Писатель закончил Книгу о любви и понес её в издательство.

Отсидев в приемной редактора, на двери которой крупными буквами было написано: НЕТ – ГРАФОМАНАМ!!!, он наконец попал в нужный кабинет.

- Что? - спросил маленький лысый человек за столом.

- Стихи, - краснея, как школьник, ответил Писатель.

- О чем?

- О любви.

- В чем интрига?

- В любви… - неуверенно произнес Писатель.

- Любовный треугольник? Убийство из ревности? Один из партнеров – киллер? – быстро спрашивал редактор, читая что-то в компьютере.

- Да нет – простая человеческая любовь…в рукописи на 200 листов.

- Двести листов? Рукописи? Кто будет это читать? Для издания принимаем только тексты, напечатанные на компьютере через полтора интервала. Следующий!

Несолоно хлебавши, пришел Писатель в свою каморку и с тоской оглядел строй пустых бутылок - друзей и соратников бессонных ночей…

Долго не спал и утром собрав «друзей» в большую авоську, сдал их в ближайшем ларьке. Вырученных денег не хватило бы даже на клавиатуру к компьютеру...

В расстроенных чувствах он пришел в ближайший банк.

- Э-э, у вас тут вот висит объявление о потребительских кредитах… Мне нужны деньги на компьютер…

- Мы выдадим вам кредит. Давайте паспорт, справку о вашей зарплате, выписку из домовой книги о составе семьи и внесите первоначальный взнос – 5 тысяч рублей. – «обнадежили» в банке.

Писатель собрал всё, что требовалось и внес 5 тысяч рублей, заняв их у друга – неписателя под гонорар за будущую книгу.

Вскоре новенький компьютер украшал его квартиру. Но печатать он не умел. Старенький Ундервуд, доставшийся в наследство от бабушки вместе со швейной машинкой Зингер, давно пылился в углу, ржавея в запустенье и невниманье…

В рубрике «Услуги» в газете он нашел объявление «Печатаю и редактирую тексты» с телефоном и ремаркой «Спросить Клавиэтту». Позвонил и приятный женский голос ответил: «100 рублей за страницу текста». Сговорились на 50-ти, половину – авансом. Ещё 5 тысяч рублей пришлось занять у друга-неписателя…

Клавиэтта оказалась женщиной не только с приятным голосом – она была весела и оптимистична, что подкупало и обнадеживало.

Через месяц «копьютеропись» была готова, и Писатель, вспоминая и боясь маленького, но такого лысого редактора, решил отправить её в издательство бандеролью. Клавиэтта согласилась подождать окончательного расчета. За это время она настолько освоилась в квартире Писателя, что уже считала её своим «гнёздышком» - бытовая неприспособленность «гения», умеющего только писать и иногда пить "для вдохновения», к этому располагала и способствовала.

Через два месяца из Издательства пришел ответ: «Ваша рукопись трудно читается. Необходимо её сократить».

Тут Писатель узнал, что самое трудное – это не писать, а резать написанное, выстраданное бессонными ночами с «вдохновляющими друзьями»...

«Рукопись» была сокращена до 150 страниц и отправлена в издательство…

Через три месяца пришел ответ: «Дуплексный режим рифм в вашем произведении характеризуется схожестью (подобием = конгруэнтностью) ударения (силлаботоники) и даже построением слов-рифм с использованием одного и того же набора букв, особенно в ударных слогах, или некоторой их перестановкой для соответствия первоначально заданному слову рифмы. Одинаковость букв и ударности несет некоторую одинаковость (подобие) лингвистического воздействия на читателя... в данном случае - двойного внушения, что может быть крайне опасным и привести к штампам в понимании чувства любви...

Теория хаоса (случайных процессов, "черный ящик") ваших рифм измеряется теорией вероятности с возможностью выпадения положительных событий при определенном количестве степеней свободы...наступления этих событий.. При этом, вероятно, количество необходимых решений приближается к количеству степеней свободы... Но вами не решен вопрос свободы любви, характеризующий качества поэта, как личности, позволяющий улавливать поэтические флуктуации и реализовывать их в материальном стихотворении с помощью рифм. При репрезентативном массовом исследовании вашей индивидуальности как Писателя, генерирующего рифмы, в произведении трудно прослеживается коррелированность, например, интеллекта и оригинальности (нештамповости, неизбитости) рифм и связного (желательно глубоко связанного!) смысла рифмованных мыслей, что является базисным вектором в этом симплексе-хаосе вашего произведения. Дежурный редактор издательства Б.С.Фихтенгольц».

- Клава, ты что-нибудь поняла? – спросил Писатель бывшую Клавиэтту.

- Н-н-нет…

Они засели за учебники высшей математики, теории вероятностей, числовых рядов и лингвистики и через некоторое время кое-что поняли.

Например, что такое конгруэнтность и репрезентативность в симплекс-хаосе…

Это о них: они подобны, совместимы и достаточны в этом безумном, безумном, безумном мире...

Исходя из новых знаний, они снова переработали Книгу и послали в издательство.

Через 4 месяца пришел ответ: «Стоимость издания 100 экз. вашей Книги в формате 1/2 А4 будет составлять 20 тысяч рублей. Главный бухгалтер С.Б. Демидович».

Клава ахнула, а Писатель задумался. «Чем больше я пишу, тем больше должен»… Что должен и кому, уточнять не хотелось…

Тут позвонил друг-неписастель и, пытаясь развеселить сникшую парочку, рассказал почти анекдот с черным юмором:

- Понимаешь, Ветров упал! Помнишь Ветрова? Бежал к автобусу. поскользнулся и упал! Лежит на снегу, смотрит в небо. Люди на остановке вызвали скорую. Когда машина подъехала, он уже начал подниматься. Сам! Врач спрашивает: Слышите меня? Говорить можете? Всё понимаете? А Ветров отвечает: Доктор, да не волнуйтесь вы так! Это у меня второе сотрясение - теперь мозги на место встали! Вот видишь, как полезно ездить на общественном транспорте?!

Что с Книгой? Деньги-то когда отдашь?

Писатель хотел напиться, как раньше, но Клава принесла только минеральную воду... Это ещё более усугубило бессоную ночь: столько было передумано - вся писательская жизнь пронеслась, как перед смертью... Он хотел шагнуть вперед, но Клава удержала, уговорила, укачала...

 

«А поутру они проснулись» обычными людьми, особенно, Писатель -в силу всегдашней необычности для окружающих (кроме Клавы) его писательского занятия. И действительно: кто же будет писать, печатать и издавать себе в убыток «шедевры», если даже редакторы и бухгалтеры, облеченные издательской властью и высшим пониманием смысла нужных в хаосе жизни произведений, их мыслей не понимают?