Мальчики пробежали в сад, не видя незнакомца стоявшего растерянно на террасе. Они увлеклись игрой и свободой, дарованной им после уроков. Не ведая уже об алгебраической формуле Ньютона, римском сенате и об Эдуарде IV, юные и энергичные они хохотали, носясь по саду. Тоби без повода повторял заданные французские словечки, переиначивая их на свой манер. Кит набегавшись, повалился на землю и задержал взгляд на небо.

Миссис Вивиана Дитчер давно провела незнакомца в гостиную. Он кашлял, извинялся за него и глотая чай, отвечал на ее расспросы. Она улыбалась и с какой-то горячностью говорила:

- К благим делам обращена я всей душой. И я вас ждала, мистер Ходони. Надеюсь, вы не в дороге простудились?

Он ответил:

- Нет, что вы миссис Дитчер. Кашель мучает меня почти полгода, и были… небольшие осложнения. Два раза лежал в больницах…

Она ахнула, болезненно восприняв поведанное гостем. Она знает, что нигде никого достойно не лечат. Зря занимаешь койку и чуть ли не усиленно умираешь от меланхолии. Врачи у мистера Ходони бестолковые; запустить такой кашель и по сути дела не проникнуть в суть болезни. Если для них его личность – шутка, ему в пору начинать борьбу с таким произволом. И пусть он не слушает их. Он обязан поискать других врачей. Да вот, кстати, откладывать и не нужно. В селении бродит неприкаянный доктор Форсонди. Жители редко болеют, а ему как врачу необходимо практиковаться, так что мистер Ходони смело, может к нему обратиться за консультацией.

- О, миссис Дитчер. – С благодарностью сказал он. – Не стоит так беспокоиться обо мне. И я вряд ли успею познакомиться с вашим доктором. Вечером я уезжаю. Мои дела никак не разрешатся, и я только сегодня смог вырваться к вам по старой дружбе.

Хозяйка с досадой пробормотала:

- Вы запустили свои дела, Гилберт. Ваши адвокаты тянут из вас деньги и все не могут найти доводы в вашу пользу! Старое имущество скоро одряхлеет. А бывшая миссис Ходони вас не жалеет! Ну вот ей нужно поместье с ничтожным годовым доходом? Гилберт, вы мягки с ней не в меру. Ну, боже правый!

Он, конечно, захотел ее оправдать, но сильно закашлял, тем самым, дав Вивиан конечную цель действий. С запиской она отослала прислугу к доктору. Гость сопротивлялся, но затем с безнадежностью сменил тему, поинтересовавшись мальчиками.

- Племянники чистой воды лентяи. – Проворчала она. – Сестра им потакает. А Кит удручает. Странный сильно в свои года. Часто застаю его за писанием. Он что-то пишет в тетрадку и все время ее куда-то прячет. Не знаю что у него за писанина, а увлечение его этим, меня тревожит. И рассуждает не по детски.

Гилберт им заинтересовался. Расспрашивая о нем, он и не верил услышанному. Слишком ярким индивидуалистом представляла его Вивиан, сама не ведая об этом. Беседу прервала прислуга, сообщившая, что доктор выехал по вызову в другую деревню. Гилберт от сердца своего искреннего рассмеялся обстоятельствам.

- Ох, мой друг, - вздохнула Вивиан, слыша вместо смеха, безудержный кашель. – Не жалеете и не цените вы себя. Вы, (позвольте я выскажусь) мазохист. Жена ваша, попользовалась вами.

- Я… - он немного осип в голосе. – Женился на безобидной.

- Перестаньте ее оправдывать! – Прошипела она. – Я боюсь, что вы… умираете!

Мальчики рассматривали марки в траве. Тоби показывал свои, сообщая как он их собирал, дополняя рассказ мелкими деталями. Кит иногда спорил, указывая на какую-нибудь марку, приобретенную им самим. Оба отбросили марки в сторону, говоря уже о новых моделях парусников, выставлявшихся на состязаниях в Крапшире, в прошлое воскресенье. Кит подметил многое в состязаниях, не давая толком высказаться брату. Тот рассердился и убежал прочь.

Кит встал, вновь взглянув на небо и увидев как оно уже посерело, обволакивая себя безрадостными тучами. Где-то на горизонте он заприметил похоронную процессию, вспомнив, что в последний путь провожают старого мистера Одиса. Всегда заинтересованный и зацикленный в основном на печальном, он направился в их сторону. Никто не плакал. Старость плакала за себя. Он дошел с провожающими до кладбища и наблюдал, как приготовляют могилу мистеру Одису. Люди тускло, и заунывно стояли на местах. Священник шепотом молился, готовясь к заупокойной речи. Застывшие люди со своими механическими ритуалами, действовали на Кита тягостно, ибо он чувствовал не истинную печаль, а выспренность обязательства. Вот священник произнес нужное для души покойного отпущение грехов и гроб стали заколачивать. Как легко предугадать действия собравшихся. Могилу закопают и они разойдутся, впоследствии никогда не навещая ее, а лишь появляясь на кладбище, чтобы проводить кого-то из своей очереди. Вечером посплетничают, исковеркают имя умершего, ибо смерть его и не запала им в души. Они верны исполнению установленных ритуалов и благодаря этому спокойны, потому что они себя знают. А сущность Кита не может смириться со страшной обыденностью. С ее фальшивостью. Гроб сейчас опустят, это им известно, но они и не предполагают, что он Кит бросится на него, опускаясь с ним землю. И они оживятся.

И он растянулся на заколоченном гробе. Могильщики опускавшие его с помощью веревок, не среагировали от неожиданного поступка мальчика и почти отпустили веревки, дав гробу с телом покойного и с живым на его верхе, перекоситься и соскользнуть вниз. Провожающие вернулись в свои души, испуганно крича и не понимая, что случилось. Какие-то дамы заплакали, кто-то затрясся. Более смышленые и расторопные завладели веревками, спустились в могилу, где скрючившийся и невредимый Кит, фиксировал в сознании реакцию людей. Те, кто спустился, как могли, отшатнулись от мальчика, словно видя призрак. Священник, наклонившись к ним, потерянно занес над ним крест и забормотал молитву.

Доктор Форсонди выписывал лекарства, от чего-то хмурясь. Ему мешал китайский болванчик, словно всем своим видом усмехаясь над ним. Отец мальчиков Альберт и его жена Маргарет, стояли невдалеке, словно ожидая приговор.

- Покажите мальчика психиатру. – Отодвигая в сторону болванчика, сказал доктор. Теперь он понял, что его больше всех в этом доме раздражает именно Кит. Чем именно для него было непонятно, но, по крайней мере, он знал, что не любит таких «серьезных» подростков. – Лечить его надо, мистер Сестени. И срочно. Его брат находится под его влиянием. Успокоительные таблетки я выписал. Но не тешьтесь. Я настаиваю на обследовании у психиатра.

Мать Кита не выдержала. Она по-другому узнала сына. Как то дождливым вечером, застав его на террасе, она заметила, что он с интересом разглядывает почерневшее небо.

- Что ты там пытаешься высмотреть, чудо мое? – Ласково обратилась она к нему. Он подошел к ней и нежно прижавшись, ответил:

- Там нет людей, мама.

- Там есть бог. – Развела она руками.

- Если там нет людей, а есть лишь бог, то зачем ему одиночество?

Она совсем растерялась и пробормотала:

- Но с ним пребывают ангелы.

- А мне кажется, что мы верим в философский миф. – Горько вздохнул он и прошел в дом.

Тогда она по-новому взглянула на старшего сына, осознав, что он растет индивидуалистом и, следовательно, созревает для борьбы против угнетения его как личности. И вот первый звоночек прозвенел в лице доктора, и она жестко встала на сторону сына, решив за него бороться.

- Мистер Форсонди, Кит не будет обследоваться у психиатра.

- А что же… - муж тупо промямлил, скрывая от всех свой стыдливый взгляд. Маргарет продолжала высказываться:

- Я понимаю, что трудно объяснить поступок Кита, но все же очевидно, что его душевная чистота борется с нечистотами общества. Он выбрал способ самовыражения.

Доктор задергал верхней губой.

- На могиле почтенного мистера Одиса? Нет и нет, уважаемая миссис Сестени! Не выдумывайте глубин там, где все плоско. – И обращаясь уже к ее мужу, вынес приговор: - Пока не поздно, мы еще способны вылечить Кита.

- Так гуманнее, доктор. Так правильнее. – Поддакнул Альберт, теребя свой воротник рубашки.

- Общество бывшее на похоронах и его преподобие Катенс, потребуют отчета о психическом здоровье мальчика, и я миссис Сестени, - он выражал все более яростные нотки в своем голосе. – Отчитаюсь перед ними.

С ненавистью окинув его с ног до головы, она выбежала из кабинета мужа хлопнув дверью.

Вивиан страдальчески ходила по гостиной, прислушиваясь к накалявшейся атмосфере в доме. Кашель Гилберта доводил ее до умопомрачения. Тщетно стараясь сдерживать приступ, он тут же об этом забывал, находясь под впечатлением от личности Кита. Очевидно в такой глуши его душа рвется к каким-то неведомым для окружающих высотам. А местный доктор как глас общества, наделенный правом сказать, что мальчик болен, ибо люди иной причины не видят. То, что они знают, несомненно, здесь присутствует, а в понятия существующие извне, вдумываться не стоит, ибо они чужды их мировоззрению. Травмировать внутренний мир мальчика они не будут, только подлечат.

И в активности общества заложено неосознанное желание сделать того кто выше их, такими же как они. Верно изуродуют его сущность, и дальнейшие поступки Кита обязательно осудят, выделяя его среди толпы как опасный элемент.

Доктор появился в гостиной без сопровождения Альберта и глотнул бренди.

- Поговорите с сестрой, миссис Дитчер. – Сказал он и выпалил: - Кого она уважает?

Вивиан с горячностью пообещала выполнить его просьбу и спросила:

- Вы еще не осматривали мистера Ходони? Бедняга, он кашляет не переставая.

- Зачем хлопоты? – Возразил Гилберт. Доктор без охоты вытащил из саквояжа стетоскоп и обследовав наскоро пациента, буркнул:

- Запустили вы свою болезнь, милейший. Что ж вы так?

Он смущенно и потерянно раздвинул губы для улыбки, пока Вивиан ахала и восклицала. Форсонди наскоро прописал таблетки и ушел.

- Гилберт, недалеко от нас находится замечательный пансионат…

- Бросьте, миссис Дитчер. – Прервал он ее опеку и закашлявшись, добавил:

- Мальчика не советую подвергать лечению. Будет хуже.

Застыв от его совета, она взорвалась:

- Разберитесь со своими адвокатами, со своим здоровьем и бывшей миссис Ходони! Добро для себя совершите!

Он погрустнел.

- Ослеплены вы, Вивиан. Гнилыми устоями.

И разочарованный в ней, прежде всего как в человеке, он уехал от нее в ссоре. Впоследствии она не успела с ними помириться. Он ушел из жизни, не разобравшись ни с собой, ни с другими.

А Кит покончил с собой. Иное он не избрал. Общество помогло ему самоуничтожиться. Маргарет провожала его, слыша его смех, доносившийся неизвестно откуда, а затем плач. Его голос, хотя он уже мертв. Откуда же он доносится? Она услышала набат и оглянулась. Серое небо, словно обнимало голые деревья. Где-то там встречают душу Кита и гонят прочь именно его одиночество. Но она не может этого видеть. Сейчас она вернется к праздным и недостойным людям. Туда, где главные темы основаны на мелочах и где страдающим и переживающим по-иному, чем само общество, на всякий пожарный случай выписывают успокоительные средства.