Редактор местного литературного издательства, удовлетворенный проделанной работой по рецензированию присланного известным писателем рассказа, собрался уже выключать свет в кабинете и уходить на двухдневный покой, как дверь открылась, и вошел основатель издания, Захар Прохорович. Удалив вчера передний зуб, после которого ему наложили швы, он до сих пор сильно переживал о потере и старался во всем находить недостатки.

- Так, - не сказав, а рявкнув, произнес он. – Что с присланным рассказом? – Он хмурил брови, понимая, что теперь явно шепелявит и вызывает этим насмешки со стороны своих подчиненных. По крайней мере, ему так казалось.

- А я все уже проверил Захар Парамонович. – Ответил редактор. – Вот жук этот Кранников, опять написал все по существу. Да и для публики в самый раз. Она любит такие истории.

Внезапная боль стрельнула по всей щеке и Захар Парамонович взвыл от неприятного ощущения. Хребцов попробовал успокоить:

- Да вы не беспокойтесь, Захар Парамонович. В этот раз, в его рассказе ни слова о политике и олигархах. Теперь он пишет о народе.

- Час от часу не легче! – Возмущенно прошепелявил Захар Парамонович.

- Что, простите?

- Принесла его нелегкая со своей рукописью! – Закричал он, хватаясь за щеку.

- Ну да, наверное.- Пытаясь разобрать его, пожимал плечами Хребцов. – Есть там термины и выражения, которые могут быть не совсем понятны широкому кругу читателей, но…

- Какие еще выражения? – Словно собираясь рваться в бой, проворчал Захар Парамонович, садясь в кресло редактора. – Он еще и выражается? Вот негодяй, а? Мы его вскормили, столько критики на него вылили, а он вместо благодарности, выражается!

По-прежнему пытаясь разобрать «новый язык» основателя издания, Хребцов осторожно продолжал:

- Например, есть у него такое предложение, так, минутку, - он пытался из памяти выловить прочитанный рассказ. – Да! Слушайте: «народ не безмолвствует. Он стонет. От бесчестий, сделанных некоторыми чиновниками. От аморальных и безнравственных действий, творящихся на законном основании, ибо сами преступники от власти прописали и утвердили то, что»…

Захар Парамонович от усиливающейся боли дотронулся рукой до рта, услышав такие слова, судорожно сглотнул, попытался что-то сказать, но не смог и ударил кулаками по столу. Хребцов беспокойно присел напротив.

- Кто так зуб вырывает? – Рыча себе под нос, возмущался Захар Парамонович. Он обернулся к окну, заметил на фасаде соседнего дома рекламный баннер с надписью: «Наши свечи не дают свет, но приносят облегчение боли» и, вскочив, немедля задернул шторы. – Везде издеваются! – Протянув руку в лучших традициях Мельпомены, воскликнул он. – Где его рассказ? Сюда! Ко мне на стол его памфлет мысленных изъявлений!

Он вновь сел за стол, бесцеремонно назвав его своим и Хребцов беспокойно подумал о том, что вдруг из-за Кранникова, он лишается теплого местечка? Суетливо бросившись к ящику стола, он достал рассказ опального автора, написанный машинописным текстом на двадцати страницах и вручил Захару Парамоновичу. Тот брезгливо взглянул на него, вытер носовым платком титульный лист и, почувствовав, что зубная боль отступает, окунулся в прочтение. Хребцов вернулся на место, волнительно ожидая мнения своего шефа. Тот бурчал, что-то про себя говорил, допуская порой абсолютно нецензурные выражения. Наконец, он резко отодвинул рукопись в сторону и замолчал. Редактор опасливо смотрел на него. Тот, взяв гелевую ручку и постучав ею по столу, сказал:

- А я говорил, что бывают такие рассказы, которые лишают меня слов на некоторое время? Словно я депутат, лишенный на месяц право голоса. И все почему? А, Хребцов?

- Так, наверное…

- А потому, что какие-то Кранниковы пишут так, будто хотят, чтобы издательство, в которое они присылают свою писанину, почило в бозе, как соучастник их крамольных мыслей!

Хребцов побледнел от испугу и сам замолчал, словно лишенный голоса. Теперь он корил и ругал себя за то, что вначале диспута с шефом, высказал положительное мнение о рассказе Кранникова. Но как объяснить, что ему понравились некоторые выражения? Приятно удивила смелость высказанных идей и наконец, рассказ нес в себе философский компонент, так нужный для их издательства. Теперь необходимо было все повернуть вспять для собственного блага. Готовясь начать толкать речь, он выпрямился, откашлялся и был прерван продолжающимся негодованием шефа:

- А вот правильно говорил ваш предшественник, когда увольнялся, что у нас не «издательство», а «издевательство»! Слушайте Хребцов, да он был прав!

Тот вспотел и немного задрожал, от явного как ему казалось намека на его увольнение. Он хотел, но боялся напомнить шефу причину увольнения бывшего главного редактора. Тот был недоволен тем, что основатель зачастую пропускал в печать детективы домохозяек, третьесортные боевики бывших сотрудников правоохранительных органов. И отказывал в публикации настоящих литературных произведений, мотивируя отказ тем, что читающей публике неинтересно пялиться на страницу, ей интересно листать и быть довольной тем, что за нее кто-то думает. Лишь творчество Кранникова удалось продвинуть предшественнику Хребцова, пообещав за это привести в издательство авторов бульварной тематики.

Захар Парамонович вновь схватил рукопись и, остановившись на третьей странице, воскликнул:

- Вот послушайте, что пишет этот мятежник! «Какие странные законы принимают наши народные избранники! Создается ощущение, что они хотят в первую очередь защитить себя. От кого? От народа. Но vox populi пробьется и через эту призму препятствия и рано или поздно, преступниками огласят тех, кто сейчас выступает в роли поборника нравственности и справедливости. Главное, к этому времени не погрязнуть самим в лживости и мракобесия. Иначе преступниками огласят и нас».

Хребцов помнил этот абзац, но сейчас, когда его читал шеф, шепелявя и разбрызгивая слюной, он почему-то подумал об удаленном зубе и задался вопросом: будет ли шеф вставлять протез?

- И вы говорите, что тут ни слова о политике? – Взвизгнул он. – Убийственные для нашего издательства мысли! Немудрено тут зубы растерять. Да что вы молчите? Сами что ль убиты его рассказом? А расхваливали то, захлебываясь от восторга.

Тут Хребцов встрепенулся.

- Нет, Захар Парамонович. Я заметил, что он все пишет по своему существу. Какой-то неугомонный тип!

- Вот и не пропускайте в печать! Вообще хватит с ним возиться. Тут даже сотрудничеством назвать нельзя наши тяжкие муки, испытываемые от его прочтения. Ах ты, черт! Опять нелегкая! – Он сморщился от новой боли и, откинув в сторону рукопись, встал и отдернул шторы. Хребцов тоже встал и робко спросил:

- Захар Парамонович, значит придется расторгать с ним договор, а нам это сейчас невыгодно, затраты на издания его предыдущих книг могут не окупиться.

- А что вы предлагаете? Продолжать его издавать и разоряться? – Он прошелся по кабинету и, взглянув на портрет Паустовского, в первый раз за все время беседы заулыбался. – А пусть пишет о природе. О лесах, о цветочках, да о чем угодно, но только не о политике. А, как вам, Хребцов?

Тот засиял, облегченно вздыхая.

- Захар Парамонович, блестящая мысль! Я ему сообщу.

- Вот и сообщите. А я потом прочту. – И подходя к двери, небрежно бросил:

- Приятных выходных, Хребцов. Я их проведу на рыбалке, а вы?

- А я Захар Парамонович у тещи в Кашире. – Вздохнул тот.

- Ха-ха, - цинично захохотал шеф. – Значит, вас будут удить. Ну, бывайте.

Проведя два дня в нервной и напряженной обстановке у тещи, Хребцов вернулся в издательство и созвонился с Кранниковым, то извиняясь, то ставя ему условие, выдвинутое шефом. После препирательств, тот все-таки согласился начать писать о природе и обещал прислать новый рассказ в ближайшее время.

Через пару недель Хребцов принес присланную рукопись Кранникова в кабинет шефа и сообщил:

- Захар Парамонович, вот новая рукопись Кранникова. Как мы с ним и договаривались, он написал о природе.

Тот давно уже не страдая от последствий вырванного зуба, удовлетворенно кивнул головой.

- Ну, может ведь писать по нормальному, а Хребцов? А то все «народ, да политика».

- Может. – Согласился он.

- Ну давайте сюда его перлы. А вы уже читали?

- Нет, Захар Парамонович, я сразу к вам.

- Добро. – Коротко бросил шеф и, взяв рукопись в руки, углубился в чтение. Но не прошло и двух минут, как он яростно закричал: - Ах, негодяй! Черт его возьми! Принесла опять нелегкая!

Хребцов испуганно пробормотал:

- А что там? Что?

Шеф заходился от ярости и, постучав традиционно кулаками по столу, выпалил:

- Что «там», спрашиваете вы Хребцов? Так слушайте! «Густота леса, величественно стоящего с грациозно обрамлявшими его листьями и в глубине своей дремучести скрывавшего подлинную красочность, в один из осенних дней, была грубо и бесцеремонна, поругана пришедшими туда строителями котеджного поселка. Миловидная местность теперь уже канула в лета и, несмотря на протесты жителей ближайшей деревни, лес был снесен дочиста. Народное возмущение достигло предела». – Захар Парамонович кинул на пол рукопись и раздраженно пожелал:

- Чтоб он повесился в этом лесу!

- Так лес уже срубили. – Вырвалось у Хребцова. Шеф медленно встал и, вытирая платком руки, вынес вердикт:

- Позвоните Кранникову и сообщите, что мы расторгаем с ним договор. Лучше такие убытки, чем последующие с ним пытки. А ущерб, да! Мы себе возместим. Мы сумеем противостоять такому мерзавцу как Кранников! Мы найдем новых авторов, белых и пушистых! Займитесь этим Хребцов!

И тот рьяно принялся выполнять распоряжение шефа. Только после формальных проволочек и судебных издержек, занявших несколько месяцев, Захару Парамоновичу удалось официально расторгнуть договор с Кранниковым. Его издательство продолжало сотрудничать с удобными авторами и искать новых, но подобных им. Шеф и Хребцов были довольны.

Через несколько лет, так и не вставив зубной протез, но растеряв еще парочку передних зубов, Захар Парамонович сидел у себя в кабинете и подписывал бумаги. Вошедший Хребцов, с осунувшимся лицом от частых поездок с женой к теще, сообщил:

- Захар Парамонович, у меня для вас есть новость. Загляните в электронную почту и прочтите письмо.

- Вы открытку мне, что ль прислали?

- Нет. – Кашлянул Хребцов. – Там письмо от Кранникова.

- Что? – Взревел шеф. – Он еще не угомонился?

- Наоборот, Захар Парамонович. Впрочем, прочтите и сами все поймете.

Шеф открыл почту и, найдя письмо от насолившего когда-то его издательству Кранникова, прочитал вслух:

- «Дорогой Захар Парамонович! В силу некоторых обстоятельств, приключившихся со мной после разрыва и тяжбы с вашим издательством, я вынужден был искать новых издателей. Но мне не повезло. Никто не соглашался печатать мои рассказы о бедах и несчастиях народа. Тогда я решил переключить свои способности на написание любовных романов. Потому как кушать хочется, а милостыню просить я не могу. Посылаю вам свой любовный роман с эелементами детектива. Как я помню, вы всегда хотели от меня что-то подобное. Так примите и сообщите о своем решении. Прошу, спасите меня от нищеты и голода. Надеюсь, решение будет положительным.

Ваш Кранников».

Захар Парамонович молча, застыл за монитором и, пробежавшись по первым электронным страницам романа, встал и по традиции вытер руки платком. Хребцов понимающе кивал.

- Вот так и разочаровываются в людях. – Произнес шеф. – А еще о народе писал.

- Так что вы ему ответите, Захар Парамонович?

Тот удивленно рассмеялся и ответил:

- Конечно откажу! У нас такого добра под названием «любовный роман» навалом! Не успеваем отсеивать.

- Но он просит вас о спасении.

Захар Парамонович важно прошествовал к портрету Крылова и ответил:

- Всех спасти не смогу, но помнить буду.

 

30.09.12