, - отпустил, а вернее просто выгнал всех из кабинета Гостев.

Я сидела на закопченной кухне питомника и размышляла над последними событиями. Все очень странно. Во-первых, как нас могли засечь на острове позавчера? Никак! Значит о том, что мы появимся на острове, знали заранее. Но кто, кроме моего дорогого начальства мог об этом знать? Стоп. Пустого можно отбросить. Лично для меня, он вне подозрений. Интересно, докладывал он кому нибудь о том, что ночь мы проведем на острове? Предположим, Пустой доложил, как положено подполковнику Парамонову. А тот, в свою очередь, еще кому-то. И где-то, в этой цепочке и произошла утечка информации. Но каким образом? Для того, чтобы сведения попали на ту сторону границы, должна существовать и быть хорошо отлажена целая шпионская сеть. Нет, чего-то меня не туда понесло. Все, подумала я, - началась шпиономания... Но зачем тогда были нужны сигнальные ракеты? И потом, выпущены-то они были с территории Финляндии. Если бы Парамонов предупредил бандитов о наряде на острове, то сделал бы это еще днем. А может просто хотели создать видимость того, что запеленговали наш выход в эфир? И таким образом прикрыли кого-то, кто поставляет лицам крайне заинтересованным в этом информацию о передвижении нарядов? И главное, что они не поделили до такой степени? Скорее всего и те и другие столкнулись внезапно, никак не ожидая, что кто то еще может быть на острове. Черт, тут без ста грамм явно не разберешься. Так теперь подумаем над событиями сегодняшнего дня. Учебный нарушитель. Очень странно себя вел. Я ведь могла запросто его расстрелять. И имела на это полное право. Нет, определенно, он вел себя как полоумный. Никогда не поверю, что он стал так выпендриваться по собственной инициативе. Он ведь не мог знать, что я утопила патроны. Зато то, что по инструкции, я имела полное право его застрелить, он знал наверняка. Если, конечно, действуя, таким образом, он не решил свести счеты с жизнью. Водитель-то он, кстати, - парамоновский. Да, пожалуй, кроме самого заместителя коменданта по разведке подполковника Парамонова, никто не мог ничего подобного приказать его водителю. Тут нужно посоветоваться с Пустым. Теперь насчет, подземного хода. Видимо, все-таки он существует. Через наши заслоны пройти невозможно. Значит, нарушители, палившие по мне из автоматов, ушли единственным возможным путем - под землей. Но опять-таки, лаз мы так и не нашли. А что если ход открывается, каким нибудь хитроумным механизмом? Или чем-то типа «Сезам, откройся!». Нет, тут очевидно лишь одно, на острове хрен чего отыщешь. Если даже энкэвэдэшники, в свое время не нашли. А уж они-то искать, судя по всему, умели. Стоп! А может попробовать найти вход в замке Хродвальда? Там-то он тоже должен быть, если, конечно вся эта легенда о рыцаре не полная туфта. И к чему собственно весь этот маскарад с немецкой формой? Полный бред!

На питомнике задребезжали стекла, а это был верный признак того, что вертолет подполковника Гостева, наконец, оторвался от нашей грешной земли. Значит, очень трудный для капитана Пустого разговор, закончился...

- Разрешите войти? - спросил я, заглянув в канцелярию.

- Заходи, - ответил начальник тихим голосом, откуда-то из-за облака табачного дыма.

Да, накурено было страшно. Я чуть ли не на ощупь нашла стул и присела на краешек. Помолчали.

- Значится так, Наташка. Поговорили, в общем, по душам. Неплохой мужик, этот Гостев. Сама понимаешь, чтобы хоть как-то оправдаться, мне пришлось доложить о подземном ходе. Хотя не думал я, что он поверит. Поверил. Мало того - обещал помочь. В том смысле, что попробовать поднять архивы НКВД сорокового года, через друзей конечно. А он если сказал, то сделает. Я ведь его еще по Афгану знаю. Несправедливо обошлись тогда с мужиком. Можно сказать, насрали в душу...

- Я слышала что-то.

- Вот именно, - неожиданно зло сказал Пустой, - что-то! А мне, да и всем нам этот случай, можно сказать, жизнь перевернул... Сообщили тогда нам, что готовиться ликвидация банды «духов», засевших в одном высокогорном селении. Причем, около тысячи человек. Вооружены суки были по последнему слову. Но, в общем, порешили так. Наша маневренная группа под командованием Гостева выставит заслоны и будет подниматься вверх, все больше сжимая кольцо окружения. А сверху, прямо на кишлак сбросят десантников. Ракетами нельзя было, там, около двухсот наших пленных удерживалось. Сказано - сделано. Это был, я тебе скажу, ад. Короче, наши десантнички задержались с вылетом. Причем, ни мало, ни много на три часа. Ты представляешь, что такое лезть по горам вверх, под ураганным пулеметным огнем? Так и карабкались. А когда уже ворвались в кишлак и почти всех «духов» перемочили, с неба посыпались наши доблестные голубые береты. Пленных, конечно не спасли. А когда подвели итоги, то их полковнику золотую звезду, мать его за ногу, ну а Гостеву - одну звезду с погон долой. Еще бы, у нас пятьдесят пять человек убитыми и ранеными, а у десантников - семеро. - Закончил Пустой.

Опять помолчали. Да и чего тут было говорить? Как-то мерзко и пусто стало на душе после такого рассказа.

- Ладно, вот еще что. Не комитетский это коридор, Гостев уверен. Сказал, что не знает, удастся ему что узнать или нет, но посоветовал ничего не предпринимать до его приезда.

- А когда он обещал подъехать?

- Дня через два. Я попросил его еще захватить, если получиться, из отряда книги службы за последние лет пять. Там ведь фиксировались все сработки сигнализационной системы и, соответственно, их причины. Посмотрим, не проявлял ли подобную активность этот участок и раньше, - сказал начальник и устало, посмотрев на часы, присвистнул, - елки-палки, уже десять утра! Давай-ка, отправляться баиньки.

- Товарищ капитан, разрешите сегодня собачкам след кинуть. А то давно уже в спокойной обстановке они не работали. Я возьму помощником сержанта Лаврушина? - Естественно никакой следовой работой я заниматься не собиралась. Просто подумала, что пришло время посетить развалины такого знаменитого в этих местах замка.

- Добро. Только все время будьте на связи. И чтоб без фокусов! Понятно? И смотрите у меня с Лаврушиным, детей не наделайте.

Я кокетливо дернула плечиком, и поскольку начальник после своих слов покраснел как рак, и поспешила откланяться. Так как и без того, времени на сон оставалось в обрез.

Примерно в четырнадцать ноль-ноль, я с трудом продрала глаза и пошатываясь, побрела к умывальнику. Было такое ощущение, что я не спала вовсе. Однако, после водных процедур мне немного полегчало. Пора было будить Лавра. Это, прямо скажу, оказалось нелегко. Димка никак не мог сообразить, какого лешего мне приспичило в такую рань тренировать собак. Когда, я все-таки сумела втолковать Лавру, что от него хочу, он моментально проснулся и, широко открыв от ужаса глаза, сел на кровати.

- Ты что - больная? - с жалостью глядя на меня, поинтересовался Лавр. - Я лично, хочу вернуться домой живым, меня в Москве Светка ждет. - Потом, подумав, зачем-то добавил, - а не ждет, так и черт с ней! Все равно я еще молодой, меня еще девушки любить будут. А ты тащишь меня на какую-то гать, сама же знаешь, что там мин полно, - продолжал канючить Лаврушин.

В конце концов, мне все это надоело и я рявкнула:

- Жду тебя на питомнике через десять минут!

Лишившись единственного слушателя, Димка тяжело вздохнул и, продолжая бубнить себе под нос что-то типа: «Наберут тут, по объявлению, разных психов. Никакого житья от них нет!», - начал покорно одеваться.

Примерно через час мы были уже на месте. Нет, все-таки мрачное место эта гать, подумала я, глядя на полусгнившие кругляки бревен и пузыри зловонных болотных газов, вырывающихся из недр трясины справа и слева от нас. Казалось, солнечный свет вообще никогда не проникал сквозь густые лапы вековых елей, растущих здесь. А целые тучи комаров мгновенно облепили нас, не желая допускать в свое царство тьмы. Да, видать сильно любил свою жену Хродвальд, раз поселился ради нее в таком жутком месте.

Чтобы случайно не наступить на какую нибудь покрытую мхом и забытую здесь со времен войны мину, мы решили пустить вперед, на коротком поводке, Дика. Он, вообще, был у меня универсальный пес. Не знаю, поверите ли, но он и в самом деле интуитивно чувствовал металл на довольно большом расстоянии. Дик шел первым, за ним шествовала я, ну, а за мной маленькими шажками пробирался Лавр. Я объяснила Димке, что желательно идти за мной след в след и ни в коем случае не отвлекаться на пустые разговоры. Что он и старался делать изо всех сил, смешно семеня ногами. Худо-бедно, но за полчаса мы преодолели почти половину пути. Не бог весть, какое достижение, но хоть я и старалась хорохориться перед Лавром, на самом деле у меня самой так тряслись поджилки, что было трудно дышать. Представляю, что творилось с моим другом. Но оглядываться назад я не решалась, боясь спугнуть Лавра и следуя элементарному инстинкту самосохранения. Вскоре, как я и ожидала, Лавр, как бы между делом, осведомился, не слишком ли я устала, и предложил сделать привал. Мы отыскали крепкое бревно, и присели перевести дух.

- Единственное, что меня успокаивает, - с некоторым пафосом произнес Дима, извлекая из необъятных карманов банку сгущенки, - так это то, что в это время года уже не должно быть змей.

- Да, только имей в виду, что здесь могут встретиться более опасные гады.

- Смотри, Наташка, в случае чего, в моей героической гибели повинна, будешь ты.

- Я – то, здесь причем? Никто тебя сюда не тащил. Сам пошел. Признайся, что мечтал об этом всю свою сознательную жизнь. И потом, чего ты так беспокоишься, у тебя же просто беспроигрышный вариант. Или ты находишь сокровища Хродвальда, или, в крайнем случае, твоим именем назовут пограничную заставу. Представляешь, как будет гордиться твоя Светка?

- Тьфу, ты черт, типун тебе на язык. Сама подумай, на кой черт, я Светке дохлый. Живого дождалась бы. Дик, посмотри, твоя хозяйка окончательно сбрендила. Несет какую-то чепуху.

- Ладно, давай быстрей доедай свою сгущенку и пошли. А то на этот раз, Пустой нас точно поимеет...

Мы стояли, затаив дыхание, и смотрели на каменную махину разрушенного замка. Крепостные стены практически не уцелели под натиском времени. То там, то здесь, в огромные проломы, как будто сделанные древними стенобитными орудиями, просматривалась окончательно заросшая иван-чаем территория замка. Работы, судя по всему, здесь было непочатый край. Пробираясь по заваленному обломками камней двору, я с тоской думала о том, что отыскать подземный ход здесь, наверное, все равно что искать иголку в стоге сена. Пришлось полностью положиться на собаку. Недолго думая, я дала Дику команду: «Ищи!». Он посмотрел на меня, видимо ожидая пояснений и, не дождавшись, покорно углубился в заросли. Честно говоря, я думала, что овчарка поведет нас к самому зданию замка, однако, как выяснилось, я ошибалась. Дик, оказался чрезвычайно сообразительным псом. Он по диагонали пересек всю территорию и, не взглянув даже на само здание замка, подбежал к чудом уцелевшей башенке и начал рыть землю. Отогнав собаку, за дело взялись мы. Лавр, начисто забыл о цели нашего здесь пребывания, что явствовало из его восклицаний. Им, видимо, полностью овладела золотая лихорадка. Вскоре нашему взору открылся провал в земле. Я попросила Лавра подержать меня за ноги и просунув свою грешную голову в дыру, посветила фонарем. Сомнений не осталось. Вниз уходила лестница.

- Димка, нашли! - возопила я, начисто забыв о конспирации.

- Наташ, надеюсь, ты не собираешься туда спускаться? - от его энтузиазма не осталось и следа.

- Именно это я и собираюсь сделать! Ты что, хочешь остановиться на полпути?

- Да нет. Я думаю, что нужно доложить Пустому, а уж потом принимать решение, что делать дальше. И потом, вдруг ни с того ни с сего добавил: А вдруг там немцы?

- Не смеши меня! Какие немцы? Через пятьдесят лет после войны? А докладывать не будем, - твердо сказала я, - ни за что! Пустой, наверняка, сразу доложит в отряд. Сюда понаедут всякие спецы и, как это обычно бывает, ничего не найдя завалят этот вход.

- Ну и черт с ним.

- А как тогда мы узнаем, куда он ведет? Ведь может существовать еще один или даже несколько входов. Таким образом, мы никогда не узнаем, как неизвестные попадали на остров и..., - тут я сделала эффектную паузу, - уже точно не найдем несметные сокровища Хродвальда.

Кажется, последний аргумент подействовал, и мой напарник почти сдался.

- Хорошо, черт с тобой. Только вперед пустим Дика, вдруг там тоже заминировано?

- Ну, уж нет. Дика, мы оставим здесь.

- Это еще почему?

- Да потому, что я ему не враг. В подземелье за столько лет мог скопиться сероводород и, если это так, то собака сразу задохнется.

- Ага, а ты хочешь, чтобы задохнулись мы.

- Ни хрена с нами не случится. Сероводород тяжелее воздуха, это тебе о чем нибудь говорит?

- Не о чем мне это не говорит. Либо пускай вперед собаку, или я не сдвинусь с места.

- Димка, если там скопился сероводород, а он стелется по земле, то его уровень от силы будет доходить нам до колена. А на уровне головы будет нормальный воздух, вполне пригодный для дыхания. Собака же не может идти впереди нас на задних лапах. Дурья ты башка!

- Ну ладно, уговорила.

- Дик, охраняй! - приказала я и начала осторожно спускаться вниз по ступеням.

Пылища здесь была неимоверная. Ход был выложен из довольно больших гранитных блоков, которые поднимались вверх, образуя сводчатый потолок. Ступени кончились, и мы ступили на абсолютно гладкий пол. Сверившись с компасом, знаком подозвала Лавра и сказала:

- Ну вот, видишь, ход идет четко в сторону озера, прямо по направлению к острову.

- В таком случае, может, вернемся? Мы все узнали, чего тебе еще нужно. А то мне, честно говоря, как-то не по себе.

- Мне самой страшно, - призналась я и пошла вперед, знаком позвав за собой Лавра, - и поднимай повыше ноги, а то мы задохнемся не от сероводорода, а от пыли.

Лавр что-то пробурчал в ответ, но я его уже не слушала. Мной овладело ни с чем несравнимое чувство азарта. А червячок страха, шевелясь где-то внутри меня, приятно щекотал нервы.

Мы шли уже довольно долго. Ход несколько раз поворачивал в сторону и что характерно, каждый раз в другом направлении. Но все равно, судя по компасу, мы продолжали двигаться в сторону озера. Правда, лично мне стало понятно, что, продолжая идти в том же направлении - на остров не попасть. Мы очень круто забирали в сторону границы. Ход продолжал оставаться сухим, несмотря на то, что у нас над головой уже давно было непроходимое болото. Вентиляция воздуха, также была превосходной. Он был гораздо свежее, чем на поверхности. Надо же, думала я, а как же со всякого рода ловушками, которыми, судя по книжкам, просто обязан изобиловать каждый, хоть немного уважающий себя средневековый подземный ход? И, тут же пожалела.

Лавр не успел даже толком вскрикнуть. А я, почувствовав, что пол стремительно уходит из-под моих ног, оттолкнулась от ускользающей опоры. И, уже распластавшись на каменных плитах, услышала, как за моей спиной с металлическим лязгом обрушилось что-то большое и тяжелое. К сожалению, мои самые нехорошие подозрения оправдались. Даже сверх того. Приблизившись к месту трагедии, и ощупав его я поняла, что в яму (в которой, конечно же, находился Лавр), стремительно прибывает вода. Вытащить его я была не в силах, так как к моменту моего приближения, яма, в которой коротал время последние несколько секунд Лаврушин, оказалась надежно закрыта упавшей сверху кованой решеткой. Прибывающая с огромной скоростью вода, бурлила и ревела. Я почувствовала, как вспотела моя спина, но, увы, мой благородный порыв броситься на помощь другу, вдребезги разбивался о суровую действительность. А именно, при падении я лишилась единственного источника света и не видела ни хрена. Учитывая то, что до способностей летучей мыши мне было далеко, я попробовала двигаться на ощупь. Внезапно рев воды прекратился, и наступила гробовая тишина. Я похолодела. Димка не издавал ни звука.

- Лавр! - позвала я. - Лавр!

- Да здесь я, дай немного отдышаться.

Я опустила руку сквозь решетку и почти сразу почувствовала, как она погрузилась в воду.

- Давай вытаскивай меня быстрей. Вода просто ледяная. Я так долго не продержусь.

- Ты можешь встать на ноги? Какая там глубина? - спросила я почти шепотом.

- Метра три не меньше. О, черт, я кажется, утопил свой автомат!

- Да хрен с ним, с твоим автоматом. Держись за эту чертову решетку. Я сейчас что нибудь придумаю. Только постарайся не утонуть до моего возвращения.

- Ты что, собираешься оставить меня здесь одного? - спросил Лавр, и голос его дрогнул.

- Ну, ну, Димон, держи хвост пистолетом. Я мигом, - сказала я, стараясь придать своему голосу хоть немного уверенности.

Должна сказать, что я не представляла себе, что можно предпринять в такой ситуации. Но, делать было нечего, и я со всех ног бросилась бежать к выходу из подземелья. Мною владело единственное желание вновь обрести хоть какой нибудь источник света. А поскольку нашим двум фонарям, судя по всему, пришел конец, то единственная надежда оставалась на моего верного пса. Вернее сказать на то устройство, которое на овчарке было надето. Устройство это, называлось «Голиаф» и служило для поиска собаки в темноте. А именно, подавало световой сигнал маленькой красной лампочкой, противно при этом пища. Крепилось оно вместе с аккумулятором к шлейке собаки и, вследствие, его редкого применения была надежда, что аккумулятора хватит часа на два работы. Как я добиралась до выхода, отдельная история, закончившаяся к счастью благополучно. Буквально сорвав с ошалевшего от такой беспардонности Дика шлейку и опять рявкнув: «Охранять!», я устремилась вниз. Сбежав, по уже знакомым ступенькам и включив сигнальное устройство, я громко выругалась. Оно давало света не больше, чем зажженная в кромешной темноте спичка. Но все-таки это было лучше, чем ничего. Оставалось добраться до Лавра и попытаться открыть эту чертову решетку, поджидавшую нас здесь не одно столетие. Вероятно, у подземного хода было еще одно ответвление, не замеченное нами раньше. И учитывая, наше потрясающее «везение», я свернула совсем не туда, куда надо. Сначала, конечно, меня ничего не настораживало. Но когда я увидела в красных проблесках «Голиафа» стройные ряды деревянных ящиков, то остановилась в недоумении. Поняв, что свернула явно не туда, я хотела, уже было вернуться на исходную позицию, чтобы начать путь к Лавру снова, но вдруг явственно услышала немецкую речь. В недоумении я остановилась. Прислушавшись, медленно шаг двинулась прямо на звук. Впереди подземный ход делал поворот и я, осторожно передернув затвор автомата и удерживая его в левой руке, правой поочередно стала приоткрывать крышки верхнего ряда ящиков. К моему удивлению они оказались доверху заполнены патронами, гранатами и консервами. Почти отовсюду, с ящиков на меня хищно смотрели намалеванные белой краской орлы, сжимающие в когтях свастику. Уже собираясь осторожно опустить крышку последнего ящика, я вдруг с ужасом ощутила на своем плече чьё-то прикосновение. Резко повернувшись я встретилась глазами с человеком. Маленького роста фигурка во всем белом вовсю смотрела на меня, прижимая указательный палец к губам и я вдруг поняла, что передо мною женщина. Она проворно ухватила меня за плечо и с неожиданной для такого хрупкого телосложения силой толкнула за ближайший штабель ящиков.

- Группа погибла. – она сразу приняла меня за свою, - Немцы за тем поворотом, – она указала стволом ППШ влево. Меня зовут Таня.

Сказать, что я была ошарашена, значит не сказать ничего. Не каждый день встречаешься с призраком. Уже через мгновение стало понятно, что незнакомка тоже облачена в маскхалат. Хорошо, что с утра сыпал редкий сухой как сахар снежок и мы на службу вышли в белых маскхалатах. И поскольку одеты мы были практически одинаково, мой вид не вызвал у Тани никаких вопросов. Вот только автомат. Но в темноте она скорее всего не обратила внимание на то, что в руках я сжимала оружие неизвестной ей конструкции. Присмотревшись, я увидела мерцающие желтоватые огни, прыгающие по каменным стенам штрека.

- Halt! – внезапный окрик стеганул, как хлыст, заставив меня буквально вжаться в холодную стену. И сразу на тишину подземелья обрушился грохот автоматной очереди.

На меня напал ступор, мысли спутались и я как во сне, и будто со стороны увидела, как темный продолговатый предмет вылетел из-за угла и ударившись о каменный пол с деревянным стуком покатился мне под ноги.

Граната «колотушка», на длинной ручке подпрыгивая приближалась. Татьяна ловко подхватила ее и широко размахнувшись бросила ее обратно. Потом замерла на месте с поднятой после броска рукой и вдруг молча осела на камни. Я сорвала с плеча автомат дала в сторону немцев длинную очередь, заметив, как в отблесках огня две темные фигуры кулем повалились и исчезли в темноте, я схватила Татьяну за руки и оттащила за ящики. Не обращая внимания на пули, которые с противным визгом впивались в доски выбивая из них длинные щепки, а некоторые попадая в металлическую окантовку, зелеными свечами взмывали к каменным сводам и пропадали в извилистом лабиринте ходов. Перевернув Татьяну на спину я сразу почувствовала что-то горячее и липкое под руками. Весь маскхалат на животе разведчицы набух, пропитавшись кровью. Татьяна на мгновение, очнулась и глядя на меня широко открытыми от боли глазами прошептала:

- Уходи, я задержу их. Передай Колесникову. Все погибли. Рация разбита. Объект очень важен. Все. Уходи. – И, отвернувшись от меня, как будто меня уже здесь не было подтянула к себе подсумок с гранатами, дала в сторону немцев скупую очередь.

Я, как во сне опираясь на стены руками и натыкаясь на углы, как слепой котенок стала пробираться среди нагромождения ящиков и свернула в боковой ход. Нужно было срочно помочь Лавру, а потом вернуться. Обязательно вернуться. Эта мысль засела у меня в голове, как раскаленная стальная игла.

Однако, стоило мне свернуть в боковой проход, как грохот боя позади меня внезапно стих и я услышала, то что вернуло меня к действительности:

- Черт тебя подери, где тебя носит? Я чуть дух не испустил в этой проклятой яме, а она где-то прохлаждается! - сразу набросился на меня Лавр.

- Заткнись, - прорычала я и начала нащупывать защелки, удерживающие решетку в горизонтальном положении. Их оказалось две. Подложив под них по гранате и выдернув чеки, я рявкнула Лавру:

- Ныряй! - и, убедившись, что Димка выполнил мою команду, отпустила гранаты. Через мгновение я уже лежала на животе, прикрыв руками голову, за поворотом метрах в пяти от ямы, а еще через несколько секунд раздались последовательно два взрыва. Как только вой осколков прекратился, я встала и, отряхнувшись от пыли, с удивлением заметила, что освобожденная решетка, со скрежетом поползла вверх и приняла вертикальное положение у стены. Вытащив мокрого и дрожащего от холода Лавра, я потратила еще минут пятнадцать на то, чтобы отговорить его от затеи остаться здесь и понырять в поисках его автомата. Сокрушаясь о том, что теперь за утрату личного оружия ему не сносить головы, Лавр поплелся к выходу. Признаться, я тоже от всего этого еле волочила ноги. Поднявшись на поверхность и вздохнув полной грудью, я почувствовала себя значительно лучше и, похлопав напарника по спине, сказала:

- Когда я ушла, ты что нибудь слышал? И глядя в удивленные Димкины глаза, успокоилась. Махнула рукой, - Ну, вы тут с Диком, пока покурите. А я спущусь еще на пару минут и вернусь. И не забудьте выходить на связь с заставой, а то на этот раз капитан точно нам нахлопает по заднице. Да, вот еще что. Не вздумай сказать по радиостанции, что мы нашли лаз в подземный ход. А то нас тут похоронят, к чертовой матери. Без всяких почестей. И пикнуть не успеем.

- Нет. Все-таки, ты - чокнутая! - услышала я за спиной возглас Лавра, уже спускаясь в плотную тьму средневекового подземелья.

Зачем я спустилась снова? Наверное, тогда я и сама не знала. То что Татьяна погибла, сомнений не было, а вот нарваться на немцев вполне было возможно. Но я должна была попытаться помочь разведчице. Или хотя бы во всем разобраться сама. Это и тянуло меня вниз. Ход делал еще один поворот и опять раздваивался. Я решила пройти более широким проходом. Поднеся компас к самому носу и, убедившись окончательно, что двигаюсь четко в сторону границы, я прибавила шагу. Внезапно передо мной выросла стена. Ход явно кончился. Место боя как сквозь землю провалилось! Чертовщина какая-то! Хотя скорее всего я опять свернула не туда. Доверяя больше рукам, чем неверным бликам «Голиафа», тщательно ощупала каждый сантиметр тупика и,

развернувшись, бросилась обратно. Поплутав по лабиринту и убедившись, что кругом стоит абсолютная тишина, а место боя мистическим образом испарилось, я вдруг опять уперлась в тупик и с ужасом поняла, что заблудилась. Опять миллиметр за миллиметром ощупала каменную кладку и

представьте себе - нашла! Слева от меня находилась довольно широкая щель, позволяющая пусть с трудом, но протиснуться в нее. Что и пришлось сделать, пожертвовав при этом несколькими пуговицами. Тут мне показалось, что сверху вроде как пробивается слабый свет, да и пыль опять начала забиваться в нос. Все говорило о том, что выход близок. Только вот куда он выведет этот выход? Я рванула вперед и тут же пожалела об этом. Видимо, я зацепилась ногой за ступеньку лестницы, ведущей наверх. И, соответственно, упала, ободрав руки и подвернув ногу. Наконец, я поднялась настолько, что смогла дотянуться до проржавевшего металлического люка закрывавшего вход. Поднявшись еще чуть выше, я с удивлением должна была констатировать, что люком этим пользовались последний раз, очень давно. Возможно, аж с моего собственного рождения, а то и раньше. Я уперлась в люк, руками пытаясь вытолкнуть его наружу, однако он даже не шелохнулся. А что если этот люк заперт на замок снаружи? Тогда мне его не открыть. Я стала спускаться обратно вниз по лестнице, при каждом шаге опираясь на гранитную стену, справа от меня. Спустилась почти до конца, как моя рука, внезапно не найдя опоры, провалилась куда-то внутрь стены. Я еле удержалась на ногах. И даже не успела испугаться, как сверху на меня хлынул солнечный свет! Я подняла голову и увидела, что люк надежно закрывавший, всего несколько минут назад, выход из подземного хода - исчез! Как только глаза немного привыкли к яркому свету, я стала подниматься и вскоре вылезла наружу. И оказалась посреди большой поляны, поросшей высокой, уже жухлой травой. Вокруг возвышался смешанный лес с явным преобладанием сосен. Понимая в душе, что пора возвращаться, я все-таки упрямо пошла к тому месту, где сквозь деревья виднелся явный просвет. Выглянув из леса, я увидел прямо перед собой небольшой, но очень красивый дом, возле которого копошились какие-то люди. Повернув голову в другую сторону, я увидела то, что внутренне никак не была готова увидеть. А именно, - пограничные столбы. Причем финские пограничные столбы были ко мне явно ближе. В данной ситуации не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить - я оказалась на территории Финляндии! Надо было сматываться и побыстрее. Ноги сами понесли меня в обратном направлении, и в считанные секунды я оказалась в центре поляны. То, что я увидела там, заставило меня похолодеть. Лаза под землю не было... Я опустилась на колени и принялась, судорожно хватая, вмиг пересохшим ртом воздух, шарить в траве. Правда, с каждым мгновением убеждаясь, что люк каким - то непостижимым образом закрылся, и я оказалась в ловушке. Причем, в ловушке гораздо более опасной, чем та, в которую недавно попал Лавр. Проклиная все на свете, я ползала на коленях по поляне и молила только об одном - чтобы нелегкая не занесла на эту поляну кого нибудь из местных или еще хуже - пограничный наряд. Вскоре я поняла, что все мои усилия отыскать ход бесполезны и даже немного успокоилась. Трезво оценив ситуацию, я поняла, что не все так плохо. В крайнем случае, можно попробовать пересечь границу в обратном направлении по поверхности. Мысль о том, какие неожиданности могут подстерегать в этом случае, вновь заставила меня содрогнуться. Нужно было попробовать успокоиться и спокойно все обдумать. Я доползла до большого плоского камня и уселась на его прогретую солнцем поверхность. Хотела, было достать сигареты, как вдруг услышала иностранную речь. Причем совсем рядом. Не надо, я думаю говорить о том, что самым моим горячим желанием было провалиться сквозь землю. Но поскольку это было также невозможно, как и оказаться на Луне, пришлось вжаться, как можно сильнее в камень. Через несколько минут все стихло. Выждав еще минут сорок, я ящерицей подползла к опушке леса и стала наблюдать за линией границы. Оставалось дождаться пограничный наряд и, пропустив его, прошмыгнуть обратно на территорию СССР. Ждать пришлось недолго...

Первое, что я услышала, благополучно добравшись до замка, так это возмущенный голос Лаврушина, который объяснял Дику, какая кретинка его хозяйка...

- Лавр, - возмущенно воскликнула я, видя, какой натюрморт собирается оставить после себя Лаврушин. - Ты что не соображаешь? Ты не на пикнике. И вообще, если хочешь жить, то подбери все окурки и консервные банки, и валим на заставу.

- Уже в пути, - без особого энтузиазма согласился Лавр и, скрупулезно уничтожив все следы нашего пребывания в этом квадрате, тронулся вслед за мной.

Конечно, начальник не погладил нас по головке за столь длительное отсутствие. Но, по крайней мере, терпеливо выслушал наш совершенно детский лепет про то, как Дик сбился со следа и мне пришлось плутать битых три часа в поисках учебного нарушителя. То есть Лаврушина. Конечно, капитан не поверил ни одному нашему слову, но не показал виду. Это, понятное дело, меня устраивало как нельзя лучше. По крайней мере, больше не пришлось ничего сочинять, но стало совершенно ясно, что Пустой всерьез озабочен и ему просто не до нас.

Мы сидели в столовой и черпали огромным половником вишневый компот из алюминиевого бидона, когда в дверях появился Костик Фугасов. Надо сказать, что Костик был довольно незаурядной личностью. При всей своей невзрачной внешности, действительно чем-то напоминающей фугас, он обладал поистине божественным музыкальным даром. Все свое свободное время он не расставался с гитарой и постоянно, что-то сочинял. Правда, до недавнего времени его репертуар составляли песни, посвященные исключительно несчастной любви. И это не удивительно, так как его любимая Юлия полгода назад вышла замуж. Прострадав ровно два дня, Костик нашел другой объект для обожания. Этим объектом оказалась Наташа, с которой он познакомился на станции Болотной, будучи там по служебным делам. Сейчас их роман достиг апогея, а по сему, имя Юлия не встречалось более в музыкальных произведениях Костика. И хотя Костик казался вполне счастливым, основная направленность его песен почему-то оставалась прежней.

Я припоминаю случай, как, оставшись ответственной по заставе на ночь, я получила по телефону от начальника разнос за якобы громко включенную музыку. И напрасно я пыталась втолковать Пустому, что магнитофон я и не думала включать. Он продолжал утверждать, что у него в домике от грохота музыки дребезжат стекла, а я, по его мнению, самая бессовестная лгунья, которую ему приходилось встречать. Вероятно, мы бы препирались, таким образом, еще долго, если бы дежурный по заставе не крикнул мне:

- Товарищ сержант, да это Фугасов в умывальнике поет...

Ох уж эти творческие личности с их потребностью постоянно испытывать чувство влюбленности. Не знаю, как другие поэты и музыканты, а Костик в моменты приступа любви был, абсолютно не управляем. Вот и сейчас, я была уверена, Фугасов зашел в столовую совсем не для того, чтобы пожелать нам приятного аппетита. Наверняка, опять договорился со своей Наташкой о встрече, и будет просить прикрыть его отсутствие на заставе часик - другой.

- Приятного аппетита! - весело сказал Костик.

- Спасибо, - ответила я, чуть не поперхнувшись от неожиданности. Вот ведь как бывает. Грешишь на человека, а он бац, и исправился!

- Наташ, можно тебя на минутку, - позвал меня Костик, корча при этом уморительные гримасы.

- Иду, - отозвалась я. Судя по всему, Костик и не думал перевоспитываться. И вся его любезность, конечно, не что иное, как военная хитрость.

Когда я вышла из столовой, Фугасов неожиданно схватил меня за рукав и потащил по направлению к сушилке. Я поняла, что сопротивляться бесполезно и безропотно последовала за ним.

- Слушай, - заговорщически начал Фугасов, - вчера я был в самоволке, ну к Наташке ходил на станцию...

- Как, опять! Слушай, ты уже заколебал. Попадешься же, придурок. В дизбат загремишь.

- Да подожди, ты! Сейчас не об этом. Знаешь, аварийную стоянку для фур, около моста? Так вот, Наташка рассказала, что позавчера...

- Позавчера? - я нахмурила лоб, пытаясь вычленить позавчерашний день из череды всех остальных, но ничего не получалось.

- Ну, помнишь, учебного нарушителя ты чуть не угробила, а потом вас с Диком еще на озере обстреляли? - пришел мне на помощь Костик, - ну, шухер еще был...

- Ну, помню. Такое не скоро забудешь.

- Так вот в тот самый день Наташка с девчонками шла в клуб, как раз мимо этой стоянки и увидела, что там стоит фура «СОВТРАНСАВТО». В общем, девчонки пошли дальше, а Наташка отошла в кусты по своим делам и только успела снять трусики, как сквозь ветки увидела, что водитель фуры сорвал пломбы с прицепа. Потом из автомашины выволокли два больших и, судя по всему тяжелых ящика, и потащили в лес, естественно в сторону границы. Прошли от Наташки буквально в двух шагах. Представляешь? Прямо перед таможней.

- А потом?

- А потом, снова опломбировали прицеп, сели, завелись и преспокойно поехали в сторону таможни. Наташка, понятное дело, рассказала отцу. Тот позвонил на таможню, но оказалось, что эта автомашина уже успела оформить все документы и пересечь государственную границу. Естественно, те, кто фуру досматривал, утверждают, что все было в порядке и ничего подозрительного они не заметили. Мы с Наташкой, само собой, сегодня сходили в лес, ну посмотреть. Да только не нашли ничего. Следов, правда, много, по мху хорошо видно. Но ведь там станция рядом. Мало ли кто наследил.

- Послушай, Костик, а ведь стоянка эта практически напротив озера... С километр, наверное, если, напрямки, через лес. Да, дела. Постой, а откуда Наташка может так уверенно утверждать, что водитель, именно срывал пломбы?

- Да у нее отец на таможне всю жизнь проработал. Да и она с малых лет на границе. Кому, как не ей знать, что пломбы снимают и ставят только на таможне и только при таможенном досмотре. Мне кажется, надо с собачками там пошуровать.

- Ладно, спасибо. Только больше никому ни слова. Пустому я сама доложу. А насчет собачек... У меня к тебе вопрос. Скажи мне на милость, какого лешего вас туда сегодня понесло, а? Надо было сразу собачек. Ведь вы, редиски, все уже там затоптали. Следопыты, мать вашу!

- Да мы далеко не ходили. Так, вдоль дороги немного посмотрели и все, - то ли обиделся, то ли смутился Костик.

- Что, совместили приятное с полезным? Ладно, чего уж теперь, - сказала я и, весело подмигнув Костику, отправилась к начальнику.

Однако, капитана на месте не оказалось, он уехал в отряд на совещание, а замполиту я ничего сказать не успела. Едва я зашла к нему в кабинет, как у меня за спиной раздался вой тревожной сирены истошный вопль дежурного по заставе:

- Застава, в ружье!

Уже в машине я узнала подробности происшедшего. Оказывается двое каких-то уродов, кавказкой национальности обкололись на столько, что страх потеряли вовсе. Уж не знаю, на что они рассчитывали, но поняв всю тщетность попыток незаметно ускользнуть за границу, они не придумали ничего лучшего, как захватить автобус с пассажирами. Как бы там ни было, этот самый автобус с заложниками в данный момент мчался на всех парах к станции Болотной.

Поскольку задача наша была предельна ясна и не отличалась оригинальностью, мы с Лавром расположились аккурат на скамеечке, привинченной к автобусной остановке. Причем форма одежды у нас была следующая. Я – в цветастой блузке местного покроя и откровенной мини-юбке. Димон, – в линялой футболке и потертых джинсах и, как завершающая деталь, кеды на босу ногу. Под лавкой расположился Дик. Правда, из-за его габаритов я его туда еле впихнула. Впрочем, из-под скамейки торчала всего одна лапа и по нашему мнению, ничто не должно было насторожить наших гостей. В общем, обычная деревенская парочка. Покурили. Минут через пятнадцать появился захваченный автобус. Старый и разболтанный «Львов» начал притормаживать и завершил свое победное шествие в страну Суоми полной остановкой прямо перед нами. Окутав при этом нас облаком пыли и выхлопных газов. Двигаться дальше, к конечной остановке, предусмотренной маршрутом номер пять, он не мог по причине того, что неширокий, в две полосы, мост, через который шла дорога прямиком за границу, был заботливо перегорожен нашей заставской «шишигой». Так между собой мы любовно называли ГАЗ 66. Брошенная Лаврушиным пустая банка из-под сгущенки и мой бычок одновременно достигли заплеванной урны. В руках, как по волшебству появились автоматы. Ждать пришлось не долго. Передняя дверь со скрипом открылась, и нашему взору предстали два молодых человека и девушка лет восемнадцати. Молодые люди, судя по их лихорадочно блестевшим глазам и мешкам под глазами, были измучены отнюдь не «нарзаном». Девушка, к горлу которой был приставлен нож, как вы понимаете, выглядела не намного лучше. Мы не торопясь, приподнялись со скамеечки и стали ждать, что будет дальше. Террорист, удерживающий девушку, подтолкнул ее вперед и, не опуская ножа, выдвинул первое требование:

- Уберите грузовик с моста. Я убью ее. Клянусь аллахом! Бросай автомат!

- Да ради бога, дарагой! – ответила я, и как можно более непринужденно улыбнулась, - Панимаешь, дарагой, - продолжала издеваться я, - она мне не сестра и даже не знакомая. А вот ты, сука, сейчас у меня кровью умоешься.

Данное заявление привело террористов в замешательство, и пока они не опомнились и не наделали глупостей, следовало развивать успех. Я сбросила с плеча автомат и от живота, веером дала длинную очередь прямо у них над головой. Как учили – впритирочку. Ребятки оказались жидковаты. Мгновенно забыв про заложницу и выпустив из рук ножи, они рухнули на колени и через секунду на их руках защелкнулись наручники.

- Ну, Наташка, молоток, надо же, даже Дик не понадобился, – услышала я голос замполита, опускаясь на скамейку и пытаясь унять дрожь в ногах, - как ты их сделала! Просто блеск.

Пустой вернулся из отряда весь какой-то взъерошенный и злой. Не поздоровавшись с дежурным по заставе, что было на него не похоже, сразу прошел в канцелярию и по селектору пригласил к себе сержантский состав.

- Как вы знаете, - начал капитан, когда собрались все, кто был свободен от службы, - наша застава находится на сложном, в оперативном плане, участке государственной границы. То есть на ННВДНГ (направлении наиболее вероятного движения нарушителя границы). Так вот, по сведениям, поступившим от Комитета государственной безопасности СССР, завтра утром с двух до пяти часов ожидается нарушение Государственной границы СССР членами одной из неофашистских организаций, действующих на сопредельной территории, в составе от пяти до восьми человек. Численность нарушителей госграницы, естественно может варьировать самым нежелательным для нас образом. Место нарушения - тоже. Как вы все понимаете, возможны провокации, а также ложные сработки сигнализационной системы по всему участку заставы, имеющие цель отвлечь наше внимание от основной группы нарушителей. Через полчаса к нам прибудет группа следователей из Ленинграда, а также группа документирования. При любых эксцессах, могущих возникнуть в ходе несения службы сохранять спокойствие. При возникновении огневого контакта с нарушителями госграницы один из них в обязательном порядке должен быть взят живым, в состоянии, позволяющем ему давать показания. Кстати, в Ленинграде пришли к выводу, что недавнее боестолкновение на острове, из той же оперы. С минуту на минуту прибудут приданные силы из отряда. Службу будем организовывать следующим образом. Сержанты Ростова и Лаврушин - первый участок, гать, ручей Черный, сержанты...

Дальше я начальника уже не слушала. В голове вертелась только одна мысль. Вдруг, непрошеные гости воспользуются подземным ходом? Тогда все наши заслоны для них полная фигня. И они окажутся именно там, где им нужно, и совершенно неожиданно для нас. А что, собственно, мы знаем про этот ход? Да, практически, ничего...

- Все свободны, - отпустил всех Пустой, - сержант Ростова и сержант Лаврушин - останьтесь.

- Ну, давайте кумекать. Что у нас с подземным ходом? Только на чистоту, - предупредил начальник.

- Товарищ капитан, разрешите доложить, - начала я, - подземный ход существует. Имеются входы в развалинах замка Хродвальда, на территории Финляндии метрах в трехстах от линии Государственной границы, как раз напротив нашего погранзнака № ... Далее на острове и, наконец, где-то недалеко от станции Болотной. О других событиях я благоразумно промолчала.

- Конкретнее по поводу станции.

- Товарищ капитан, точнее не знаю. Но то, что не далее двухсот метров это точно. Ориентиры - аварийная стоянка большегрузного автотранспорта около моста, сто пятьдесят, двести метров от него в сторону границы. В общем, с тыловой стороны сигнализационной системы. Но эти сведения неточные, Наташка Костику Фугасову сказала, - доложила я и осеклась.

- Так, - зловеще проговорил Пустой. - Опять Наташка? - Начальник наклонился к селектору:

- Младший сержант Фугасов зайдите в канцелярию.

- Разрешите войти, - приоткрыв дверь и просунув в образовавшуюся щель голову, спросил «певец несчастной любви».

- Заходи, заходи Дон Жуан. Так, что там напела твоя новая пассия про стоянку у моста?

И Костику пришлось все рассказать. Что он и сделал, кидая на меня укоризненные, если не сказать больше, взгляды.

- Вы хоть соображаете, что говорите? Это ведь означает, что они могут преодолеть сигнализационную систему под землей, - вскипел начальник, когда Костик закончил повествование.

- Так точно.

- Почему сразу не доложил?

- Вы были в отряде.

- Ах, меня не было на месте! И потом, ты когда нибудь этими своими самоволками подведешь нас всех под монастырь! Видимо, придется воздействовать на тебя другими способами, раз ты человеческих слов не понимаешь. Свободен!

- А насчет стоянки... Поставим там секрет. На всякий случай, - сказал Пустой, когда Фугасов вышел.

- Но мы хотели...

- Я повторяться не буду. Ваш - первый участок, а также гать, ручей Черный. Все ясно?

- Так точно! Разрешите идти?

- Все свободны, - сказал Пустой, склонившись над картой.

Мы расположились с правой стороны ручья, где у основания старого мостика, сложенного в незапамятные времена по финской традиции из гранитных блоков, росли два огромных куста бузины. Заметить нас среди их разлапистых ветвей было абсолютно невозможно, а сам мост служил прекрасным прикрытием на случай перестрелки. Ярко светила луна, черная лента ручья тихо несла на себе желтые кленовые листья, казавшиеся на иссиня черном фоне ручья золотыми. Прошло около двух часов, разговаривать было нельзя, да и честно говоря, не хотелось. Я начала уже дремать, как вдруг почувствовала, как Дик поднял морду и едва слышно заворчал. Пнув ногой сопевшего рядом Лавра, я протерла глаза и увидела на мосту... Красавицу лису. Она не шла, а скорее плыла. Вся преисполненная собственной красоты. Огромный хвост переливался в лунном свете серебром. А лапы, грациозно ступали по поверхности моста. Вдруг, ночной хищник приостановился и, бесшумно метнувшись в сторону, исчез в темноте. Это был уже тревожный признак. Слабый ночной ветерок дул со стороны моста в нашу сторону, следовательно, лиса нас почуять не могла. А значит, хищник услышал кого-то еще. Я невольно сжала руками автомат и сделала знак Лавру приготовиться. Однако, почти сразу же услышал из чащи леса, с той стороны где исчезла лиса, хлопанье крыльев и кряхтение. Вскоре все стихло.

- Фу ты, черт, а я уж было, подумал, что началось, - шепотом проговорил Лавр.

- Не каркай. И вообще поменьше думай, а больше слушай. Вон птичка тоже видимо много думала, да как говориться в суп попала.

- А чего мне-то слушать? А Дик на что? Уж он точно не проспит.

- И на старуху бывает проруха. Два уха хорошо, а шесть лучше, - ляпнула я и тут же пожалела, перехватив недовольный взгляд Дика, который красноречиво свидетельствовал об убежденности нашего пса в том, что уж от нас с Лавром толку в «секрете», как с козла молока.

- Естественный отбор, - задумчиво проговорил Лавр, укладываясь поудобней.

- Это ты о чем?

- О птичке, о чем же еще, - еле внятно пробормотал Лавр.

- Лавр, хорош спать. Сколько там натикало?

- Без пятнадцати три. Радиостанция молчит, значит, не объявились еще.

- Кстати, не забудь - через четверть часа связь с заставой, заодно, уточнишь обстановку.

- Ладно, - буркнул в ответ Лаврушин, - Наташ, а расскажи мне какой нибудь сон.

- Какой сон? – не поняла я.

- Ну ты же сама говорила, помнишь, что как одела медальон, так и видишь постоянно сны про рыцарей.

- Ладно, слушай. «Шла весна одна тысяча двести сорок четвертого года. Плотный туман опустился с гор и окутал катарский замок Монсегюр. Уже год многочисленная армия крестоносцев из северной Франции продолжала осаду. В осажденной крепости закончились запасы провизии и воды. Противостоять далее было невозможно. Сдача крепости была назначена на первое марта. То есть, на рассвете завтрашнего дня.

- Сэр Раймон, - обратился один из «посвященных» катаров к хозяину замка, - нам необходимо перемирие, хотя бы на две недели. Необходимо изготовить секретную карту. Раньше никак не успеть. Кузнецы говорят это время просто необходимо.

- Хорошо, позови ко мне Кретьена.

«Посвященный» тенью скользнул из комнаты хозяина замка вниз по лестнице донжона – большой многоярусной башни. Пересек огромную комнату, где раньше хранились припасы – зерно, соленая и копченая рыба, сушеные фрукты и овощи, запасы вина. И хотя от них не осталось и следа, в воздухе все еще витал запах копченостей. Он был так силен, что у голодного защитника замка свело желудок. И он невольно прибавил шаг. Спустившись в подвал, он крикнул в глубину подземелья тускло освященного факелами: - сэра Кретьена к сэру Раймону!

- Доблестный сэр Кретьен, - обратился хозяин к прибывшему, - завтра утром мы сдаем замок неприятелю. Но нам необходимо перемирие хотя бы на две недели. Ты знаешь зачем. Утром возьмешь из темницы трех плененных тобой крестоносцев и в знак доброй воли передашь их этим псам, которые уже воют в предвкушении добычи под стенами замка Монсегюр. Я знаю, ты не умеешь просить, но во имя того, чтобы Святая Чаша стала наследием наших детей, проси перемирия, будь хитрым как лис, прошу тебя доблестный рыцарь. А теперь ступай.

Утром следующего дня перемирие было заключено. В кузнице замка день и ночь трудились кузнецы. К вечеру шестнадцатого марта три меча с искусно нанесенными на клинках узорами, которые на самом деле представляли собой части секретной карты, и надписью на рукоятях: «Rex mundi», были готовы.

Сэр Раймон внимательно посмотрел на четырех стоящих перед ним людей. Все они были проверенные и преданные делу рыцари. В этот предрассветный час он передавал в руки этих людей самую святую тайну. Вручив, троим из них по тяжелому мечу, сэр Раймон снял с шеи золотой мальтийский крест и, вложив ее в широкую ладонь Кретьена, тихо произнес:

- Кретьен, этот крест укажет путь потомкам к трем частям карты, где бы они ни находились. Береги его, - и махнул рукой в сторону крепостной стены, давая приказ начинать движение.

Четыре рыцаря тенями скользнули к западной стене крепости и, закрепив веревки, стали спускаться вниз. Благополучно достигнув земли, они, молча, разошлись в разные стороны. И каждый из них уносил с собой часть святой тайны катаров…» - Я думаю, что это про этот крест говорил рыцарь… Только тот , во сне был целый, а этот как будто разрубленный пополам.

- Ну, ты Наташка даешь! Тебе же романы писать надо.

- Когда нибудь напишу, - тихо ответила я.

Время шло. Радио сеанс с заставой прошел нормально. Как сообщил нам дежурный по заставе, на других участках тоже пока было тихо...

Проснулась я оттого, что Дик натянул поводок и глухо рычал. Я подскочила как ужаленная и сразу увидела их. Пять неясных теней шли по опушке в нашем направлении, хоронясь в тени деревьев от лунного света. Шли тихо, неторопливо. Как по своей территории. Не было слышно ни разговора, ни шагов. Так ходят хищники. Или тени. Только игра лунного света, на вороненой стали автоматов...

Расстояние между нами быстро сокращалось. Казалось еще чуть-чуть и можно будет услышать их дыхание. Пора. Стараясь не звякнуть, отщелкиваю карабин на ошейнике овчарки и отпускаю его. Черной молниеносной тенью Дик бросается вперед. За доли секунды преодолевает оставшееся расстояние... Прыжок, - и идущий впереди нарушитель кубарем летит на землю. Теперь пора поработать и нам с Лавром. Как в лихоманке прыгает у меня в руках автомат. Слева от меня грохочет, как отбойный молоток автомат моего напарника. Стреляные гильзы с его стороны горячим дождем обрушиваются на меня, больно бьют по лицу. В панике мечутся по поляне непрошеные гости. Пули веером летят над травой, впиваются в стволы деревьев, ударяясь о камни на той стороне опушки, красными и желтыми свечами взмывают вверх и исчезают в звездном небе. Внезапно, наступает гробовая тишина и, я понимаю, что патронов в магазине больше нет. Хватаю новый магазин... Пристегиваю и бегу, увязая в высокой мокрой от росы траве, вперед. Туда, где упал на землю, вцепившись мертвой хваткой во врага мой четвероногий друг. Включаю фонарь и вижу, что у Дика, как всегда все в порядке. С трудом оттаскиваю пса и, убедившись, что он невредим - закуриваю. Голова кружится, уши заложены, во рту кисловатый привкус сгоревшего пороха. Кажется, из всех органов чувств функционируют только глаза. Хотя нет. Слух тоже присутствует. Так как ясно слышен грохот подлетающего вертолета...

Утро следующего дня снова началось с неприятностей, что стало, по-моему, уже традицией. Проснулась я оттого, что кто-то энергично тряс меня за плечо. Этот «кто-то» оказался дежурным по заставе Рожковым.

- Ну что опять? - поинтересовалась я, не открывая глаз.

- Пустой вызывает, - сказал дежурный и добавил: - Срочно.

- Вот блин! А сколько я спала? Минут двадцать?

- Ну, ты даешь! Восемь часов с гаком соснула и еще всем недовольна. Вставай, вставай, а то чем больше спишь, тем больше хочется, - довольно хохотнул Рожков и кинулся обратно в дежурку, где соловьиной трелью заливался телефон.

За три минуты закончив водные процедуры и решив не наводить марафет я постучалась в кабинет начальника.

- Разрешите войти?

- Вошла уже. Садись. Выспалась?

- Еще как, - не моргнув глазом соврала я.

- Полчаса назад на участке нашего отряда опять произошло ЧП, - начал Пустой каким-то уж очень замогильным голосом, - Убит подполковник Гостев...

- Как убит? - не поняла я.

- Выстрелом в висок, - эхом отозвался начальник. - Два часа назад он позвонил мне с комендатуры, сказал, что выезжает к нам... Еще сказал, что везет с собой все, или почти все, что обещал достать... Баньку, говорит, истопите и шашлычок не забудьте, долг, мол, платежом красен.

- И все?

- Еще сказал, что часа через полтора - два будет у нас.

- И...

- Что «и»? Сейчас звонили с комендатуры, сказали, что они выехали вместе с замом по разведке Парамоновым на его «уазике». А через минут пятнадцать часовой соседней заставы доложил, что слышит выстрелы. В общем, «тревожная группа» обнаружила в кювете командирскую машину, а на водительском сидении труп подполковника Гостева с огнестрельным ранением головы. Парамонова ни живого, ни мертвого не нашли. Кроме личных документов Гостева никаких бумаг в машине не было. Я уточнил.

- А водитель?

- Водителя, говорят, Парамонов перед этой поездкой отпустил.

- Да. Скверная история. Значит, документы пропали.

- Видно, кто-то очень заинтересован в том, чтобы мы не получили никакой дополнительной информации об острове и подземном ходе. Вам с Лаврушиным точно ничего больше не известно?

- Известно... - и я рассказала начальнику про наши с Димкой «спелеологические» исследования, про Татьяну, про бой с фашистами, про то, как я невольно оказалась по ту сторону границы, как перебралась обратно и про все остальное.

На некоторое время, после того, как я закончила свой доклад в кабинете повисла тишина. Видимо начальник обдумывал все услышанное, а может размышлял о том, не спятила ли я.

- Значит, если я правильно понимаю, ситуация на участке нашей заставы, за несколько последних недель сложилась следующая. – Пустой сделал паузу и задумчиво продолжил, - мы имеем множество сработок сигнализационной системы на первом участке. Особенно интересны, пять из них. Три из которых, без следов нарушения инженерного рубежа, вернее следы-то наверняка были, но мы не смогли их зафиксировать, а также сработка системы вооруженной бандой на острове позавчера и, наконец, в свете последних событий – сработка учебным нарушителем. Хотя ее мы пока отбросим...

- Но..., - нетактично влезла я.

- Без всяких «но». Молчи и слушай. Теперь мы знаем, что нарушители уходят с острова подземным ходом. То, что он существует, подтвердилось полностью. И прежде всего тем, что первая жена твоего деда оказалась под землей на довольно большом расстоянии от острова, пребывание ее на котором, по-моему, бесспорно. Если конечно, найденная на острове антенна не принадлежала кому-либо другому. Однако, как подземный ход связывает остров, замок Хродвальда, сопредельную территорию и станцию Болотную? Вы ведь так и не смогли попасть по подземному ходу на остров. Да и выходом на сопредельную территорию с твоих слов не пользовались очень давно.

- Но ведь, с острова по нам стреляли из немецких автоматов, стрелявшие были в немецкой форме. А там, где я встретила Татьяну, этих автоматов несколько ящиков. Это не просто ход. Поймите же, наконец, я вне всяких сомнений6 каким-то образом оказалась в тридцать девятом году! А потом также беспрепятственно вернулась обратно. Этому должно же быть какое либо объяснение? Да и ход-то, мы как следует, не обследовали. Сначала эта яма с решеткой, потом все остальное...

- Значит, либо существует переход во времени, связывающий наше время с прошлым? А может все проще? В подземелье за столько веков могло скопиться огромное количество какого либо газа, который и вызвал появившиеся у тебя галлюцинации? В конце концов с войны там осталось много ящиков с различными военным снаряжением. Может в каком-то ящике банка с каким-то газом протекла? Ведь могло так быть? Вот. А теперь успокойся и не кипятись. Теперь дальше. Ход с сопредельной территории на станцию через остров с ходом из замка на территорию сопредельного государства. Тем более, я думаю, что раньше этот ход соединял хутора. Ведь станция стоит практически на месте старого хутора.

- Входом в лесу у станции воспользовались те, кого видела Наташка около аварийной стоянки, а встретились они с этими в нацистской форме уже на острове. Причем, и для одних и для других это было полной неожиданностью. По времени полное совпадение, - потом усмехнулась:

- Одни в тридцать девятом, другие в восемьдесят седьмом. Как тут не встретишься! – грустно констатировала я.

- Совершенно ничего не понятно. Но тут есть еще одно не менее важное совпадение. Время перехода вооруженной банды в гражданской одежде на остров и сработка системы учебным нарушителем также сходиться чуть ли не по минутам.

- Так значит, водитель Парамонова не случайно был так упорен в своем стремлении, дойти до границы?

- Ну, уйти за границу он, скорее всего не собирался, а вот задержать тебя с собаками, как можно дольше... Вполне вероятно.

- Знаете, что я думаю? Я думаю, что нас тогда на острове не запеленговали. Это было просто не возможно, а узнали о том, что мы с Лаврушиным сидим на острове в «секрете» скорее всего от подполковника Парамонова.

- Но это довольно смелое предположение...

- Смелое оно или нет, но сами посудите - везде всплывает Парамонов. О «секрете» на острове Вы ему докладывали. Он передает эту информацию кому-то еще, и вся наша затея летит к чертям собачьим. Они просто оповещают об опасности своих людей на нашей территории условным сигналом с помощью сигнальных ракет и переход через границу отменяется. А поскольку, со дня на день выпадет снег и переход будет невозможен, то Парамонов решается на отчаянный шаг. Пускает учебным нарушителем своего водителя. Остается, догадываться, какими инструкциями он его снабдил. Если он вел себя, как сумасшедший. И пока я, как последняя дура гоняюсь за липовым нарушителем, они пытаются перебросить груз на острове. Что им и удается.

- Похоже, похоже... Видимо, все-таки Парамонов, что-то узнал про намерения Гостева... А может, просто увидел, что за «подарок» вез нам подполковник. Получается, он поспешил отделаться от него и захватить документы. В общем, бред сивой кобылы.

- Почему бред?

- Да потому что непонятно, зачем вообще городить такой огород? Ты же сама понимаешь, что груз гораздо легче перебросить на сухопутном участке границы. Да и не верится как-то, чтобы заместитель коменданта пограничной комендатуры по разведке оказался предателем.

- Все правильно, только это верно, при условии невозможности пересечения границы под землей. А теперь, когда мы узнали о существовании подземного хода, представления о целесообразности изменились в корне. Однако им все равно приходиться передвигаться по поверхности сначала у станции Болотная, а потом на острове. Так что, как говорится, снег единственная наша надежда.

- Конечно. Сегодня ночью перекроем все возможные направления «секретами». И если они сунутся еще раз... Если, только уже не поздно ... - тут капитан схватил трубку телефона, - соедините меня с Коноваловым. Жду.

- А что, - начала я, но Пустой сделал упреждающий жест рукой и я умолкла.

- Здравствуйте, Геннадий Васильевич, - я поняла, что Пустой разговаривает с начальником соседней заставы, - ну, что нового по Гостеву? Пока ничего? А след проработали от «уазика» до границы? Да ладно, не обижайся, я просто так спросил. - Капитан еще некоторое время слушал, потом положил трубку и воззрился на меня.

- Что-то не так? - вырвался у меня вопрос.

- Да нет, как раз все так, как и следовало ожидать. От «уазика» до границы вел всего один след. Судя по всему, за кордон ушел ни кто иной, как сам Парамонов. Если еще и баллистическая экспертиза подтвердит, что пуля, повлекшая за собой смерть Гостева, выпущена из табельного пистолета Парамонова, значит, все замкнется на нем. Только все равно ума не приложу, зачем ему все это было нужно?

- Вероятнее всего мы об этом так и не узнаем. Если Парамонов решился на такой шаг, как устранение Гостева и уход за кордон, значит, все что им было нужно уже сделано... И мы с Вами, товарищ капитан, на этот раз, извините, - в глубокой заднице.

Начальник заставы как-то странно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на окно. Я тоже повернула голову... За окном огромными хлопьями падал первый в этом году снег...

Внезапно зазвонил телефон, и я даже вздрогнула от неожиданности. Пустой схватил трубку:

- Товарищ полковник, докладывает капитан Пустой. На участке заставы без происшествий, - отрапортовал начальник и, зажав трубку рукой, сказал, - Наташ, иди, отдыхай, после переговорим.

Я медленно вышла из канцелярии, взяла у дежурного письмо из дома и побрела на питомник.

Настроение несколько улучшилось. Сзади скрипнула дверь и в помещение, пропустив вперед себя вихрь морозного воздуха, протиснулся Пустой. И начал сосредоточенно смахивать с камуфлированной куртки снег. При этом, не говоря ни слова. Это продолжалось довольно долго. Наконец, начальник закончил и повернулся к двери. Я подумала, что он собирается уйти, так и не решившись сказать что-то важное. Но капитан протянул руку не к ручке двери, а к выключателю и, повернул его. Маленькое прокопченное помещение питомника погрузилось во мрак. Скрипнул рядом со мной стул, и я скорее почувствовала, чем увидела, что Пустой что-то мне протянул. Это что-то блеснуло в свете уличного фонаря, пробивающегося сквозь дырявые шторы, и приобрело очертания бутылки.

- Водка? - задала я глупый вопрос.

- Стаканы найдешь? - вопросом на вопрос ответил мне начальник каким-то осипшим постаревшим голосом.

- Товарищ капитан, а что случилось? - дрогнувшим голосом пробормотала я.

- Ничего не случилось. Подполковника помянем, да и тебе, кажется, какие-то железяки на днях вручили. Вот и обмоем.

Я, не веря своим глазам, а вернее ушам взяла два стакана и пододвинула их начальнику. Торопливо вспорола штык-ножом банку с тушенкой. Он разлил.

- Ну, будем - произнес он незамысловатый, но такой емкий на границе тост.

Выпили, помолчали.

Снова забулькала в мутных стаканах огненная вода. Стукнула донышком об пол пустая бутылка...

- Давай, за Василия Степановича. Земля, как говорится, пусть будет пухом, - Пустой, одним махом опрокинув стакан, занюхал рукавом бушлата. Подошел вплотную и, молча притянув меня к себе, крепко поцеловал прямо в губы. Я задрожала всем телом и стала судорожно расстегивать на себе пуговицы…

Когда все закончилось, начальник помолчал немного, видимо размышляя, говорить или не говорить. Потом внимательно посмотрел в мою сторону и произнес:

- Завтра на «дембель» поедешь, приказ подписан сегодня. На боевом расчете еще скажу. Проводим тебя сегодня домой, как положено, - потом сделал паузу и добавил, - или останешься здесь без меня?

- Конечно, нет. А ты?

- А я … Снова в Афган, бумаги, оказывается уже готовы, - коротко ответил он. Как плюнул.

Сказал, и, не дождавшись ответа, повернулся и, торопливо одевшись, быстро вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Я встала, и, прижавшись лбом к холодному оконному стеклу, долго смотрела ему вслед, пока темную фигуру начальника заставы не скрыла от меня снежная пелена...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«МОСКОВСКИЕ ПАСТОРАЛИ ИЛИ ПЛЯСКИ С ДЬЯВОЛОМ»

Август, 1990

Прошло почти три года с тех пор, как я успешно, хотя и не по своей воле, дембельнулась из Вооруженных сил СССР и вернулась домой. К описываемому моменту я успела окончить три курса второго медицинского института, выйти замуж и развестись, завести собаку и многое чего еще, чем так щедра гражданская жизнь. В общем, студенческая жизнь текла, заставляя меня окунаться с головой в водоворот страстей и событий. Поездки с сокурсниками на Кавказ и в Карпаты, захватывающие походы в Ново-Афонские пещеры в Абхазии, скалолазание по Карадагу - летом, а лекции, семинары, коллоквиумы, экзамены, пивная на Юго-западе «Ракушка», регулярные рейды в институтском оперотряде - в остальное время года, не располагали к грустным воспоминаниям. Гнали их прочь. И я, все реже и реже стала вспоминать нашу пограничную заставу и все то, что было с ней связано. Только иногда, будучи на даче в глухой деревне в Калужской области вдали от всех, я вспоминала обо всем. И сердце сразу наполняла необъяснимая тревога, которая не уходила потом несколько дней, заставляя топить себя в водке... Единственным человеком, которому я рассказала обо всем, был отец. Но это было давно. И больше я к разговору на эту тему не возвращалась. Хотя во снах снова и снова видела все. И грустные глаза капитана Пустого, которому предстояло ехать утром в отряд вместе со мной, где ему и подписали документы на очередную командировку в Афганистан. Вновь я слышала, как, предчувствуя наше скорое расставание, выли на питомнике, Дик и Петти. И, конечно же, больше всего мне не давали покоя останки отважной разведчицы, все еще покоящиеся в подземелье замка Хродвальда. Временами я чувствовала непреодолимое желание бросить все, сесть на поезд и мчаться к нашей северной границе. Зачем? Я и сама не могла себе объяснить это. В противном случае, я, наверное, так бы и поступила. Но с возвращением из деревни в Москву, все это сразу отходило на второй план, и я успокаивалась. Наверное, так продолжалось бы и дальше... До тех пор пока воспоминания совсем не стерлись бы из моей памяти. Но…

В это солнечное июльское утро я сидела у раскрытого окна, мчавшейся в сторону Калужской области электрички. И, прихлебывая прямо из узкого горлышка холодное сухое вино, разглядывала в упор наглого молодого человека. Парень сидел напротив меня и совершенно открыто пялился на мои стройные ножки. Изредка, и с деланным равнодушием я поворачивала в его сторону свой слегка вздернутый носик, а он то и дело бросал на меня оценивающие взгляды. Не знаю почему, но меня это веселило. Надо сказать, что по абсолютно не объяснимым для нормального человека причинам меня веселило в это утро все. Хотя радоваться, как раз-то особых причин и не было. Так прошел, наверное, час нашего совместного путешествия. Наконец, на исходе примерно шестьдесят пятой минуты красавец, сидящий напротив, все-таки решился осведомиться:

- Молодая леди, находит в моем внешнем виде что-то смешное?

- В Вашем? Помилуйте, сударь! Скорее в своем, - сказала я и тут же задала, как это всегда бывает, глупейший вопрос:

- Вина хотите? Холодного?

Он, конечно же, хотел. Еще бы, не хотеть холодненького. В такую-то жару. Но стеснялся. А может и побаивался. Сами знаете, как опасно в наше время заводить знакомства в электричках, да еще с человеком, который без видимых причин прямо надрывается от хохота. А смех без причины, как известно - признак... Но я все-таки, настойчиво протянула ему пластиковый стаканчик с вином и сказала первый тост, который ему почему-то очень понравился. Сколько живу на свете, столько убеждаюсь, что так устроено большинство людей. Почему-то, у них, от сознания того, что кому-то рядом еще хуже, чем им самим, значительно поднимается настроение.

- Давайте выпьем за самого несчастного человека на свете! - провозгласила я и плеснула себе в глотку добрую порцию «Алиготе». Потом рванула красочную обертку «Сникерса» и галантно протянула его соседу.

- Насколько я понял, самый несчастный человек - это Вы? - осведомился он, прожевав кусочек заморского шоколадного чуда. - Что-то не похоже.

- Как это не похоже, - возмутилась я, - Во-первых, вчера за хроническую неуспеваемость меня выперли из медицинского института, к счастью не навсегда, а с правом восстановления через год. Правда, должна вам сказать, это, увы, не было для меня неожиданностью. Я человек гордый и сразу сказала себе, что если декан нашего факультета не возьмет свои слова обратно, то мне придется покинуть институт. А он, как Вы догадываетесь, и не подумал это сделать.

- И что же такого страшного сказал ваш декан?

- Дословно следующее: «Боюсь, Вам придется покинуть наш институт".

После этих слов он заразительно рассмеялся, а я невозмутимо продолжала:

- Во - вторых, всего каких нибудь три часа назад меня выгнал из дома, правда, своего, мой последний гражданский муж. Согласитесь, что принимать такие радикальные меры к человеку, слегка пригубившему огненной воды - просто паскудство. Тем более у меня для этого ужасного поступка был повод.

- Ну, конечно, все так говорят!

Видимо, пригубила я вчера все-таки лишнего, ибо всегда стеснялась заводить знакомства в общественном транспорте, а тут вдруг поперла на несчастного, как танк:

- А как Вас зовут? Теперь вы все про меня знаете, а я про вас - ничегошеньки, - вконец обнаглела я, доставая из пластикового пакета с изображенной на нем полуголой красоткой еще одну бутылку.

- Антон, - певуче проговорил он и собирался что-то добавить, но замолчал. Представьте себе - вино застряло у меня в глотке. Эффект был поразительный. Молчание наше скорее напоминало сцену из кинофильма «Покровские ворота». Дело в том, что моего первого мужа тоже звали Антоном, и я была сыта, как говорится, им по горло. Что впрочем, несмотря на нехорошие предчувствия, промелькнувшие у меня в голове, не ослабило моего интереса к данной особе. Уж не знаю, что заставляет женщин снова и снова бросаться в омут, но единственное, что я могу сказать в свое оправдание, так это то, что в тот момент в моей голове плескалось к тому времени гораздо больше «Алиготе», нежели расплавленных на жаре мозгов. Только так я могу объяснить мои дальнейшие безрассудные поступки. Короче говоря, на мою не слишком любезную мимику Антон, к счастью, не обратил абсолютно никакого внимания, так как был занят созерцанием чего-то или кого-то в боковом проходе.

- Наташа, - также представилась я, отвлекшись от бутылочной пробки, которую тщетно пыталась протолкнуть внутрь, и проследила за его взглядом. В проходе прямо перед нами стоял, я не побоюсь этого выражения - «целый цыганский табор»! Но мне было не до него. До конечной станции «Малоярославец» оставалось совсем мало времени, а еще надо было успеть закрепить успех. Сидеть на даче одной, мне не улыбалось. А тут подвернулся такой мачо. Антон мне чертовски понравился и, если бы еще удалось заманить ее к себе на фазенду... Естественно, без всяких гнусных намерений!

Тут ко мне, весьма некстати, обратилась, проходящая мимо цыганка:

- Позолоти ручку - всю правду скажу.

Уж не знаю почему, но при всем обилии вокруг других потенциальных жертв, абсолютно все, без исключения, цыганки предпочитают обращаться с подобными предложениями именно ко мне. Наверное, из всех окружающих, я выгляжу, наиболее, глупо. Обидно, конечно, но такова суровая действительность. После того, как меня несколько раз самым бессовестным образом облапошили, один знакомый молдаванин, дока в таких делах, объяснил мне, как себя вести. Главное, - ни при каких обстоятельствах не вступать с цыганками в разговор. Заговоришь с ними - пиши, пропало, не отвяжутся. Поэтому, я поспешно отвернулась. Наверное, даже чуть быстрее, чем требовала от меня в данный момент элементарная вежливость. Цыганка замолчала, но не успела я вздохнуть с облегчением как ее, оборванные детишки потянули ко мне и моему новому знакомому свои чумазые ручки. Конечно, мне было их жаль, но я помнила строгий наказ старого молдаванина. И первые несколько секунд, держалась, как последний дот Брестской крепости... И все же достала какую-то мелочь из кармана и дала каждому ребенку по монетке. Чертова идиотка, хотела выглядеть великодушной в глазах сидящего напротив парня. За что моментально и поплатилась...

Не успела я оглянуться, как эта старушенция в цветастой юбке и таком же платке вырвала у меня из головы волос и, бросив его на невесть откуда появившееся зеркальце, воззрилась на него. От такой наглости я, естественно, на некоторое время потеряла дар речи. После секундного молчания цыганка, как-то неуловимо изменилась в лице, потом неожиданно забрала у детей деньги, которые я им дала, положила их рядом со мной на дерматиновое сидение и ни слова не говоря пошла прочь. Тут, я обалдела окончательно. Забыв о прекрасном спутнике, я бросилась вдогонку и нагнала старуху уже в тамбуре.

- Что хочешь, молодая и красивая? - как-то странно спросила она, не оглядываясь.

- Что Вы там увидели? Скажите! Вот - деньги, - почти вскричала я.

Никогда не думала, что я такая впечатлительная, но в данный момент меня почему-то трясло, причем как в лихоманке, наверное, от жутких предчувствий.

- Приедешь домой, - замогильным голосом начала она, - найдешь любимого человека мертвым. И семь лет будешь одна... Все, больше ничего не скажу. А деньги свои - себе оставь, - сказала и пошла себе дальше, как ни в чем не бывало.

Я как в полусне добрела до своего места и сделав большой глоток из горлышка, тяжело плюхнулась на жесткое сидение.

- Ну вот, только познакомишься с приятной девушкой, как выясняется, что она обычный алкоголик, - откуда-то издалека долетел до меня веселый голос нового знакомого.

- Почему алкоголик? - не поняла я.

- Потому что пьешь одна, а мне не предлагаешь, - внезапно перешел он на «ты». Вот и выходит...

- Возьми, - торопливо сказала я и протянула ему бутылку. На мое удивление он тоже, как и я, глотнул прямо из горлышка и поинтересовался:

- И что такого эта старушенция тебе там накаркала?

Я удивленно посмотрела него: «Развитие наших отношений, судя по всему, резко набирало скорость. Впрочем, то, что у него от вина, на такой жаре, чуть закружилась голова, еще ни о чем не говорит», - и рассказала суть моих тревог.

- Чепуха, - поставил он уверенный диагноз, - плюнь и забудь, - добавил и снова потянулся за бутылкой.

Вскоре мы с ним неплохо поладили, и уже через каких нибудь два часа любовались красивейшим озером с крыльца моей дачи. Я сбегала к знакомым рыбакам и взяла по вполне нормальной цене свежей рыбы и заднюю часть кабанчика, забежала на почту и позвонила в Москву. А, убедившись, что там все в порядке, несколько повеселела. Ну, а потом вообще все было просто замечательно. Вскоре над нашими головами ярко засияли крупные звезды, а запахи ухи и шашлыка приятно щекотали нам ноздри. Ну, а уж когда костер совсем потух, и я увлекла Антошку в дом, где он бесцеремонно опрокинул меня на широкую кровать, тревоги мои рассеялись окончательно.

В эту ночь мне приснился страшный сон. Как будто, мы с мамой сидели на даче в саду. А кругом лежал глубокий нетронутый снег. Темнело. И мы вели неспешную беседу. Вдруг, я краем глаза увидела, как с крыльца быстрым шагом сошел папа в ослепительно белом длинном плаще с мальтийским крестом и кроваво-красным подбоем и, не оглядываясь, пошел вглубь, уже темного, сада. Мы окликнули его, но он не оборачиваясь, спешил прочь. Когда он скрылся в темноте, я вскочила и, хотела, было бежать за отцом, но остановилась, не сделав и шага. На снегу за ним не осталось ни одного следа. Глубокий снег по-прежнему был девственно чистым и нетронутым... Проснулась я в холодном поту и долго, с бешено колотящимся сердцем, лежала с открытыми глазами. Рядом зашевелился Антон и, повернувшись, нежно обнял меня, крепко прижавшись всем телом. Снова теплая волна захлестнула меня, и я утонула в каком-то спокойном и добром сне.

Этот день мы с нетерпением ждали всей семьей. Сегодня, наконец-то, должен был приехать папа. Дело в том, что папа мой работал, как бы это сказать... В общем, в компетентных органах. И годами пропадал за границей - то в Японии, то в Китае, то вообще черте где. Работа у него, понятное дело, была секретная и папа о ней почти ничего не рассказывал. Кроме, как о своих занятиях восточными единоборствами. Отец был в этих делах просто «профи» и имел, какой-то высокий дан. Но, к моему стыду, я в этом не очень разбираюсь. Правда, мы с мамой и сестрой о его работе особо и не спрашивали. На этот раз его не было в Союзе больше года, мы все очень соскучились и готовились к встрече. И, наконец, раздался долгожданный звонок в дверь.

После звонких поцелуев и традиционной раздачи заморских подарков, торопливого обмена самыми важными новостями и, наконец, сытного и обильного ужина, мы с отцом вышли покурить.

- Помнишь, ты мне рассказывала про подземный ход? - неожиданно, без всякого перехода, спросил меня отец, едва мы оказались на лестничной клетке.

- Конечно, помню, а что? - я едва не поперхнулась дымом от неожиданности.

- Да так, человек один интересуется, - неопределенно ответил отец.

- Из вашей конторы?

- Можно сказать и так. Хотя, это тебе знать и не обязательно.

- Хорошо, - согласилась я, - а дальше?

Отец прикурил новую сигарету и внимательно посмотрел на меня. Внимательно и скорее даже как-то оценивающе, как бы решая, - стоит, или нет продолжать разговор. Сделав пару глубоких затяжек, он, похоже, решился:

- Ты слышала, что нибудь о Мальтийском ордене?

- Ты имеешь в виду Орден Святого Иоанна Иерусалимского?

Отец недовольно поморщился и, не удостоив мой, по-видимому, глупый вопрос ответом, продолжил:

- Так вот, на участке вашей заставы есть развалины старого замка и целая сеть разветвленных подземных ходов. Впрочем, это ты знаешь. Это место очень заинтересовала в последнее время, кого бы ты думала? Ни за что не отгадаешь. Моссад. Израильскую разведку! А, учитывая, что территория СССР никогда не была в зоне их интересов, сама понимаешь, мы насторожились. Хотя, если быть совсем точным, то и западногерманская разведка засуетилась. Был проведен ряд оперативных мероприятий и, выяснилось, что их интересуют какие-то реликвии. Среди них старинный меч. Предположительно одного из Великих Магистров Ордена. Как он там оказался и почему пока неизвестно. И что еще непонятней, так это то, зачем он им понадобился. По непроверенным данным в подземелье находится чуть ли не коридор по которому можно перемещаться во времени. Так что твой случай смахивает на реальное путешествие во времени. Сейчас создана особая оперативная группа, руководство поручено мне. Вот меня и интересует все, что ты знаешь об этом месте, общее впечатление, версии, догадки.

- Ну, вообще-то, даже не знаю, что и сказать. Тогда мы были уверены, что на участке нашей заставы существует коридор по переброске наркотиков. Переход во времени получился сам собой. Никаких особых действий я не предпринимала. Просто свернула не в тот проход. Вот и все. А потом также вернулась обратно. Я, честно говоря, думала, что это какая-то геологическая аномалия. А тут получается коридоры времени? В этом я точно ничего не смыслю. Интересно, что говорят физики? Совсем другая епархия так сказать и, как следствие - абсолютно другие методы.

- Ну, методы-то одни и те же. По последним данным, перемещения во времени возможны только с помощью этого древнего меча. Не понятно только, какого хрена они столько раз пересекали инженерный рубеж госграницы. Я так понимаю, что вещица эта не очень тяжелая. Достаточно было бы и одного раза, - вздохнул отец.

- Но я ни какого меча в глаза не видела. Говорю же все произошло само собой! Ты, что мне не веришь? А причем тут большегрузные автомобили перегрузка перед таможней, а ящики? Что в них было? Какое-то специальное оборудование, чтобы найти этот меч? Георадары, например, или как они там правильно называются? А может, в слово «меч» наши израильские «друзья» вкладывают какой-то абсолютно другой смысл, например кодовое название какого, нибудь «оружия возмездия». Ведь известно, что немцы там тоже копошились.

- Да нет, известно точно, что речь идет именно об антикварной вещице длиной не более полутора метров. Так что, если на острове и в развалинах замка больше ничего нет, значит, и немцы искали то же самое.

- И, похоже, что нашли. Перемещаться в пространстве, все же они научились? Прямо «Святой Грааль» получается, - фыркнула я.

- Зря смеешься, меч-то они скорее всего нашли и даже возможно были удачные экспериментальные попытки перемещения во времени. Однако, странно, что на этом все и закончилось! Страшно даже подумать, что было бы заимей фашисты такое оружие в тридцать девятом. Наше ведомство прямо на ушах стоит. Ну что скажешь? Только серьезно.

- А если серьезно, то младшему лейтенанту войск НКВД Лелюх Екатерине Ивановне спасибо скажите. Если бы не она, то весь мир бы перевернулся. Впрочем, если речь идет действительно о мече одного из Великих Магистров Ордена тамплиеров, то, возможно, тут есть над, чем подумать. Орден тамплиеров или «Храмовников» возник после Первого крестового похода. В 1118 году девять рыцарей создали орден, совмещающий в себе и монашеское и рыцарское начало. Они также дали обет целомудрия и бедности. Основатели ордена Гуго и Готфрид имели всего одну лошадь на двоих, - факт, увековеченный в печати Ордена, на которой имеется изображение двух рыцарей на одном коне. А в конце двенадцатого века они были так могущественны, что короли и те считались с ними. Говорят даже Ричард Львиное Сердце, умирая, сказал: «Я оставляю скупость цистерцианским монахам, роскошь монахам нищенствующим, а гордость тамплиерам», - вот, пожалуй, и все мои скромные познания. Ну а что думают в вашей конторе?

- В конторе ломают голову над останками двух солдат вермахта смерть которых наступила в результате огнестрельных ранений пулями калибра 5,45. А проще говоря, подстрелены они были из автомата Калашникова. К сожалению, кроме этих останков ничего интересного больше не нашли. Я имею ввиду, что скелетов было больше, но остальные имели характерные осколочные ранения. Первый раз, наверное, за всю историю наша контора гоняется за призраками двенадцатого столетия.

- Это я их зацепила. Тогда, буквально в метрах десяти в правом проходе, вы должны были наткнуться на останки разведчицы. Кстати, она говорила про какого-то Колесникова и что этот объект очень важен.

- Насчет Колесникова проверим, но больше в подземном ходе ничего найдено не было.

- Но Татьяна не могла далеко уползти с таким тяжелым ранением! Ей весь живот разворотило. Я когда вытащила Фугасова, сразу вернулась. Ну может минут двадцать прошло. Но тоже ничего не нашла. Там этих ходов – уйма.

- Может немцы с собой уволокли, теперь разве разберешься.

- Ага, своих оставили, а ее утащили? Зачем? Когда я ее оставила жить ей оставалось минут десять не больше. Это я тебе, как медик говорю.

- Ладно, главное сейчас – где этот пресловутый меч? Эх, встретиться бы и хорошенько потолковать обо всем этом с вашим Парамоновым. Та перестрелка на острове была между людьми Отто Рана и его людьми. - сказал папа и налил еще по одной.

- А что Парамонова так и не нашли? - спросила я удивленно. Я думала, что ваша контора такого не прощает.

- Не прощает. Да только исчез он. Бесследно. Скорее всего, у него были безупречно сделанные документы на другое имя. Именно, безупречные, а может, даже и настоящие, раз он нигде до сих пор не засветился.

- А ты надолго в Союз? - спросила я.

- Не знаю, как получится. Может недели на две, на три. Но, сколько бы я не пробыл здесь, а также в мое отсутствие... В общем, хочу тебя предупредить - вижу, как у тебя глазки-то заблестели, никому, никогда и не при каких обстоятельствах не рассказывай об этом нашем пьяном разговоре. Поняла? - резко спросил отец и внимательно посмотрел мне прямо в глаза абсолютно трезвыми глазами, сделав особый акцент на слове «пьяном».

В ту ночь мне снова приснился страшный сон:

«- Сэр, что делать с пленником? Он молчит.

Крестоносец внимательно посмотрел на стройную фигуру юноши. Капюшон его балахона сполз с головы, спутанные кудри цвета спелой пшеницы обрамляли красивое лицо.

- Это один из «посвященных». На костер его.

Ни один мускул не дрогнул на лице юноши. Двое крестоносцев подхватили его под руки и поволокли в сторону пылающих костров.

- Эндрю, мы захватили пленника вместе. А при нем было только это.

На широкой ладони рыцаря тускло блеснул медальон в виде мальтийского креста, украшенный рубинами.

- Друг, ты прав, поделим имущество по-братски, – с этими словами крестоносец положил медальон на плоский камень и, взмахнув мечом разрубил его на две части…»

Как-то вечером раздался звонок в дверь. Я открыла. Оказалось, это курьер принес отцу билет на самолет. Папу вызывали на работу. Однако, в назначенный день отец отказался лететь, сказав что у него есть дела и поважнее, и попросил меня сдать билет. На следующий день курьер снова принес билет. Но на этот раз папа заявил, что не долетит и что, вообще, пусть они все катятся к черту со своей Японией. Билет опять пришлось сдать. Так продолжалось три дня. Наконец, позвонил папин начальник и сказал маме, что следующий понедельник - крайний срок. И если папы не будет в понедельник ровно в 18.00 часов на борту рейса до Токио, то его ждут очень большие неприятности. После этого звонка между моими родителями состоялся очень крупный разговор, после которого отец несколько успокоился и согласился лететь. Однако, на следующее утро с отцом случилось вообще что-то странное. Я, проснувшись, брела в ванную, когда отец затащил меня на кухню и, прижимая палец ко рту, зашептал:

- Только не говори громко. Они нас слушают.

- Кто? - спросонья не поняла я.

- Они, - пробормотал папа и, совершенно дико сверкнув глазами, метнулся на балкон. Выглянул наружу. Потом с воплем: «Они уже у подъезда!», бросился в свою комнату. Послышалась возня с ключами. В руках отец держал толстую тетрадь в зеленом коленкоровом переплете. – Возьми и спрячь. Ни при каких обстоятельствах, слышишь, чтобы не случилось, никогда и никому не говори, что у тебя есть эта тетрадь!

Я, так и не проснувшись окончательно, машинально взяла тетрадь и, забравшись на табурет, не раздумывая сунула тетрадь в коробку с елочными игрушками. Выглянув на улицу, я убедилась, что это раннее утро сквер перед домом и все пространство перед подъездом было пустынно. Я бросилась в комнату отца. Он стоял у окна, спрятавшись за занавеской, и что-то бормотал. В руках он держал свой наградной «Макаров». Тут мне уже стало страшно по-настоящему. Проснулась мать. Отец ринулся к ней, крича на ходу:

- Прячьтесь у соседей! Я вас прикрою! Спрячьте эти записи и никому не верьте! Вы не знаете, что они хотят со мной сделать... Но я не поддамся! Я им не Федька! Я не полечу, не полечу, не полечу...

Мы с мамой принялись успокаивать его. Говорили, что во дворе никого нет. Предлагали поесть, выпить чаю, коньяку. Никакого эффекта. Потом, видя, что он немного успокоился, попробовали отобрать у него пистолет. Не тут-то было. Отец закричал что-то насчет того, что мы с мамой тоже с ними заодно и опять рванул на кухню. Мы с матерью метались по квартире, не зная, что делать. Во-первых, у него в руках был боевой пистолет, а во-вторых, сами понимаете, стоило только вызвать врачей или кого-либо еще и на его работе можно было поставить жирный крест. Мать, наконец, присела на краешек кресла и заплакала, навзрыд. «Теперь придется успокаивать обеих», - обречено подумала я и помчалась на кухню за стаканом воды для мамы, надеясь, что в собственную дочь отец стрелять не будет. То, что я увидела там - поразило меня. Отец почти совершенно спокойно сидел за столом и... пил чай. Я оторопело остановилась. Он поднял на меня спокойные глаза и сказал:

- Они ушли. Теперь надо идти в милицию. А то, они угробят и меня и вас всех, - и потянулся за пистолетом.

Я отшатнулась. А он усмехнулся и сказал:

- Дурочка, ты. У меня же дороже вас с мамой нет никого на свете, - потом все-таки взял пистолет и, опустив голову, поплелся в свою комнату, где продолжала навзрыд плакать мама. В милиции отца внимательно выслушали. Естественно отец умолчал о том, где работает, назвавшись сотрудником одного из министерств. Потом «опер» задал нам с мамой несколько дежурных вопросов насчет запоев и возможности употребления нашим папой различной наркотической гадости типа ЛСД. Получив категорически отрицательный ответ, «опер» развел руками и сказал, что попробует во всем разобраться. После чего поднялся из стола, явно давая понять, что разговор окончен.

Несколько дней до пятницы прошли вполне спокойно, и мы все вспоминали недавнее происшествие, как ужасный сон. Однако, в пятницу папа так напился, что учинил скандал в конце которого поведал нам с мамой, что был бы не сказано рад, если мы свалим на дачу и не будем больше отсвечивать в городской квартире. Само собой разумеется, мы обиделись. После чего погрузились в машину и отправились в деревню. Вдогонку папа крикнул что-то насчет того, чтобы раньше, чем его самолет оторвется от земли, мы не возвращались.

...Я перебралась по подземному переходу на другую сторону Волоколамского шоссе и тут со мной чуть не столкнулась какая-то хрупкая женщина средних лет. Ну, знаете, как это бывает, делаешь шаг в сторону, а тот с кем хочешь разойтись, шагает туда же. Ты опять в сторону, ну и он в ту же. Так и не можешь разойтись с человеком. На это раз мне все-таки удалось избежать столкновения, и я продолжила свой путь. Но на мое удивление женщина окликнула меня по имени. Я обернулась. Женщина смотрела на меня во все глаза и молчала. Тогда я подошла к ней поближе. Первое, на что я обратила внимание так это на пару внимательных темных глаз, смотрящих на меня сквозь огромные очки. На вид ей было лет пятьдесят, приятное лицо, светлые волосы, схваченные сзади в пучок черной аптекарской резинкой. Под мышкой женщина еле удерживала сложенную, но все равно показавшуюся мне огромной, спеленатую скотчем детскую кроватку.

- Наташа! Ой, как Вы изменились! И Леночка моя тоже повзрослела. Замуж еле отдала. За одноклассника вашего - Пашку Комарицкого. Что за девчонка! Погуляет с парнем недельку и все - говорит, разонравился. А сейчас такая нервная стала, она ведь на девятом месяце уже. Вот кроватку ребеночку прикупила, - затараторила она.

От такого неожиданного натиска я даже растерялась. Мысли в раз перепутались, и я никак не могла взять в толк: какая Леночка? И где это Леночкина мамочка умудрилась купить глубокой ночью детскую кроватку? И Комарицкого я не помнила. Да, точно, одноклассника по фамилии Комаров помнила, а Комарицкого нет!

Но дама не унималась.

- А, правда, что Вы бросили медицину?

- Да подождите Вы, наконец! Какая Леночка? Какой Комарицкий? Вы, наверное, меня с кем-то путаете...

- Да нет же! Ведь Вы - Наташа Ростова, верно? - и не успела я кивнуть головой, продолжила:

- Наш Пашка - то, пропал неделю назад. Вышел за молоком и пропал. Леночка извелась вся. Рожать же скоро, а тут такое, - и вдруг она заплакала почти навзрыд.

Я ничего, не понимая, подхватила кроватку из ее рук и, не зная, что сказать взял ее под локоть. Наконец, женщина успокоилась и, подняв на меня заплаканные глаза, вдруг спокойным голосом попросила:

- Наташа, проводите меня до дому, а? Очень Вас прошу. Леночка меня у подъезда встречает. Ну, Вы как старая знакомая, успокойте ее, нельзя ей сейчас волноваться.

И женщина настойчиво увлекла меня за собой. Хотя я и устала от шашлыка и спиртного, да и дорога от дачи не близкая, отказаться было бы, не вежливо. Тем более что в доме, куда, судя по всему, увлекала меня несчастная женщина, действительно жила моя одноклассница Лена Боровая. Я даже вспомнила, что в классе в пятом мы с ней не поделили жениха. Смех, да и только. А вот ее маму, как ни старалась вспомнить не смогла.

Подойдя к дому, женщина действительно направилась к подъезду, в темноте которого мы с Ленкой когда-то выясняли отношения. Но около подъезда никого не было.

Женщина заметно встревожилась и подняв глаза на окна дома проговорила потерянным голосом:

- А где же Леночка? И свет в квартире не горит.

Я почувствовала, что она опять разрыдается, и стала успокаивать ее как могла:

- Может, замерзла и пошла домой? Давайте поднимемся в квартиру и посмотрим, скорее сего она давно спит. Заодно и кроватку я вам помогу до дверей донести.

Женщина с испугом посмотрела на меня и жалобным голосом проговорила:

- Нет, что Вы! Оставайтесь здесь, а я поднимусь и посмотрю. Заодно покараулите кроватку, да и Леночка может, отошла куда нибудь.

Хотя я и не представляла, куда может в два часа ночи отойти беременная молодая женщина, пришлось подчиниться. Женщина скрылась в подъезде, а я поставила к стене дома кроватку и присела на лавочку. Прошло, наверное, минут пять. Я посмотрела на окна Ленкиной квартиры. Странно, но они были темны. Потом перевела взгляд на детскую кроватку. В сложенном состоянии и прислоненная к стене она напомнила мне вдруг крышку гроба. Выругавшись про себя, я все-таки встала и переставила ее к дереву. Впечатление от ее вида осталось прежним. Ох, если бы тогда я знала, насколько близка была к истине!

Прошло еще около часа. Я была зла и сильно промерзла. Сначала было, решила подняться в квартиру и учинить скандал, но потом здраво рассудила, что лучше оставить Ленке записку с просьбой позвонить утром, а кроватку отнести пока к себе домой. Благо идти до моего дома буквально два шага. А уж если она не позвонит утром, связаться с этой Ленкой и самому задать ей трепку. Беременная, а шляется, где-то по ночам. Неудивительно, что от нее муж сбежал. Хотя я не помнила точно, остался ли у меня телефон Боровой. Так я и сделала.

Подойдя к своему подъезду, я по привычке задрала голову вверх и посмотрела на окна своей квартиры. К моему удивлению, на кухне горел свет. Значит, папа все-таки не улетел. Не хотелось даже думать о том, что теперь ждет его на работе. Навряд ли, его погладят по головке за столь длительное отсутствие на боевом посту.

Я вихрем взлетела на седьмой этаж и стала настойчиво звонить в дверь. Однако, дорогой родитель открывать дверь явно не собирался. Я разозлилась. Мало того, что пришлось больше часа сидеть с этой дурацкой кроваткой перед Ленкиным подъездом, так теперь еще меня не пускают домой. Выпитая на даче водка начала выветриваться, а состояние похмелья или, как говорят в народе «отходняк», неумолимо приближался. Хотелось поскорей принять душ и упасть, наконец, в родную постельку. Поняв, что дверь мне никто открывать не собирается, я достала ключи, и с третьей попытки попав в замочную скважину, повернула ключ. Однако, нижний замок, судя по поведению ключа был открыт. Я толкнула дверь, но она не открылась. Вероятно, был закрыт верхний замок. Но в силу того, что им мы никогда не пользовались, ключ от него у меня отсутствовал. Посмотрев на часы и проклиная все на свете, я позвонила в соседнюю квартиру, где жила очень милая бабуля Наталья Николаевна. Она, несмотря на поздний час, открыла почти сразу.

- Наталья Николаевна, бога ради простите, но папа закрыл дверь на верхний замок, а у меня нет от него ключа, - извиняющимся голосом начала я, - разрешите позвонить от Вас по телефону, а то он почему-то не открывает. Может спит?

- Конечно, Наташенька, звони. А, что Александр Ростиславович разве не улетел? Может поставить чайку? - захлопотала соседка.

- Наверно, не улетел. На кухне свет горит, я видела снизу, а чайку не надо, спасибо.

- Ну, звони, звони. А то хочешь, оставайся на ночь у меня.

- Да нет, спасибо, Вы же знаете у меня там собака. Вдруг с ним не погуляли? - отвечала я, машинально накручивая диск телефона.

- Странно, занято. Пойду, попробую еще раз позвонить в дверь, может, проснулся?

Однако, дверь опять никто не открыл и в моей голове созрел план. Когда-то давно, еще в школе, я забыла дома ключи и залезла в свою квартиру через балконную дверь. Расстояние между нашим балконом и балконом Натальи Николаевны было около полутора метров, так что риск был минимальным, и я преодолела это расстояние в два счета.

Балконная дверь, по счастью, была приоткрыта. В большой комнате было темно и, пройдя ее на ощупь, я вышла в коридор, где сразу же споткнулся о валявшийся на полу телефон. Пройдя по коридору и миновав маленькую комнату где, судя по тявканью, была заперта собака, я оказалась в небольшом коридорчике, ведущем на кухню...

То, что я увидела на кухне, потрясло меня. Папа сидел на стуле, уронив голову на колени, неестественно подвернув под себя левую руку и упершись правой, сжатой в кулак, в пол. А еще все пространство вокруг - и холодильник, и кухонный гарнитур, стулья, пол и стены буквально все было залито кровью. Я стояла и растерянно взирала на все это не в силах сдвинуться с места, пока не ощутила во рту сладковатый запах смерти. Пошатываясь, я вышла в коридор и подняла с пола трубку телефона - она молчала. Тут я немного пришла в себя и, выйдя на лестничную клетку, закурила. Затянувшись пару раз, вновь позвонила в дверь к Наталье Николаевне.

- Наталья Николаевна, Бога ради извините, можно от Вас еще раз позвонить?

- А что случилось?

- Там, - начала я, не зная, что сказать, - с папой несчастье случилось.

Пожилая женщина начала было причитать, вероятно, по моему лицу прочитав самое худшее. Я же решительно бросилась к телефону и набрала « 03». Честно говоря, мне было жутковато, а, зная, насколько «оперативно» выезжают наши медики по вызову на труп, я довольно убедительно описала диспетчеру скорой помощи клиническую картину сильного желудочного кровотечения и следующего за ним гемолитического шока. Так у меня появился реальный шанс ожидать милицию, которая, как мне казалось если и приедет, то под утро, не в одиночестве, а в компании бригады интенсивной терапии. Положив трубку, я закурила новую сигарету и решительно вернулась в свою квартиру. Итак, все на кухне было залито кровью. Она еще не успела «залачиться», т.е. верхний слой крови, соприкасающийся с воздухом, не успел свернуться. Значит, страшные события разворачивались здесь совсем недавно – менее часа назад. Папа сидел на стуле, уронив туловище на колени и свесив голову. На спине никаких видимых повреждений не было. А вот на кулаке правой руки, которой папа как бы упирался в пол, ясно виделась приличная ссадина... Стол вообще являл собой что-то странное. Было, похоже, что за ним на протяжении как минимум недели пьянствовала целая компания БОМЖей. Заваленные окурками тарелки тончайшего саксонского фарфора с ручной росписью. Серебряные вилки и тут же вскрытые ножницами (!) консервные банки с лососем и сайрой. И многочисленные винтовые пробки желтого цвета из-под литровых бутылок со спиртным. Я их насчитала шесть штук.

- Ничего себе, посидели ребята, - горько подумала я.

Но что странно, самих бутылок не наблюдалось. Хотя, я - то отлично знала, что папа по мере опустошения стеклянной тары подобного рода, всегда сначала аккуратно заворачивал крышку, а потом бережно ставил, пустую бутылку под стол. За что всегда получал нагоняй от мамы. Однако ни под столом, ни в каком либо другом месте на кухне бутылок не было. За исключением одной - из-под вишневого ликера. Который папа, кстати сказать, терпеть не мог. Мелькнула мысль о посторонней женщине, но я ее отмела сразу. Не может же, в самом деле, приличная женщина сидеть за таким столом! А с неприличными дамами, я была уверена, папа не общался. Нет, - уверила я себя, эта, с позволения сказать, «сервировочка» - явно обошлась без женских рук.

Тут в прихожей соловьиной трелью залился звонок, и меня аж всю передернуло от неожиданности. Неужели, уже приехала скорая? Что-то уж очень быстро. Подходя к двери, я посмотрела на часы. Да, пожалуй, четыре минуты, которые прошли с момента вызова - абсолютный и безусловный рекорд. Впрочем, возможно это Наталья Николаевна. Я открыла дверь и не поверила своим глазам - на пороге действительно стояло три человека в белых халатах, судя по огромному оранжевому чемодану, так называемой «амбушке» - бригада интенсивной терапии.

- Где? - задал скупой вопрос пожилой, солидного вида врач и, проследив за направлением моего взгляда, устремился на кухню. За ним ринулись остальные.

Едва я успела дойти до поворота на кухню, как мне навстречу, раскрывая какую-то папку, вышел тот самый седой врач и сказал:

- Явный криминал, - потом помолчал и добавил:

- Несколько огнестрельных ранений. Не больше часа назад. До приезда милиции ничего трогать не будем. Откуда можно позвонить в милицию?

Я, молча, указала ему на дверь Натальи Николаевны, и прошла на кухню. Однако на саму кухню меня уже не хотели пускать, вежливо повторив, что до приезда милиции трогать ничего нельзя. Но я, заявив, что кончились сигареты, все же подошла к столу и взяв со стола нераспечатанный блок «Мальборо», еще раз окинув взглядом стол. На первый взгляд, на столе все осталось, как и было, однако в то же время чего-то не хватало. Но вот чего, я вспомнить никак не могла. Тогда я снова положила на стол блок сигарет, но от этого картина в голове не прояснилась - все равно чего-то явно не хватало, и я вышла в коридор.

Медицинская бригада в полном составе курила на лестничной площадке, как я поняла в ожидании милиции. Здесь же стоял и их огромный желтый чемодан, на котором лежал какой-то бланк, на котором аккуратным почерком были написаны все данные отца. Фамилия, имя, отчество, год рождения.

- Интересно девки пляшут, - тихо пробормотала я и, поймав на себе внимательный взгляд врача, прикусила язык.

Действительно странно. Ведь я не говорила им данных папы, да они и не спрашивали. Минут через пятнадцать в кармане у пожилого врача что-то запищало и он, нервно взглянув на часы, присвистнул и сказал:

- Ну-с, девушка, мы ждать, увы, больше не можем. Как, впрочем, и чем нибудь помочь вашему отцу. Вот эту бумагу передадите милиции, когда приедут. Честь имею, - сказал он и нажал кнопку вызова лифта.

Я снова осталась в обществе Натальи Николаевны, которая что-то спрашивала меня, а я что-то невпопад отвечала.

Не прошло и часа, как уехали медики, на нашем этаже с грохотом остановился лифт. Прибыла милиция... и кошмар продолжился. Оперативно-следственные группы все прибывали и прибывали. За группой из нашего отделения милиции прибыла группа с Петровки, затем с Лубянки, потом из Прокуратуры и очень скоро в нашей совсем не маленькой ведомственной квартире в сто с лишним квадратных метров жилой площади было не протолкнуться. Со всех сторон на меня нещадно сыпались дурацкие, как мне тогда казалось, вопросы. Это продолжалось до часу дня. После этого все начали постепенно разъезжаться, и к четырнадцати часам пополудни я снова осталась совершенно одна, если не считать папы, оставленного лежащим под простыней в коридоре, в ожидании «перевозки».

Я стояла на балконе и курила, глядя на пасмурное августовское небо. Было тошно и пусто на душе. Я думала только об одном, как я скажу о том, что случилось маме. Я пыталась найти какие-то слова, которые прозвучали бы не так страшно. Но в голову ничего не приходило. Мне становилось все хуже и хуже. Чтобы хоть как-то отвлечься, я взяла телефон, и подсоединила оторвавшийся контакт. Услышав гудок, я машинально поставила телефон на тумбочку. Но не успела я сделать и пары шагов, как он пронзительно зазвонил. От неожиданности у меня мгновенно вспотела спина. «Совсем нервы никуда не годятся», - подумала я и, сняв трубку, пробормотала что-то вроде:

- Слушаю...

- Здорово, Натаха! - сказал задорный женский голос на том конце провода.

- Кто это? - спросила я, пытаясь сосредоточиться.

- Как кто! Ну, ты даешь! Сама оставила записку с настойчивой просьбой позвонить. Я, как дура, звоню, думаю, что-то случилось. А она меня даже не узнает.

- Лен, ты что ли?

- Нет - Пушкин! Ну, а кто же еще?

- Лен, ты извини, сегодня, наверное, не получиться отдать тебе кроватку. Тут такое дело... - начала я, запинаясь буквально на каждом слове.

- Какая кроватка? - после секундного замешательства спросила она.

- Детская...

- Ты что меня разыгрываешь, да? Или ты таким оригинальным образом намекаешь на ту давнюю ссору? - расхохоталась она.

- Подожди, - в отличие от Леночки мне было не до смеха. - Вчера я встретила твою маму и помогла ей донести детскую кроватку до твоего подъезда, а потом...

- Мою маму? - переспросила она удивленно. - К твоему сведению, моя мама уже десять дней, как загорает в Сочи.

- Как в Сочи? - а как же... Хотя ты говоришь... Лен, ты знаешь, я тебе завтра позвоню, - сказала я и, не дожидаясь ответа, повесила трубку.

В голове абсолютно все перепуталось. Мозг отчаянно пытался выбраться из лабиринта непонятных событий и страшных мыслей. Но перед глазами упрямо, как в калейдоскопе пробегали события последних десяти дней. Кухня, залитая кровью и папа. В нелепой и ужасной позе. И Ваганьковское кладбище. Толпа людей вокруг папиной могилы. Видимо, соратников и товарищей по оружию. Пламенные речи. А ведь кто-то из них, наверняка, пусть косвенно, но был причастен к гибели отца.

Не знаю почему, но после сегодняшнего разговора со следователем, я была в этом уверена. Утром, когда я по повестке входила в один знаменитый особнячок, расположенный на не менее знаменитой улице, то очень надеялась, что следствие продвинулось вперед и что-то теперь можно сказать определенно. Но, к сожалению, разговор сразу пошел в совершенно неожиданном для меня русле.

В предъявленном мне для ознакомления акте вскрытия, значился диагноз: «Острая сердечная недостаточность, причина которой устанавливается». Не правда ли, очень странно? Ведь врач, проводивший первичный осмотр сказал прямо: «Несколько огнестрельных ранений».

О чем я незамедлительно и сообщила следователю, представившемуся мне как Игорь Петрович. На что этот здоровый рыжеволосый детина в бешено дорогом клубном пиджаке, довольно едко заметил: «Я не знаю, что Вам сказал тот врач...», сделав ударение на слове «тот», «Но на руках у меня официальное заключение судмедэксперта, так что извините, но плясать мы, все же будем от этих данных...».

- Ну, хорошо, - не сдавалась я, - а как быть с тем просто огромным количеством крови на месте преступления?

- Во-первых, не преступления. А происшествия. А во-вторых, кто Вам сказал, что кровь э... в помещении принадлежала именно Вашему отцу?

- А кому же еще? Ведь больше в квартире никого не было! - воскликнула я после некоторого замешательства.

- Это, девушка, как впрочем, многое другое Вам знать не обязательно, - грубовато заявил он и, видимо желая, несколько смягчить обстановку, добавил: - Пока. В интересах следствия.

- Хорошо, но в акте вскрытия указано время наступления смерти - 4 августа. Так? - опять перешла я в наступление. И уловив его неохотный кивок, продолжила: - А между тем соседка из соседнего подъезда утверждает, что видела его в добром здравии и даже разговаривала с ним именно в понедельник 6 августа в 14.00. Не могла же она разговаривать с человеком, который уже около двух суток мертв? Да и я нашла отца именно в час ночи с минутами, 7 августа, а кровь даже не успела свернуться.

- А кто, собственно, это может подтвердить? Опять этот ваш пресловутый врач со «Скорой»? Или ваша соседка, замотанная домашними делами, у которой все дни совершенно одинаковые? Повторяю, меня лично, там не было, и я привык опираться на официальные документы, а не на показания врачей «скорой», домохозяек и, простите, студентов, пусть даже и медиков. К тому же, - тут он неожиданно облизнулся, взглянув на меня как кот на сметану, - Вы, Наталья Александровна, уверены, что вообще вызывали «скорую»?

Признаюсь - его вопрос поставил меня в тупик, а по спине моментально сбежал ручеек пота.

- Конечно, - как можно беззаботнее ответила я. - Набрала, как полагается «03» и минуты через четыре прибыла, насколько я могу судить, бригада интенсивной терапии.

- …? - поднял Игорь Петрович одну бровь.

- Через четыре минуты... А что? - вызывающе бросила я.

- А то, милая девушка, - взревел он, вскочив и нависнув надо мной. - Что все звонки по «03», равно, кстати, как и по «02» записываются на пленку! Так вот 6 и 7 августа 1990 года звонка на пульт службы «03» ни с вашего телефона, ни с телефонов ваших соседей по подъезду, равно как с телефонов всего вашего дома не поступало! Вот и выходит, что... - Сделал он эффектную паузу.

Тут мне стало совсем хреново. Во рту пересохло и страшно захотелось курить. Игорь Петрович, видимо, догадался и протянул мне сигарету.

- Товарищ следователь, я могу описать врачей, которые приезжали. Можно выяснить, с какой они подстанции и узнать, кто их вызвал, - торопливо говорила я. И потом, они оставили для милиции какие-то заполненные бланки. Я их передала «операм» как только они приехали.

- Не сомневайтесь, гражданка Ростова, мы все выясним. Но только без Вашего участия. Я понятно излагаю? - совсем спокойно добавил он, - Будем разбираться. Пока ни одного фигуранта нет, мотивов убийства, если это вообще убийство тоже выявить не удалось. Дело будет на контроле у прокуратуры. А заниматься вплотную им будут в вашем районном отделении милиции. Да, и вот еще что, - сказал он, уже занеся авторучку, чтобы отметить мне пропуск на выход: - Если я узнаю, что Вы пытаетесь, что-либо выяснить самостоятельно и мешать следствию, то... сами понимаете. - Он противно улыбнулся и протянул мне пропуск: - Желаю удачи...

Шел сильный дождь, и дворники даже в максимальном режиме работы не успевали за зарядами дождя. Я гнала папину «тойоту» в сторону Голицыно

и пыталась сосредоточиться. Однако, ничего не получалось - меня била такая сильная дрожь, что клацали зубы. И это несмотря на то, что печка в машине исправно пахала вовсю. Да, ну и переср... ла я сегодня в том небольшом кабинетике. Нет, нервы мне определенно надо лечить. Медитацией, что ли заняться?

Когда за мутными от дождя стеклами промелькнул поворот на Одинцово, я поняла, что если немедленно не приму внутрь чего нибудь крепкого - мне придет конец. И, недолго думая, я под отчаянный сигнал какого-то «жигуля», резко свернула на обочину и остановилась около ярко освещенных окон коммерческой палатки. Среди пестрого разнообразия фальсифицированного пойла я не без труда отыскала безумно дорогую бутылку армянского коньяка и, заплатив деньги, устремилась в теплый салон. Не успев упасть на удобное сиденье, сорвала зубами винтовую крышку с пузатой бутылки и, как заправский алкаш, жадно присосалась к горлышку. Тепло, медленно растекалось по каждой клеточке моего организма и, дрожь унялась. Я передохнула секунды две и, сделав еще один большой глоток - закурила. В голове стало ясно и пусто. Оставалось только допускать в голову все факты не вперемежку, а в строгой очередности...

Теперь, слегка подогретая алкоголем, я увидела все происшедшее несколько в ином свете, нежели раньше. А чего я, собственно так испугалась этого следователя? Я же ни в чем не виновата. Нет, все-таки он страшен, бродяга. Фу. До сих пор мурашки по всему телу. Наверное, страх перед всякими, такого рода организациями у простого советского человека, в крови. Впрочем, если не считать, что я чуть не подпустила в штанишки, то от сегодняшней нашей встречи определенно больше пользы, чем вреда. Во-первых, теперь совершенно ясно, что это убийство. Причем, заказ поступил, несомненно, из папиной родной конторы. Никто кроме нее, не может оказывать такое давление на следствие и так нагло фальсифицировать, а то и попросту игнорировать факты. Во-вторых, меня вежливо предупредили, чтобы я не лезла не в свое дело. Интересно, а чье же оно тогда, если не мое. И последнее - когда я читала акт вскрытия, то обратила внимание и запомнила фамилию и инициалы врача, проводившего вскрытие - Абрамян А.А. Зная адрес горбольницы при которой располагался судебный морг, куда отвезли тело отца, мне не составило особого труда выяснить, что гражданин Абрамян Ашот Ашотович, проживает в поселке Голицыно Московской области.

Я сделала еще один глоток и, решительно отложив бутылку, мягко вырулила на трассу. Когда я подъехала к нужному дому, совсем стемнело, и дождь уже не лил, как из ведра. Но едва я выбралась из машины и немного огляделась, то почувствовала, что и моросящий дождь не менее ловко проникает сквозь одежду. Вышеуказанный врач жил в большом двухэтажном доме из добротного бруса, обшитого «вагонкой». Двухметровый сплошной забор из обрезной доски надежно укрывал своего хозяина от непрошеных гостей. Почувствовав, что замерзаю, я подошла к калитке и решительно нажала на звонок, который приглушенно заверещал где-то в доме. Подождав минуты три, опять позвонила. Никакого результата. Я набралась наглости и толкнула калитку, так как дождь опять усилился, а хозяин явно не спешил предоставить кров припозднившемуся путнику. Зайдя во двор, я посмотрела на громаду темного дома. Света нигде не было видно. Тогда я прошла по довольно широкой дорожке, обсаженной молодыми и пушистыми елками, до входной двери. И увидела, что из одного окна на втором этаже сквозь плотные шторы все же пробивается едва заметная полоска света. Я решительно постучала в дверь и, не дождавшись ответа, потянула ее на себя... Она, к моему удивлению, оказалась незапертой.

Массивный человек средних лет, явно кавказской национальности, облаченный в бежевый шелковый домашний халат, лежал навзничь на полу спальни. Открытые глаза смотрели в потолок. Халат на груди в нескольких местах был, как бы украшен огромными алыми розами, но даже в неверном свете ночника я сразу догадалась, что это была кровь. Судя по всему, это и был гражданин Абрамян. Который уже был бессилен мне помочь, как впрочем, и я ему. Пора было срочно делать ноги.

Чувствуя, что тошнота начала подкатывать к горлу, я схватила первую попавшуюся тряпку и старательно протерла все места к которым, как я помнила, прикасалась. Затем плотно прикрыла за собой дверь в дом и калитку и так плюхнулась на сиденье, что бедная «тойота» жалобно скрипнула. Выехав на шоссе, я опять на минуту остановилась, чтобы приложиться к бутылке. После чего рванула в Москву.

На подъезде к развязке Волоколамского и Ленинградского шоссе, я неожиданно для себя ушла правее, на «Ленинградку». Затем свернула к бассейну ВМФ и, загнав машину вглубь парка, остановилась. Не помню, кто сказал, что когда не знаешь с чего начать, нужно сделать первый шаг. Да, легко сказать. Вот я сделала первый шаг и что с того? Чуть не подставилась под милицию. Еще неизвестно, не оставила ли я случайно своих отпечатков в том миленьком домике за высоким забором или не видел ли кто, ну так - чисто случайно, рядом с калиткой мою машину? А если кто и видел, то наверняка и номера мои запомнил. С моим-то везением. А я - то думала, что раз я - человек законопослушный, то и бояться мне решительно нечего. Да, если мозгов нет - считай калека. Это тебе, дурочка, не по лесам бегать, когда собака за тебя все делает. Тут и самой шевелиться надо! Я распахнула дверцу и вылезла наружу. Дождь почти закончился, пахло влажной хвоей и грибами. Я потянулась к бутылке и выплеснула в рот все до единой капли. В голове просветлело окончательно. И, что удивительно, на самоуничижительные речи больше вроде не тянуло. Решение пришло сразу и удивительно легко. Вот, что значит, толковая и главное своевременная самокритика. Зашвырнув, пустую бутылку далеко в кусты и, таким образом, нанеся посильный урон и без того чахлой московской природе, я забралась в автомобиль и вырулила из кустов.

Наше родное отделение милиции встретило меня приветливо. Замотанный дежурный, стараясь перекричать возмущенно-пьяные вопли задержанных, сообщил мне, что по всем вопросам следует обращаться в пятый кабинет, где должен в данный момент находиться дежурный «опер». Последнюю фразу я поняла по его артикуляции равно как, по жестикуляции - уловила направление, в котором мне стоило вести поиски нужного кабинета. Пройдя в указанном направлении, я действительно увидела чрезвычайно грязную дверь с табличкой «5». Дверь была оббита драным дерматином и, честно говоря, своим видом просто пугала посетителей. Впрочем, может быть, так и было задумано.

Постучавшись, я зашла в кабинетик, тесный и полутемный, площадью не более пяти квадратных метров. В данном служебном помещении вероятно только благодаря потрясающей изобретательности были втиснуты три громадных письменных стола работы неизвестного архитектора и шесть стульев. За одним из столов сидел высокий крепкий парень лет тридцати, и что-то печатал одним пальцем на огромной, видимо дореволюционной печатной машинке, старательно морща лоб. При моем появлении он оторвался от своего дела и поднял на меня глаза. Это был тот самый опер, к которому за помощью обращался отец. Разговаривать о чем-либо в данном заведении сразу расхотелось. Я уже собиралась сказать: «Извините» и, сделав вид, что ошиблась дверью, испариться. Но он вскочил из-за стола и радостно, как старый знакомый, протянул мне руку. Так, наверное, здороваются с шизофрениками, из боязни их разволновать и вызвать бурную реакцию.

- Наталья Александровна, если не ошибаюсь? Слышал о вашем горе, сочувствую, - он сделал скорбное лицо. - А вашим делом занимается Юрий Александрович. Только, к сожалению, его сейчас нет, - он взглянул на часы, - но если Вы подождете, буквально минут сорок, то он подъедет.

- Конечно, подожду. Пойду, покурю, на улицу.

- Да курите здесь! - предложил он таким радостным и дружеским тоном, что мне стало не по себе.

- Спасибо. Но я лучше на воздухе, - также беззаботно откликнулась я, рассчитывая посидеть в машине и в случае чего дать деру. Уж машину-то папину они вряд ли знают. - Как Юрий Александрович выглядит? - спросила я, уже с порога кабинета, - а то вдруг мимо пойдет.

- Он, в случае чего, сам Вас узнает. И далеко не отходите, а то он прийти может с минуты на минуту. Хорошо? - дружески подмигнул он мне и опять скрылся за своим печатным монстром.

Я неплотно прикрыла за собой дверь и, облокотившись о косяк, придвинула ухо как можно ближе к образовавшейся щели. В кабинете послышался звук, характерный для набора номера на дисковом телефоне. Я похолодела. И подумала, что через «дежурку» меня точно не пропустят. На негнущихся ногах я пошаркала мимо дежурного, боясь поднять глаза. Но он даже на меня не взглянул. - Вот так и начинается паранойя, - улыбнулась я про себя уже сидя в теплом салоне автомобиля.

С Юрием Александровичем мы сразу подружились. Просто диву даешься, какие оказывается простые и обаятельнейшие люди работают в нашей «ментовке». Это был высокий улыбчивый мужчина лет тридцати пяти с пышной светлой шевелюрой и пронзительно голубыми глазами. Он внимательно выслушал меня, задал множество вопросов и, как ни странно, ответил на мои. Правда, не на все.

Самые худшие подозрения оправдались. Папу замочили, и не просто грохнули, а сделал это кто-то из своих, или заказал кто-то из своих. На этот вопрос, практически единственный, Юрий Александрович ответить не смог. Как следствие этого, с его стороны последовало множество аккуратных вопросов о папином окружении и довольно настойчивых просьб осторожно пообщаться, по возможности в неофициальной обстановке, с теми папиными друзьями, которых я знала лично. Я, естественно согласилась. Ибо почувствовала, что этот улыбчивый «опер» хочет докопаться до истины не меньше меня. Уж не знаю, что было нужно ему, а мне такой соратник был явно на руку. Тем более, что с некоторыми из папиных, теперь уже бывших друзей, поговорить действительно стоило.

Первым в списке на задушевную беседу стоял очень солидный человек - Тарасов Иван Петрович, много лет, проработавший вместе с папой под крышей Морфлота и Аэрофлота и, судя по одинаковым подаркам, которые тот и другой привозили из-за границ своим детям - работали они вместе. С одной стороны, может показаться невероятным, но представьте себе такую ситуацию:

С его сыном Денисом мы дружили с детства, и естественно, старались по возможности похвастаться друг перед другом подарками отцов. Однако, уже в классе так в пятом это занятие нам наскучило и вот почему... Вскоре выяснилось, что подарки - ценимые тогда, среди школьников на вес золота - пластиковые «индейцы» и «ковбои», равно как и вкладыши от жевательных резинок с фотографиями или просто кадрами из известных западных фильмов, а чаще японских мультфильмов, странным образом оказывались одинаковыми. Кстати, в ходу были даже бывшие в употреблении пробки от «Кока-колы» с изображением с обратной стороны разного рода монстров из так популярных тогда «Звездных войн». Что, кстати, рождало между нами с Денисом, вполне, здоровую конкуренцию. Так как товар для обмена с одноклассниками был практически идентичен. Было странно другое, что если мой папа, к примеру, прилетал из Японии, то господин Тарасов, по его собственным словам, неизбежно появлялся абсолютно с другого края света, например из Швеции, так, во всяком случае, сообщалось нашим мамам. В общем, где-то к восьмому классу мы с Дениской посредством сопоставления солдатиков и прочих сокровищ, в виде фантиков и пробок от бутылок, однозначно пришли к выводам, что наши папы работают вместе.

И поскольку, эти, пусть детские, наблюдения были, с моей точки зрения абсолютно верны - первый разговор предстоял именно с ним.

На следующий день мы встретились с «опером» в папином гараже. В двух словах, вся ценная для нас информация, почерпнутая мною из разговора с господином Тарасовым, сводилась к следующему:

В тот день, 6 августа 1990 года, а именно около 15.00 часов Тарасов позвонил к нам на квартиру. Естественно, с целью узнать папины планы на ближайшее будущее. Однако, сначала к телефону подошел не отец, а некая особа женского пола. Которая подозвала к телефону отца, который послал своего друга Тарасова к чёрту и добавил, что ни в какую Японию, ни куда-либо еще он не полетит. Товарищ Тарасов, зная, что мама, и я находимся на даче, встревожился и еще раз запросил центральный компьютер о подтверждении сделанного ранее заказа на три билета рейсом Аэрофлота 6 августа 1990 года до Сакаты. Почему три билета? Да потому, что вместе с папой должны были лететь еще два человека. Однако, компьютер подтвердил наличие лишь двух забронированных мест на данный рейс. Хотя Тарасов лично заказывал три билета. Сами понимаете, что в те времена уж кому, а Комитету в «броне» никто бы не отказал. Папина фамилия отсутствовала в списке потенциальных пассажиров. Тарасов, по его словам сначала удивился, а потом не на шутку встревожился и повторил запрос. Но и на этот раз компьютер выдал информацию лишь о двух билетах на данный рейс. Телефон же нашей квартиры оказался безнадежно занят. Дверь, посланному к папе домой сотруднику тоже никто не открыл ...

- Так что сама понимаешь, - сказал мне Тарасов, - твоего папу «списали» еще раньше... И единственно правильным решением было, как мне показалось тогда, твоего папу подстраховать.

- Как?

- Я послал на ваш адрес группу квалифицированных сотрудников, под прикрытием. Как, наверное, ты догадалась, это и была «бригада интенсивной терапии». Они вели наблюдение за вашей квартирой и видеосъемку подъезда почти целые сутки с 17.00 вечера 6 августа до 0.03 утра 7 августа. К сожалению, они не могли прослушивать разговоры как внутри квартиры, так и телефонные переговоры твоего отца. У вас в квартире стоял мощный глушитель. Кстати, они его сняли, пока ты была с «медбратом» на кухне. После того как ты вошла в подъезд, они заблокировали ваш телефон от городской телефонной сети и сами приняли твой звонок по «03». После чего сразу поднялись в квартиру. Конечно, немного поторопились, но с другой стороны убийца мог все еще находиться в квартире. Так что сама понимаешь. Интересно, что в ваш подъезд, включая черный ход, за время наблюдения зашло 128 человек, а вышло 123. Личность всех вошедших, равно как и вышедших мы установили. Это либо знакомые жильцов, либо сами жильцы... За исключением одной особы. Ее личность была установлена исключительно благодаря тому, что я лично с ней знаком...

- ...?

- Да, да не удивляйся, а ты с ней знакома даже лучше, чем я. Ее я узнал сразу, как только материалы оперативной съемки легли мне на стол. Думаю, ты тоже без труда ее опознаешь...

С этими словами господин Тарасов бросил мне через стол пачку фотографий, которые стремительно проскользив по полированной поверхности стола, рассыпались у меня на коленях. Сомнений не было - с четких, цветных фотографий на меня смотрела моя лучшая подруга - Оксанка…

- Получается, - тихим голосом спросила я, - что никто кроме нее не может быть подозреваемым?

- Ошибаешься, дружочек. Она - то, как раз и ни причем. Или почти, так будет точнее. – Тарасов, заметив, как у меня поползли вверх брови, сделал упреждающий жест рукой. - Ты сама понимаешь, что хотя я и не могу вести официальное расследование, мои орлы все-таки кое-что нарыли. Прежде всего, нас интересовал способ, которым воспользовался убийца, чтобы незаметно проникнуть в квартиру. Или хотя бы просто в подъезд. С первого взгляда это невозможно. Все находилось под наблюдением. Но, как выяснилось, убийца воспользовался для этого соседним подъездом. Примерно это выглядело так:

Убийца зашел в соседний подъезд, который, естественно не был под наблюдением, поднялся на седьмой этаж и проник в квартиру, балкон которой расположен рядом с балконом вашего соседа. Далее, он перебрался на соседний балкон и через квартиру ваших соседей вышел на лестничную клетку седьмого этажа уже вашего подъезда. Кстати, заметь, что воспользовался он тем же способом, что и ты. Так вот, выяснить это удалось чисто случайно. Ваши соседи, приехав с дачи, обнаружили свой балкон открытым, хотя, ясное дело, плотно закрыли его перед отъездом на все шпингалеты. Они, конечно, встревожились, но так как ничего не пропало, обращаться в милицию не стали. Об этом они случайно вспомнили, когда я послал своих орлов опросить соседей еще раз. Ты ведь знаешь наше отношение к смежникам. Участковые, да и «опера» из районных отделений всегда работают спустя рукава. Вот если бы «мента» завалили, тогда другое дело, а так … В общем, дальше было, как говорится, делом техники. Так как хозяева квартиры, расположенной в соседнем подъезде на седьмом этаже еще на даче, мы тихонечко сняли замок с их входной двери и отправили на экспертизу. Оказалось, что на личинке замка присутствуют довольно глубокие царапины. То есть при открытии замка пользовались отмычкой. Ушел убийца тем же путем. Так-то вот. Единственно, что не понятно – как он проник в вашу квартиру? Твой отец никогда бы не открыл дверь незнакомым людям. Думаю, в этом не последнюю роль сыграла твоя лучшая подруга. Я уже говорил, что я не могу брать на себя ответственность и вызывать людей для допроса по этому делу. Это может плохо для меня кончиться, следователю районного отделения она тоже вряд ли, что скажет, а вот тебе очень даже может быть. Впрочем, то, что твой отец открыл дверь ей, а не убийце можно утверждать почти на сто процентов. Важно то, что оказалась она там случайно, одновременно с тем, как убийца вышел из соседней квартиры или нет. Так что поговори с ней, но только осторожно. Не задавай никаких вопросов. Постарайся сделать так, чтобы она сама тебе все рассказала. А то, что ей есть, что рассказать, я не сомневаюсь.

- А как это сделать?

- Подумай. Найди способ. Думай, тебе видней. Да, вот еще что, на меня не ссылайся ни при каких обстоятельствах. Подпишешь нам обоим смертный приговор. Ты меня поняла? И не волнуйся, рядом с тобой всегда будет мой человек, подстрахует, если что. Сюда больше не приходи и не звони. Если вызовут к следователю, и он спросит, зачем ты приходила, скажешь, что у меня остались два акваланга твоего отца, и ты пришла поинтересоваться можно ли их забрать. Кстати, это соответствует действительности, и я их пришлю тебе через недельку со своим водителем, ну ты его знаешь - дядя Гена. Помнишь? Ну, давай, поосторожней…

- Да, - только и сказал Юрий Александрович, выслушав мой рассказ и не переставая чесать вихрастый затылок.

- Я думаю, мне надо срочно встреться с Оксанкой, - сделала я закономерный вывод.

- Давай, - нехотя согласился он.

Казалось, что может быть проще, чем позвонить сокурснице и договориться о встрече. Все-таки не чужие люди. На практике все оказалось сложнее. Я звонила, наверное, раз пять и все время попадала на ее мать, которая и раньше-то не питала ко мне теплых чувств, а теперь просто отвечала на мои просьбы позвать дочь, ледяным отказом. На это ушло дня три и стало ясно, что с ее матерью кашу не сваришь. Хотя справедливости ради, надо заметить, что это я поняла давно, сразу, как только я первый раз вышла от нее из гостей.

Когда я уже было совсем, потеряла надежду, Юрий Александрович предложил блестящий, как мне тогда показалось план. Он вызывает ее к себе, как мою пусть не очень близкую, но все подругу, могущую иметь по данному делу, какую либо информацию. Беседуя, держит ее у себя примерно час, а мне выписывает повестку о явке в отделение милиции на час позже. Таким образом, мы рассчитывали, что я столкнусь с ней на улице, нос к носу и у нас появится возможность поговорить друг с другом наедине. Был предусмотрен и тот вариант, если к следователю она заявится с матерью. В этом случае, он отпускает Оксанку и оставляет у себя ее мать, опять- таки для беседы.

В общем, из этой затеи тоже ничего не получилось. Оксанка, как я и подозревала, явилась в отделение милиции вместе с матерью, которая с порога набросилась на Юрия Александровича разъяренной тигрицей, заявив, что Ксюша и так достаточно устает в институте, чтобы еще ходить по всяким (!) милициям. И добавила, что ее дочь ничего рассказать не может, так как давно вычеркнула из своей памяти не только свою непутевую подружку, то есть меня, но и всю мою семейку. Короче, разговора не получилось и Юрий Александрович, дабы остаться живым и дееспособным поспешил выпроводить их обеих. Оксанкина мать, покинув кабинет, пошумела еще с полчаса в дежурке и только тогда с гордостью удалилась.

Мне не оставалось ничего другого, как попробовать перехватить свою бывшую подружку около дома, по возвращении из института. Попытка, как не странно, удалась в первый же вечер. Я подъехала к ее дому в подмосковном городе Одинцово часов в семнадцать, прождала до двадцати двух и, честно говоря, слегка закемарила. Проснулась я оттого, что кто-то осторожно открыл дверку со стороны пассажирского сидения и скользнул внутрь салона. Со сна я никак не могла сообразить, где нахожусь. И только почувствовав осторожное прикосновение к моей руке, сообразила, что рядом сидит Оксана. Я недоуменно воззрилась на нее, не веря еще своим глазам.

Только я открыла, было, рот, как услышала ее шепот:

- Ничего не спрашивай, поехали отсюда.

Я сразу врубилась и, не задавая вопросов, рванула, к выезду из города в сторону Барвихи. Некоторое время ехали молча. Пошел дождь. Через блестевшие от света встречных машин капли на лобовом стекле и мелькание дворников, я заметила справа от нас грунтовую дорогу, уходящую вглубь соснового бора. Не размышляя, я свернула и метров через триста остановилась.

- Дай закурить, - попросила подружка.

Я взглядом показала на «бардачок». Глядя на то, как она пытается трясущимися руками вытащить сигарету, я поняла, что случилось что-то страшное. Оксана заговорила только после того, как язычок огня из поднесенной мной зажигалки лизнул ее сигарету и, вырвав на мгновение из темноты салона ее бледное, как полотно лицо, потух.

- Я была там, у вас на квартире в тот день, - нерешительно начала она. – Я бы рассказала все в милиции, будь я посмелее, но тут дело даже не во мне, а в… - Тут, она глубоко затянулась и внимательно посмотрела мне в глаза, - не во мне дело, понимаешь!

Внезапно она бросила сигарету себе под ноги и, схватив меня, что называется «за грудки», начала яростно трясти. Немного придя в себя, я взяла ее за руки и не без труда оторвала их от своего платья. Наташка как-то сразу сникла, мне даже показалось, что она уменьшилась в размерах, и, всхлипнув, продолжала:

- Я молчала, потому, что боялась, но не за себя. Ты не подумай. Я боялась за Леночку.

- Что с ней? - Вскрикнула я. Леночка была плодом первого неудачного замужества Наташки и моей крестницей.

- Ничего с ней не случится. Пока я буду молчать. Но молчать я больше не могу. В тот день, пятого августа я пошла вечером гулять с Леночкой в городской парк, мы уже возвращались, когда возле нас остановилась черная, вся такая лакированная «Волга» и оттуда вышли двое молодых парней. Знаешь стриженных таких, с наглыми мордами. Подходят к нам и спрашивают: «Не хотите прокатиться?». Я отвечаю:

- Нет, спасибо, мы уже идем домой.

А они говорят:

- Ну, вот мы вас до подъезда и подбросим, - А сами, так и теснят меня к машине. Я оглянулась по сторонам, как нарочно, ни души. Подвезли они нас к подъезду, даже дорогу не спросили, ублюдки – уже адрес знали и говорят:

- Помощь нам твоя нужна, голубушка. Завтра часиков в десять вечера навестишь одного своего знакомого, выпьете с ним по стаканчику ликера вишневого или еще чего сообразите, ха-ха, дело-то молодое. Александр Ростиславович-то в самом соку мужик. Найдете, чем заняться, а ровно в одиннадцать, скажешь, что хочешь пописать и выйдешь в коридор. Только не забудь дверку на кухню поплотнее прикрыть. Ну, вот значит, входную дверь нам откроешь и будешь, свободна как ветер. А Леночку, мы тебе послезавтра прямо сюда и подвезем. Лады? И никому, лапа, ни слова.

- Меня просто парализовало после этих слов, кричать надо, драться, а на меня оцепенение какое-то напало, ком в горле – не вздохнуть, не выдохнуть. Сижу, как дура, глазами хлопаю. А потом:

- Ну, чего расселась, сука, все поняла, али как? Пошла вон.

- Дальше?

- Выкинули они меня из машины, куда бежать не знаю, кому звонить тоже. Так и проплакала всю ночь и весь день. А вечером, они позвонили, сказали, что малышка чувствует себя хорошо, дали мне с ней поговорить, потом напомнили, что я должна сделать…, - Оксана перевела дух, и сделала глубокую затяжку.

Я достала с заднего сидения бутылку коньяка, машинально отвинтила пробку и, запрокинув голову, сделала несколько жадных глотков. Потом молча, протянула бутылку подруге и сказала внезапно севшим голосом:

- Дальше.

Подруга дрожащей рукой затушила вторую сигарету и тоже приложилась к бутылке. Потом посидела, молча с минуту и, уже более спокойным голосом продолжила:

- В общем, впустил меня твой отец, посидели с ним, поговорили. Я сижу как на иголках, думаю: сказать - не сказать. Вижу, он тоже встревожен не на шутку. Глаза какие-то шальные. Мучилась, как сказать ему, а тут он и говорит:

- Одиннадцать часов уже, пора тебе домой, все-таки за город ехать.

- Сейчас, - говорю, - в туалет схожу… Короче, впустила я их. Один, тот, что повыше на кухню пошел, а второй мне рот рукой зажал и в большую комнату потащил. Бросил на диван, пистолет ко лбу приставил и говорит: «Молодец, если и дальше будешь слушаться, не пожалеешь». Тут я хлопки услышала со стороны кухни и все поняла. Минуты через две второй заходит, пистолет на ходу в кобуру под мышкой засовывает. Подмигнул мне и говорит так спокойно: «Раздевайся». На меня опять ступор напал. Раздевалась я как во сне. Поимели они меня, что называется во все дырки. По очереди и вместе, спереди и сзади и все, не снимая перчаток, сволочи. А когда закончили, тот, что на кухню ходил, поднимает пистолет и говорит другому: «Неплохая девка, и попочка прелесть. Может, не будем ее мочить? Пусть живет, пока. Вроде баба послушная, я, честно говоря, еще как нибудь ее трахнул бы с удовольствием, а ты?» А второй: «Слушай сюда, лярва, моли бога, что угодила нам. Живи, но если хоть пикнешь через всю Таманскую дивизию пройдешь. А там не такие галантные кавалеры, как мы, месяца полтора может и протянешь. Все поняла?».

- Приказали они мне сидеть в квартире еще пять минут и уходить. Леночку на следующий день мне соседка привела, говорит, в песочнице одна играла. А сегодня утром, только я в институт собралась, звонит телефон, - Наташа сделала еще один глоток, - Опять один из этих ублюдков, не разобрала кто, говорит: «Ну, как, киска, узнала? Долг платежом красен. Мы только из горячих мест вернулись, разрядка требуется. Мы в окопах только о твоей попке и вспоминали. Так что слушай внимательно и запоминай. Завтра к девяти часам вечера подъедешь на станцию Тайнинская Ярославской железной дороги. Поедешь в первом вагоне, выйдешь и жди, к тебе подойдут. И не бойся нас всего-то шесть человек. Ха-ха. Матери скажешь, что вернешься послезавтра, в крайнем случае, через два дня. И моли бога, чтобы она не забеспокоилась и шум не подняла». Наташка, родненькая, что мне теперь делать?

Я опять плотно приложилась к бутылке и притянула подругу к себе. Она вздрогнула, но не отстранилась, а крепко прижалась ко мне и заплакала, совсем по-детски шмыгая носом и вздрагивая плечами.

Как только мы с Оксаной пришли в себя, я – от услышанного, а она от пережитого вновь, я, не мудрствуя лукаво рванула домой к Юрию Александровичу. Подруга от переживаний и солидной дозы спиртного уснула на заднем сидении, а я думала о том, что отступать теперь нельзя и придется идти до конца. Когда я подрулила к нужному дому и увидела машину оперуполномоченного, то с облегчением поняла, что Юрий Александрович уже дома.

Военный совет мы собрали, как водится, на маленькой, но аккуратной кухне. Оксанка все время клевала носом, и было решено уложить ее спать. Мы же просидели до четырех утра, в деталях разрабатывая завтрашнюю операцию.

Да, все-таки поздняя осень выдалась в этом году, мягко говоря, не очень. Всю дорогу, до места, назначенного бандитами, мы с Юрием Александровичем передвигались не то чтобы ощупью, но и не быстрее 20 километров в час. Спортивный шестицилиндровый мотор папиной Тойоты всю дорогу недовольно ворчал, требуя прибавить обороты. Но стоило неосмотрительно чуть-чуть больше нажать на педаль дроссельной заслонки, как машину тут же начинало разворачивать поперек дороги. Валил такой обильный мокрый снег, что дворники в максимально быстром режиме не успевали за вакханалией погоды. Хорошо еще, что у машины был передний привод, а то коротать бы нам время в ожидании ГАИ или эвакуатора, также как многие из смельчаков или просто любителей быстрой езды, в огромном количестве стоящих на обочине и переминающихся с ноги на ногу около своих разбитых автомобилей. Мы выехали с большим запасом времени, и особо торопиться было некуда. Сегодня ночью, оговаривая диспозицию наших сил, мы планировали прибыть на место за час до предполагаемой встречи Наташки с бандитами и провести рекогносцировку местности. Но из-за плотного тумана и густого мокрого снега, как саваном (простите за минорное настроение) облепившего нашу машину, не стоило очень уж тщательно маскироваться. Поэтому мы, обнаглев, сделали круг по привокзальной площади. Там стояло большое количество автомобилей, и царила такая суета, что мы сразу же отказались от попыток, хотя бы примерно определить какая из стоящих тут машин принадлежит бандитам. С площади в город и на Ярославское шоссе можно было попасть только по одной дороге, развязка которой находилась метрах в пятидесяти от вокзала и была увенчана светофором. Недалеко от него мы и встали. От молодого опера, по имени Валера, вестей не было. Значит, все шло пока по плану. Валера сопровождал Наташку по всему пути следования электрички от Ярославского вокзала и в случае, каких либо непредвиденных обстоятельств сообщил бы нам по сотовому телефону. Однако наша трубка пока молчала, ну и как говорится - слава богу!

Юрий Александрович дернул ручник, поправил подмышкой оперативную кобуру и, откинув спинку сидения, задремал. Я посмотрела на часы - до прибытия электропоезда осталось двадцать минут. Мимо нас то и дело проезжали автомашины, как к станции, так и в сторону Ярославки. Я почувствовала, что начинаю заметно нервничать. От немыслимого количества выкуренных сигарет нестерпимо першило в горле. Чтобы хоть как-то отвлечься от тревожных мыслей я стала листать Атлас автомобильных дорог СССР и тоже незаметно задремала.

Из состояния полудремы меня вывел пиликающий звонок телефона. И, как мне показалось, уже буквально через секунду взревел двигатель, и меня с силой вжало в спинку сидения. Уже окончательно проснувшись, я увидела, что мы несемся с бешеной скоростью прямо на красный сигнал светофора и под оглушительный свист гаишника буквально выныриваем из-под огромной фуры с другой стороны перекрестка.

- Валерка ее упустил, - окончательно вернул меня в невеселую реальность Юрий Александрович, - они перестраховались и сняли ее с электрички в Лосе...

Тойота взвизгнула тормозами и, прежде чем я успела что-либо понять, перелетела все четыре полосы Ярославской трассы и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, замерла на обочине.

- Вот это класс, - вырвалось у меня.

- Они уходят в сторону области на темной «Волге 3102» с черными военными номерами и проблесковым маячком перед радиатором. Так что теперь смотри в оба.

Через несколько минут в зеркале заднего вида появились пробивающиеся сквозь сплошную пелену снега синие всполохи маячка и, еще через мгновение я разглядела несущуюся по шоссе «Волгу» какого-то неопределенно-грязного цвета.

- Пристегнись! - рявкнул Лисун и бросил машину в мокрую круговерть шоссе.

Первые минут десять «Волга» шла хоть и на большой скорости, но не делала попыток перестроиться в другой ряд или уйти в отрыв. Из чего я мысленно сделала вывод о том, что вести ее будет совсем не сложно. Но стоило мне порадоваться, как габаритные огни «Волги», тускло пробивающиеся сквозь пелену снега стали быстро удаляться. Потом внезапно сместились вправо, обойдя на бешеной скорости какой-то «жигуль» и, мелькнув где-то в крайнем правом ряду, исчезли.

- Вот черт, - выругались мы почти одновременно.

- Движок у них форсированный, это определенно, - пробормотал Юрий Александрович, - но ничего - догоним.

С этими словами, он перестроился в крайний левый ряд, обошел целую вереницу ползущих еле - еле легковушек, и, резко затормозив и бросив машину вправо, свернул с шоссе на какую-то боковую, явно проселочную дорогу. Нас несколько раз ощутимо подбросило на ухабах, потом задние колеса беспомощно заскользили по мокрой глине, и зад машины стремительно понесло вперед.

- Ё - моё - воскликнула я, до боли, в суставах вцепившись в торпеду.

Через мгновение двигатель нашей «тойоты» взревел, как раненый зверь и все-таки вытянул - выровнял корпус машины в нужном направлении.

На мокрой дороге, покрытой чудовищной кашей из гравия, глины и снега нас бросало из стороны в сторону, как хрупкую корабельную шлюпку при десятибалльном шторме. «Тойота» то ныряла в огромные лужи так, что грязная вода заливала капот, то выскакивала на поверхность и мокрая глина веером заливала лобовое стекло, а гравий барабанной дробью стучал по днищу кузова. Впереди не было видно ни зги, дальний свет мощных галогеновых фар вырывал из темноты максимум метров пять дороги. Внезапно, когда после очередной ямы нас подбросило вверх, я, совершенно ошалев от всего увиденного, заорала:

- Обрыв!!! - Открыв рот в немом крике, я вцепилась в сидение обеими руками, но Юрий Александрович, как видно, ожидал чего-то подобного и резко затормозил. Машину развернуло боком по направлению движения, и она, проскользив по инерции несколько метров вперед, остановилась, зарывшись в глину по самое брюхо.

- Быстро наружу! - услышала я резкую команду и, открыв дверь, буквально вывалилась в грязь.

Поскальзываясь на каждом шагу, мы добрались до обрыва и глянули вниз. Где-то совсем близко, пробиваясь сквозь мглу, тускло светили габариты упавшей с обрыва «Волги». Я поскользнулась и на пятой точке стремительно съехала вниз.

Автомобиль похитителей лежал на крыше, все еще беспомощно вращая колесами. Двери были закрыты. Вокруг стояла гробовая тишина.

- Открывай заднюю дверь, - сказал хриплым голосом, спустившийся сверху Лисун и, вытерев о брюки испачканные руки, достал пистолет. Но мои пальцы только скользили по заляпанной глиной дверце. Тогда Лисун замахнулся и рукояткой пистолета разбил стекло. Из салона изуродованной машины раздался стон. Я, умирая от страха, по пояс залезла внутрь и с замирающим сердцем на ощупь нашла Оксанку. Потом, с огромным усилием, перевернув огромную тушу в треснувшем на спине пиджаке, вылезла сама и вытащила за собой подружку. Да, в данный момент мне показалось, она весила никак не меньше самой «Волги». Вдвоем с опером мы все же выволокли ее наружу, и я плеснула, ей водой прямо из лужи. Она тут же пришла в себя и села.

- Ты цела? - бросилась я к ней, - ну, говори же! Ничего не болит?

Оксана обвела нас тяжелым взглядом, мгновенно преобразилась из невинной жертвы похищения в грозную фурию и выдала такую тираду на простом русском языке, что у меня отвисла челюсть.

- Вот это да! Отведи ее в машину, попробуй развернуться, и ждите меня там. И двигатель не глуши! - усмехнувшись, сказал Лисун и указал стволом пистолета на «тойоту», угадывающуюся темным силуэтом наверху.

Я поставила, наконец, замолчавшую подругу на ноги, она безропотно оперлась на мое плечо и мы, постоянно падая и соскальзывая вниз, минут через десять добрались до машины.

Посадив ее на переднее сидение, включив ей магнитофон и посоветовав не скучать, я не без труда развернула машину и опять съехала вниз на пятой точке по уже, так сказать, наезженной колее.

У перевернутой «Волги» полным ходом шла разборка. Один из амбалов сидел прямо в луже, привалившись спиной к машине. Кровь заливала его лицо, один глаз у него вытек, а другим он вполне осмысленно и внимательно смотрел на дуло пистолета, направленного ему в переносицу.

- Итак, спрашиваю последний раз, - мягко произнес Лисун, - на кого работаете и от кого вы получили заказ на человека с Волоколамского шоссе?

- Не, начальник, мне все равно хана, - прохрипел он, - так что стреляй или своих ментов подтягивай, мне все одно. Ничего не скажу.

В следующий момент гулко хлопнул выстрел и раздался вой сидящего у наших ног человека. Инстинктивно он потянулся к перебитой выстрелом голени, к тому месту, откуда толчками лилась темная кровь и стекала в лужу, смешиваясь с грязной водой.

Я отвернулась, и услышал ласковый голос Лисуна:

- Ты у меня, сучара, прежде чем я тебе башку отстрелю, еще часика три помучаешься. Понял? Говори, не доводи до греха!

Раненый зажал рану рукой втянул голову в плечи и заикаясь быстро заговорил:

- Мы с-с-со «Сл-л-лоном» работаем в ч-частной охр-р-ранной ф-фирме, «Гв-в-видон» наз-зывается.

- Как вы попали на эту работу?

- П-пооб-бъявлению. О-онип-печатают в г-газетах, что тр-ребуются на в-высокооп-плачив-ваемуюр-работув-в ч-частные охр-ранныестр-руктурыоф-фицерыз-запаса, «аф-фганцы», д-десантура, п-погранцы, к-корочер-ребята из с-спецназ-за. А мы с-со «Сл-лоном» п-послеА-афгана, потом Приднестровье, Югославия. Пр-ришли, н-нас и в-взяли.

- Чем занимается эта фирма? - резко спросил Юрий Александрович и повел стволом пистолета в сторону здоровой ноги.

- Не-е-ен-надо, я в-все скажу, - дернулся он всем телом, - мы охр-раняли и соп-п-р-ровождалигр-рузовыеа-авт-томашины, н-нуавт-топоезда.

- Что за грузы вы сопровождали?

- Н-незн-наю. М-мыпр-р-рин-нимали их п-подохр-рану, к-какпр-равилов-вД-душ-шанбеи-ис-сопр-ровож д-далид-доВ-выб-борга. Эт-топ-последн-ниеп-полг-года. Х-хотян-нашир-ребятар-работалии-ин-надр-руг ихм-маршрутах. Г-гоняли г-груз в Пр-рибалтику.

- Где находится ваша контора?

- В Выборге, но есть филиал и в Москве, - он перестал заикаться и голос его несколько окреп.

- Точнее.

- В Выборге - около железнодорожного вокзала, в трехэтажном сером особняке, а в Москве - на Мясницкой улице. Тоже особняк, только двухэтажный. И контора называется «Гвидон-Транс».

- Часто вам давали задания на устранение кого-либо? - вопрос прозвучал резко, как удар хлыстом.

- Нет. У нас со «Слоном» это в первый раз.

- Вернемся к тому, где и кто дал вам задание на ликвидацию того человека.

- В Выборге, наш начальник Олег, фамилии не знаю. Его все называли просто Олег, клянусь. Он вызвал нас, дал как обычно командировочные и сказал, что в Москве у мотеля «Можайский» нас сменят. А для нас есть другое дело. Потом дал по три тысячи долларов и приказал ждать клиента в мотеле, в 311 номере.

- Что дальше?

- Мы приехали в мотель, сдали фуру под охрану другим нашим ребятам - «Битюгу» и «Кривому», а сами поселились в мотеле, - он закашлялся, было видно, что ему все труднее и труднее становится говорить, изо рта полилась тоненькая струйка крови. «Видимо, серьезно повреждены внутренние органы», - как-то отстранено подумала я.

- Как выглядел человек, передавший Вам заказ?

- Он назвался Паровозовым, имени-отчества не знаю. Лет под шестьдесят, довольно крупный. Волосы темные, на висках седые. Роста среднего - примерно метр семьдесят. Голос у него хриплый запоминающийся такой. Говорит с акцентом, как хохол. Он сориентировал нас по месту жительства объекта, основным привычкам, возможным маршрутам передвижения. Дал фотографии и срок выполнения заказа - три дня.

Голос его становился все тише и после последних слов он обессилено откинулся назад и замолчал.

- Иди к машине, - тихо сказал Лисун и как-то странно посмотрел на меня.

Я развернулась, начал карабкаться вверх по склону и, уже почти добравшись до Тойоты, вздрогнул - сзади раздался еще один выстрел. Через несколько минут наверху показался Лисун, перепачканный с ног до головы с канистрой в руках и со словами: «Финита ля комедия», чиркнул зажигалкой. Язычок пламени лизнул небольшую лужицу бензина у наших ног и голубой змейкой устремился вниз, туда, где в тумане продолжали мерцать габаритные огни последнего пристанища двух киллеров - убийц моего отца...

Оксанка успокоилась только у меня дома, да и то благодаря не нашим

уговорам, а полному стакану коньяка. Окончательное же равновесие она

приобрела после контрастного душа, куда пусть с трудом, но удалось затащить

упирающееся юное создание. Теперь она сидела, забравшись с ногами, в

большом глубоком кресле, укутавшись теплым клетчатым пледом и, судя

по блуждающей на ее лице улыбке, была пьяна в «дым».

Мы тоже рванули по коньячку и теперь курили в полном молчании, собираясь с мыслями. Коньяк теплой волной заполнял каждую клеточку моего тела и вместе с теплом, приходило умиротворение.

Звонок сотового телефона прозвенел настолько неожиданно, что мы все вздрогнули.

- Да, - произнес в трубку Юрий Александрович, - Привет, ты, где шляешься, мать твою? Мы у «Н». Давай, дуй сюда.

- Это Валерка. Сейчас подскочит, - пояснил он, отключив телефон.

Минут через пятнадцать в квартиру ввалился Валера мокрый с ног до головы. Без лишних слов прошел в комнату, увидел живую и невредимую Наташку, улыбнулся и тут же перевел взгляд на початую бутылку:

- Замерз как черт! - заявил он, зябко передернув плечами. Вы что не могли раньше мне позвонить?

- Ладно. Сами только вошли. Давай, махни рюмашку и поведай нам несчастным, как ты девку дал у себя из-под носа увести?

- Да там, на станции «Лось», уйма народу оказывается, выходит. Вот и оттеснили меня от нее. А она вышла на перрон, ну выпуская тех, кто сходит, а эти двое качков ее и приняли прямо под белы ручки. Хорошо я следом выскочил и засек, в какую машину ее сунули. Да, здоровые мордовороты, ее стырили. Кстати, а где они? Расскажите, хоть как Оксанку-то отбили у злодеев.

Я хлебнула коньячка и сказала:

- Не бойся, Валера, эти ребята уже часа два как в чистилище. Показания дают.

- Ну, вы даете! Вы что их замочили?

- Ну, зачем так грубо, Валера? Никто их не мочил, просто не соблюдали ребятки скоростной режим, вот и не справились с управлением автомобилем. Погода, сам видишь какая.

Такое объяснение меня бы, например, не устроило. Однако, Валера был, вероятно не из любопытных и легко перешел на другую тему, обращаясь к Юрию Александровичу:

- Какие будут дальнейшие указания «у-шеф»? - он так правдоподобно изобразил интонацию Папанова из фильма «Бриллиантовая рука», что даже Наташка улыбнулась, ну а мы, не выдержали и расхохотались.

- Слушай, Валера, а ты где служил срочную, а? - спросил ни с того ни с сего Лисун.

- На Дальнем Востоке, в морпехах, - гордо ответил он и, почувствовав на себе заинтересованный взгляд Наташки, густо покраснел, видимо от удовольствия.

- Чего же ты в ментовку тогда подался-то? Тебя бы любая частная охранная контора с руками бы оторвала! У них воины спецназа, ох как ценятся. Да и зарплата была бы погуще. И в «зеленых», кстати.

- А ну их к бесу, с их «зеленью»! Оглянуться не успеешь, как киллером станешь. А насчет спецназа, то ведь он тоже разный бывает. Мы в нашей бригаде тоже считались крутыми, дальше некуда. Пока однажды нас не огорчили, как говаривал незабвенный Глеб Егорович Жеглов, до невозможности... Дело было...

- Подожди, подожди, - сказал я, - сначала давайте выпьем за нас. За десантуру, в лице Юрия Александровича, за морскую пехоту в твоем и погранвойска, в моем с Оксаной.

- А Оксанка-то здесь причем? - не понял Валера.

- Как причем? Я же, как-никак, подруга этой особы, значит - я тоже пограничница, - искренне возмутилась подруга и скорчила при этом такую обиженную физиономию, что мы снова расхохотались.

- Ах, ты неблагодарная, это я - особа? Посмотри лучше на себя! - разозлилась я.

- Да ладно вам, не ссорьтесь, - сказал Валерка, поднимая рюмку.

- Ты что-то хотел рассказать про спецназ, - напомнил Лисун Валере, когда все выпили и закусили.

- В общем, дело было так. С одной из зон, расположенной под городом «А», сбежали три зэка. Причем, убили конвоира и забрали с собой автомат и два магазина. Ну, понятное дело - ЧП. Всех подняли на ноги. Усилили посты на дорогах, в населенных пунктах и так далее. А нашу группу из десяти человек бросили за этими отморозками. Короче бегали мы за ними по тайге неделю, не меньше. Однажды, зажали их в какой-то избушке на курьих ножках и даже шлепнули одного. Непонятно как, но двое все же ушли. И вот, проходит еще несколько дней, и мы снова прижимаем их к болоту. Топь жуткая. Ну, ни в жизнь не пройти. Засели они, значит в этом болоте, притаились. Мы тоже перекур устроили. Тайм аут, так сказать взяли. Потому как перед этим самым болотом поляна огромная, мхом покрытая. Ну, никак незаметно не подойти к ним. Впереди только метров триста по совершенно голому месту. А кроме мха, на всем пространстве ни деревца, ни кустика.

Короче, пока решали, как быть, штаб на связь с нами вышел и передал абсолютно непонятное распоряжение: «Самим не соваться, ждать. Прибудут спецы».

Понятное дело сразу стал напрашиваться вопрос, а кто такие тогда мы? И за кого нас вообще тут держат. Обидно, конечно, но приказ есть приказ. Сидим, курим, ждем. Эти в болоте тоже, понятное дело сидят и ждут. Часа через два садится вертолет МИ-8, кажется. Выходят оттуда два гарных хлопца. Мы ахнули. Молоко на губах не обсохло. Ну, от силы, лет девятнадцать можно им дать и то с натягом. А уж прикинуты, ну прямо на бал собрались, не иначе. Представьте себе - в троечках атласных, явно не советского покроя, туфельки лаковые. Носочки белые. Рубашечки тоже белее снега, галстучки и... по полному карману семечек. В одной руке, правда, по какому-то карабину короткоствольному, нам незнакомому.

Столпились мы, значит, вокруг них, ни черта не поймем, только глазами хлопаем. А они семечки лузгают и так спокойненько спрашивают, что, мол у нас стряслось. Мы все чин по чину им докладываем, так, мол и так, сидят вон там в болоте две вражины, сдаваться не хотят. Выслушали они нас, покачали и говорят:

- Отойдите подальше и ни во что не вмешивайтесь, чтобы ни случилось, не вмешивайтесь, понятно?

Ну что тут непонятного. Не вмешиваться, так не вмешиваться. Отошли мы, значит подальше, залегли на всякий пожарный случай, так сказать, и наблюдаем.

А они не сговариваясь, расходятся в разные стороны. И вдруг видим, один на поле выходит и идет в полный рост прямо на бандитов. Карабинчик в левой руке болтается, идет, по сторонам жалом водит. То, нагнется травинку, какую сорвет, понюхает. То, остановится, пение птичек послушает. И все время семечки лузгает. Ну, ни дать не взять «московский озорной гуляка». Мы замерли, ну думаем, крыша у парня совсем поехала. Короче, прошел он так метров пятьдесят, потом естественно со стороны болота раздалась очередь, и наш красавчик, как подкошенный упал на землю. Так, думаем, одного спеца завалили, посмотрим, что дальше будет.

Дальше мы вообще ошалели. С другой стороны выходит второй супермен и как ни в чем, ни бывало, такой же разгильдяйской походкой идет прямо навстречу смерти. У нас нервы уже на взводе, так и хочется крикнуть, куда, мол идешь, болван. Но приказ есть приказ. Сидим. Смотрим. Тут, понятное дело, опять раздается автоматная очередь, и второй красавчик падает на нашу грешную землю, обильно поливая ее своей молодой кровушкой. Правда, это уже в нашем воображении, так как далековато все же и кровь оттуда, где мы сидим, не разглядеть.

Проходит, наверное, секунд тридцать и - о, чудо. Оба супермена встают, как ни в чем, ни бывало, разворачиваются спиной к беглым зэкам и идут к нам. Подходят и, не прекращая лузгать семечки, спокойненько так:

- Ну, идите, забирайте ваших мазуриков, - говорят, а сами батистовыми платочками брезгливо отряхиваются, да блеск на ботиночках наводят.

Мы, понятное дело, опять им давай втолковывать, что там двое бежавших заключенных, что, мол, у них автомат Калашникова и два магазина. А они свое гнут - идите, мол, забирайте и не ссыте.

Легко говорить. Пошли мы в атаку, где броском, где перекатом, а где и по-пластунски. Каждую секунду ждешь пули. А впереди тишина. Ну, думаем, патронов то мало у них, поди, осталось, вот ближе и подпускают, чтобы наверняка. А эти в галстучках сзади нас идут в полный рост и просто от хохота умирают, смеются до колик.

Делаем последний бросок и видим в небольшом овражке следующую картину. Лежат наши мазурики в самых живописных позах и у каждого ровно в середине лба по аккуратненькой маленькой дырочке!

Тут мы вообще, что называется, на жопу сели. Всякого повидали, но такого! Мистика какая-то. А оказалось все просто. Первый «пиджак» вышел, дождался, пока беглый высунется, чтоб очередь дать и в падении засветил ему промеж глаз. А второй также, представляете.

В общем, когда мы провожали этих спецов до вертушки, они все еще в себя не могли прийти от хохота. Мы тогда списали это все на нервный срыв. Хотя может мы просто свое самолюбие так тешили, а может это и был на самом деле нервный смех? Вот это «спецы», вот это я понимаю, - с явным уважением закончил Валерка свой рассказ.

- Да, не хотел бы я с такими ребятками встретиться на узкой дорожке, - задумчиво произнес Юрий Александрович.

- Хорошо, что наши сегодняшние оппоненты оказались куда попроще, а то бы нам точно хана.

- Ну не скажи, Наташка, мы тоже еще кой чего могём, ведь тогда они на Волоколамском шоссе чисто сработали, вот только с Наташкой прокололись. И так по-глупому. Непонятно. Хороша, конечно, девка, но когда на такое дело идешь, по-моему, не до баб.

- Видать и, правда, в первый раз на такое шли. Надо же не соврал парень, - сказала я.

- Ну, давайте еще, что ли по одной? А то, честно говоря, я никак не согреюсь, - пожаловался Валерка, разливая остатки коньяка.

- Что по мне, то я уверен - дело не в том, профессионал там или нет. Все дело в везении что ли, или как на роду написано. Вот, помню, у нас случай был.

- А мне, почему не наливаешь? – возмутившись, перебила меня подруга и, сделав попытку встать, сильно качнулась в сторону.

- А Вам, мадемуазель, достаточно. Пойдем, я тебя спатки уложу и сказку расскажу, - предложила я, и крепко ухватив подругу за руку, развернула ее на сто восемьдесят градусов и, несильно подтолкнула ее в сторону спальни.

Оксанка что-то недовольно пробурчала себе под нос и, восстановив, наконец, равновесие, гордо удалилась в опочивальню.

- Так вот, - продолжила я, вернувшись к столу, - Короче говоря, солдатик сбежал из части ПВО под Выборгом. Как потом выяснилось, «деды» его достали. Ну не выдержал паря такого обращения, завалил обидчиков из «калаша» и дал деру. А куда бежать? А бежать то и некуда. Пограничная зона, патруль на патруле, сами понимаете. И решил он, не мудрствуя лукаво, махнуть аж, в Финляндию. Не знаю, на что рассчитывал, но факт остается фактом.

- Давай, за нас. - поднял рюмку Валерка.

- Ну, естественно, всех нас подняли по тревоге. Ловите, мол. - Продолжила я, когда все выпили и закусили. - А парнишка тот, выходит на инженерный рубеж пограничной заставы, ну и естественно срабатывает сигнализационную систему. К месту сработки выезжает тревожная группа с розыскной собакой. Ставят собаку на след и, вперед. А местность там такая, в общем, болота и скалы, а уж бурелом вообще не приведи господи. Короче говоря, как это всегда и бывает, инструктор с собакой идет от остальной тревожной группы в отрыв. Должна заметить, что, как правило, тревожная группа отстает от инструктора службы собак на довольно таки значительное расстояние. Иногда до пяти километров. Если бы беглец сориентировался правильно, что в пограничной зоне практически невозможно, то его бы сразу взяли заслоны. Однако, парнишка заблудился и вместо того, чтобы идти к границе, пошел вдоль нее. Идет он, значит, и слышит, как сзади кто-то его догоняет. Он не торопясь, ложится на землю и изготавливается для стрельбы. Выскакивает прямо на него собака, он ее - шлеп. Следом инструктор, он его тоже - шлеп. Встает и идет дальше. Выходит на участок следующей, соседней с нами заставы. Опять срабатывает сигнализационную систему. И опять прямо по схеме. Собаку - шлеп. Инструктора - шлеп. И идет дальше. А мы сидим в канцелярии с нашим начальником капитаном Пустым и голову ломаем, где у нас сработка будет. Логики-то в поведении никакой. К тому времени - вертолетов уже в воздухе просто море. А толку - то. В общем, сработал у нас пятый участок. Выезжаем. Начальник кричит, чтоб я вперед не вырывалась, значит. Оно и понятно. В лесу цепью, если развернуться, всех одной очередью не положит. Короче, отстали они, один хрен. Не могу же я все время собаку сдерживать. Долго мы за этим парнем шли. Километров двадцать точно. Замучились, слов нет. В общем, я ног под собой уже не чую, да и залив близко, а там не деться ему никуда. Дай, думаю, перекурим. Ну, сел под елкой, затянулась. Дик рядом валяется, язык на два метра вывалился, тоже еле дышит. Дела. Я, честно говоря, того щелчка, ну как затвор клацнул, вовсе не слышала. А вот Дик, вдруг, как вскочит и одним прыжком уже в кустах. Я поднялась, причем автомат оставила там, где сидела и следом. Смотрю Дик кого-то по земле таскает. Кровищи - море. Я собаку за ошейник, а оттащить не могу. Все кровь почуял, не оторвешь. Тогда я одной рукой за ошейник тащу, а другой яйца ему со всех сил сжимаю. Еле оттащила. Пригляделась, «калашников» рядом валяется, ну я его на всякий случай в сторону откинула. Переворачиваю, значит эту жертву аборта, а на петличках пушки, скрещенные защитного цвета. Слава богу, думаю, он. А то ведь заслонов много по лесу выставили. Дик мог запросто, кого нибудь из наших зацепить.

- А чего это он затвор дергать стал? Если стрелял уже. Патрон-то у него в патроннике уже был, - поинтересовался Валерка.

- Вот именно, что был, а он с перепугу еще раз дернул, и получилось классическое утыкание патрона. Так-то вот. Я и говорю - судьба. Не дергался бы, перестрелял бы нас как куропаток.

- А с теми, кого он зацепил, что? - спросил Лисун, наливая еще по одной.

- Инструкторов он только ранил, а вот обе собачки погибли. Ладно, пойду носик попудрю, а то коньяк какой-то мочегонный попался, - сказала я, кряхтя, выбираясь из-за стола.

Когда я вернулась к столу, то увидел, что Лисун с Валерой уже о чем-то переговорили и, скорее всего, приняли решение. Это радовало.

- Наташ, мы тут посовещались и вот что придумали. Валерий в целом не против на время своего очередного отпуска подработать в частной охранной фирме. Конечно, это нарушение статьи двадцатой Закона Российской Федерации «О милиции», но с другой стороны кто об этом узнает? Я тут порекомендовал ему одну. «Гвидон» называется, - сказал Юрий Александрович, лукаво улыбаясь.

- Дело хорошее и, как уже было сказано, денежное, - согласилась я.

- Ну и славно. Завтра я свяжусь с одним человеком и думаю к концу недели у тебя, Валера, будет лицензия на частную охранную деятельность. Даже с правом ношения служебного огнестрельного оружия.

- Но если этот «Гвидон» - контора серьезная, то его просто так не возьмут, а будут проверять, - выразила я обеспокоенность. И то, что Валерий работает в милиции, сразу станет им известно.

- Конечно, но, во-первых, он может сказать, что отгуляет отпуск и с радостью пошлет всю эту «мусарню» к такой-то матери, а во-вторых, я думаю, что они сами ему предложат никуда не уходить, а работать у них, так сказать по совместительству. Ты думаешь, им не нужен человек с настоящей ментовской «ксивой», да еще «опер»?

- Думаю, что еще как нужен. Это же бесценный источник информации, притом оперативной, - согласился Валера.

- Я тоже так думаю. А тебе, Наталья, туда соваться нельзя. Хотя ты - бывший пограничник и все такое. Но есть у тебя один недостаток - фамилия. Боюсь, они враз допетрят, что это они твоего папку замочили, а дочка рвется отомстить.

На следующий день я поехала на Новодевичье кладбище, к папе. Погода опять стояла отвратительнейшая. Моросило. То ли снег с дождем, то ли дождь со снегом. Народу вокруг, понятное дело, совсем не было. Все было уныло и промозгло. Дорожки между могилами развезло, и я с трудом добралась до нужного участка. Могила сильно осела, цветы, сплошь покрывающие могильный холмик, превратились в мусор, венки тоже завяли и своим невзрачным видом «удачно» дополняли картину общего запустения. Деревья совсем облетели и их мокрые скелеты раскачивались на холодном ветру, издавая жуткие кладбищенские стоны.

Я положила на могилу четыре красных гвоздики, пару сигарет и, облокотившись спиной о соседнюю ограду, закурила. Настроение было, прямо сказать, паскудное. Мысли в голову лезли, одна мрачнее другой. Я гнала их прочь, но на душе все равно было очень тревожно. «Все, хватит раскисать. Нужно срочно выпить», - я вдавила окурок в глину и, мысленно попрощавшись с папой, направилась к выходу с кладбища. Тогда я еще не знала, что выпить сегодня мне придется не скоро.

Едва я открыла дверцу машины и нырнула в ее теплое и уютное нутро, намереваясь сорвать голову с бутылки коньяка и разогнать таким испытанным средством все печали, как кто-то тронул меня за плечо. От неожиданности я вздрогнула и резко обернулась.

- Капитан Иванов, Комитет государственной безопасности, - представился мужчина средних лет, одетый, как и полагается по законам жанра в наглухо застегнутый черный плащ. Он так доброжелательно улыбался, прямо лучился радостью, я полагаю от встречи со мной. Ну, ни дать не взять встретил закадычного друга, которого не видел много лет. Однако, у меня от этой его приветливости прямо перехватило дыхание. Мысли спутались и я, предательски дрогнувшим голосом, произнесла:

- Я вся во внимании. И чем моя скромная фигура может помочь нашим славным органам? - спросила я, запустив двигатель и выходя из машины.

- Ну, полноте, Наталья Александровна, не такая уж Вы и скромная фигура. Не могли бы Вы проехать с нами и ответить на несколько вопросов? А то на свежем воздухе, сами видите, погода не располагает, - при этом он сделал приглашающий жест рукой по направлению к черной «Волге», около которой застыли двое мрачных верзил, похожих друг на друга как две капли воды.

- У погоды нет плохой погоды, - нараспев попыталась пошутить я, ощущая явственную пустоту в животе.

- Может быть, у погоды и нет плохой погоды, - весело воспринял мою шутку господин Иванов, - но разговор наш, сами понимаете, будет строго конфиденциальным. Да и потом вам подписать придется парочку пустяшных бумажек. А тут, - он тоскливо взглянув на небо, и, как мне показалось, виновато развел руками.

- Да, но... - я растеряно посмотрела на свою машину, судорожно соображая как от него отделаться.

- Не беспокойтесь, - мгновенно понял мой следующий ход капитан Иванов, - это займет не более часа. И после нашей беседы, уверяю, Вас доставят обратно к вашей машине.

Но поскольку я была не менее догадлива, чем капитан Иванов, то сразу поняла, что, ни через час, ни через два, я сюда уже не вернусь. Если вернусь вообще. Решение пришло сразу. Я даже сама до конца не поняла, что делаю.

- Ну что ж. Как я понимаю, выбора у меня нет? - спросила я, прикидывая расстояние до «Волги». Так, метров двадцать. Водителя за рулем не было. Он очень кстати внимательно разглядывал аудиокассеты с записями В. С. Высоцкого в киоске на другой стороне улицы. Потрясающее разгильдяйство. Хотя с другой стороны, они наверняка были уверены, что никуда я от них не денусь.

- Совершенно верно, Наталья Александровна. Следуйте за мной, - ухмыльнулся капитан и повернулся ко мне всем корпусом.

Я спиной села в свою машину спиной, якобы намереваясь выключить зажигание и, резко подобрав ноги к животу и вложив в удар всю силу, резко выбросила их в сторону Иванова. Он отпрянул назад, но я его все, же достала. Согнувшись пополам, он упал на колени. В следующее же мгновение папина «Тойота» весело взревела мотором и, вжав меня в сидение, рванула с места.

От преследования я оторвалась быстро. Где-то в районе Шмитовского проезда я бросила взгляд в зеркало заднего вида и с удивлением, обнаружив, что меня никто не преследует. Покрутившись еще минут двадцать по району, я рванула в сторону Покровского-Стрешнего и, загнав машину на одну из множества аллеек, остановилась, чтобы перевести дух. И, конечно, приложиться к бутылке, янтарным цветом поблескивающей на соседнем сидении. Теперь, когда я вступила в открытый конфликт с органами правопорядка, как никогда остро встал вопрос, что делать. «Нужно позвонить Лисуну», - подумала я, - «Вот только откуда?». Как бы отвечая на мой вопрос из «бардачка» раздался знакомый пиликающий звук. Ну, конечно! Как я могла забыть, что Юрий Александрович так и не забрал из моей машины свою трубку! Я отложила бутылку в сторону, так и не открыв.

- Да, - тихим голосом произнесла я.

- Наташ, - раздался голос Лисуна, - Ты, где находишься? У нас неприятности. Сегодня утром прямо в служебном кабинете с наркотой замели Валерку. Взяли и сразу выписали «сотку». Короче надо встретиться.

- У меня тоже крупная неприятность, если не сказать больше. Я буду вас ждать через тридцать минут у въезда в усадьбу графа Стрешнева. Ну, знаете, направо с Волоколамки, если едешь в сторону области? Там сейчас какой-то научно-исследовательский институт, кажется гражданской авиации.

- Знаю. Но давай лучше встретимся у конторы.

- Говорю же, что у меня неприятности. Подъезжайте вы. Я не могу.

- Хорошо жди меня через тридцать минут. Все обсудим при встрече.

- Это не комитетчики. - Выслушав меня и с минуту почесав макушку, сделал утешительный вывод Лисун.

- Мне тоже так показалось. Что-то очень уж легко я от них отделалась. Хотя «ксива» у этого Иванова, похоже, была настоящая. Да и манера поведения тоже, - задумчиво произнесла я, соглашаясь, - Но это все ерунда. Прежде всего, нужно выручать Валерку.

- Я хотел сказать, что капитан Иванов, может и правда служит в КГБ, но в данном конкретном случае работал он не от конторы, а от себя. На свой, так сказать, страх и риск. А то, что смылась, думается мне, ты сделала правильно. Похоже на всю нашу компанию объявили охоту. Видишь, Валерку замели с наркотиками. Явная подстава. Думаю, долго они его по такому «фуфловому» обвинению не продержат. Реально мы ничем помочь ему не можем. Так что, об этом не думай. Интересно другое, то, что и с Валерой и с тобой неприятности произошли почти одновременно...

- Но меня пока не замели... Или Вы хотите сказать, что это вопрос времени?

- А это уже, смотря, как мы будем действовать. Хотя мне очень многое не понятно в сложившейся ситуации. Попробуем взглянуть на все события последних дней в свете, так сказать, вновь открывшихся обстоятельств. Разложим все события по порядку. Может тогда что нибудь и прояснится. Итак, первый и самый главный вопрос: кому наша компания мешает? Второй, не менее важный: как вообще кто-то смог выйти на нас? По сути, мы вели себя очень осторожно. Хотя... Лисун на секунду замолчал, внимательно посмотрел на меня и со словами: «Ну, конечно же, вот оно!», - так хлопнул по моей коленке ребром ладони, что она тут же отозвалась острой болью.

- А нельзя ли полегче? - проворчала я, потирая ушибленное место.

- Нас специально вывели на них, - пояснил мой напарник, проигнорировав мой, по его мнению, неуместный вопрос.

- На кого, на них? - не сразу врубилась я, все еще дуясь.

- Да на этих лохов, на «Волге»! Слушай. Мы использовали Оксанку, грубо говоря, как подсадную утку. А для чего? А для того, чтобы выйти на непосредственных исполнителей заказного убийства твоего отца. Так?

- Так.

- Ну, а еще кто-то, скорее всего тот, кто твоего отца и заказал, решил использовать Оксану точно так же. Представляешь? Он просчитал наши ходы много вперед и понял, что одним махом может решить для себя сразу две проблемы. И от исполнителей отделаться и всю нашу компашку заодно высветить. А, убедившись, что исполнители мертвы, а мы живы, взялся за нас. И вот, пожалуйста, не прошло и суток, а Валерка по подозрению в совершении преступления сидит в изоляторе временного содержания, ты по плану тоже должна давно париться, где нибудь, скорее всего в Лефортово. Ну а я, узнав все эти столь печальные новости, наскоро завтракаю и, даже не побрившись, скатываюсь вниз по лестнице к своей «ласточке», поворачиваю ключ в замке зажигания и... Короче, совершенно не вовремя предстаю перед апостолом Павлом.

- Не слишком ли все это сложно? Всю нашу компанию можно было завалить прямо в том самом овраге. Да и исполнителей тоже.

- Совершенно верно, - Лисун с восхищением посмотрел на меня, - я созвонился с ребятами из области и то, что они мне сообщили, меня несколько удивило. Оказывается, за пять метров до края карьера было установлено так называемое изделие «Ёж». Ну, такая металлическая лента с шипами, колеса дырявить. А еще экспертиза установила, что на той «Волге» считай, вообще не было тормозов. Тормозные шланги были аккуратно надпилены в нескольких местах. Так что ребятки те были обречены. Это факт. Но произошло непредвиденное. Волга, налетев на «ёж», каким-то непостижимым образом утащила его за собой в карьер. Зацепился он за что-то крепко. Понимаешь? Вот поэтому мы не влетели следом за Волгой в карьер. Дело случая.

- Интересно девки пляшут. Получается, в том самом овраге всем нам хотели устроить братскую могилу?

- Получается. Причем тот, кто это задумал, был уверен в успехе на все сто процентов. Так сильно уверен, что даже не подстраховался. А, узнав, как крупно просчитался, решил не откладывать наше вознесение на небеса в долгий ящик. В результате сегодня утром под капотом моей машины было обнаружено взрывное устройство, эквивалентное энному количеству граммов тротила. Знающие люди подсказали мне сегодня, что с помощью такого количества взрывчатки можно без труда вознести не только меня, но и мой автомобиль минимум на седьмой этаж.

- Ну и что теперь делать? Честно говоря, мне становится страшновато. По-моему, дело - дрянь.

- Не скрою, я тоже в некоторой растерянности. Хуже всего то, что мы, похоже, не сдвинулись с мертвой точки ни на дюйм. Обложили нас круто, я бы сказал профессионально и, судя по всему, в покое нас теперь не оставят.

- Но какой-то выход все равно должен быть, - воскликнула я почти в отчаянии.

- Выход всегда есть, это ты верно сказала. А знаешь, что? - Лисун открыл багажник и извлек оттуда пузатую бутылку моего любимого коньяка «Ай Петри», - Будешь? Двенадцать лет выдержки, между прочим.

- Знаю, что двенадцать, - махнула я рукой, - Ладно, давай вмажем. Только у меня в машине, там шоколадные конфеты и стопки есть. А то у тебя, небось, как всегда только стаканы.

- Именно, - захохотал Лисун, - граненные и не мытые. Куда нам лапотным, до вас.

Странная все-таки штука жизнь. Но еще более странно устроены сами люди. Представьте себе одну из московских, так называемых зон отдыха. Замусоренный донельзя асфальтовый пятачок, горы бумажного мусора и битого стекла, пара покосившихся изрезанных ножами скамеек с неприличными надписями. Именно такая картина предстала передо мной, едва я вылезла на свежий воздух. Пейзаж удачно дополняли наши приткнувшиеся мордами к лесу автомобили. Грязная прегрязная «Тойота» с разбитой правой фарой, причиной постоянных придирок гаишников, а рядом убитая жизнью и лет десять не знавшая техосмотра бежевая «Волга» с подтеками ржавчины по бокам и просевшими задними рессорами, из-за которых создавалось впечатление, что машина смертельно устала и присела перевести дух.

Иллюзия хрупкого комфорта и принадлежности к обществу, ощущаемые еще секунду назад в салоне автомашины, рассыпались моментально. И в один миг из преуспевающей молодой девушки, я превратилась сама для себя в гонимого всеми бродягу, для которого если и есть место в родном городе, то вдали от залитых неоновым светом улиц со спешащими празднично одетыми гражданами. Вдали, от всего такого привычного и радующего глаз многообразия московских улиц.

Моя жизнь на миг показалась мне конченной и как ни старалась, я никак не могла скинуть с себя это наваждение.

- Эй, Натали, ты что уснула что ли? - Заставил меня вздрогнуть и вернуться к, увы, невеселой действительности Юрий Александрович.

- Да нет, - неохотно отозвалась я, зябко передернув плечами.

- Что-то ты совсем раскисла. Так нельзя. Вот сейчас хлопнем по одной, и сразу станет веселее.

- Ну, давайте, - вяло сказала я и, не дожидаясь тоста, опрокинула внутрь янтарный напиток.

- Ты знаешь, что я подумал?

- Знаю. Когда не знаешь с чего начать нужно сделать первый шаг.

- Точно. Смотри. - С этими словами Лисун протянул мне маленькую записную книжку обтянутую черной клеенкой.

Я пролистала ее. Ничего особенного. Адреса, телефоны, фамилии.

- Ты посмотри на букву «О», видишь - «Олег». Все фамилии по алфавиту, а тут просто Олег. Сообразила? - Лисун налил еще по одной,

- Это... Книжка этих на «Волге»? - мне сразу стало жарко от пронзившей меня догадки.

- Точно! Это домашний телефон их начальника. Так что если они так ловко перекрыли нам кислород здесь, на нашем так сказать поле, попробуем сыграть на их территории. Звони домой и скажи, что уезжаешь на дачу, к другу дней на пять. Ну, рыбалка там и все такое. К армейскому другу, скажи. А мы с тобой сейчас рванем в Выборг. Уж там они нас точно не ждут. И возьмем за яйца этого Олега.

- На чем поедем? На поезде?

- Думаю лучше на твоей старушке. А мою тачку сейчас загоним, есть человек, давно просит. Между прочим, золотые руки. Говорит, такую лайбу из этого металлолома сделает, закачаешься. Все. На посошок и по коням.

- Ну, ты даешь! - только и сумела сказать я, уже сама, почувствовав как медленно, но верно закипает во мне кровь, все быстрее и быстрее бежит по жилам, как начинает пьянить меня предвкушение чего-то нового и не изведанного доселе.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

ДАТА ПУБЛИКАЦИИ: 18.03.2013 00:03

Зарегистрируйтесь, чтобы оставить рецензию или проголосовать.