ЗНАКИ ЗОДИАКА

 

Когда планировалось появление на свет Сергея Романовича, Знаки Зодиака как с цепи сорвались. «Мой, - истошно трубил Козерог, - я наделю его волей и логикой». «Нет, мой, - надсадно хрипел Овен, - уж я расстараюсь и наполню его жизненной силой, подарю долголетие и дам в руки кристалл удачи». «Боже мой, Боже мой - а мы, а мы, - верещали Близнецы, - как вам не стыдно, ведь обещали же в прошлый раз…» Тут пошла такая потасовка! Стрелец натянул лук, и серебряная стрела разбила кувшин Водолея, Рыбы попробовали утянуть в свои подземные глубины Тельца, а Лев, брезгливо рыкнув, гордо удалился в пустыню. Солнце ужаснулось и спряталось за маленькой Луной, чтобы никто на свете не увидел у него слез стыда.

Младенец, вызвавший такой переполох, появился на свет, когда разгневанные Знаки покинули небосвод. И такой хаос настал во Вселенной, что Самый Главный не выдержал, и пригрозил навсегда лишить Зодиаков их величия и значимости. Буря еще некоторое время клокотала в надмирном океане, но все тише и тише. И к Рождеству все вошло в норму.

Младенец, из-за которого чуть не наступил Армагеддон, даже не подозревал о своей невероятной популярности. Да и никто в целом свете не мог заподозрить подобное.

Небесный катаклизм зафиксировали осциллографы и прочие самописцы, верхам быстренько доложили о наступлении конца света, нужных людей затолкали в бункеры с икрой и лососиной, но тут все и рассосалось.

Родители и их друзья самописцев и осциллографов не имели, про конец света не догадывались, на небо не смотрели. Кто же думает о каких-то Зодиаках, кто же рассматривает, что там наверху творится, когда тут такое… ах, какой хорошенький, ну просто симпомпошечка, и глазки-то у него, и пальчики, а уж ноготки, нет вы посмотрите, какие ноготки… а волосики, и так по нисходящей. И спокойный, ну просто андел, так его старуха-соседка стала величать. Ни пикнет, ни пукнет лишний раз. В поликлинике не нарадуются, родители от умиления совсем поглупели, друг с другом разговаривают типа гули-гули, а ребеночек растет, вес набирает, из ползунков и пеленок вылазит.

Вынесли его в песочницу, другие детишки в куличики играют, формочки друг у друга тырят, общаются, одним словом. Наш сидит, глазки опустил, прутиком что-то пытается начертить на песке. Потом вздохнул и заснул. Не понравились ему детишки. Мамаши переглядываются, да так жалостливо, потом одна, осмелев, говорит - у неё есть хороший детский невролог, тут другая встряла, своего предлагает.

Родители Сереженьки возмутились, обозвали мамаш наглыми надоедами и больше ребенка в эту песочницу не водили.

Вскоре, однако, настало время отдать его в садик, но и там все продолжилось. Накинулись воспитатели и начали мучить своими советами. Все в один голос твердят: бесхарактерный он у вас какой-то, - руки жалостливо к груди прижимают, в глаза заглядывают. Может, больной? Так нам больных не нужно, нечего статистику портить. Покажите вы его врачу, может, развитие нарушено? Он даже не ябедничает, когда обижают. Его ребятишки тут побили, не сильно, мы за этим следим, так ведь никому не пожаловался. Сами, кто побил, и рассказали… нормально? Заберите его от греха. А то его уже все, кто может и не может, лупят, а он только улыбается. Прощаю всех, говорит… нормально? Его даже из младшей группы приходят стукнуть. Нет. И не просите, не оставлю.

Пришлось забрать. Повели к неврологу, - без патологии, в институт педиатрии, - развитие соответствует возрасту, в дефектологии покрутили, поисследовали на разных приборах да разными тестами, - ой, да он у вас гениальный, - это профессор старенький разоткровенничался. Бороденку на нервной почве всю повыдергал, уж очень ему хотелось родителей побыстрее уболтать. - Я тут ему буквы показал, а он за раз весь учебник педагогики, который в углу валялся, прочитал и выучил. Доверьте его мне, ничего, что характера нет, это для науки даже хорошо, знаете, как трудно характерным-то пробиться?

Родители повздыхали и отдали Сереженьку в науку. Скоро газеты запестрели заголовками – вундеркинд, то-се. К родителям корреспондентов понабежало, в детский сад съемочная бригада приехала у воспитателей брать интервью, как им удалось такое чудо вырастить, и что для этого они предпринимали. Те и рады, детишки, которые его лупили, вперед лезут, требуют, чтобы их как Сереженькиных друзей в газете пропечатали. Словом всем хорошо, кроме Сереженьки. Тот, блаженный, сидит за компьютером третью диссертацию заканчивает. Первые две прямо из рук вырвали, всем же хочется защититься. А профессор уже с норвежским ученым в своем давнем споре жирную точку поставил и чувствует, - Нобелевка, господа, вот она, только руку протяни. Мальчишка безответный, скажешь ему - ну-ка, посчитай все быстренько… пожалуйста, сделает все исправно и распечатает даже. Родителей в целях чистоты эксперимента к нему не пускают, мама под окнами прыгает, мишкой размахивает. Правда, не знает, на каком он этаже, но кричит громко, а вдруг услышит, выглянет любимое чадо. Но в институте для конспирации вытрясли из директорского фонда деньги и поставили по всему фасаду новые окна. Это чтобы заметно не было, где именно его содержат, а то поменяют одно окно, так ведь ремонта лет 120 не было, сразу как бельмо на глазу, а так сияют рядком новенькие чистенькие переплетики, и поди, узнай, за которым бедный Сереженька мается.

А Сереженька живет как приставка к компьютеру. Раздражается только, когда в уме все уже просчитано, а программа все ворочается в машине, пыхтит, сбоит, останавливается от непосильного труда. Тут родители не выдержали, прорвались. Нянечку подкупили габардиновым отрезом, взглянули, ужаснулись и заплакали. Папа поднял на руки исхудавшего, не узнавшего его сына и как бизон рыкающий прорвался через растянутые красными флажками руки нянечки и звуковой полог инвалида-охранника с чайником и свистком.

Увезли Сереженьку в Питер, где он благополучно и дорос до Сергея Романовича, заоранжерееный маминой и теткиной любовью и укрытый от административных и прочих глаз. Папа к тому времени, перенапрягшись, отправился бесконфликтно существовать в новую, любящую только его семью, рассудив, что ребенок здоров, счастлив и нечего разрушать неистовый источник, направляя на себя часть всеобщего обожания.

Сергей Романович как будто не замечал семейных неурядиц. Он вырос совершенным, то-есть никаким, не добрым и не злым, не упорным, но и не пассивным, словом, беспроблемным. Ни одна черта характера не взбаламутила его душу. Он не смеялся шуткам, не плакал от обиды или страха, не радовался своим удачам и не скрипел зубами от ярости, когда у него что-то не получалось. И внешне он тоже был никакой. Ни красоты, ни обаяния, хотя и страшненьким тоже не был. Хилый, глазки как шторки, ничего за ними не разглядишь. ротик приоткрыт, зубы кривоватые, куда что делось… Где, в каком счастливом прошлом остался тот прелестный младенчик, поразивший в нежном возрасте своей несказанной красотой родителей и знакомых? И если бы старенькая мама так его не любила, он бы давно уже никому не нужный растворился в печальных петербургских туманах.

Отлученный от компьютеров и прочих примет цивилизации, он терпеливо выстраивал в голове свой собственный мир, не позволяя тому прорваться наружу. Он понимал, что та стихия, которую являл собой его необычайный интеллект, может в любой момент выплеснуться и погрести под собой хрупкий окружающий мир. Обрушит и лишит самого Сергея Романовича надежды даже на жалкую опору в лице близких. Сама безопасность его существования окажется под угрозой. Никаких чувств, кроме инстинктивного страха за свою жизнь он не испытывал, сожаления, что погибнут его близкие, у него не было, и что город, который приютил их семью, исчезнет с лица земли, его не волновало.

Он бродил по набережным, небритый, в старом пальтишке и прохудившихся башмаках, бормоча обрывки фраз, всплывающих из времен единения с компьютером, он вспоминал свои ощущения, когда вокруг него толпились взрослые, исполняя каждое его желание. Правда, желаний этих было немного: поставить бобину с новой программой, принести перфокарты, заправить бумагу. Он чувствовал, что очень скоро его жизнь круто изменится, он знал, что кокон вот-вот должен рассыпаться и в новом качестве он будет нужным, единственным, кто может быть полезным этому миру. Он ждет, он зреет, хотя что с ним может произойти в дальнейшем от него сокрыто.

Как-то, утомившись, он присел в сквере на скамейку, обдумывая пришедшую ночью идею генетической вакцины, когда из искусственно выращенных детей получаются вполне обычные, нормальные, такие же, как и рожденные женщиной. Это было возможно. Правда некоторую трудность вызывала проблема создания этой вакцины, но через час напряженной работы мысли, он преодолел и это. В его сознании возникали странные картины: толпы людей – и все его дети, послушные, разумные, работящие. Он обвел взглядом детишек на площадке, которые так же, как и во времена его детства, лепили куличики, ссорились, кидались песком, только мамаши сменили одежду и манеры. Они сидели вдалеке, эффектно обнажив колени и пуская струйки дыма. Пестрые баночки из-под пива сминались и бросались тут же, доставались новые, и вот уже разговор становится громче, бессвязнее, и вскоре усталых плачущих детей мамаши в раздражении растаскивали по домам. Нет, думал Сергей Романович, из этих неврастеников не получится нового разумного поколения. Одна надежда на него, на его ум, интуицию, здравый смысл. Вдруг на лавочку плюхнулась толстая, некрасивая девица. Посидев несколько минут в задумчивости, она расстегнула сумку и вытащила маленький блестящий предмет. Сергей Романович насторожился от предчувствия встречи с чем-то таким прекрасным и загадочным, что моментально перевернет не только его жизнь, но и жизнь всех окружающих. Он покрылся крупными каплями пота и, перегнувшись, начал жадно рассматривать манипуляции девицы с незнакомым прибором.

Хозяйка дивной вещицы не выказала недовольства и даже немного повернула экранчик, чтобы Сергею Романовичу было удобнее видеть, как происходит загрузка. Он вдруг понял, что находится перед ним. Это компьютер. Понаблюдав некоторое время за действиями польщенной девицы, он неожиданно повернулся, загородив собой экран, как-то незаметно приподнял пальцы и дотронулся до крепкой девичьей шеи. Раздался легкий не то храп, не то хрип и, уверенно отодвинув обмявшее тело, Сергей Романович вынул из безвольно повисших рук вожделенную вещицу. Оглянувшись и поняв, что ими никто не заинтересовался, и не дожидаясь, когда девица придет в себя, он придал ей положение глубокой задумчивости, закрыл сумочку и медленно пошел в сторону Адмиралтейства. Дома он вежливо спровадил мать в теткину комнатку и припал, приник к клавиатуре. Через несколько часов он полностью освоил приобретение и, легко касаясь клавиш, нетерпеливо вызывал и изучал одну программу за другой. Нашелся и Интернет. Когда Сергей Романович вышел в мировую паутину и побродил там минут десять, он вдруг встал и решительно выскочил на улицу. Единственные пятьдесят рублей, которые удалось накопить, были истрачены на «Желтые страницы». Теперь у него все подготовлено. Можно начинать.

 

Для начала нужно было сделаться богатым, поскольку краем сознания Сергей Романович понимал, что деньги решают все. Затем вакцина. Залог успеха - новое разумное послушное поколение. Но это лаборатория, опыты, расходный материал. И только после всей этой муторной подготовки – убрать, разрушить бестрепетной рукой, уничтожить, наконец, все, что так нерационально, небрежно наработал предыдущий ваятель. Да и его самого, следовало отодвинуть в сторону. Что же поделать, Сам же все так устроил: смена поколений, правителей, исчезновение с лица земли богатых и сильных государств. Теперь вот дошла очередь и до автора. Да и самим тварям он перестал быть нужным и интересным. О нем вспоминают, и то не всегда, только неудачники и юродивые, остальные живут так, как будто они хозяева жизни, и им не перед кем держать ответ. Ничего, скоро они поймут, как были неправы.

Сергей Романович, тщательно продумав и просмотрев банковскую структуру, решил открыть счет в Сбербанке. Впервые о своем решении он не сообщил маме, собираясь действовать самостоятельно. Он долго толкал тяжелую дверь, а войдя, ужаснулся скоплению народа. Казалось, все старики района нашли здесь пристанище. Выдавали пенсию. Люди сидели на стульях, столах, подоконниках, принесенных скамеечках, просто на полу. Пахло мочой и валидолом. К концу дня, так и не сумев открыть счет, Сергей Романович пошатываясь, вышел на улицу, сжимая рукой стучащее сердце.

Он впервые подумал, что мать, огородив его от сложностей жизни, с одной стороны совершила подвиг, а с другой, непонятно, как он справится, когда матери не станет. Вот и сейчас потребовался паспорт, а где его взять, он не представлял. Пришлось просить помощи. Мать поджала губы и сказала, что категорически отказывается хлопотать о паспорте, поскольку, как только она придет в милицию, Сереженьку тут же загребут в армию, а она этого не переживет. Пусть уж живет, как жил. Документы ему никакие не нужны, а то на него много охотников. Как только он себя обнаружит, из самой Москвы понабегут. Если уж ему так понадобился счет, то пусть пользуется её пенсионным.

Сергей Романович, привыкший во всем доверять маме, согласился. Первые три миллиона он скачал со счета некоего Александрова, представленного в базе, как частное лицо. Затем, не долго думая, влез в фонд какой-то партии и скачал на мамин счет еще 12 миллионов. Партийцы, в отличие от Александрова, побежали в ФСБ и подняли крик. В ФСБ, когда проследили, куда попали деньги, долго смеялись, а потом отправились по адресу новоявленного хакера. Дома оказалась старуха и какой-то хилый придурок, который еле-еле мог связать пару слов. Придурок в списках жильцов не значился, и мать объяснила, что нашла его на церковной паперти, не гнать же беднягу, а тарелка супа у неё всегда найдется. Обыск делать было лень, уж больно убогим выглядело жилище. Стало совершенно ясно, что неизвестный хакер по ошибке воспользовался счетом старухи. Ну а парня нам придется забрать. Проверим и определим в интернат, – веселились ФСБ-шники. Мать кидалась в ноги, кричала караул и разорвала одежды. Так, под крики двух старух, и увезли Сереженьку. Но недалеко. На шоссе, ведущим в Петергоф, притормозили, настучали по хилому телу и выбросили из машины.

Подобрали его деревенские бабки, обогрели и отвели в местную церковь. Батюшка принял его неохотно и определил за харчи служкой. А однажды ночью, когда Сергей Романович отчитывал покойника, явился к нему преподобный Сергий и долго разговаривал, наделяя силой.

Утром, когда заплаканная родня вошла в Храм, поднялся такой крик, что вся деревня сбежалась узнать, в чем, собственно, дело. За свечным ящиком сидели Сергей Романович с покойным и пили кагор, приготовленный для причастников. Никто на Сереженьку и не подумал, смерть сочли грубой медицинской ошибкой, но когда воскресли еще несколько покойников во время его дежурства, тут уже священник, хмыкнув в бороду, поехал советоваться с начальством.

Сергей Романович его не дождался. Забрав все, что можно из церковной кассы, он отправился в город, куда неудержимо тянуло все это время, поскольку его по-прежнему интересовал только компьютер, спрятанный в шкафу. Упрямо шагая по обочине, грязный и продрогший, он привлек внимание местных парней, возвращающихся с дискотеки. Парни были пьяные, раздраженные, и разговор с чужаками был у них коротким.

Вытащив из кармана Сергея Романовича деньги и вытерев о сырую траву испачканные кровью руки, они пошли восвояси, оставив Сергея умирать в придорожных кустах. И не мог ему помочь ни преподобный Сергий, ни Матренушка, ни святой Иоанн, стоящие над ним с горестно опущенными головами. Они ждали, когда душа освободится от искалеченного тела и ей можно будет открыть напрасную Божественную тайну о его земном предназначении. Хотя особой тайны-то как раз и не было. Просто время его служения еще не подошло, да теперь уж и не подойдет. Как неудачно все складывается у них там внизу, - думалось им, - сколько бы Он не посылал своих сынов, все кончают одинаково. Их или распнут, или расстреляют, или забьют. Но это - последний. На этом все. Больше Он их знать не желает. Преподобный Сергий обратил лицо к небу и заплакал. Он увидел внутренним взором, как Тот, которому он служит, отвернулся в печали, и махнув на прощание рукой Знакам Зодиака, исчез в другой Галактике.