I КЛЕОПАТРА И ЦЕЗАРЬ

 

Клеопатра не любила вишневого варенья.

Но утром ей некогда было готовить завтрак, поэтому она, морщась, глотала кисло-сладкие ягоды и запивала их чаем.

В троллейбусе никто не уступал. Кто-то даже дышал в шею вчерашним весельем, отчего у Клеопатры неприятно щекотало в носу.

На работу она приходила злая.

В обед бежала в магазин за углом, покупала горячую булку с повидлом и бродила по этажам, изредка смахивая с пальто крошки.

Всегда останавливалась в обувном отделе. Рассматривала изящные сапожки на тонкой блестящей шпильке.

У Клеопатры не было денег на сапожки. Только еще на одну булку и кофе.

Пол дня проходило за компьютером. Иногда пронзительно взвизгивал телефон, заставляя Клеопатру вздрагивать.

«Все римляне – козлы!» - злилась про себя Клеопатра, стуча по клавишам.

Вечером она торопилась домой, включала телевизор и жарила картошку.

Звонил телефон.

- Юлий! Ну, наконец-то! Где ты пропадал?.. Война? Ну и что! Что, кроме тебя в Риме некому больше ею заняться? Почему ты?!.. Ну и что, что император!.. Давай лучше вечером в кино сходим… Что значит «собрание сената»?!!.. Ну и сиди со своим Брутом!

Клеопатра бежала на кухню. Картошка подгорала. Кухня наполнялась дымом. Клеопатра закуривала, открывая форточку.

«Что б ты сдох! Собрание у него! Император хренов!» - думала Клеопатра и немножко плакала.

Трудно быть царицей. И кушать хочется.

II НАПОЛЕОН

 

Наполеон был маленьким.

Поэтому его не замечали.

Когда он разбил арабов, женщины понемногу начали обращать на него внимание. Они стали полагать, что он как мужчина – ого-го!

А Жозефина даже переехала к нему.

Когда он уезжал в Россию, она очень волновалась. Все приговаривала:

- Одевайся теплее. Там жуткие морозы. Это тебе не Париж!

Наполеон сердился и клал в чемодан только свитер да две белые парадные рубашки…

- Не задерживайся там, - шептала Жозефина и, наклоняясь, целовала маленькую лысеющую голову.

Потом долго стояла у окна, провожая Наполеона взглядом. Раз или два он оборачивался, поднимал правую руку, хмуря под козырьком кожаной кепки брови, и смотрел на Жозефину.

- Ишь, ты! Прям как генерал! – думала Жозефина и тяжело вздыхала.

 

III КРУПСКАЯ И ЛЕНИН

Крупская плохо спала по ночам.

Владимир часто задерживался.

Говорил, что на партийных собраниях, а от самого несло дорогими духами и водкой.

Писал много вечерами.

Говорил, что письма другу Энгельсу, но зачем-то запирал их в стол.

«Женщина!» - кололо в сердце Надежду.

Она не была счастлива с Лениным. Он мучил ее своим невниманием и щемящим равнодушием. Ему было все равно: в бигуди ли она, в рваном ли халате или в праздничном платье. Он всегда забывал о дне ее рождения, а на восьмое марта неловко пихал в руку три гвоздики и холодно целовал в щеку.

«Ну, кому он еще нужен кроме меня и своего глупого пролетариата?! – терзалась Крупская. – Лысый, маленький и картавый! Ведь только я его, дура, и терплю. Вот возьму и брошу! Или еще хуже: уйду в секретарши к Троцкому. Ленин же не переживет! Так ему, дураку, и надо!»

А ночью Крупской приснился жуткий сон: Владимир лежит в гробу как мумия, а кругом толпится народ. Разглядывает, шушукается… Люди идут и идут посмотреть на белого недвижимого Ленина…

Крупская очнулась. У нее перехватило дыхание. Она прижалась к спящему мужу.

- Володя… Володенька… - тихо позвала она.

Ленин пробурчал в ответ что-то невнятно-сонное и повернулся к ней спиной.

«Слава Богу, жив!» - пронеслось в голове Крупской, и в кромешной тьме спальни тихонечко заблестели два мокрых глаза.

 

IV ГИТЛЕР

Гитлер мечтал о подмосковной даче.

Он засыпал и просыпался с этой мыслью. Он видел себя склонившимся над огуречными грядками в белой мокрой майке и с красными плечами…

Он думал о подмосковной даче уже несколько лет. Осенью, зимой, весной… Пробираясь в метро, он дышал ароматом подмосковных сосен и дымом дачных поселков.

По утрам тихо крался в ванную и долго разглядывал в зеркале свое лицо. Он мечтал увидеть на нем густую бороду, чтобы окончательно стать похожим на мирного философа… в белой мокрой майке… с красными плечами… над огуречными грядками…

Но под носом у Гитлера рос только маленький жидкий квадратик усов, вызывавший жестокую усмешку всего коллектива инженеров.

Была у Гитлера одна печаль.

В детстве он мечтал стать художником как Айвазовский или Куинджи. Но больше всего на свете он хотел быть похожим на своего отца-художника. Гитлер любил его без памяти, с восторженным щенячьим визгом, самозабвенно. Он ревновал его ко всему на свете. Даже к матери.

Но однажды мать не выдержала. Прогнала отца. За ложь, предательство, жадность, жестокость. И тогда Гитлер увидел совсем другого человека. Кумир и бог уходил со скандалом, выкрикивая в бешенстве все, что только может выкрикнуть обиженный человек.

Гитлер возненавидел не только живопись, но и художников.

Смотрясь в зеркало, он с ужасом узнавал в себе отца: тот же прямой нос, круглые черные глаза, брови, вздернутые над переносицей.

Чем старше становился Гитлер, тем больше он походил на отца… отца еврея. Гитлер возненавидел всех евреев.

Однажды по дороге на работу он столкнулся в вагоне метро со стариком. Толпа прижала их друг другу так сильно, что Гитлер мог разглядеть все поры на его носу, на длинном крючковатом еврейском носу. В Гитлере поднялось столько ненависти к этому маленькому, беззащитному, чмокающему, пахнущему нафталином и сыром мерзкому старику!

«Жид! Жид» - стучало в висках у Гитлера. – Передавить всех жидов на земле! Как клопов! Давить, уничтожать! Сжигать, душить, травить!!! Какие бы страшные казни я придумал для них, для этих гадких тварей! Для этих уродов!.. Уничтожить! Уничтожить!!!»

Но толпа отпустила.

И Гитлер подумал о соснах, белой майке, огуречных грядках и немного успокоился.

Он ничего не мог изменить, потому что был обычным московским инженером.

 

V ПУШКИН И НАТАЛИ

- Ты не мужик! Пошел бы, морду ему набил! Вся фирма гудит, что у нас роман! А он – Дантес этот - гомик! Я-то знаю! – кричала Натали, переворачивая котлеты. Масло шлепалось на белые кафельные стены. А Пушкин продолжал пить пиво.

- Нет! Ну, ты посмотри на него! Совсем по-фигу!

- Наташ… ну ты тоже скажешь… морду… мож, мне его на дуэль вызвать, как в девятнадцатом веке? – отозвался из комнаты Пушкин и сделал телевизор погромче.

- На дуэль! – ворвалась Натали в комнату с котлетным жаром. – Тебе все равно. А я так не могу.… Знаешь как мне обидно!

Она ушла на кухню и заплакала.

Пушкин обнимал ее вместе с пивом и гладил по голове, как маленькую ревущую девочку.

- Помнишь, в школе учили какой-то стих: «Я помню чудное мгновенье…». Весь день в голове крутится. Не знаешь, кто сочинил?– спросил он у икающей жены.

- Неа… ик… помню только что он… ик… вызвал на дуэль какого-то француза… ик… а тот его ранил… он умер… а она, его жена… осталась одна и долго плакала…

- Дурак! – улыбнувшись, сказал Пушкин.

- Дурак! – выдохнула Натали и еще раз щекотно всхлипнула Пушкину прямо в ухо…

VI КОЛУМБ

Колумб в очередной раз поругался с кассиршей завода.

Стерва как-то мало дала.

«Вот… тудыть твою в канчель! – шипел он про себя. – Королевна усатая! Чтобы ты подавилась своими копейками!»

У Колумба даже руки задрожали от злобы. И чтобы не провоцировать развитие нервных заболеваний, он тут же отправился в «лекарственную лавку» под экзотическим названием «Индия».

Когда вышел в заповедный переулок, «Индии» на обычном месте не было… «Черте что!» - присвистнул Колумб. Еще неделю назад он залечивал в «Индии» производственные раны, а теперь заветный ларек просто испарился.

Грустно озираясь по сторонам, Колумб свернул за угол и буквально уткнулся носом в блестящие витрины, за которыми гудели мужики, и брякали бутылки и кружки.

Колумб поднял глаза и прочел вывеску: «А-ме-ри-ка».

«Ну и Бог с тобой, Индия!» - подумал он, и смело отворил дверь…

 

VII ХРИСТОС

На пороге стояли свидетели Иеговы.

- Верите ли Вы в Бога? – спросила пожилая женщина с детскими глазами.

- Не знаю, - уклончиво ответил Христос и захлопнул дверь.

В одиннадцать позвонил брат-бабтист и пригласил на проповедь.

В почтовом ящике лежал перевод Библии в свободной трактовке пятидесятников.

На работе все женщины взахлеб осуждали омолаживающий эффект поста и «считается ли грехом то, что я съела кусочек мяса, приняв его в темноте за хлеб?».

Вечером в автобусе старушка-соседка с заговорщицким видом всунула в руки Христа газетку и доверительно сообщила:

- Страшный суд грядет.

- Да вы что! – воскликнул Христос.

И пересел.