Эту историю в посёлке помнили долго. А началась она обычным зимним утром, когда Полина объявила мужу, что поездка в район – дело привычное, что справится с нею сама и поэтому беспокоиться не о чем.

- Только пусть будет Гнедко, - сказала она, - уж больно хороший конь, умный и не строптивый, не такой, как эта Красотка, – помнишь?

- Красуля? - поправил жену Седых, - конечно, помню. Разве забудешь эту рыжую бестию, еле унял её тогда. - Он подошёл к окну и, глянув на хмурый горизонт, обеспокоено проговорил: - А может, вместе поедем?

- Нет-нет, сама управлюсь, а ты дверь в сенях почини, дует ведь спасу нет, и не волнуйся – всё будет хорошо.

 

Анечке было шесть лет, когда споткнувшись о камень, она сломала ножку. В течение полутора лет девочка перенесла несколько сложных операций, и вот эта была последней – так по крайней мере сказал Леонид Моисеевич, опытный врач, заведовавший хирургическим отделением больницы, куда один раз в месяц мать или отчим привозили девочку на перевязку. Сегодняшний день как раз и был тот самый – перевязочный.

Седых попросил у колхозного бригадира Гнедко, и тот согласился, только сказал:

- Сдай его потом Гришане с рук на руки, потому что этому жеребчику цены нет, сам знаешь.

- Всё будет в порядке, Михалыч, - заверил Седых, - обещаю.

Подкатив к дому, Седых привязал Гнедко к изгороди и вошёл в избу, Полина и Анечка сидели уже у порога.

- Ну, что – пошли? - оглядев жену и дочку, спросил он. - Давайте ваши тулупы, и смотри, Полин, не задерживайся – что-то у меня душа не на месте. Может, всё-таки отложить поездку?

- Да не волнуйся ты, - улыбнулась Полина, - как управимся, так и обратно. Не задержимся, не переживай, - и усевшись в передок кошёвки, она легонько тронула вожжи.

 

После обеда как назло повалил снег, и Седых, ни на минуту не отходивший от окна, не на шутку встревожился. К тому же ветер заметно усилился, да и время, когда жена с дочкой должны были вернуться, уже прошло, и это встревожило его ещё больше.

«Неужели заблудились? – в который раз спрашивал он себя и тут же успокаивал: - Не может быть, Гнедко ведь опытный конь, и дорога ему знакома. Но метёт-то как – язви её в душу! Нет, надо что-то делать».

Не раздумывая больше ни секунды, он накинул на себя полушубок, схватил шапку с рукавицами и выскочил на крыльцо. Прикрывая глаза рукой, стал прислушиваться к завываниям ветра в надежде уловить хоть что-нибудь, похожее на скрип полозьев, но, кроме воя ветра, не было слышно ничего, и он понял, что с женой и дочкой случилась беда.

«Надо позвать Ивана, Фёдора и Николая – только самому бы не заплутаться, - промелькнуло в голове. – И угораздило же этой буре, черт её дери! И откуда налетела, такая злая?»

Будто услышав его слова, ветер на мгновение стих, и в этом затишье из перелеска до него донеслось протяжное «и-ии-ы…». Но сквозь снежные буруны и вой ветра этот звук едва пробивался, и нельзя было разобрать – то ли это отголоски стонущего ветра, то ли конское ржание. Седых ещё раз прислушался. Так и есть: конское ржание. Это мог быть только Гнедко, это он подаёт голос.

- Гнедко-о! - что есть силы закричал Седых. - Гнедко-о!

Снова послышалось ржание и на этот раз совсем близко. Сомнений не было – это был Гнедко. Набрав в лёгкие как можно больше воздуха, Седых заорал во всю мощь:

- Гнедко, я здесь, Гнедко-о!..

Но когда из белоснежного месива вынырнул запорошенный снегом конь, Седых вздрогнул – повозка была пуста.

 

Леонид Моисеевич закончил осмотр девочки и, сделав необходимые записи в медицинской карте, встал из-за стола. Затем прошёлся по кабинету и, заложив руки за спину, приблизился к окну, постоял немного, вглядываясь в летящие снежинки, потом обернулся и, нахмурясь, проговорил:

- Полина Георгиевна, как я и сказал, с Анечкой всё в порядке, но все дальнейшие действия давайте обсудим в следующий раз, а сейчас поезжайте домой, а то ветер усиливается, да и снег – не ровен час – вот-вот повалит. Одевайтесь, я провожу вас.

 

Гнедко бежал ровно, не напрягаясь, только иногда всхрапывал сильнее обычного. Анечка, закутанная в тулуп, сидела в коробе позади матери и в полусне тихонько посапывала, а позёмка, хоть и мела, но всё же не так сильно, да и ветер пока не внушал опасений, правда, сумерки приближались, и непогода усиливала их ещё больше. Но Полина этого не замечала, потому что незаметно для себя тоже задремала. Тем временем ветер усилился и повалил снег. Видимость, постепенно сошедшая на нет, уступила место сплошной снежной мгле, а потом и вовсе растворилась в подступивших сумерках. Снег сыпал уже шквальными зарядами, и вокруг не было видно ни зги.

 

Очнулась Полина от удара: повозка стояла на боку, Гнедко храпел, а сама она, зацепившись ногами за передок кошёвки, уткнулась головой в снег.

«Аня...» - пронзила голову мысль.

- Аня! - вылезая из-под короба, крикнула Полина. - Ах, боже ты мой, - запричитала она, увидев девочку на снегу, - миленькая моя, – не ушиблась? - и, взяв девочку на руки, прижала к себе. Покачивая, стала приговаривать, - моя хорошая, испугалась? Не бойся – я же с тобой. Потерпи чуток, я сделаю для тебя сейчас нишу, – не так будет дуть, а мне короб на место надо поставить, - и она опустила девочку на снег. - Ну вот, совсем другое дело, - прошептала она через минуту, пересаживая её в углубление, - а то видишь, как получилось… - и, укутывая дочку своим тулупом, негромко прибавила: - потерпи немного – всё будет хорошо, а мне кошёвку на место надо поставить.

Только кошёвка не поддавалась, потому что снег был повсюду: вверху, внизу, слева, справа… – горы снега, белого, холодного, колючего… И это была ловушка – самая настоящая. Но как они попали в неё, – Гнедко что ли сбился с дороги?

И тогда Полина стала легонько стегать жеребца.

- Ну, Гнедко, давай – постарайся, - хлопая вожжами по крупу убелённого снегом коня, просила она. - Нам без тебя – никак.

И Гнедко задёргался – раз, другой, третий… а на четвёртый вырвался, и, дико заржав, умчался в снежную мглу вместе с пустой кошёвкой.

 

- Так, ребята, обвязываемся верёвкой, и пошли, - сказал Седых и, обмотав себя первым, передал верёвку Ивану. - Мне кажется, они где-то здесь, поблизости. Фонари не забыли? Тогда вперёд, - и группу мужчин в сопровождении прыгающих, мутно-желтоватых просветов вскоре поглотила сплошная вязкая темнота.

Все четверо хорошо знали дорогу, но сейчас мешала непогода, и даже деревья по обе её стороны были почти не узнаваемы, а они в этих местах были самым верным и надёжным ориентиром.

- Федь, ты чего отстаёшь? - дёрнув за верёвку и сложив ладони рупором, прокричал Седых? - Так мы до утра будем ползти, и никого не найдём!

В ответ – молчание.

- Федь, ты меня слышишь? - закричал Седых.

- Да слышу, не кричи ты! - вынырнул из-под снежной завесы запыхавшийся Фёдор, – он слыл опытным охотником и даже как-то блудил в тайге и в такую же метель, но слава богу, удачно выбрался. Было похоже, что он добыл какую-то ценную информацию.

- А чего молчишь тогда? - Седых нервничал.

- А то и молчу, – видишь, дыхание перехватило.

- Говори, чего надумал-то, не тяни!

- И говорить нечего, просто Гнедко наш умница.

- Что?.. - не расслышал Седых.

- Найдём мы их скоро, вот что, конь-то наш не сбился с дороги.

 

- Аня, доченька, очнись, - тормошила девочку Полина. - Я ведь на ноги тебя не поставлю, милая ты моя, мы же замёрзнем так, - Полина опустилась на снег рядом с дочерью и, обхватив голову руками, с минуту сидела неподвижно, потом вдруг резко выпрямилась, и, сжав ладони в кулаки, проговорила: - Ничего, ничего…ты посиди вот так, а я отойду в сторонку и покричу, наверняка нас уже ищут. Только, пожалуйста, не спи.

 

- Мужики-и! - Седых дёрнул за верёвку. - Идите сюда! Слышите – кажется, кричит кто-то… или это ветер?

- Точно, - подтвердил Иван, - он подошёл первым, - так и есть: кто-то кричит.

- Кто, кто? Полина, конечно, - заторопился Седых, - давайте туда – быстро!

- Подожди, - остановил его Николай, - надо предупредить, что мы рядом.

И они закричали:

- Полина, Полина-аа!..

 

Метель начала стихать, когда Седых внёс Анечку во двор, за ним шла Полина, поддерживаемая Иваном и Николаем. Замыкал шествие Фёдор.

- Я же говорил, что мы их найдём, - сказал Фёдор, когда все вошли в дом.

- И я говорил, - подтвердил Иван.

- Теперь неважно, кто что говорил, - улыбнулся Седых, опуская дочку на кровать. - Важно, что мы победили, ребята, а самое главное, Гнедко наш – умница: не подвёл, не сбился с дороги, хоть и угодил в сугроб.

- Но он же не виноват, что так намело, - сказала Полина, вставая с кровати, где уже спала Анюта, и глянув на мужа, добавила: - давай-ка неси чашки, отец, а вы, мужики, садитесь за стол, – чай будем пить.