ПЕРВОЕ ВОСПОМИНАНИЕ Не помню мартовского плача великого и как убрали Берию. Не ведаю, как ликовали тюрьмы, и страна, очнувшись, выходила из кровавых снов анабиоза, хотя студёное зловонное дыханье эпохи черноусого тирана я ощущал в своей судьбе десятилетья. Пятидесяти трёх годов столетья отметина, всего лишь третье лето моей жизни и первая глубокая зарубка на древе памяти. С могучими ветвями, узорной кроной, уходящей в поднебесье грядущего, с глубинными корнями, проросшими во тьму тысячелетий, сознанья моего дремучий ствол прорезал первый шрам переживанья Пустяк, былинка – маленькая брошь на белом платье маминой подруги, фосфоресцирующий розовый цветок… По трезвым меркам нынешних времён, к нам радиоактивный изотоп струил небезопасное свеченье, но по наивному неведенью тех лет – забавная и модная игрушка, невинное свидетельство прогресса огромной процветающей страны. Но то страна. В растворе детских глаз моих все выглядело несколько иначе. В косматом космосе, глухом и непроглядном, в пространстве чёрном комнаты моей трепещущие зёрна расцвели непостижимо крошечных галактик, заполыхали медленным огнем, бросая отсветы и мягко озаряя глаза мерцающие, птицу тонких губ, глубокий вырез, ствол высокой шеи. И Мать Вселенной, Млечная Звезда - ушедших поколений древний идол - со мной заговорила в тишине, наполненной таинственным свеченьем. Ни слова, ни ползвука не издав, заворожённый совершенством мира, я растворялся в ледяной волне испуга, изумленья и восторга… Я в этой комнате стою и посейчас трёхлетним потрясённым мальчуганом. НАПЛЫВОМ ИЗ ДЕТСТВА …Cтарый “Forster” сыплет на паркет бусы нот, негромок и возвышен. Я лежу калачиком, как мышка, в детской на скрипучем сундуке… С солнечным лучом накоротке, на окне пионовый букет розово-лиловой негой дышит. Помышляя явно о свободе, “Дзэннь - и - дзэннь”, - пчела стеклом звенит, азиатский ветер шевелит тюль крахмальный в жаркий летний полдень, на пузатом мамином комоде слоники нефритовые бродят, и трюмо пространством ворожит. Пахнет пылью сонных тополей, трав и смол настоем. На мгновенье, тонкий дух вишнёвого варенья наплывает нежный, как ручей. Там, в проёме кухонных дверей, таз бормочет, бронзовых кровей, розовое пеноизверженье. Надо мной колышется, как море, странный мир - неведомый, живой… Бесконечна жизнь. Само собой, всё получится. И в радости, и в горе - будем вместе все .“MEMENTO MORI…” Не умрёт никто. И в сером взоре необъятный солнечный покой… ШЕЛЕСТ ВЕТРА В краю, где в чести достархан и коран, где льдами сверкают Небесные горы, свой короб ещё не открыла Пандора, и мир архаичен, скуласт, первоздан. Там, в детстве азийском, как сон, безмятежном, щербетное лето и матери нежность, знакомый чайханщик, базар да казан. А в утреннем парке, лучами согрет, картавит арык, терпелив и смиренен, и каплет на кипы лиловой сирени, кораллово-розов, диковинный свет. Там в сумерках ранних рассветной нирваны над озером горным текучи туманы, и времени нет… Там лбы обжигает полуденный зной, дыханье песков раскалённой пустыни несут суховеи в барханной гордыне, в их шелесте – хриплый напев горловой, поверья седые о жизни, о смерти, о битве и небе… И беркуты чертят в потоках круги над моей головой… И матери голос, и шорох страниц - кочевников древние кличи ли, притчи ль, и эпос суровый, и старый обычай… Путь звёздный омыт молоком кобылиц, бредут облака, как овечьи отары, о дружбе поёт манасчи сухопарый, как плод, смуглолиц… Но век изувечен, прими и трезвей, дурманным вином межусобиц и розни отравлены недра, и воды, и воздух… И каменным Янусом, неба немей, Евразии сторож – двуглавая птица - в смятенье и скорби глядит сквозь границы в бескрайний простор азиатских степей, где в смене эпох полыхает мятеж, и грозные армии широкоскулых, раскосых племён, покидая аулы, встают на голодный кровавый рубеж, мечты о земле и достатке лелея… Над миром тревожная тень Водолея и трепет надежд… | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
