Белорусский университет. Мы учимся на первом курсе биофака. Не за горами вторая в нашей жизни экзаменационная сессия. Зимняя-то, - для некоторых сокурсников свернулась комом, как первый блин. Порешили промеж собой поделиться крохами стипендий с теми, кому не повезло. А она вся – тридцать пять рублей в месяц: по одному «рваному» на день плюс расходы на сигареты. Э-э-эх, подзаработать бы! Да где? На разгрузке угля получается себе дороже. А вагоны с лесом разгружают без нас...

Вот тогда и вошла в нашу аудиторию дама гренадёрского роста, с фигурой тяжелоатлета и заметными усиками на мужеподобном лице. Суть предложения Ариадны Львовны Штейнфельд лежала в области советско-французских торговых связей. Франция решила регулярно закукпать в СССР речных раков. Поэтому, Белоруссия (наряду с Украиной и Прибалтийскими республиками) получила указание оценить запасы этих животных в своих водоёмах. Это сколько оценщиков нужно! А в БелНИРХ, откуда явилась «гренадёрша», их всего двое – она сама да древний доктор Будников. А не послать ли «в поле» студентов-биологов, посулив им суточные и проезд?

Большинство студентов от участия в «авантюре» отказалось. Причины назывались самые разные: от необходимости принять участие в летних полевых работах по месту жительства до банального родительского «вето». Вопрос участия однокурсниц даже не рассматривался. Авантюристов набралось всего шестеро. Все, как на подбор, – дети асфальта: всяк видел раков на картинке в учебнике «Зоология беспозвоночных», а ещё как приложение к пиву.

По окончании экзаменационной сессии доктор Штейнфельд повезла нашу группу на озеро Нарочь, что расположено в Мядельском районе Минской области. Вода в нём кристальной чистоты. Хмурые боры и ельники стерегут его берега. А ещё в Нарочь впадает легкомысленная речка Малиновка. Вот к ней мы и едем.

По дороге Ариадна Львовна проверяет наши знания предмета. В водоёмах республики обитают два родственных вида речных раков: широкопалый (Astacus astacus) и узкопалый (Astacus leptodactylus). Широкопалый рак ценится гораздо выше, так как в его клешнях больше мяса. Он то и является аборигеном белорусских водоёмов. Узкопалый рак движется на Европу от рек Сибири и Нижнего Поволжья. Темп его экспансии колоссален. Попав в новый водоём «узкопалая чума» в считанные годы полностью выживает своего широкопалого родственника. На свою беду широкопалые раки линяют на две недели раньше пришельцев. Временно лишившись панциря, они оказзываются беззащитными перед клешнями конкурентов. А ко времени линьки узкопалых раков панцирь широкопалых ещё не успевает окрепнуть.

Наша задача: в короткие сроки оценить соотношения популяций обоих видов в водоёмах Витебщины. Это будоражило чувство ответственности. Наша шестёрка ощущала себя чуть ли не отрядом особого назначения.

Но вот мы и приехали на место. Выходим из университетского автобуса. Одновременно с нами на велосипеде подъезжает юноша лет пятнадцати, загоревший до черноты. Это Саша Малиновский. Он будет учить нас ловить раков руками. Мы недоверчиво осматриваемся. Под ногами - обширный кочковатый торфяник. Невдалеке сплошной стеной синеет сосновый бор. Через торфяник протекает речушка. Вся её ширина ну не больше пятнадцати метров, а глубина – по грудь взрослого человека. Оба берега отвесными стенами уходят в воду. В эту воду лезет загорелый Саша. Мы ёжимся. Ещё бы! Над долиной тянет не сильный, но до пронзительности холодный ветерок. А мы после сессии не то, что не загорелые, - белые как глисты-аскариды.

Ариадна Львовна рассказывает, между тем, что в этих берегах-стенах раки выкапывают свои норы. И живут в них, выставив наружу клешни. Ох, лучше бы она этого не говорила. Душа затосковала по уюту: что угодно, только не в тёмную воду к страшным чудовищам. А Саша уже выбросил на берег нескольких. Положение обязывает, и я подхожу к одному из них, как заворожённый кролик к удаву. Осторожно трогаю носком кирзового сапога, переворачиваю на спину. Ох как грозно распялились клешни!..

Словно проклятье гоголевского Бесаврюка, вонзился в спину голос Ариадны Львовны:

«Что, биологи, раков испугались? Стыдитесь! Прищепов! Балко! Марш в воду! Рубинштейн! Ты же вчерашний защитник родины! Долой гимнастёрку! И галифе! И сапоги! И портянки!»

Какого солдата не приведёт в чувство грозный окрик фельдфебеля? И я лезу в речку. Остальные – за мной. Моя рука под водой нечаяно касается чего-то шершавого, твёрдого, подвижного... Острая боль пронизывает указательный палец... Панически отдёргиваю руку: так оно и есть – капелька крови! Наверное, это только начало... Вот... сейчас... что-то неизвестное подползает к моей ноге..ай.. Скорее на сушу!.. Не-ет... там эта... «гренадёрша» ... ещё страшнее!.. Пальцы нащупывают какую-то пещерку. Ладонь капканом охватывает что-то колючее... На берег из моего кулака летят одни клешни. Головогрудь и брюшко остались в норке. Но вот я выбрасываю на поверхность торфяника своего первого в жизни рака. Выбрасываю судорожно, с омерзением. Где-то я читал, что многим приматам свойственна рефлекторная ненависть ко всему ползающему и пресмыкающемуся. Значит и я страдаю «обезьяньим рефлексом»? А что же другие? Ошалело оглядываюсь на сокурсников: вон, Дима Дубровский выбросил рака, Жора Прищепов... И только я труса праздную... Обречённо возвращаюсь взглядом к своему участку стены. Где-то на уровне собственной диафрагмы нащупал новую нору... ухватил за клешни... потянул... Как будто даже не очень холодно,.. если не высовываться из воды... и не думать о... И тут... дрожащими губами, но всё же, сложившимися в ядовитую ухмылку, Жора внятно цитирует:

«...И в распухнувшее тело раки чёрные впились...».

В следующее мгновение наша великлепная шестёрка оказалась на берегу. Включая и самого любителя пушкинской поэзии.

Что было потом? Мы привыкли. И разбрелись по Витебской области. С нехитрой лабораторной мелочёвкой в рюкзаке и мандатом Витебского рыбозавода мы передвигались от одного озера к другому. В первые минуты штатный раколов относится к тебе с недоверием. Но увидев, как спокойно балансирует в неустойчивом дубке* твоё мускулистое тело, как привычно «скубент» обращается с бучами*, с неводом и сетью-трёхстенкой, старикан оттаивает и на пару дней передает тебе свой «промысел». Кто же отказывается от батрака-добровольца? Ты большую часть суток проводишь на воде. Крупную рыбу несёшь хозяйке. Мелкими рыбёшками заряжаешь бучи. Всегда находится юный помощник из местных. Высунув язык от старания, он записывает в полевой журнал результаты твоих измерений. И хозяйка кормит вас с пацаном жареными щуками и вареными раками.

А перед рассветом, когда деревня ещё спит, ты сталкиваешь на водную гладь одинокий дубок. Лёгкий туман клубится над водой. Тишина. Только плеснёт изредка крупная рыбина. А ты ловкий и сильный, с трёхстенкой, аккуратно уложенной поперёк дубка, с шестом-пугалом в руках чувствуешь себя тем самым хазарином Ратмиром. И готов слиться с окружающей пасторалью. Для полной гармонии не хватает только любящей спутницы. Но где же искать её? И невдомёк тебе, что твоя «Горислава» учится на том же факультете, но двумя курсами старше.

 

*Дубок – челнок, выдолбленный из цельного ствола;

*Буч – связанная из дранки верша – служит ловушкой для раков;