Впервые в пурге на подледной рыбалке довелось мне побывать в аккурат в самый первый выход на лед за корюшкой. Тогда заводской автобус довез до 55 километра, где стояли пограничники, а проезжать через них можно было только по пропускам. Конечно, сделав большой крюк, их можно было их объехать, но они стояли и тупо исполняли чью-то антинародную волю. Автобус остался у КПП, а мы гуськом вдоль колючки спускались по колено в снегу вниз по крутому склону.

 

Легкий морозец бодрил, ветерок давал о себе знать. Рыбаки разбрелись по льду Финского залива в разные стороны, а я толком и не знал: как ловиться корюшка.

 

Примерно через час после того, как я просверлил первую лунку, ветер значительно усилился, и посыпалась манна небесная – начался буран на льду. Многие тогда вспоминали Александра Сергеевича:

 

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя.

 

Целый день все вокруг было абсолютно серым, ветер без устали гнал пургу. Поток снежных хлопьев однажды снизился на полчасика, и можно было сквозь пелену мельком углядеть очертания берега и рыболовов, ежившихся на ветру в ста метрах.

 

Не знаю, каким чудом поймалась первая в моей рыболовной карьере корюшка. Следующим утром на работе меня даже поздравили с благополучным крещением. Оказалось: наибольший улов составил 10 корюшин, а многие бывалые корюшатники вообще в ту пургу ничего не поймали – остались при своих интересах.

 

Прошли годы. Вистино я стал посещать потому, что на километрах Карельского перешейка, где обычно рыбачил, корюшки в разгар зимы, можно сказать, вообще не было. – Опытные рыболовы на целый автобус налавливали от силы 2-3 килограмма.

 

В начале я ездил от Балтийского вокзала на забитом рыбаками под завязку обшарпанном ПАЗике, своим состоянием напоминавшим легендарную машину незабвенного Козлевича. Для посадки существовала предварительная запись, поэтому я, выбираясь на рыбалку лишь по выходным, чаще всего ехал на одной ноге мимо древнерусского селения Копорье, мимо останков крепости, через одноколейную железку, где ни разу не встретился поезд. Два молодых парня, честно трудившихся в ночном кабаке, часто мурлыкали ставший известным в то время шлягер:

 

А я сяду в кабриолет

И уеду куда-нибудь…

 

Автобус трясся на ухабах мимо пристани вдоль берега километра полтора, на берегу на поляне высаживал рыболовов-любителей и ожидал в обратный рейс. Два грузных пожарника лет за 50, работавшие сутки через трое, сверлили лунки почти напротив автобуса, и всегда имели свои 4-5 килограммов. Пустым я отсюда никогда не уезжал.

 

По сравнению с не функционировавшим северным берегом здесь рыба была всегда, она кормилась на банках вытянутых вдоль берега. И ввиду неурожая на Карельском перешейке здесь собирались громадные многотысячные толпы пингвинов.

 

Некоторые преднамеренно приезжали сюда с ночевкой. Мне же дважды приходилось вынужденно пользоваться здешними услугами – проводить ночь на вмерзших в лед бухты «кораблях», которые по существу были рыболовными судами местной артели. Один раз я ночевал в отдельной каюте, а второй раз я пришел уже среди ночи и переконтавался в общей кают-компании. Ходили слухи, что корабли кишат громадными крысами, но мне не довелось их видеть или слышать.

 

Уже позже я ездил с Женькой на красном «Икарусе», и тогда я ловил не в основной толпе, а еще 3 километра дальше от берега, где тоже была какая-то банка, на которой обожала лакомиться корюшка, и до которой доходил от силы десяток любителей этой замечательной рыбки.

 

Берег Вистино ввиду близости границы с Эстонией был приграничным. Проезжать в Вистино следовало по пропускам. Женька объяснял, что договаривается с каким-то прапором на безостановочный проезд до берега.

 

Каждый раз, когда мы ехали в сей благодатный край, внутри нещадно щемило: пустят или не пустят.

 

- А вдруг сегодня развернут, - сверлило в мозгах у каждого.

 

Вот автобус влетел в поселок, прошуршал всего метров 50, и нас останавливают два бойца, наверное - пограничники.

 

Женька моментально выключил радио, оборвав песню на полуслове:

 

Я куплю тебе дом у пруда в Подмосковье…

 

Пока он притормаживал пассажиры «Икаруса» успели передумать многое. Преобладало, конечно, одно мнение: просто так не останавливают. У всех опустилось настроение. Кто-то горестно произнес:

 

- Вот и хана.

 

- Да, приехали, - поддержали его многие.

 

В безмолвной валидольной тишине Женька открыл дверь. Один солдат поднялся на три ступеньки и все затаили дыхание. Он снял форменную ушанку и представил абсолютно рябое родное россейское, скорее всего рязанское, лицо юного защитника Отчизны.

 

Пограничник после паузы произнес:

 

- Закурить, не найдется?

 

Все пассажиры автобуса первоначально обомлели. Затем автобус потряс вздох облегчения, и тут же пошли междометия:

 

- Фу ты, нда, хм…

 

У всех полегчало на сердце. Розовощекий валидольщик в очках успел-таки подсунуть приготовленную пилюлю под язык. Впередисидящий рыбак пустил по проходу свою шапку, куда кидали и штучные сигареты с папиросами, и целиковые пачки никотинового зелья и деньги. Шапка вернулась, ее содержимое со звоном вывалили в казенный головной убор. Солдат поблагодарил и возвратился к своему товарищу по тяжелой воинской службе с полной шапкой рыбацких даров.

 

Дверь закрылась, и в салоне автобуса было одно только ликование. Многие, вздыхая и качая головами, вторили друг другу:

 

- Салабоны, пацаны, перепугали всех…

 

А сосед слева – отставной морской артиллерист, который тайком от жены оснастил свои мормышки бусинками от жемчужного ее ожерелья, широко растягивая рот, забормотал для себя:

 

Солдатушки,

Браво ребятушки

Ушки на макушке…

 

На всех лицах зияло счастье. Глаза смеялись у всех. И отчего-то на ум пришелся старина Эзоп, глаголивший:

 

- Каждая капля добра будет окуплена злом.

 

Автобус подрулил к шлагбауму пристани, и мы радостные и веселые высыпали из «Икаруса» на свежий воздух, разобрали из багажника ящики и буры и пошли кто куда.

 

Хорошо было в Вистино еще и тем, что здесь почти постоянно проверяли свои сети рыболовы-профессионалы, и у них можно было разжиться ершиком. Вот и на этот раз я подошел к вытащившим сети рыбакам-профессионалам и попросил ершика для насадки. Самый молодой из них в темно-синей шерстяной лыжной шапочке кивнул на сеть:

 

- Вон, проячеивай.

 

Отоварившись тремя королевскими ершами, я спросил для порядка:

 

- Сколько с меня?

 

- Да, иди ты, - ответили в унисон двое степенных профессионалов.

 

Я поблагодарил и пошел на свою заветную дальнюю банку. Яркое зимнее Солнце все еще медленно восходило, по небу шпарили белые кучевые облака примерно в ту сторону, куда я и шел. Толпы пингвинов шевелились, и к ним на помощь бодрячком прибывало новое пополнение.

 

Легкий пенопластовый чемодан на алюминиевых лыжах катился, словно пушинка, по утоптанной тропе, да и по твердому насту. Ветерок поддувал в спину, помогая идти. Еще подумалось:

 

- Надо бы добавить 5-10 минут к времени обратного пути.

 

Пробурив первую лунку и снарядив первую удочку, я проверил течение, а затем просверлил еще три лунки. Пока ножи ледобура грызли лед, сверля вторую лунку, кивок первой удочки уже просигнализировал поклевку. Складывалось впечатление: корюшка заждалась именно моих мормышек со свежайшей ершовой насадкой. И пошло – поехало.

 

Дело было в феврале, темнело рано, и я, увлеченный ловлей, уткнувшийся носом в лунки, не заметил, как посерело все кругом. До конца ловли оставался еще час, когда поднялся очень сильный ветер, и только тогда я увидел, что все небо стало тяжелым, свинцовым. Посыпались по ветру первые мелкие многоконечные снежинки. Очень скоро снег повалил крупными хлопьями и беспощадно засыпал все лунки. Вьюга превратилась в настолько сильную снежную бурю, что стоявшие в 20 метрах от меня корюшатники исчезли за пеленой распоясавшегося снежного потока.

 

- Поскольку это так резко и внезапно началось, наверное, скоро и пройдет, - предположил я, продолжая ловить рыбу и решая, – что же делать?

 

Создавалось впечатление: на небе что-то прохудилось. Снег валил без передышки, а разбушевавшийся ветер гнал его почти параллельно льду.

 

Из пурги вышли двое корюшатников и мимо меня поспешно ушли в пургу – в сторону берега. - Это помогло принятию решения по быстрому сматыванию своих 4-х удочек без какого-либо внимания к продолжавшимся поклевкам. Рыба как бы завлекала, предлагала не торопиться. Но закинув в чемодан рыбу и снасти, я бегом ринулся вслед уходящим рыбакам.

 

Конечно, их не было видно, но отыскались свежие следы еще не засыпанные снегом. Чуть успокоившись, я брел по следам навстречу сильному ветру. Увы, так продолжалось не долго – уже метров через триста следы потерялись безвозвратно. Дернулся в одну сторону, в другую: все признаки прохождения человека исчезли бесследно, будто их моль съела. Кругом расстилалось одно чистое ровное снежное покрывало, которое росло на глазах.

 

Возможно, сразу же надо было по следам бежать бегом. Но и просто идти было не сахар. Ядреный ветер дул почти в лоб, и для вздоха приходилось отворачивать лицо в сторону. Чемодан греб снег перед собой, так как лыжи проваливались под действием груза в свежий снег.

 

Теперь пришлось ориентироваться только на ветер, в надежде, что он останется постоянным по направлению.

 

Поскольку срыв с места лова произошел раньше намеченного срока, первоначально предполагал, что имею запас времени. Затем начало приходить понимание: передвигаюсь излишне медленно. Попытался ускорить шаг, но вскоре устал и сбился на медленный ход. Оказалось, что размеренным шагом идти легче и производительнее.

 

Непромокаемые противоударные призовые часы с фосфорными стрелками показывали: еще есть возможность успеть к отходу автобуса, когда я буквально наткнулся на рыбака, ловящего потихоньку в пургу. Сидя на чемодане, он обслуживал две удочки. Рядом были установлены еще несколько удильников, но их лунки основательно занесло снегом. И, похоже, корюшатник давненько к ним не подходил.

 

- Скажи, друг, в какой стороне порт Вистино? – проорал я в пургу.

 

Правой рукой полузанесенный снегом рыболов указал направление почти перпендикулярное тому, куда я только что брел.

 

- А ты сам из Вистино?

 

- Я пришел сюда из Озерков, - гаркнул он в ответ и разъяснил, - от этого места до Вистино чуть-чуть дальше, чем до Озерков.

 

Теперь стало понятно и местонахождение, и что ко времени отправления автобуса опоздал окончательно.

 

- А дорога, по которой идут автобусы там, - я показал в сторону предполагаемого берега.

 

- Да, - рыбак из Озерков кивнул головой, и с его заячьей, окрашенной в коричневый цвет ушанки, плюхнулся большой ком пушистого снега.

 

- Спасибо, - прокряхтел я уже в движении.

 

Надо было быстрее выбираться на дорогу, хотя шансы были ничтожны.

 

- Возможно, меня подберет кто-нибудь другой. А если нет, придется идти ночевать на корабли, и тогда по дороге идти все одно лучше, - размышлял я, когда из последних сил пытался ускорить ходовые свои качества.

 

Звук автомобиля я услышал, когда время отправления автобуса уже прошло. Света фар я еще не видел из-за снежной пелены, но ветер доносил именно гул мотора.

 

Примерно метрах в пятидесяти от берега я увидел первое мерцание огоньков автомобиля.

 

– Это придорожные и прибрежные деревья брали на себя или притормаживали часть снега, который гнал разбушевавшийся ветер.

 

Чуть живой я выкарабкался на обочину дороги. Приближался автобус. В свете его фар по циферблату я определил, что наш автобус должен был уйти со стоянки 10 минут назад, а ехать сюда меньше минуты. – Так прикидывая, я решил, что это не Женькин автобус, но все равно выставил руку для голосования.

 

Передняя дверь автобуса остановилась напротив меня. Она медленно открывалась, когда водила крикнул:

 

- Заходи, на, с ящиком.

 

Это был Женька. Я не заставил приглашать вторично, смахнул снег с чемодана, с головы, отряхиваясь, похлопал себя по плечам. И, не снимая с чемодана лыж, так и загрузился в салон.

 

- Думал, что вы уже уехали, - выпалил я.

 

- Тебе повезло. - Мы на этой дороге дважды останавливались, на, – подбирали наших и чужих. Пока багажник открывали, сундуки со шнеками укладывали, время и набежало, на.

 

Только при выезде на трассу к Санкт-Петербургу метель прекратилась.

 

Сидя на чемодане, я отдышался, пришел в себя.

 

Изнутри одежда была мокрая до нитки, и при этом я рассуждал:

 

- Правильный все-таки лозунг у наркоманов, решившихся навсегда покончить с пагубным зельем: «Никогда не сдавайся!»