(Новелла)

 

День потихоньку убывал и лучи, медленно скользя по загорелой коже

старика, отдавали ей последнее тепло. Ветерок заигрывал с листвой, а та, в

ответ, что-то шептала, расправляя пожелтевшее кружево своего наряда,

лоснящегося в лучах оранжевого солнца. Он сидел на ещё не остывших

ступенях старого одноэтажного домика, доставшегося ему в наследство от

отца. Веранда, выходившая в небольшой, но с любовью взращенный в

послевоенные годы сад, была увита такой же старой, как и дом лозой.

Теперь, в начале сентября, она была особенно хороша. Майские жуки и

пчёлы жужжали целыми днями вокруг сочных янтарных гроздей, которые

были так же тяжелы, как грудь женщины, кормящей ребёнка. Сладкий

аромат винограда нёсся вслед за ветром, смешиваясь на побережье с

запахом крабов и водорослей, оставленных волной на влажном песке.

Рыбацкий посёлок, в котором жил старик, к вечеру оживлялся. Рыбаки

возвращались домой с уловом усталые, но довольные, прихватив к ужину

заветное зелье. В летних кухоньках соседских дворов шипела на сковороде

барабулька или ставрида, слышалось воркование женщин и шум

водопроводной воды, смывающей пот с огрубевшей и пропитанной солью

кожи их мужей. А вечер тем временем набирал силу и раскрасневшееся

заходящее солнце, сползая за горизонт, обещало ясное утро.

 

Старик любил раннюю осень, она на него действовала завораживающе и

навевала мысли о прошлом, о том, что когда-то было и чего никогда уже не

будет. Пора бабьего лета согревала и тревожила одновременно. Вот и ещё

один год близился к завершению. А сколько их осталось? Может быть,

именно этот будет последним в его долгой жизни. Старое домашнее вино

расслабляло и приоткрывало дверцу для самых потаённых дум. Ему

нравилось философствовать молча, картины детства сменяли одна другую и

были иногда настолько яркими, что он удивлялся своей памяти. В один из

таких вечеров, много лет назад, он понял, что стареет, потому что впервые

почувствовал тепло воспоминаний.

 

Жил старик один, жена давно умерла, а дочь, уехав в город, вышла

замуж и, казалось, забыла его. Пенсии ему едва хватало и он рыбачил

иногда на скалистом берегу небольшой, хорошо знакомой ему бухты. Сад

требовал ухода, а силы были уже не те. Внуки, повзрослев, заезжали всё

реже и реже, да и то для того, чтобы половить рыбу, выпить домашнего

вина и прихватить в город фруктов из дедова сада. Их дети росли в городе и

имели смутное представление о своём прадеде. Он обижался, но виду не

подавал, успокаивая себя тем, что у всех свои заботы. "Раньше всё было по

другому," — иногда мысленно говорил он сам себе.

Большинства тех, кого он знал, уже не было в живых — погибли на

фронте или давно умерли. А те, что были моложе, крутились в своей

повседневной рутине, озабоченные житейскими проблемами. Да и посёлок

очень изменился — особняки чужих, неизвестных ему людей росли, как

грибы, один выше другого, закрывая вид на его любимую бухту. Всё вокруг

менялось — поколения, взгляды, интересы и, главное, люди. Высокие

заборы вокруг новых домов и огромная, отхваченная территория, вызывали

у него тоску.

 

Вот и сегодня он незаметно стал листать страницы своей жизни. Под

монотонный звук вечерних цикад думалось легко. Вспоминая детство, он

незаметно перемещался в то далёкое время, освобождаясь от гнетущего

чувства одиночества, которое мучило его последние годы. Там были его

родители, лица которых, словно ластиком, постепенно стирало время. Но

это не мешало ему чувствовать их тепло. Память была избирательна,

вытаскивая на обозрение только хорошее, видимо, жалея старика. После

таких вечеров он просыпался бодрым, будто испробовал живительного

бальзама. Жизнь не казалась уже такой тягостной. В этот вечер он так и не

притронулся к вину, налитому в глиняный кувшин, который когда-то

привезла из города жена. Наконец он прочувствовал и осознал, что в этой

жизни его больше ничего не держит: жены нет, родные живут своей

жизнью. Он стар, а старики чаще всего никому не нужны, проку от них

никакого, а хлопот целый воз. Он был чужим в этом мире и мир стал

казаться ему чужим.

Плен воспоминаний был настолько сладостным, что старик на какое-то

мгновение перестал замечать, что делается вокруг, теряя чувство

реальности. Воспоминания тянули к себе, а он не сопротивлялся, уходя всё

дальше и дальше. Сегодня всё было не так, как прежде. Прошлое манило, и

он не хотел возвращаться из него. Ведь его никто не ждал здесь, в его

старом ветхом доме, да и в мире вообще. Было уже далеко за полночь, а

старик всё сидел на ступенях своего дома, прислонившись спиной к

перилам крыльца. В этом сладком забытье ему казалось, что он в раю, где

было светло и много солнца… Он был счастлив.

 

Осенний рассвет мягкой карамелью тронул листву, освещая дворик,

крыльцо и согнувшуюся, неподвижную фигуру старика. Он так и провёл

всю ночь наедине со своими воспоминаниями и остался там, где ему было

хорошо все последние годы…