- * -

 

Каким размером случай описать,

не исказив строкой его курьёзность.

Быть может пятистопный ямб под стать?

В нём есть и легковесность и серьёзность.

 

Ведь то, о чём поведать я хочу,

могло бы в результате стать трагичным,

когда б в реальности, я, право, не шучу,

по сути не было б комичным.

 

- * -

 

Давным-давно заброшенный карьер

стал пастбищем соседнего посёлка.

Там вечером и ночью, например,

паслись влюблённые, да и не только.

 

Напоминал он звуком караван,

а может быть прибойное шуршанье.

Но не об этом ведь, признаюсь вам,

я начал здесь своё повествованье.

 

- * -

 

Паслись в карьере козы и козлы.

С утра хозяева их приводили

и к кольям на хорошие узлы

привязывали тут и уходили.

 

Рогатые созданья целый день

щипали травку, мекали лениво,

не прочь найти б в жару любую тень,

но в общем-то держались терпеливо.

 

Однажды всё ж ЧП произошло:

порвав верёвки, проявив старанье,

козёл с козой без разных « ме-е-мных» слов

решились на любовное свиданье.

 

Свидетелей, конечно не найти,

кто видел, как террасами бродили,

что делали друг с другом по пути,

пока на дно карьера угодили.

 

Спиралью уходящие на дно

террасы составляют расстоянье!

И в общей сложности значительно оно

и повлиять способно на свиданье,

вернее на конечный результат,

на, так сказать, взаимоотношенья.

Ведь и козлам доступны наслажденья,

как и знаком им их козлиный ад.

 

Короче, пока шли они и шли,

достаточно уже завечерело,

на дно карьера сумерки легли,

коза, как будто сразу постарела,

да и козёл заблеял как старик.

Куда ушла его любвеобильность?

Печально по козлиному он сник,

на дне карьера ощутив могильность.

 

Но всё же смог себя он в руки взять,

верней – заблеял гордо и упрямо.

Решив в безвыходности выход поискать –

ведь как-никак была-то рядом дама!

 

И двинул в путь, куда не зная сам.

Коза овечкой шла послушной возле.

Бродили так, наверно, три часа,

пока почуяли другой какой-то воздух.

 

Он тёплым был и с яблочным душком,

напоминая чем-то запах дома.

Его попробовать хотелось языком,

а шёл из чёрного-пречёрного проёма.

 

Просунул морду – запахи сильней,

но темнота беззвёздная пугает.

Спросил подругу бодровато: «Ме-е-е?»

Подружка: «Ме (как хочешь!)» – отвечает.

 

Он зашагал. Коза за ним бежит.

В струю, как в сено, хочется зарыться.

Козёл в козлиной радости дрожит:

перед козой он настоящий рыцарь!

 

Конечно, под ногами не проспект,

и темнота, и ноги вязнут в луже.

Но видит он в конце туннеля свет

и знает, что уже не будет хуже.

 

А свет в буквальном смысле впереди

струится из щелей огромной двери.

Ещё с полкилометра так пройти,

и встретят их ведь люди, а не звери.

 

Быстрей! Быстрей! И вот уж у ворот.

Стоят и бьют неистово рогами.

Потом встают во весь козлиный рост

и снова бьют по дереву ногами.

 

- * -

 

А за воротами руддвор возле ствола.

Там в море света дремлет сигналистка.

Ещё шахтёров смена не пришла.

По-своему уютно здесь и чисто.

 

В насосной рядом слесарь-машинист

гундосит песню, это с ним бывает.

Здесь от ствола пьянящий воздух чист,

и он, должно, на песню вдохновляет.

 

Вдруг слышит стук со штрека от ворот.

Такая дробь, как кто зовёт на помощь.

Спешит. Открыл. Перекосило рот.

Дверь выпустил и, закричавши: «Сволочь!»

К стволу со страха зайцем побежал

и рухнул возле сигналистки спящей.

 

Гортанный крик его хрипящий,

её к скамейке намертво прижал.

 

Но любопытство всё ж берёт своё.

Да и стучат настойчиво, упрямо.

Идёт. Открыла. Закричала: «Чёрт!

И рухнула, дверь отпустивши: «Мама!»

 

Съезжает смена. Что за чудеса?

Нет сигналистки. Слесарь на скамейке

в беспамятстве и закатил глаза.

И стук, как крик: «Сюда! Сюда! Скорей-ка!»

 

Спешат на помощь. Видят у дверей

лежит и еле дышит сигналистка.

И на вопрос наивный, что же с ней,

лишь пальцем тычет в дверь: «Нечистый!»…

 

Как водится, наш бригадир – храбрец!

Дверь открывает, двух рогатых видит.

Как заорёт: «Пришёл всему пиздец!

Ох, братцы! Черти в настоящем виде!»

 

И рухнул наземь, как бутом прибит.

Шахтёры в панике, а мужики-то бравы!

Один храбрец начальнику звонит:

 

«На горизонте чёрт какой-то правит.

Троим уж плохо. А из-за дверей

на штреке требуют чего-то: «Мне и мне!»

Мы выедем. Все. Будет так верней.

Впервые в жизни здесь мы, как в дерьме.

А бригадир наш вообще-то плох.

Машину «скорой» вызывать вам надо!»

 

На руднике стоит переполох,

нарушен устоявшийся порядок.

Собрался наивысший техсовет,

но предложения – глупее не придумать.

 

А выручил всех Писаренко – дед,

любимец общий, умник и придурок.

 

Сам ростом, может, метра полтора,

в руках силён и телом сухопарый.

Как норма у него – стакан с утра,

а после шахты – плюс к обеду пара.

 

Зашёл к завшахты: «Слушай, Константин,

два литра водки и недель отгулы.

На горизонт поеду я один

и всем чертям повыдергаю губы».

 

На том сошлись. Мир результаты ждёт!

Приехали зеваки аж из треста.

 

Прошёл лишь час, герой наш коз ведёт,

от радости сияет как невеста:

два литра – за красивые глаза,

отгулы, чтобы съездить к бабе Вере.

Но главное! – нашлась его коза,

вчера пропавшая в карьере.

 

- * -

 

Забавный случай, шахтное ЧП

с трагикомичным содержаньем,

один курьёз, как штрих в моей судьбе,

перенесённый в стих воспоминанием.

 

Примечание: Случилась эта история на горизонте 96 метра шахты Центральная РУ им.Фрунзе в 1958году.