Из чернеющего неба беспорядочно, но резво

расползлись по закоулкам щуки, лебеди и раки,

заблестел кинжальный месяц над последствием разреза

молчаливо и печально, поминальный пламень аки.

На другую половину - где совсем уже не звёзды,

затянуло космонавтов пустотой сиюмоментной.

Космонавты были строго и придирчиво серьёзны

перед тем, как раствориться в чистоте эксперимента, -

и остались там навечно в зашифрованном размере,

или выбрались куда-то, что не так уже и важно.

Важно то, что на поверхность из-за северных америк

алабамно по-техасски выплывало солнца банджо

и ракеты запускало из Гавайев по Дамаску

то ли с афро-камикадзе, то ли с помощью гуманной,

а на западе за МКАДом вратари в красивых масках

отбивались от учёных и от их частичек-нано,

под жалейку с балалайкой на прославленных подмостках

нецензурные частушки пели прима-балерины -

про лечение дисфункций принудительностью жёсткой

и настройкой установки полигамно кобелиной.

А потом явился некто в сапогах и одеяле

и, воздевши руки, крикнул, что осталось всем немного, -

да почти уже нисколько, и надежда есть едва ли,

он один такой тут зрячий и видна ему дорога,

надо только подчиняться и стучать дубиной в бубен,

протыкая мыслью вечность, и мычать стихи про это.

Для тупых и непослушных путь закрыто недоступен.

Остальные же не сдохнут, а пойдут навстречу свету.

А затем из дальних странствий возвратился экстремальный

путешествующий дядя - с бородой и в ярких бусах,

он гостил у каннибалов, есть людей у них - нормально,

дядю съели бы, пожалуй, -только старый он, невкусный.

Как из маминой из спальни вызывали злые духи

неокрепших и морально недоразвитых колдуний -

вот от кариеса средство, вот с прокладкой дюже сухо,

справа пепси, слева нечто, восседающее в думе -

а внутри придушен голос, очень тихий, слишком робкий,

мир вокруг не просто бредит - он совсем ненастоящий.

Говорили ж мне тупому - не включай, не жми на кнопки,

делай что-нибудь другое, не смотри ты на ночь ящик...

 

* * *